Балтус. Глава пятая

5.

Хмурясь, он сидел в своем кресле и гадал: придет – не придет. Она опаздывала уже на 30 минут. Сам он был очень пунктуален и не любил, когда опаздывали другие.
Пришла. Он, жестом, пригласил её перешагнуть порог и отмахнулся от  попыток извиниться – виноватое выражение её лица достаточно компенсировало за минуты раздражительности.
  Раздеваясь, она закрыла дверь спальни.

« Стесняется»– подумал он , и улыбнулся. – Ему это понравилось.  Он всегда предпочитал моделей « с улицы». У них еще не образовалось специфическое защитное поле, как у профессионалов, позволявшее тем легко радеваться при посторонних. Они еще были неподражаемы, в своей естественности, легко краснели, не знали, куда деть руки, или насколько широко раздвинуть ноги, когда он их об этом просил . Некоторые из них, казалось, были готовы умереть от стыда, и он догадывался, какая это была пытка для них, лежать, вот так, под пристальным его взглядом, как на кресле гениколога.
 
  Все шло по плану и он все еще работал с ватманом, пополняя рисунок новыми деталями.  Конечно, ему очень хотелось бы усыпить её, не только, чтобы разглядеть её получше, но и обнюхать – каждая женщина имела свой,собственный запах, который многое мог рассказать о них. Он замечал так же,  и  уже не однажды, что чувство стыда, или страха тоже меняет специфику их запаха, делает его богаче и выразительней.

 Он так и поступал с некоторыми своими моделями - усыплял. Тогда он мог дотронуться до них, поправить волосы, части тела, так как ему того хотелось.  Запах, исходящий от их тела, и особенно там, в паху, настраивал его на особую волну, позволяющую передать и перенести на полотно их индивидуальность.
Иногда он сравнивал себя с великим Свенгали, который усыплял Трильби  - только под его гипнозом талант певицы разворачивался во всю широту.

Большинство его моделей были студентками местного колледжа.  Они были счастливы заработать денег, лежа на софе. Первые двадцать минут он обычно рисовал их с открытыми глазами, а потом говорил: « Устройся поудобнее и усни. Расслабься и усни. Они погружались в глубокий сон быстро, даже не догадываясь, что он обладает способностью гипноза.

 
  Невозможно находиться в одной комнате с мужчиной, голой,лежа на его диване, и не начать фантазировать о нем. Я не была исключением. Пока он хладнокровно , и безо всяких эмоций, разглядывал меня, я тоже наблюдала за ним. Интересно, какое у него прошлое, был ли он женат, сколько у него было любовниц. Меня интересовало, спал ли он со всеми своими моделямии сделает ли попытку переспать со мной? Каков он в страсти? Особенно меня притягивали его руки, крепкие, волосатые, почему-то они возбуждали меня больше всего. Я уже не опасалась его, а его абсолютное равнодушие ко мне, как женщине, начинало задевать за живое.

 Двадцать минут пролетели незаметно, дальше следовал перерыв с чаем, и пока он был на кухне, я вытащила из стопки альбомов один, « Бальтасар Клоссовски» или Балтус . Вспомнилось, что на своем сайте, в краткой автовиографии, Томас называл его одним из самых своих любимых художников. Ну конечно, обнаженные тела… Очень   юные модели, почти школьницы.
Я углубилась в чтение его биографии.   В тот момент, когда вернулся Томас, я рассматривала одну из работ, очень противоречивую и очень сексуальную. Я быстро захлопнула книгу, но он усмехнулся и спросил:
- И как вам понравился « Урок музыки»? Так называется работа, которую вы только что так углубленно изучали.
Заметив, что я покраснела, он рассмеялся, словно прочитав мои мысли:
- О нет, Балтус не был педофилом. Многие его современники думали так же. Просто он пытался запечатлеть в своих работах процесс взросления, момент превращения девочки подростка – в женщину. Ему было в высшей степени наплевать, что думает о нем почтенная публика. Был он замкнутым и не очень приветливым человеком.
« Почти как ты сам, - мелькнула у меня мысль,- и тебе абсолютно безразлично, что я о тебе думаю.»

Этим же вечером он позвонил. У меня мелькнула мысль, не пытается ли он со мной сблизиться, может я все таки вызвала у него интерес?
Но, голосом, удивительно напоминающим старую потертую кожу, он поинтересовался,  все ли меня устраивает, и нет ли каких либо пожеланий.
- Порою людям легче высказаться по телефону, чем с глазу на глаз.- объяснил он свой звонок.
 Замечаний и пожеланий у меня не было, и он положил трубку, коротко попрощавшись.

«  Не человек, а айсберг. – Подумала я.  – Высокомерный, надутый болван».
Я вспомнила, как он , рассказывая о себе, сказал: « Я всегда знал, что я талантлив».
«Тоже мне, сама добропорядочность и учтивость! - Продолжала распалять себя я, а сам –то  - одевает свою гитару в женское белье!»
 Я усмехнулась, как и тогда, в его спальне, где не удержалась и приподняла угол одеяла, из-под которого свисала полА небесно-голубого пеньюара, надетого на гитару.