Black butterfly

Глава I
Сон (Лимб)

Он проснулся в хорошо освещённом месте. Под ногами был холодный пол грязно-зелёного цвета. Сероватые стены без окон сливались с дверью, выдававшей себя большим глазком чёрного цвета. Свет шёл откуда-то сверху. А потолок был настолько высок, что можно было подумать, будто стены поднимаются вверх до самого неба. Человек в белой пижаме сидел на кровати и отчаянно пытался вспомнить: кто он, где он и что с ним случилось?
Заметив на столике в углу комнаты какие-то бумаги, он встал и направился к ним. Но в ту же секунду в открывшуюся дверь ввалился седобородый старик в белом халате с подносом в руке. Поставив еду на стол, он поспешил к выходу. Человек в пижаме хотел что-то у него спросить, но не смог произнести ни слова, будто забыл язык, на котором разговаривал, или не мог говорить вообще, но забыл об этом. Дверь захлопнулась, и он снова остался один.
Он подошел к столику и стал нетерпеливо поглощать пищу. Еда ему нравилась. На маленьком блюдце, рядом со стаканом сока бледно-желтого цвета, он заметил две таблетки: одна белая, банально напоминавшая аспирин, а вторая чёрная, как дверной глазок. Не притронувшись ни к одной из них, человек в пижаме принялся читать исписанные листки бумаги. Записи были хаотичные, будто человек, писавший их, пытался перенести на бумагу поток своего больного сознания. Но в то же время он отметил про себя, что каждое прочитанное слово было знакомо и дорого ему. От напряжения начала болеть голова, и человек в пижаме вновь прилёг. Боль всё усиливалась, и он, надеясь на помощь, стал отчаянно стучать в дверь. Но как бы сильно он не стучал, она по-прежнему оставалась запертой снаружи.
Тут он вспомнил про таблетки, оставленные ему седобородым незнакомцем. Проглотив белую, он почти мгновенно почувствовал невероятную лёгкость. Стены комнаты озарил яркий белый свет, который он же сам излучал. Закрыв глаза, он перестал быть человеком в пижаме. Теперь он был всем: сероватыми стенами, грязно-зелёным полом, седобородым стариком и бесконечно высоким потолком, который на самом деле был небом. Он просто был, был и был всем этим.

Глава II
Мизантропия (Реальность)

Агнус проснулся в холодном поту. Это, определённо, был самый реалистичный сон в его жизни. Он запомнил каждую его деталь. На часах 4:40. Душ. Невкусный кофе. Такси. Работа.
Работал Агнус в городском морге — не самое лучшее место для педиатра, одного из лучших выпускников медицинской академии, но его всё устраивало. Он не любил живых людей — они казались ему невыносимо глупыми, лживыми и лицемерными. С трупами всё было иначе — они не могут притворяться теми, кем не являются. К тому же, они всегда молчат, а значит не кажутся такими глупыми. Агнус занимался в основном развешиванием номерков на большие пальцы ног покойников. Рабочий день прошёл неплохо: он оформил двадцать три трупа, из них: восемь женщин, четырнадцать мужчин и один ребёнок, лет двенадцати.
После работы Агнус обычно ужинал в заведении под названием «Black butterfly» с вывеской в виде тёмно— синей бабочки на входе. Там можно было курить, всегда играла хорошая музыка и не было яркого света. Так было и на сей раз. Проходя мимо барной стойки, Агнус поморщился: он ничего не понимал в политике, но слушать толстого, небритого мужика, лет сорока пяти, с безнадёжно тупым взглядом и кружкой пива в руке, рассказывающего о проблемах французской демократии, было противно.
Агнус сел за столик в глубине зала, кивнул официанту, который через две минуты принёс пасту с сыром, пару пирожных и чашку крепкого чая. Это был его привычный, стандартный заказ. Агнус ел с аппетитом, но из головы никак не выходил сегодняшний сон.
Он уже разделался с макаронами и приступил к пирожному, когда к нему за столик подсел странный на вид человек. Незнакомец, не говоря ни слова, с совершенно каменным выражением лица пододвинул к себе тарелку и начал поедать оставшееся пирожное Агнуса. Он был одет в скромный строгий костюм и напоминал пожилого профессора. Седая, ухоженная борода и аккуратно зачёсанные на правый бок волосы совсем не подходили к его безжизненному лицу. Мертвецкий взгляд незнакомца словно пронзил Агнуса, вызвав огромный интерес к нему.
(Агнус) — Вы кто?
(Незнакомец) — Я Митра.
(Агнус) — А почему вы сели именно за мой столик?
(Митра) — Потому что вы хотели со мной поговорить.
(Агнус) — И о чём же я хотел с вами поговорить?
(Митра) — О вашем сне.
От неожиданности Агнус нечаянно опрокинул стакан с недобитым чаем, и он шумно ударился об пол.
(Агнус) — Как вы узнали про сон? И почему вы решили, что я хотел поговорить именно с вами???
(Митра) — Ваши глаза выражают чрезвычайную озабоченность, но при этом у вас совсем неплохой аппетит, а это значит, что причина озабоченности в чём-то, не представляющем угрозы вашему физическому и материальному состоянию. Из чего я предположил, что вы взволнованны именно сном.
(Агнус) — Вы за мной наблюдали?
(Митра) — Да, но не больше минуты. Не волнуйтесь, вы попали в поле моего зрения совершенно случайно.
(Агнус) — Всё это весьма странно.
(Митра) — Да, наверное. Так вы поделитесь со мной своим переживанием?
(Агнус) — В чём же ваш интерес?
(Митра) — Я психиатр. Думаю, общение с вами будет для меня полезно. К тому же, замечу, вы приятный собеседник.
По лицу Митры скользнула едва заметная улыбка, глаза наполнились теплом. Агнус начал свой рассказ. Когда он закончил, в баре почти не осталось посетителей. Потолок заволокло густым сизым сигаретным дымом. За окном стемнело. Митра неподвижно сидел, откинувшись на спинку стула.
(Агнус) — Профессор! Профессор!!!
(Митра) — Да, да, простите.
(Агнус) — Вы хотели помочь мне разобраться в этом странном кошмаре.
(Митра) — Ну-у-у… Начнём с того, что это вовсе не сон.
(Агнус) — А что тогда?
(Митра) — Больше похоже на воспоминания.
(Агнус) — Воспоминания о чём?
(Митра) — Только вы можете ответить на этот вопрос.
(Агнус) — И кем я был в этих воспоминаниях?
(Митра) — Вы были богом. Я думал, вы понимаете.
Агнус молчал. Митра вложил в его руку визитку и встал из-за стола.
(Митра) — До встречи.
Агнус по-прежнему молчал, не отрывая взгляда от собственной ладони. Митра уже ушёл, а он всё сидел и сидел без движения, изредка моргая глазами.
Было поздно, бар уже закрывался, поэтому он встал и, расплатившись, медленно вышел на улицу. Придя домой, он лёг на кровать в одежде и еще долго лежал с открытыми глазами. Мысли так и мелькали в голове, сменяя друг друга с невероятной скоростью. И если бы его сейчас спросили, о чём он думает, он не смог бы ответить ничего вразумительного. Прошло ещё пару часов подобных мучений, и он уснул.

Глава III
Ангел Лина (Лимб)

Глаза открылись. Опять, опять эти стены, грязный пол, бесконечно сегодняшний сон.
Он уже разделался с макаронами и приступил к пирожному, когда к нему за столик подсел странный на вид человек. Незнакомец, не говоря ни слова, с совершенно каменным выражением лица пододвинул к себе тарелку и начал поедать оставшееся пирожное Агнуса. Он был одет в скромный строгий костюм и напоминал пожилого профессора. Седая, ухоженная борода и аккуратно зачёсанные на правый бок волосы совсем не подходили к его высокий потолок, белая пижама, дверь с чёрным глазком. Зачем? Зачем я опять здесь? Приподняв голову, он заметил, что за столиком сидит девушка и держит в руках те самые записи, которые он пытался понять в прошлый раз. Она была поглощена чтением.
Агнус бесшумно поднялся и сел, опершись на спинку кровати. Красные волосы незнакомки подчёркивали ее невероятно естественное, настолько живое лицо, что создавалось впечатление, будто за всю жизнь девушка ни разу не пыталась изобразить фальшивую эмоцию. Кровать предательски скрипнула, и девушка подняла голову.
(Незнакомка) — Привет!
(Агнус) — Здравствуй.
(Незнакомка) — Мне нравятся твои заметки.
(Агнус) — Мои заметки???
(Незнакомка) — Да, особенно мысли о смысле человеческого существования.
Она бережно сложила листки в стопочку, встала, аккуратно задвинув за собой стул.
(Агнус) — Кто я?
(Незнакомка) — Тебе решать.
(Агнус) — Тогда ответь, кто ты?
(Незнакомка) — Я ангел. Меня зовут Лина.
(Агнус) — Где мы находимся?
(Лина) — Ты думаешь совсем как человек. Мне трудно тебе что-либо объяснять.
(Агнус) — И всё же!?
(Лина) — Это твой лимб.
(Агнус) — Лимб — это что-то вроде чистилища?
(Лина) — Нет. В представлении людей, чистилище-это место, где люди делятся на грешников и праведников. А лимб — это бесконечное пространство внутри тебя.
(Агнус) — Внутри меня, то есть в моей голове?
(Лина) — Перестань задавать глупые вопросы.
(Агнус) — Что за ней?
Он кивнул на дверь комнаты.
(Лина) — Тебе решать.
Агнус снова глянул на дверь, потом на свои ноги.
(Агнус) — Почему я ничего не помню?
(Лина) — Я расскажу позже, если захочешь.
Она подошла ближе и взяла Агнуса за руку. Только сейчас он увидел её глаза, такие же, как у профессора, с которым он разговаривал в баре.
(Лина) — Не хочешь прогуляться?
(Агнус) — Да, но как?
(Лина) — Идём!
От её прикосновения дверь открылась, и комнату вновь озарил яркий свет. Веки непроизвольно зажмурились, а когда Агнус открыл глаза, они уже стояли посреди людной улицы. Над головой Лины тускло светилось что-то вроде нимба. И если бы сейчас она была одета не в узкие голубые джинсы и грязно-розовый свитер, а в белую тогу, то вполне походила бы на греческую богиню. Вокруг была ужасная суета, кажется по поводу какого-то праздника. Все спешили по своим делам.
(Лина) — Они нас не видят.
(Агнус) — То есть мы невидимые?
(Лина) — Нет, просто мы не доступны их восприятию. Они видят только то, что хотят видеть.
(Агнус) — Сейчас они кажутся мне такими глупыми.
(Лина) — Это только начало. Идём!
Она повела его к высокому зданию. Стеклянная дверь, лифт, четвёртый этаж. Они попали в большой офис, в котором около двух десятков человек бегали друг к другу с какими-то бумажками, ставили подписи, рисовали графики, составляли таблицы. Вряд ли кто-нибудь из них задумывался о пользе того, на что они тратят свою жизнь. Все здесь вели себя словно по правилам своего маленького муравейника.
(Лина) — Что ты думаешь об этом?
(Агнус) — Противно, давай уйдём.
(Лина) — Хорошо.
Снова лифт, ещё шестнадцать этажей в верх, и они — на крыше.
(Агнус) — Здесь лучше.
(Лина) — Тебе правда было противно смотреть на этих клерков?
(Агнус) — Да, а тебе разве нет?
(Лина) — Знаешь, иногда они кажутся мне забавными.
Агнус сел на край крыши. Солнце садилось. Фары машин, фонарные столбы, окна многоэтажек светились всё ярче. Лина села рядом.
(Агнус) — А эти люди не такие уж и противные, если смотреть на них с крыши двадцатиэтажного здания.
(Лина) — Ты многого не знаешь.
(Агнус) — Так расскажи!!!
(Лина) — Ладно. Можешь задать мне три вопроса.
(Агнус) — Ты так и не объяснила, почему я ничего не помню до того, как первый раз очнулся в белой комнате моего лимба.
(Лина) — Даже люди способны забывать прошлое по своему желанию, например, когда воспоминания причиняют им боль, с которой сложно жить дальше.
(Агнус) — Со мной произошло то же самое? (Лина) — Не совсем, ты ведь не человек.
(Агнус) — Но почему я забыл абсолютно всё, если мог забыть только то, что мне мешало? Зачем отрезать руку если болит палец?
(Лина) — Это было твоё решение. Возможно, ты хотел начать всё сначала.
(Агнус) — У меня столько вопросов и только ты можешь дать на них ответы. Кстати, есть ещё такие же, как мы?
(Лина) — Ты имеешь в виду сущности свыше человеческих?
(Агнус) — Да!
(Лина) — Тебе решать.
(Агнус) — Значит я главный?
(Лина) — Тебе решать.
(Агнус) — Но я не понимаю.
(Лина) — Сейчас тебе надо всё обдумать.
Лина положила ему руку на плечо. Агнус подумал, что она хочет его обнять, но вместо этого почувствовал толчок и понял, что падает. Он закрыл глаза, и ощущение падения прекратилось.

Глава IV
Осознание и теория (Реальность)

Открыв глаза, Агнус увидел люстру. Он снова был человеком. То, что происходило с ним ночью, не было похоже на сон и даже на воспоминания. Это было нечто другое, нечто близкое к сумасшествию.
Мерзкий звук будильника очистил голову от суеты. «Да! Работа! Мне нужно на работу,» — подумал Агнус. Сейчас он старался гнать от себя мысли о сумасшествии. Завтрак, подъезд, улица. До работы километра два — вполне можно дойти пешком. Агнус любил думать вслух. Мысли словно принимали нужную ясность и твёрдость в момент их произношения.
— А что, если я на самом деле схожу с ума? Страшно. Хотя с другой стороны в этом нет ничего плохого. Многие великие люди были сумасшедшими: Фёдор Достоевский, Фридрих Ницше, Альберт Эйнштейн. Может мне обратиться к психиатру? Ах да, Митра оставлял мне визитку, он ведь психиатр.
Агнус достал из кармана визитку Митры, повертел её в руках и выбросил в мусорный бак на углу улицы.
— Ну-у-у нет. Этот старик ещё больший псих, чем я. Ещё пару таких же бесед с ним, как в прошлый раз, и я, правда, начну считать себя богом. Агнус переступил порог морга и начал свой обычный рабочий день.
Работы было мало. К середине дня поступило всего восемь трупов. Для таких дней в его столе всегда лежали хорошие книги. Он откинулся на спинку мягкого автокресла с колёсиками, положил ноги на стол и стал читать «Тарантул» Боба Дилана.
Это было очень странное чтиво, но личность автора бесспорно вызывала интерес. Агнус увлёкся книгой и почти забыл о вчерашней ночи. Прохлада и тишина морга, лёгкий запах формалина, мягкое кресло и хорошая книга в руках — всё это уже не раз приводило его мысли в порядок.
Идиллию нарушили санитары, вносившие носилки с новым телом. Один из них подошёл к столику, чтобы положить папку с личным делом трупа. На его лице сияла тёплая улыбка: видимо от шутки, услышанной минутой раньше. Агнус попытался улыбнуться в ответ, но смог изобразить только что-то вроде оскала. Он уже не помнил, когда последний раз улыбался по-настоящему.
Отложив книгу, Агнус взглянул на носилки с трупом. Из-под простыни виднелся локон красных волос. В документах значилось, что это девушка двадцати четырёх лет по имени Лина. В графе фамилия стоял прочерк, а фотография была небрежно отклеена. Медленно стянув с её лица простыню, Агнус оцепененел. Перед ним лежало тело Лины, той самой Лины из его ночного сумасшествия. Для полной уверенности не хватало только её глаз — он должен был их увидеть. Рука потянулась открыть их, но остановилась. Словно кто-то невидимый не позволял ему это сделать. Тогда он сдёрнул простыню с её тела и вновь открыл документы. На последней странице, в графе «Дальнейшее распределение» стояла печать со словом «кремация».
Агнус не любил крематорий, и отвозить туда трупы ему приходилось не чаще двух раз в месяц. Но он не мог представить там тело Лины: как вспыхивают её волосы, выгорает и обугливается плоть. Он прикоснулся к ней губами и перенёс в камеру долгосрочного хранения, заменив её трупом девушки без документов. Теперь стало просто необходимо во всём разобраться, и помочь сейчас мог только Митра. Схватив свой плащ, Агнус без остановок добежал до мусорного бака, в который ещё утром выбросил визитку.
Найдя её на самом дне, он сразу же поймал такси и отправился по адресу, который был в ней указан. Войдя в приёмную, Агнус жестом заткнул рот секретарше и прошёл в кабинет Митры. В его кабинете всё выражало спокойствие: стены зелёного цвета, резной стол из тёмного дерева, настольная лампа слабого освещения, мягкий белый ковёр, стеллажи, забитые книгами и даже стоявшее в центре кабинета кожаное кресло с подголовником. Сам же Митра сидел за столом, подчёркивая что-то в книге с абсолютно белой обложкой. Увидев Агнуса, он подскочил и прикрыл за ним дверь. Это был совсем не тот невозмутимый старик с каменным лицом мертвеца. Сейчас глаза Митры блестели азартом, а лицо было наполнено жизнью.
(Митра) — Как же я рад тебя видеть, друг мой.
(Агнус) — Я пришёл чтобы разоб…
Митра перебил.
(Митра) — Знаю, знаю. Но, чтобы ты всё понял, я должен начать с самого начала.
(Агнус) — Хорошо.
(Митра) — С тех пор, как мою сводную сестру стали посещать необычные сновидения, природу которых я не мог объяснить. Я стал записывать их. Каждый раз сон начинался с того, что она открывала глаза в странном месте с тремя дверьми без ручек. Одна дверь была лиловой, как и стены, а две другие чёрного и белого цветов. Лиловая была всегда заперта, а открыть чёрную она не решалась. Открывая белую двери её захлёстывало чувство осознания того, что всё происходящее порождение её собственного разума. Эти сны были ужасно реалистичные и медленно сводили её с ума. Они повторялись каждую ночь в течение месяца, и открывание белой двери давало всё более глубокое осознание структуры происходящего. В надежде помочь ей, я посоветовал открыть чёрную дверь. На следующее утро она проснулась сумасшедшей.
(Агнус ) — То есть как сумасшедшей?
( Митра) — Она перестала разговаривать, двигать зрачками, есть. Всё это выглядело как полный паралич нервной системы, но медики не находили никаких отклонений. В таком состоянии она провела последние семь лет и скончалась на прошлой неделе.
(Агнус) — Я соболе…
Митра снова перебил.
(Митра) — Это ещё не всё. С тех пор, как она сошла с ума, я стал искать похожие случаи.
(Агнус) — И что?
(Митра) — Я нашёл христианина, который каждую ночь попадает в Эдем и разговаривает со своим богом. И иудейку, которая горит в четвёртом круге своего иудейского ада.
(Агнус) — И где они сейчас?
(Митра) — Христианин совершил самоубийство, чтобы навсегда остаться в Эдеме, а иудейка сошла с ума, видимо потому, что была не в силах вынести мучения своей преисподней.
(Агнус) — Вы считаете, что это всё происходило с ними в их собственном сознании?
(Митра) — Скорее в бессознании! Видите ли, моя теория заключается в том, что за время земной жизни каждый человек накапливает знания, эмоции, мысли, которые отпечатываются в бессознательной области мозга. Но и бессознание способно влиять на сознание, например через сон или отклонения в психическом состоянии. Чем сильнее связь между ними, тем выше структурный уровень мышления. Это даёт человеку больше способностей к творчеству. Обычно люди с обострённой связью становятся писателями, поэтами, великими учёными, философами. Однако чрезмерное влияние бессознательного перегружает головной мозг и приводит к сумасшествию.
(Агнус) — Так значит я всё-таки сошёл с ума.
(Митра) — Ещё нет. Вы должны меня дослушать!
(Агнус) — Извините.
(Митра) — Я стал разрабатывать эту теорию дальше и пришёл к выводу, что христианин, о котором я вам рассказывал, сейчас действительно находится в раю, а иудейка, в свою очередь, в аду. Только его рай, как и её ад находятся лишь в их собственном воображении. Если можно так выразиться.
(Агнус) — Но они сейчас мертвы. Их мозг перестал функционировать и начал разлагаться!! Их сознания больше нет!
(Митра) — Исходя из моей теории, сознание — сгусток мыслей, скользящих по нейронам головного мозга. Мозг и тело нужны сознанию только для получения информации из внешнего мира. И если до момента смерти сознание в какой-то степени материально, то после неё оно становится самодостаточным, дематериализуется и начинает создавать внутри себя мир из образов, накопленных при жизни носителя.
Опустив глаза, Агнус тихо произнёс:
— Мы заполняем свой лимб материалом, из которого потом сами же строим свой рай или ад.
Он вдруг почувствовал слабость и плюхнулся на кресло в центре комнаты.
(Митра) — Ну что же вы. Не стоит так нервничать.
Он нажал на кнопку для связи с секретаршей.
(Митра) — Фрейда, сделай два кофе, пожалуйста.
(Секретарша) — Одну минуту, Митра Адамович.
Агнус не стал рассказывать про Лину и второй сон. С этим он решил разобраться сам.
(Агнус) — Можно ещё вопрос?
(Митра) — Конечно, друг мой. Спрашивайте.
(Агнус) — Почему иудейка, о которой вы рассказывали, создала себе ад, а не рай, как это сделал христианин?
(Митра) — Мне кажется она верила искреннее и считала себя грешницей, а христианин был лицемером и простил себе свои грехи. Её собственная совесть стала её личным сатаной.
Секретарша принесла кофе и удалилась. Агнус задумался: теперь наш разговор стал похож на тёплую дружескую беседу.
(Агнус) — Как вы думаете, что будет, если я проглочу чёрную таблетку?
(Митра) — Не знаю. Но, если белая поднимает вас до уровня творца, логично предположить, что чёрная отпустит до уровня творения.
У Агнуса вдруг появилось непреодолимое желание вновь увидеть Лину или хотя бы её тело.
(Агнус) — Думаю мне пора.
(Митра) — Вы ещё зайдёте?
(Агнус) — Не знаю. Спасибо за кофе.
Митра проводил его до приёмной и дружески похлопал по плечу.
(Митра) — Прощайте… И ещё кое-что!
(Агнус) — Что?
(Митра) — Не теряйте себя.
Улица, такси, морг. Новых трупов не было. Агнус вытащил тело Лины из камеры хранения, придвинул стул и сел рядом. Какие же странные чувства он испытывал. Он был безумно счастлив её видеть, но понимание того, что она мертва причиняло жуткую боль. Сжав её холодную руку и положив голову на твёрдую грудь, Агнус плавно погрузился в сон.

Глава V
Бесконечный ноль (Структура)

Белый туман перед глазами плавно преобразовался в комнату. Лиловые обои на стенах. Лиловая, чёрная и белая двери. Всё выглядело так, как Митра описывал комнату из сна своей сестры. На полу у кровати лежала толстая тетрадь в красной обложке и прикреплённая к ней ручка. Открыв её, Агнус понял, что это те же самые записи, что были на столе в его комнате лимба. Словно кто-то переписал их.
В дверях появился старик, точно такой же, как тот, который приносил еду, когда он первый раз очнулся в белой комнате с бесконечно высоким потолком. Как и в прошлый раз Агнус не смог с ним заговорить. На подносе с едой, так же лежали две таблетки.
— Если проглочу чёрную, то возможно никогда не смогу вернуться в своё тело! Но если белую, то в очередной раз проснусь и ничего не узнаю. Эхх, надеюсь оно того стоит.
Он открыл тетрадь на последней странице и большими буквами написал: «Сегодня я узнаю главную тайну — в чём смысл моей жизни, и жизнь потеряет смысл». Взяв в левую руку чёрную таблетку, а в правую стакан сока, он почти проглотил её. Но остановился и проглотил обе таблетки разом, ехидно улыбаясь при этом.
Подскочившая в разы сила притяжения прижала его к полу. Свет вокруг становился всё ярче. Агнус дополз до лиловой двери, которая открылась от его прикосновения. Жар по всему телу, боль в животе, головокружение. Он понял, что теряет сознание…
Теперь Агнус был маленькой клеточкой вместе с другими такими же клеточками. Их было бесчисленное множество, и он ничем от них не отличался. Как только Агнус это понял, то провалился куда-то внутрь себя, став ещё более мелкой клеточкой. Сквозной клеточкой с чёрными гранями в бесконечном белом пространстве. С нарастающей скоростью он вновь и вновь проваливался в себя, с каждым разом становясь в сто крат меньше исходного. Интервалы между падениями уменьшались, а скорость увеличивалась, пока чёрные грани клеток не стали мелькать так быстро, что, смешавшись с белизной окружающего пространства, превратились в однородную серую массу. Агнус и сам стал этой серой массой, но не ею самой, а ничтожно малой её частью, стремительно уменьшающейся с каждым мгновеньем.
— Интересно, стану ли я ничем? Или буду вечно уменьшаться.
В юношестве Агнус всерьёз увлекался философией, в ней он находил свободу, в которой нуждался. И в пятнадцать лет почти забросил школу, уделяя всё своё время чтению трудов Платона, Аристотеля, Маркса, Конфуция, Ницше… Как и древнегреческий философ Сократ, Агнус брал искусство спора за основу мышления и лучшее средство нахождения истины. Поэтому он всегда охотно вступал во всевозможные дискуссии, особенно на возвышенные темы.
И сейчас, став серой массой падающей в недра самой себя, он вспомнил девочку, доказывавшую ему равенство между нулём и бесконечностью. Он уже не помнил ни её имени, ни внешности, ни причины спора, но диалог он помнил в подробностях.
(Девочка из прошлого) — Возьми, к примеру, единицу и раздели её на два. Что ты получишь?
(Агнус) — Я получу 0,5.
(Девочка из прошлого) — Ещё раз!
(Агнус) — 0,25. Что дальше?
(Девочка из прошлого) — Повтори это действие ещё пять раз, можешь использовать калькулятор.
(Агнус) — 0,125 ; 0,0625 ; 0,03125 ; 0,015625 ; 0,0078125 . И что это доказывает?
(Девочка из прошлого) — Ты можешь бесконечно продолжать деление и число будет уменьшаться, но оно никогда не станет равным нулю.
(Агнус) — Это я и сам понимаю.
(Девочка из прошлого) — Сейчас я доказала тебе, что бесконечность может заключаться внутри одного числа.
(Агнус) — Продолжай.
(Девочка из прошлого) — Этот метод применим к любому числу, и даже к нулю.
(Агнус) — Но ноль нельзя разделить на части — в результате всё равно будет получаться только ноль.
(Девочка из прошлого) — Это заблуждение математиков. Если мы разделим ноль на два, то получим не один, а два нуля, и каждый из этих нулей будет равен исходному. Это значит, что если мы станем делить ноль на бесконечность, то сможем получить бесконечность нулей.
Сейчас эта теория казалась Агнусу весьма применимой к тому, что с ним происходит.
— Если я становлюсь меньше, значит я точно не в нулевой бесконечности. Но что со мной?
Постепенно падения в себя участились до такой степени, что он совсем перестал их замечать.

Глава VI
День первый (Лимб)

Это был всего лишь сон во сне или фантазия в фантазии. Голова Агнуса лежала на коленях Лины, которая приводила его в чувство. Увидев бесконечно высокий потолок, наполненный светом, он понял, что всё ещё находится в лимбе. Лина била его ладошками по щекам.
(Агнус) — Стой, стой, я уже очнулся. (Лина) — Идиот. Как ты додумался проглотить обе таблетки!? (Агнус) — Я хотел узнать. (Лина) — Узнать что?
Он лежал на её коленях и незаметно улыбался. В уголках глаз Лины блестели не до конца высохшие слёзы, следы истерики, начавшейся, когда он потерял сознание.
(Агнус) — Узнать, что дальше, что за гранью лимба. (Лина) — Ничего. У лимба нет конца. Почему ты не мог проглотить чёрную и остаться здесь со мной навсегда? (Агнус) — Ты хочешь, чтобы я остался?
Она быстро вытерла слёзы, сделала серьёзное лицо и встала, переложив голову Агнуса на подушку.
(Лина) — Нет. Уходи! (Агнус) — Почему? (Лина) — Ты не можешь здесь остаться — это моя комната. (Агнус) — А куда я попаду если выйду? И в какую дверь я должен выходить? (Лина) — Тебе решать, что находится снаружи. А дверь сейчас для тебя только одна.
Агнус повернул голову в ту сторону, где раньше были три двери, но осталась одна лиловая.
(Лина) — Уходи!!!
Агнус не хотел уходить, но интерес к тому, что находится за дверью был сильнее, и он просто вышел. За дверью оказался вполне обычный подъезд. Спустившись по лестнице три этажа вниз, Агнус попал на улицу. Холодно. Прохожие одеты в шубы и куртки.
(Агнус) — Господин простите. Какое сегодня число? (Прохожий) — Двадцать шестое января. (Агнус) — Спасибо.
В кармане своих джинсов Агнус нашёл четыре крупные купюры, зажигалку и пачку сигарет. Пешком идти было холодно, к тому же некуда. Остановка, такси, хороший магазин одежды. Дважды обойдя мужской отдел, Агнус оделся в классические широкие американские джинсы, рубашку бёрберри тёмных тонов и тёмно-зелёный плащ с капюшоном. В магазинном зеркале он увидел небритую физиономию с большими мешками под глазами и грязными волосами, свисающими во все стороны.
— Дааа, во сне я выгляжу ещё хуже чем в реальности.
В обувном отделе он купил коричневые замшевые ботинки туристического типа, затем взял такси до ближайшей гостиницы.
(Ангус) — Будьте добры, одноместный люкс. оплата за два дня, ужин в номер.
Вкусно поужинав и медленно выпив пол бутылки дешевого вина, Агнус сел в мягкое кресло и стал вслух анализировать прошедший день.
— Я в лимбе, значит, в реальном мире моё тело находится в состоянии сна, наверное, я так и остался в морге, рядом с телом Лины. Кстати, почему она меня прогнала? И вообще, как этот лимб работает? Мне нужно больше информации об этом месте. А что будет, если я здесь умру? Умереть в своём воображении, что может быть глупее?
Агнус всё глубже тонул в кресле. Он достал из кармана пачку сигарет фирмы «Winston». Закурив, включил телевизор. На первом канале шли вечерние новости. Второй канал пестрил разноцветной рекламой: жевательная резинка «Шторм», Плазменный телевизор «Люминал 300», колбаса «Богатырская сила». На третьем канале нудно рассказывали о быте древних Египтян. Дым сигарет плавно застилал комнату.
— Лина сказала, что если бы я проглотил чёрную таблетку, то остался бы здесь навсегда. Значит я здесь временно, так как проглотил обе. Я возвращусь в реальный мир? Нет, это было бы слишком просто. Думаю, меня ждёт что-то похуже. И всё-таки я непроходимый глупец, если не смог создать для себя ничего кроме отражения реального мира. Я мог создать для себя утопию, мог сделать себя властелином мира, но просто скопировал эту гадкую реальность с её омерзительными людишками, отвратительно паразитирующими друг на друге.
Агнус лёг спать, не зная, где на этот раз проснётся.

Глава VII
День второй. Аделоида (Лимб)

Утро. Всё та же комната отеля.
— Я всё ещё в Лимбе.
Агнус ощутил невероятно сильную потребность поговорить с кем-нибудь. В реальности он крайне редко испытывал такое чувство. Коридор, лифт, безлюдная улица. Серый туман, покрывающий крыши больших зданий в Итальянском стиле, делал их ещё живописнее. Закурив, Агнус медленно шёл надеясь встретить хоть одного случайного прохожего, но сколько бы он не шёл, улица по-прежнему оставалась безлюдной. Он решил свернуть и попал на проспект с разноцветными блестящими витринами и вывесками. В глаза бросилось знакомое название «Black butterfly» На неоновой вывеске бабочка была уже не тёмно-синей (как в реальности), а белой на фоне ночного звёздного неба. Агнус вошёл. Внутри обстановка бара в точности повторяла обстановку своего реального прототипа. Он прошёл вглубь зала и занял свободный столик.
(Официант) — Вам что-нибудь принести? (Агнус) — Двойной кофе без сахара, пожалуйста.
Официант ушёл, а внимание Агнуса привлекла грустная девушка за соседним столиком. Перед ней стояла бутылка виски и маленькая стопка. Закусок не было, только пустая сигаретная пачка и три окурка в пепельнице. Её русые, прямые волосы ложились на плечи и стекали почти до пояса, а выражение карих глаз говорило о разочаровании и печали, скрытой за четвертью бутылки виски. Зауженные серые джинсы показывали её худенькую фигуру, а белая пушистая толстовка с заячьими ушами на капюшоне предавала ей сходство с замёрзшим зверьком, которого выгнали из дома и оставили на произвол судьбы.
Агнус уже хотел подсесть к ней, но мужчина, стоявший у барной стойки сделал это раньше. Официант принёс Агнусу его кофе, который почему-то был с сахаром. В другой ситуации Агнус непременно отчитал бы официанта за неверно выполненный заказ, но сейчас он внимательно вслушивался в разговор той девушки с заячьими ушами и подсевшего к ней мужчины.
(Мужчина) — Извините, я не помешаю? (Девушка) — Мы знакомы? (Мужчина) — Нет, но вы выглядите расстроенной, и я хотел… (Девушка) — Я знаю, чего ты хотел! Не нужно меня утешать. (Мужчина) — Нет. Вы, ты не поняла. (Девушка) — Я поняла, ты просто хотел познакомиться.
Мужчина был слегка ошарашен такой категоричностью собеседницы и уже догадывался о провале своей попытки.
(Мужчина) — Да, я просто хотел познакомиться.
Девушка улыбнулась и наполнила пустую стопку виски.
(Девушка) — Люблю искренность. Меня зовут Аделоида. (Мужчина) — Я Эрик. Рад знакомству. (Девушка) — Ну вот, теперь мы знакомы, как вы этого и хотели. А сейчас я намеренна снова остаться одна.
Понимая, как глупо он выглядит в данной ситуации, мужчина по имени Эрик молча побрёл к выходу. Агнус не хотел оказаться на его месте, но сейчас он точно знал, что будет делать. Положив купюру под чашку недопитого кофе, он не говоря ни слова, сел за столик Аделоиды. Она внимательно осмотрела нежданного гостя строгим вопросительным взглядом и залпом опустошила стопку. Теперь её глаза больше не казались ни строгими, ни грустными, в них появилось что-то азартное, как у шахматиста нашедшего равного по силе противника. Агнус положил свою пачку сигарет на стол, наполнил и плавно влил в себя стопку виски. Аделоида тонкими пальцами вставила в губы Агнуса сигарету из его пачки, дав прикурить от своей розовой зажигалки.
(Аделоида) — Неплохо. (Агнус) — Да, наверное. (Аделоида) — И ты даже не предложишь познакомиться? (Агнус) — Нет. (Аделоида) — А если я предложу сама? (Агнус) — Лучше расскажи, что у тебя случилось. (Аделоида) — Не сейчас, давай выпьем.
Агнус подозвал официанта.
(Официант) — Принести вам счёт? (Агнус) — Нет. Принеси нам ещё одну бутылку виски, колу со льдом в графине и два бокала.
Официант принёс заказ и Агнус разбавил виски в бокалах холодной колой.
(Аделоида) — Как мне к тебе обращаться? (Агнус) — Агнус. А ты? (Аделоида) — А я Ада. (Агнус) — Сокращённо от Аделоида. Пишется через «О»
В баре заиграла песня Элиота Смита «Between The Bars», и они выпили ещё по бокалу виски с колой.
(Агнус) — Ты знаешь перевод этой песни? (Ада) — Да, я слышала её в каком-то фильме, кажется, про писателей. (Агнус) — Может, всё-таки расскажешь, что послужило поводом напиться? (Ада) — Я писательница и, кажется, у меня творческий кризис. И ещё люди… Они такие… (Агнус) — Какие? (Ада) — Даже не знаю, как тебе объяснить. Мерзкие что ли… (Агнус) — Ооо, боюсь, что это приступ мизантропии. (Ада) — Ахаха, возможно. Где ты живёшь? (Агнус) — Я не знаю. Вернее, я остановился в отеле, но уже не помню ни его названия, ни адреса. (Ада) — Тогда поехали ко мне! (Агнус) — Ты пьяна, не время для опрометчивых поступков. (Ада) — Брось. Я не собиралась с тобой спать. Ты слишком самоуверен. И вообще, ты не можешь бросить меня в таком состоянии. (Агнус) — Да, пожалуй ты права. Едем к тебе.
Пока Ада закуривала новую сигарету, Агнус жестом подозвал официанта, который предусмотрительно захватил с собой счёт. Расплатившись, Агнус убрал бутылку недопитого виски во внутренний карман плаща и помог Аде подняться.
(Ада) — Я сама!!! (Агнус) — Хорошо, только дай мне руку. (Официант) — Вызвать вам такси? (Ада) — Да, было бы неплохо.
Через десять минут жёлтое такси мчало их по ночному городу к дому Аделоиды.
(Агнус) — Ада, у тебя есть деньги? (Ада) — Нет. (Агнус) — И у меня нет… (Ада) — Хи-хи. Чем же мы расплатимся с таксистом? (Агнус) — Не знаю…Мужик, тут такое дело… (Таксист) — Что, денег нет? (Агнус) — Да, ты извини… Могу плащ отдать, он новый. (Таксист) — Как же вы мне все надоели!
Он повернулся и посмотрел на Агнуса оценивающим взглядом, как адвокаты смотрят на своих клиентов, пытаясь понять, сколько с них можно вытрясти.
(Таксист) — Делать нечего, не высаживать же вас в ночь!
Доехав до места, Агнус отдал водителю плащ, даже не вытащив из его кармана бутылку виски, и, спотыкаясь, поднялся с Адой в её квартиру на шестом этаже. Войдя внутрь, Ада указала Агнусу на дверь в гостиную, а сама закрылась в ванной.
Гостиная напоминала музей. Репродукции Пикассо над чёрным кожаным диваном, виниловый проигрыватель и полка с внушительной коллекцией пластинок Ванды Джексон, Нины Уильямс, ранних записей «Skorpions», Моцарта и Бетховена. Между оконными проёмами белел гипсовый бюст девушки в греческом стиле, а с потолка свисали четыре китайские лампы, заменяющие люстру. На стеллаже в углу комнаты, рядом с маленькой фотографией в рамочке, на которой Агнус узнал Аду в костюме клоунессы, лежали три книги: «Идиот» Фёдора Достоевского, «Макбет» Уильяма Шекспира и «Фауст» Иоганна Гёте. «То ещё сочетание», — подумал Агнус и сел на диван. Только сейчас он заметил экран подвесного телевизора, сливавшегося с обоями пепельного цвета.
Ада вошла в комнату, выключила свет, включила телевизор и села рядом с Агнусом, закинув ноги на журнальный столик.
(Ада) — Я хочу посмотреть фильм, если сможешь его понять, то тебе понравится.
Агнус тоже положил ноги на столик и утонул в объятьях мягкого дивана.
Фильм изображал человека в недалёком будущем, чья работа заключалась в вычислении сущностей через компьютерную программку. Каждая сущность имела форму четырёхугольника, свой неповторимый размер и значение. Задача работника расставить эти сущности в такой последовательности, чтобы в сумме их значений получился ноль.
Фильм уже дошёл до середины, когда Ада подогнула ноги, свернувшись клубочком, и положила голову Агнусу на грудь. Она уснула, а он ещё долго сохранял неподвижность, боясь нарушить её сон своим неловким движением. Свет телевизора освещал её красивое личико: выступающие скулы, прямой тонкий носик, дугообразные брови и кукольные глазки.
Чувствуя тепло её тела и ровное, почти беззвучное дыхание, Агнус провалился в сон.

Глава VIII
День третий. Парень на балконе (Лимб)

Когда Агнус проснулся, уже светало. Он чувствовал себя бодрым и выспавшимся. Вопреки ожиданиям, головной боли тоже не было. Голова Ады по-прежнему лежала на его груди. Медленно выскользнув из-под нее, Агнус принял душ и вышел на балкон. Внизу собралась толпа народа, Агнусу показалось, что они смотрят на него, но вскоре он заметил на соседнем балконе сидящего на перилах парнишку. Юноша безразлично смотрел вниз и, кажется, даже не собирался прыгать.
(Агнус) — Доброе утро!
Парнишка кивнул.
(Агнус) — Ты собираешься прыгать?
(Парнишка) — Не знаю…
(Агнус) — А зачем ты взобрался туда?
(Парнишка) — Хотел подумать!
(Агнус) — О чём?
(Парнишка) — О том, что будет, если спрыгнуть.
(Агнус) — Если прыгнешь, то разобьёшься и умрёшь.
(Парнишка) — А дальше?
(Агнус) — Чтобы узнать это, нужно спрыгнуть. (Парнишка) — Для этого я сюда и залез.
(Агнус) — Что ж, логично.
Агнус закурил и облокотился на перила балкона.
(Парнишка) — Сигарету можно?
Агнус протянул ему свою сигарету и зажёг себе новую.
(Агнус) — Боюсь тебя огорчить, но мне кажется, что если ты умрёшь, то тебя просто не станет и никакого продолжения не будет.
(Парнишка) — Я думал об этом. И меня всё устраивает.
Докурив сигарету, парень подался вперёд, и в следующее мгновение его тело уже распласталось на пыльном асфальте. Гул толпы на мгновение стих, но тут же зазвучал с новой силой. Агнус наполнил лёгкие сигаретным дымом и медленно выдохнул, избавляясь от тяжёлых мыслей.
Ада всё ещё спала, и он прошёл на кухню. Найдя в холодильнике куриные яйца, колбасу, сыр и банку пива, Агнус приготовил нехитрый завтрак, перелил пиво из банки в два стакана и стал дожидаться её пробуждения.
Она вошла через две минуты с чалмой из полотенца, по всей видимости, успев принять душ, пока Агнус готовил завтрак. Он легко поцеловал её в губы и пригласил за стол.
(Агнус) — Ты помнишь вчерашний день.
(Ада) — Как не странно, да.
(Агнус) — Я тут немного похозяйничал.
(Ада) — Мило, выглядит вкусно. (Агнус) — Попробуй.
Ада начала есть.
(Ада) — Очень вкусно! Мне нужно на работу. Если хочешь, можешь остаться.
(Агнус) — Ты хочешь, чтобы я остался?
(Ада) — Да.
(Агнус) — Мы ведь почти незнакомы!
(Ада) — Но ты же не подумал, что я зову к себе каждого встречного?
(Агнус) — Конечно же, нет.
(Ада) — Вот и отлично.
(Агнус) — Кем ты работаешь?
(Ада) — Аниматором.
(Агнус) — Аниматор — это человек, который развлекает детей?
(Ада) — Да, клоун или сказочный персонаж.
(Агнус) — Вчера ты говорила, что писательница.
(Ада) — Это тоже. Я пишу современную прозу.
(Агнус) — Покажешь?
(Ада) — Не могу, я не храню свои книги дома.
(Агнус) — Встретимся в восемь, в чёрной бабочке.
(Ада) — Хорошо, ты уходишь?
(Агнус) — Да, мне пора.
Ада проводила его до двери, обняла и нежно поцеловала.
(Ада) — Спасибо, что был рядом.
(Агнус) — До вечера.
И Агнус снова отправился бродить по улицам.

Глава IX
Всё ещё третий день. Секретарша бога и вознесение (Лимб)

Пытаясь изучить окрестности, Агнус нашёл то самое здание, в котором находилась комната Лины. Подъезд. Три этажа вверх. Дверь. Лина сидела на кровати и вела какие-то записи в своей красной тетради.
(Агнус) — Привет.
(Лина) — Здравствуй.
(Агнус) — Не прогонишь?
(Лина) — Нет смысла.
(Агнус) — Что ты пишешь?
(Лина) — Сценарий.
(Агнус) — Сценарий чего?
(Лина) — Сценарий твоего вознесения.
(Агнус) — Что это значит?
(Лина) — Это значит, что ты снова должен подняться до уровня бога и выйти из лимба.
(Агнус) — Почему??? Я хочу остаться здесь!
(Лина) — Это было бы возможно, если бы ты воспользовался только чёрной таблеткой.
(Агнус) — Ты сказала, что пишешь сценарий, значит, ты решаешь, что будет дальше?
(Лина) — Ты бог, ты принимаешь решения, а я всего лишь Ангел: что-то вроде твоей секретарши.
(Агнус) — Я смогу сюда вернуться?
(Лина) — Ты вернёшься, но не совсем сюда
(Агнус) — В каком смысле? (Лина) — Реальность снова повлияет на лимб и он построится заного.
(Агнус) — Если ты находишься в моём лимбе, значит, ты тоже плод моего воображения и изменишься вместе с лимбом?
(Лина) — Я формировалась в тебе с момента твоего рождения, я не отношусь к этому миру. Я часть твоей личности.
(Агнус) — Я видел твоё тело в реальности. Как это возможно?
(Лина) — Ты видел не меня, а девушку с которой был знаком в детстве, она осталась в твоей памяти и её внешность была использована как основа моего образа
(Агнус) — Что будет, если я умру внутри лимба?
(Лина) — Тебе решать…
Она открыла тетрадь на последней странице и увидела запись, сделанную Агнусом перед тем, как он проглотил две таблетки.
(Лина) — Ты должен идти, тебе пора.
(Агнус) — Пока.
Лестница. Подъезд. Улица. Два квартала пешком. Агнус пришёл к бару «Black butterfly». Неоновая вывеска не светилась. Странно, но на протяжении всего пути, Агнус не встретил ни прохожего, ни проезжающего мимо авто. В баре тоже было немноголюдно.
Ада ждала его за тем же столиком, за которым они познакомились. Её красивые глаза казались печальными, а лицо выглядело усталым и измотанным. Он легко приобнял её и сел напротив.
(Агнус) — Я должен кое-что тебе обьяснить?
(Ада) — Говори.
(Агнус) — Не расчитываю на то, что ты мне поверишь
(Ада) — Начинай же!
(Агнус) — Перед тем как рассказать, я хочу чтобы ты знала что очень нравишься мне. И я не хочу тебя отпускать.
(Ада) — Так не отпускай.
(Агнус) — Теперь слушай.
(Ада) — Я вся во внимании.
(Агнус) — Я был обычным парнем, с обычной работой и обычными мыслями, до того, как мне начали сниться странные сны, которые вовсе не были снами. В первом из них я был человеком в белой пижаме, не помнящим своего имени и прошлого, запертым в комнате с бесконечно высоким потолком. У меня был выбор между двумя таблетками: белой и чёрной. Проглотив белую, я проснулся в реальности.
(Ада) — Почему ты считал, что я тебе не поверю?
(Агнус) — Слушай дальше! Так вот, проснувшись в реальности, я встретил безумного профессора, психиатра, который объяснил мне, что в этом сне я был богом. Затем я снова попал в бесконечную белую комнату. В этот раз там была красноволосая девушка, представившаяся ангелом по имени Лина. Место, где мы находились, она назвала лимбом. Мы вместе покинули комнату и попали в мир очень похожий на реальность. После долгой прогулки, я снова проснулся в реальности. Испугавшись, что схожу с ума, я решил забыть о случившемся.
Я отправился на работу. В реальном мире я был простым работником морга. Мне почти удалось забыться, когда во вновь поступившем трупе я узнал ту самую Лину из сна.
Затем я снова встретился с тем сумасшедшим профессором, и он изложил мне свою теорию, которая заключалась в том, что, после физической смерти, человек попадает в мир, созданный его воображением из материалов, накопленных при жизни. По его словам, в моём сознании произошёл сбой, из-за которого я могу ещё при жизни на какое-то время проникать в свой загробный мир. И, если, проглатывая белую таблетку, я возвращался в реальность, то чёрная позволит мне навсегда остаться в лимбе, сделав меня полноценным его обитателем.
Лицо Ады стало принимать станное выражение.
(Агнус) — Попав в очередной раз в закрытую комнату лимба, я не стал выбирать между белой и чёрной таблетками, а проглотил сразу обе.
(Ада) — И что с тобой произошло?
(Агнус) — Я, словно, видел саму структуру моего сознания, а затем очнулся в лимбе. На второй день жизни здесь встретил тебя.
(Ада) — Стой, стой, стой! Получается, что мы сейчас находимся в мире, смоделированном твоим воображением?
(Агнус) — Да. Я ведь говорил, что ты не поверишь.
(Ада) — Значит, ты просто выдумал меня?
(Агнус) — Не совсем, думаю, ты собирательный образ людей, которых я когда-либо встречал.
(Ада) — С ума сойти. А чем отличается реальный мир от лимба?
(Агнус) — Практически ничем, но лимб нравится мне намного больше. Ты нравишься мне, и я хочу здесь остаться, остаться с тобой!
(Ада) — Так в чём проблема?
(Агнус) — Случилось ещё кое-что. Сегодня утром я снова встретил Лину. Она сказала, что я должен вернуться в реальность.
(Ада) — Почему?
(Агнус) — Чтобы остаться, я должен был проглотить только чёрную таблетку.
(Ада) — Но ты ведь вернёшься потом? (Агнус) — Да, но Лина сказала, что к тому времени лимб изменится. А значит, я могу больше тебя не увидеть.
Кукольные глаза Ады стали мокрыми.
(Ада) — И когда это случится?
(Агнус) — Не знаю, но я уже чувствую изменения.
(Ада) — Идём отсюда.
Она бросила на стол деньги, взяла Агнуса за руку и повела за собой.
(Агнус) — Куда мы идём?
(Ада) — Незнаю, просто идём.
Безлюдную улицу заволокло густым туманом. Они вошли в парк. Жёлтые фонари, узкие аллеи, одинокие лавочки — всё это было знакомо Агнусу, это напоминало ему, какое-то место из детства. Туман сгущался вместе с сумерками.
Они прошли центр парка. Сели на лавочку, скрытую от посторонних глаз высокими елями. Тускнеющий фонарь с трудом сдерживал натиск сумрака и тумана.
(Агнус) — Красиво.
(Ада) — Да, твоё воображение умеет создавать прекрасное. (Агнус) — Так значит, ты поверила в мою историю.
(Ада) — Да, так глупо…
(Агнус) — Я не…
Он осёкся.
Туман сгустился до такой степени, что стал скрывать вытянутую вперёд руку. Дикая боль в висках, головокружение, и Агнус потерял сознание.

Глава X
Реальности плен и смерть (Реальность)

Реальность. Опять реальность. Агнус протёр глаза, пытаясь прийти в себя и начать предпринимать что-либо. Оказалось, что он проспал всего 2 часа. Снова положив тело Лины в холодильную камеру, Агнус вышел из здания морга. Холодный воздух реальности навевал тоску. Домой идти не хотелось. Он закурил сигарету, купил в первом попавшемся ларьке бутылку водки и отправился в ближайший парк. Всё было как прежде, наверное. Прохожие вызывали у Агнуса лёгкое отвращение, а обрывки их разговоров были полны идиотизма. Но появилось нечто новое. Стоило Агнусу расфокусировать зрение, как вместо людей он начинал видеть структурный код их сознания: каждый имел свой неповторимый набор символов, цвет и диапазон свечения. Он сел на скамейку, открыл бутылку и сделал глоток. Неясные мысли проносились в голове с огромной скоростью, и это причиняло изрядное неудобство. Глоток. Глоток. Ещё глоток. И вот уже сознание стало принимать ясность своего обычного состояния. Темнота и тишина звёздной ночи успокаивали. Агнус лёг на скамейку, стал смотреть вверх и, возможно, впервые абсолютно ни о чём не думал. Он долго не закрывал глаза, а когда закрыл, то сразу же уснул, и увидел сон, самый обычный сон нормального человека. Ему снилась синяя бабочка, будто в замедленной съёмке плавно взмахивала крыльями на фоне ночного неба. Она порхала и порхала, но оставалась на одном месте, и как только Агнус подумал об этом, заметил паутину, в которой она запуталась. Звёзды светили всё ярче, а располагавшиеся совсем низко, сливались друг с другом и превращались в огромные пятна мерцающего света. Вскоре появился маленький чёрный паук. Он быстро, но тщательно плёл свою паутину, не замечая бабочки, застрявшей в центре западни. Звёзды распалялись все ярче, поглощая окружающую их темноту и вскоре не оставили на небе ни одного глухого островка. К этому времени паук сплел паутину, настолько плотную, что сквозь нее едва пробивался пронзительный звездный свет.
Сон оборвался, и Агнус почувствовал, что кто-то толкнул его в плечо.
(Оборванец)— Мужик, мужик, ты живой?
(Агнус) — Что ты хочешь?
(Оборванец) — Я подумал, что нужна помощь. Дай глотнуть, а?
Он бросил взгляд на бутылку водки в руке Агнуса, и его лицо расплылось в предвкушении.
(Агнус) — Ты мог бы забрать бутылку, пока я спал.
Агнус сел и протянул оборванцу оставшуюся водку. Тот, не долго думая, сел рядом, и залпом влил в себя всё её содержимое.
(Оборванец) — Я человек приличный. Если на мне одежда из помойки и мне некуда идти, это ещё не значит, что я могу вести себя, как свинья.
(Агнус) — Ну да.
Агнус посмотрел на оборванца расфокусированным зрением и увидел жёлтые, ярко светящиеся символы его сознания.
(Агнус) — А я твою душу вижу.
(Оборванец) — Не завидую. Смрадное, наверно, зрелище.
(Агнус) — Как твоё имя?
(Оборванец) — Аникей
(Агнус) — И как же ты дошёл до такой жизни?
(Аникей) — Всё очень просто. Я сам её выбрал. У меня была работа, дом, семья, машина. Но я перестал играть по правилам.
(Агнус) — Зачем?
(Аникей) — Это тяготило: мне стало ужасно скучно и душно.
(Агнус) — А сейчас?
(Аникей) — Хотя по сути ничего не изменилось, я стал намного свободнее. Обществу больше нет до меня дела. Я делаю всё, что хочу: иду туда, куда захочу, а не туда, куда нужно; делаю то, что нравится, а не то, что должен; говорю то, что думаю, а не то, чего от меня ждут. Общество посредственно, и люди с потенциалом гениев увязают в болоте критериев нормальности. Я не хочу иметь с ними ничего общего. Я ничего им не должен, и они мне тоже.
(Агнус) — Глубоко. Ты веришь в бога?
(Аникей) — Как говорил Фридрих Ницше: «Бог умер, люди убили его».
(Агнус) — То есть, ты считаешь, что бога нет?
(Аникей) — Почему же нет? Он есть в головах людей, которые в него верят. Нельзя оспаривать существование того, что имеет название.
(Агнус) — Что, по-вашему, ждёт нас после смерти?
(Аникей) — Думаю, этот вопрос не по адресу. Как писал Роберт Шекли: «По вопросам загробной жизни будьте добры обращаться к пастырю, мулле, раввину или любому другому аккредитованному представителю господа на земле». Есть сигареты?
Агнус протянул ему пачку.
(Агнус) — Возьми, возьми все, они мне больше не пригодятся.
(Аникей) — Спасибо. Ладно, я пойду.
(Агнус) — Удачи.
Агнус дождался рассвета и отправился на работу, там он переложил тело псевдо Лины на каталку и покатил его в соседнее здание крематория. К его удовольствию, заведующего крематорием ещё не было. Агнус самостоятельно уложил Лину в печь, повернул рычаг, лёг рядом и захлопнул на себя крышку. Через 5 секунд со всех сторон, полыхнули струи красного пламени. Почувствовать боль он не успел. Только тепло и окутывающую темноту.

Глава XI
Овер время (лимб)

В момент смерти время замедляется и растягивается концентрируясь на самом важном моменте. И момент этот не всегда является воспоминанием из реальности. Да и что на самом деле является реальностью когда душа перестает быть привязанной к телу.
Агнус и Ада на поляне среди руинов мегаполиса и смотрели на звёздное небо.
(Ада) — Видишь вот то созвездие?
(Агнус) — Какое?
(Ада) — Ну вон то, где четыре звезды образуют ровный квадратик, но одна немного ярче остальных.
(Агнус) — Вижу.
(Ада) — Я думаю, что в центре этого квадрата есть планета, на которой живут огромные бабочки. Для них эти звёзды, это четыре солнца, и самое яркое может высушить все цветы, пыльцой которых они пытаются. Поэтому каждый раз, когда восходит четвёртое солнце, они взлетают так высоко, как только могут, закрывая их тенью своих крыльев. От этого их крылья сгорают, и на закате бескрылые бабочки падают вниз.
(Агнус) — Они погибают?
(Ада) — Нет, они отращивают крылья до следующего восхода четвёртого солнца. И всё повторяется заново.
Они ещё долго смотрели на это созвездие, думая о бабочках, и не заметили, как прошла их маленькая вечность.

Глава XII
Финал и нешто (Третий уровень)

Агнус закрыл глаза и вследующую секунду всё, что его окружало, словно от бесшумного дуновения ветра, разлетелось миллионами разноцветных пылинок. Затем слабая вспышка света — и тело постигла та же участь. Вскоре пыль рассеялась в пустом сером пространстве и наступила очередь сознания. Но прежде чем оно рассеялось, Он успел сполна насладиться моментом и получить удовольствие.
— Пустота, серая пустота, ничто. Вот он — абсолют, бесконечный ноль…