Динка-Льдинка. Часть 3

   А  в  начале  следующей  весны,  когда  Славочка  уже  сидел  в  подушках  и  его  полные  щечки  тугими  розовыми  мячиками   чуть  приспустились  вниз  и  большие  голубые  (мамины!)  глаза  от  этого  стали  еще  больше,  вдруг  пришло  письмо   от   свекрови,  Варвары  Степановны,  или,  как  ее  звали  в  Жуковке,  Варьки – Кружилихи.  Кто  бы  мог  подумать,  что  это  писала  Варька,  угрюмая  и  нелюдимая,   скупая  на  слова  и  ласку!   И  мало  кто  уже  помнил  в  ней  веселую  и  голосистую  заводилу-запевалу  всех  вечорок  в Жуковке  -  Вареньку,  счастливую  в  своем  раннем  замужестве,  родившую  перед  самой  войной  подряд  троих   ребятишек,  "круженят",  как,  смеясь,  говорила  она.   Любила  своего  Кружилина  без   памяти,  вот  и  рожала...   И  первой  в  Жуковке   получила  похоронку  на  мужа,  в  самом  начале  войны,   которая   кровавым  катком  еще  только  катилась  к  Москве...  Окружающий  мир  померк  для  нее,  словно  все  накрыл   серый   туман.  Теперь  думала  только  о  детях,   берегла  их,  своих  "круженят", - прятала  от  бомбежек  в  погребе,  по  ночам  бегала  в  брошенную  колхозную  конюшню, соскребала  там,  где  только  можно,  остатки  овса,  парила  его  в  чугунке,  кормила  малышей.
 
  Когда  немцев  отогнали  и  деревня, и  колхоз  стали  оживать, пошла  работать  на  свиноферму,  -  недалеко  от  дома,   можно  и  днем  заскочить,  проверить:  как  ребятишки?   Замкнулась,  праздников  и  песен  для  нее  больше  не  было,  как  не  было  и подруг, - были  только  заботы. Соседи  и  даже  родня  обходили  ее  стороной, -  не  привечала.   И  выглядела  уже  почти  старухой,   хотя  ей  минуло  только  сорок  пять...

  "...Прости  меня,  дочка,  если  можешь, - писала  в  письме. – Сама  не  знаю,  как  могла  так  обойтись  с  тобой.   Все  сделаю  для  тебя,  только   вернись,  привези  нашу  кровиночку. Хочу  увидеть  внука,  хочу,  чтобы  он был  со  мной.  Ведь  это  наша  веточка,  Кружилиных.  И  ты  мне  тоже  родная,  наша…  И  еще  прошу, - помоги,  спаси  Лешу. Пить он  начал,  плохо  ему  с Райкой,  а  бросить  ее  не  может..."

    Динка  плакала. Читала  и  плакала.  Жалела  себя,  жалела  свекровь,  жалела  Лешу.

    В  начале  лета,  когда  уже  отцвели  белая  акация  и  жасмин, а  в  Москве  полетел  тополиный  пух, засобиралась  с  сыном  в  дорогу. Отправила  телеграмму  свекрови.

  Поезд приходил  в  Москву  вечером. Варвара  Степановна, как  теперь в  письмах  звала  ее  Динка,  встречала  их  на  Киевском  вокзале .
 
-  Переночуем  у  Марии,  она  живет  тут,  недалеко.  Это  моя  родная  сестра.  Познакомитесь, -  сказала  свекровь.

   Мария жила в старом  деревянном доме, окруженном новыми  белыми  пятиэтажками,  в  коммуналке,  где  были  еще  пять  семей.

- Обещали  скоро  расселить нас, дом  будут  сносить, - говорила она  за  столом.  – Вот  тогда  приезжайте  ко  мне  в  новую  квартиру.

  Сама  была  немногим  моложе  Варвары,  жила  одна,  работала  в  студенческой  столовой  поварихой.
 
  Утром  пригородным  автобусом  уехали  в  Жуковку.

  ...Теперь она  не могла толком  вспомнить,  как  и  что  было  потом.   Помнила  только, что  вечером  приехал  Алексей со  своей новой  женой  Раей, что  пытался  их  знакомить,  а  она  с  ребенком  ушла  в  дом. Он  вошел  к  ним,  взял  сына  на  руки,  долго  смотрел  ему  в  лицо:
 
- На  меня  походит, - сказал...

  Словно  в  тумане  прожила  неделю  в  доме  свекрови.  По  вечерам  приезжал  Леша.  Гулял  с  малышом  в  саду, оставался  на  ужин  и  уезжал  поздно  ночью.  Они  с  Райкой  теперь  жили  в Москве. Он  шоферил  на  такси, Райка  заведовала  небольшим  магазином.

  Динка  боялась  оставаться  с  ним  наедине, боялась, - не  выдержит,  бросится  к  нему  на  грудь…  А  так  хотелось  прижаться  к  ней,  обхватить  руками  его  смуглую    шею,  почувствовать  его  крепкие  руки  на  своей  спине  и  плечах…

  Так  и  не  поговорили...

  Провожали  ее  до самой  Москвы  и  к  поезду  свекровь  с  дочерьми  и  Мария.

-  Приезжай к  нам,- просила  свекровь. - Не  будет  ему  жизни  с Райкой.  Любит  он  тебя,  а  Райку  бросить  боится...

   Дома  с  нетерпением  ее  ждала  Анна.  Увидела  дочь, грустную,  осунувшуюся, - поняла:  любит  Динка  его,  подлеца,  и  ничего  тут  не  поделаешь!

   А  Динка  на  следующий  день  заявила,  что  выходит  на  работу,  на  старое  место,  на  перчаточную  фабрику.  Славика  отдали  в  детские  ясли. Теперь  она  рано  утром  бежала  в  ясли,  оставляла  там  сына  и так  же  в  темпе  мчалась  на  фабрику.   Работа  ей  нравилась,  -  нравилось,   что  уже  у  нее  хорошо  получается,  что  появились  какие-никакие  деньги,  -  можно  самой  приодеться  и  сына  побаловать. Подруг,  близких, на  работе  не  было. Была  одна  подруга,  - дома,  -  Ася,  что  вскоре  потом  стала  женой  брата,  Шурика.

  Из  Жуковки  ей  теперь  писали  свекровь  и сестры  Алексея.  Звали  в  гости. 
Изредка  приходили  письма  от  Леши  и  деньги.  Расспрашивал  о  сыне.  И  тоже  просил  привезти  его  хоть  на  пару  дней.   Она  отвечала  одним  письмом  на  всех,  на  адрес  свекрови. Писала  подробно о  Славике,  скупо – о  себе,  своей  работе.

   И снова  рядом появился  Валера, Валерка, смешной, - долговязый, со  смущенной  улыбкой  и  такими добрыми, такими  все  понимающими  глазами, - что она  боялась  утонуть  в  них...

   У  Анны  появилась  надежда:  а  вдруг?...
 
   Нравился  Анне  Валерка,   знала  его  с  самого  детства,  -  лучшего  мужа  дочери  и   не  желала:  работящий,  -  все  в  доме  на  нем,  и  больная  мать,  и  сестренка  младшая.  А  он  все  успевает, - и  за  станком  в  автомастерских  работает, и  в  институте  заочно  учится. Динку любит,  она  это  видит,  сердце  матери  не  обманешь…  И   к  Славочке  тепло  относится…  Ведь  улыбаться  стала  дочка,  таяли  льдинки  в  ее  голубых   глазах-омутах,  хотя  порой  взгляд  был  все  таким  же  колючим.  И  только  возле  сына  сияла  солнышком. 

   ...Динка...   Давно  она  уже  не  Динка-Льдинка...   Уже  и  не   вспомнить,  когда  стала  Диной  Вячеславовной...  Перебирала  фотографии  той  поры  и  не  находила,  где  бы  она  была  снята  одна   в  полный  рост,   на  природе,  с  улыбкой, -  все  были  одного  размера,   "по  грудь",   где  она   с  серьезным    лицом,  со  строгими  и  холодными  глазами.  Это  были  фотографии  для  "Доски  почета",  с  которой  она  не  "сходила"  все  те  пять  лет...
 
   Славику   было  уже  полтора  года,  когда  ее,   как   "лучшую  из  лучших"  (так  называл  ее  мастер),  отправили  в  Москву  на  такую  же  фабрику  "для  передачи  передового  опыта"!   Не  удержалась,  позвонила   Марии,   попросила,  чтобы  передала  Леше,  где  она  сейчас.  Вечером  того  же  дня  Алексей  ждал  в  машине  у  входа  в  рабочее  общежитие, где  ее  поселили.  Вышел  навстречу,  увидев,  как   Динка  быстро,  почти  бегом,  спускается  по  высокой  лестнице.   И  тут  же,  не  говоря  ни  слова,  обхватил  ее  руками  и  крепко  прижал  к  себе.  Ей  казалось,  она  теряет  сознание,  когда  он  приник  губами  к  ее  губам...

    Все  двенадцать  дней,  что  она  была  в  Москве,  Алексей  каждый  вечер    ожидал   ее  внизу,  в  машине.   На  всю  жизнь   Динка   запомнила   вечернюю  Москву...   И  самые  лучшие,  и  самые  горькие  мгновения  ее  любви  навсегда  связаны  в  воспоминаниях  с  той,  вечерней  Москвой.
 
  Ночью,  вернувшись  в  общежитие,  тихо  плакала  в  подушку...

  Оставаясь  наедине  со  своими  мыслями  и  чувствами,  ощущала  всю  нелепость  и  скандальность  ситуации,  какую-то  преступность  и  недозволенность  своей  любви:  она  тайком  встречалась  с  ЖЕНАТЫМ  мужчиной,   хотя  сама  была  его  ЗАКОННОЙ  женой!...

   Теперь  два-три  раза  в  году  она  ездила  в  Москву.   Останавливалась  у  Марии.  Привозила  и  Славика.   Там  же,  у  Марии,  встречалась  со  свекровью,  приезжал  сюда  и   Алексей.   В  его  новой  семье  уже  было  двое  детей,  - Райка  родила  дочь.

- Не  могу  я  сейчас  ее  бросить, - твердил  он, -  она  говорит,  что  из-за  меня  ушла  от  мужа.  И  Женьку  родила...

   И Динка  ничего  не отвечала, не  настаивала, - так  и  оставалась  любовницей  у  собственного  мужа:  о  разводе  они  с  Лешей  никогда  не  говорили.

   Как  в  сладком  дурмане  возвращалась в  Бердичев, окуналась  в  повседневные  заботы  о  сыне,  в  тоскливые, - особенно  в  первое  после  Москвы  время, - рабочие  будни.  Потом  постепенно  втягивалась  в  привычный  ритм,  -  "сказки  вечерней   Москвы"  оставались  только  в  самой  глубине  ее  души:  ни  с  кем  не  делилась,  даже  с  Асей,   а  с   матерью  и  подавно:  боялась  осуждения,  знала, - никто  не  сможет  понять  ее. Сухо  и  скупо  рассказывала  о  свекрови  и  об  Алексее.  Передавала  приветы.   И  с  трепетом   и   нетерпением   ждала  писем... Правду  знал  только Валерка. Верный  и преданный Валерочка. Ему  честно  рассказала  все,  не  могла  не  сказать,   когда  он,  запинаясь  от  волнения,  произнес:

- Динка!  Я  так  люблю  тебя!...  Выходи  за  меня!  Я  все  сделаю  для  тебя  и  Славки...

   И  даже  после  всего  сказанного  ею  не  ушел,  остался:

-  Не  гони  меня, - сказал. – Я  сам  уйду.  А  пока  побуду  рядом…  Ты  только  знай, -добавил, - никто  тебя  не  будет  любить,  как  я...

    Она  поняла:  ждал,  надеялся.  И  у  самой  заметалась  душа,  закружились,  как  в  хороводе,  в  голове  мысли...  Хороший  Валерочка,  надежный.  И  Славик  к  нему  тянется...  А  как  же  Леша?  Ее  Леша?  Потерять  его  навсегда?...
   

     Продолжение  следует.

     Иллюстрация  из  интернета.