Я - саррацения пурпурная...

1. БЛАЖЕННОЕ БЫЛО ВРЕМЯ!

     Ну что ж, пришло время узнать тебе мою историю, мой незнакомый друг. Вряд ли ты когда-нибудь видел меня воочию, хотя кто его знает. Дело в том, что я произрастаю на западе и востоке Северной Америки и на северо-востоке Южной Америки. Горные склоны и прибрежные болота – моя стихия. Тем не менее я с удовольствием побывала бы в Старом Свете и, возможно, прижилась бы там, но люди предпочитают видеть меня не в дикой природе, а возле себя. Они пишут целые инструкции, как создать мне условия в неволе. Скольких моих сестёр они выкопали и пересадили в эти жёсткие корсеты – цветочные горшки, контейнеры… Они даже сумели изменить нашу натуру…
     Да, я не представилась. Меня зовут саррацения пурпурная. Мне безумно хочется добавить, что я прелестный диковинный  цветок, выглядывающий из зелёной травы и приманивающий расцветкой летающих насекомых. Я действительно цветок, но я ещё и растение-хищник, поедающее насекомых.
     Когда я была такой же молодой, как ты, дружок, я ужасно гордилась своим телом. Ещё бы! Природа хорошо потрудилась надо мной. Так, она придала мне форму сосуда. Мои нижние листья всегда были чешуйчатыми, а над ними возвышалась розетка из нескольких крупных короткочерешковых листьев, которые преобразовались в своеобразные трубковидные кувшины или урны с широкими отверстиями наверху. Представь себе, идёшь ты по болоту и вдруг видишь ребристые трубчатые кувшины, отходящие почти вертикально от мощного горизонтального корневища и достигающие в длину 70-80 сантиметров. Иногда листья-трубки даже полулежат на поверхности земли, напоминая приподнимающуюся кобру. Многие путешественники в ужасе убегали…
     Вообще я стала плотоядной не по своей воле - в моих родных местах почва очень бедна питательными веществами, а жить и, значит, есть в таких случаях хочется с необыкновенной силой... В мою ловушку обычно попадали муравьи, мухи и другие насекомые, обожающие поедать всё сладкое. Именно из-за этого меня иногда называли мухоловкой.  Я не обижалась, так как всегда считала себя настоящей воительницей. Индейский мак – это ещё одно моё название. Да, природа позаботилась и о моей красоте: я окрашена в пурпурно-жёлто-зелёные цвета. Особенно ярким у меня был рисунок вокруг кувшина, что делало вход в ловушку заметным ещё издали. Но, если честно, меньше всего я обращала тогда внимания на свою внешность…
     Надо сказать, что у каждой из нас всегда был гигантский, необычной формы, зонтиковидный столбик с небольшими рыльцами под верхушкой каждой из лопастей. Иными словами, каждый ловчий лист на стороне, обращённой к стеблю, нёс крыловидную оторочку, верхняя часть которой действительно напоминала по виду крышку. Из-за этого «зонтика» нас дразнили «ночными вазами». Глупые!  Этот своеобразный «зонтик», скроенный природой из верхней лопасти листовой пластинки, слегка прикрывал отверстие, препятствуя попаданию в него дождевой воды… Господи, чем больше я живу, тем больше убеждаюсь – как всё разумно в мироздании. Правда, сегодня зонтик почему-то видится мне отнюдь не зонтиком, а неким соблазнительным капюшоном, скрывающим мою "пленительную" тайну... Страшную, между прочим, тайну. Но тогда я этого не понимала.
     Так вот, природа создала меня настоящим охотником, не знающим поражений. Дело в том, что вся оторочка была усеяна многочисленными нектароносными желёзками и жёсткими, длинными, направленными вниз волосками. Все летающие насекомые, приземляясь на оторочку, могли двигаться только в одном направлении – к отверстию кувшина, обратно их не пропустят волоски. Мои нектароносные желёзки выделяли сладкий сок. Этого сока было так много, что он стекал по желобкам между рёбер, проложенных вдоль всей листовой трубки. Получалась отчётливая медовая дорожка, уводящая ползущее насекомое с земли всё выше и выше по трубке, всё ближе и ближе к её краю. Внутри кувшина у нас у всех четыре различные зоны. Ступив на жёсткий ободок трубки, насекомое вползало на его внутренний край, где начиналась скользкая зона. На ней находились клетки эпидермы с гладкой, покрытой воском кутикулой, которые, как черепица, находили краями друг на друга. Отягощённое сладкой пищей и ставшее неуклюжим насекомое неизбежно скользило вниз. А стенки трубки словно отполированы – и уцепиться было не за что. Наконец, насекомое оказывалось в зоне, внутренние стенки которой сплошь были покрыты широкими черепитчатыми клетками с вниз направленными верхушками. По ним необыкновенно легко было скатиться на дно кувшина. А там уже эпидерма нижней части кувшина с тонкими наружными стенками, но с утолщёнными боковыми и острые волоски, как пики торчащие со дна, сдерживали движения самых ретивых насекомых…
     Какое блаженное было время. Я всегда была сыта. Но главное, я могла есть что угодно и в каких угодно количествах, не задумываясь о смысле жизни и не задавая себе вопроса: быть или не быть?..
     Я избавлю вас от необходимости выслушивать разные мнения компетентных учёных о том, какие именно железистые структуры в полости кувшинов саррацений секретируют пищеварительные ферменты. Резюмирую: многие сходятся на том, что эпидермальные клетки безусловно осуществляют секрецию пищеварительных ферментов и поглощение растворённых веществ. Более того, эпидермальные клетки выделяют и антисептические вещества, благодаря которым скопившиеся на дне урны мёртвые насекомые, разлагаясь, почти не издают гнилостного запаха… Это всё домыслы, господа учёные! Экспериментально вы ничего не доказали.      Некоторые из вас додумались даже до того, что на дне кувшина постоянно живут бактерии, выделяющие пищеварительные ферменты, которые служат нам для переваривания насекомых. Боже моя, я ела даже миниатюрных древесных лягушек! И ничего – жива! Какая разница – как мы их переваривали? Ешь, пока естся – говаривала моя покойная бабушка. Вообще я вам скажу, мясная диета не только снабжала нас азотом, но и кальцием, магнием и калием. Мы были, что называется, кровь с молоком!
     Но я заговорила о своём пищеварении не ради себя, любимой. Впрочем, об этом в следующей главе.

2. ЗДРАВСТВУЙ, ПЛЕМЯ МЛАДОЕ, НЕЗНАКОМОЕ!

     Я хорошо помню этот день, когда увидела Его. Это был молодой шмель, который немного замёрз (было раннее утро!) и спешил собрать первый нектар. Как он торопился, бедный!  Ах, боже мой, ну почему эти молодые так безмятежны, так одуряюще глупы и безрассудны?..
     Я забыла сказать, что издаю дивное благоухание, напоминающее аромат фиалки. Духи от кутюр ничто в сравнении с этим запахом, которым снабдила меня матушка-природа… Я видела, как этот шмель по какой-то невидимой траектории неумолимо приближается ко мне. Впервые в жизни я не испытала азарта охотницы, так как что-то непонятное происходило внутри меня. Я абсолютно не хотела есть, хотя чрево моё было пусто… Шмель приближался. Я успела заметить, что полоски на его пушистом теле какого-то удивительного нежного-оранжевого цвета. Успела увидеть прекрасную молодую заднюю голень, гладкую и блестящую... Я даже попыталась отклониться, но не сдвинулась ни на йоту. Но вот я ощутила лёгкое приземление, почти бесплотное, щекотание усиков, а затем поняла, что он начал свой последний путь, так как вкусил сладкого сока…
     Боже, о чём я только не думала, пока продолжалось это мучение. Я, которая всегда безжалостно смаковала «пищу», молила только об одном, чтобы какая-нибудь птица вырвала мой пищевод – мою трубку -  и, выклевав из неё ещё, быть может, не погибшего шмеля, по случайной неосторожности выпустила бы его на свободу.   Боже мой, я впервые в жизни проклинала своё железное здоровье, так как ни гусеница моли, ни паутинный клещ - никто так и не смог опутать острые гладкие волоски внутри моих листьев и тем самым помешать ловушкам быть таковыми. У некоторых моих сестёр моль отложила в паутине  куколок. И когда вылупившиеся из них бабочки выползали по той же паутине наружу, мои бедные сестрёнки хотя бы испытывали внутри щекотание бабочек – бледное подобие любви. Я всегда смеялась над ними…
     А сама сейчас испытываю такие душевные муки, потому что я чувствовала, как он умирает, умирает во мне. Его молодое и сильное тело так долго сопротивлялось, но и оно в конце концов оказалось бессильно против такой, как я…


3. ОТЦВЕЛИ УЖ ДАВНО ХРИЗАНТЕМЫ В САДУ,,,

     Я знаю, мне недолго осталось. После того дня я заболела – во мне поселилась личинка мясной мухи. Её взрослые личинки пробуравили отверстие в стенке моего кувшина и стали выползать наружу. Сами же мухи уже давно свободно передвигаются в любом направлении по скользким внутренним стенкам моего кувшина, доставляя мне невероятные страдания…
     Я давно не сплю по ночам и всё думаю, думаю… Иногда я вспоминаю шмеля, но это ввергает меня в пучину такого отчаяния, что я боюсь уйти раньше срока, не решив важный вопрос…
     Меня гнетёт мысль, что в следующем воплощении я снова буду поедать других. Но ведь для чего-то же мне была дана такая красота и такой аромат? Неужели только для того, чтобы приманивать? Может, надо было стать домашней сарраценией, так как, говорят,  в хороших условиях она может существовать без насекомых?..  Я не хочу хороших условий – я просто хочу быть другой.
     Иногда я смотрю на заходящее солнце. Мне осталось два-три заката, не больше. Силы на исходе. Я смотрю на эту земную прелесть и мечтаю об одном – чтобы в следующей жизни я родилась самым простым, самым невзрачным цветком, пусть без всякого запаха вообще… Но пусть я смогу любить… не убивая.