Аромат чайной розы гл. 6

…А весна в Самарканде – пора очаровательная. Отшумев громами и молниями и, пролив на город  положенное количество теплых грозовых дождей, уходили в горы до осени  серые тучи. Под лучами теплого солнышка сверкали бирюзой старинные минареты и мечети и благоухали нежнейшим ароматом  умытые дождями сады цветущего урюка и вишни. Тысячи солнечных зайчиков играли в прятки в молодой глянцевой зелени деревьев, а на кустах роз на моей клумбе тугие  бутоны  готовились предъявить миру самые чудесные цветы. В дни празднования Дня Международной солидарности всех трудящихся 1 Мая и Дня Победы 9 Мая город расцветал всеми цветами радуги от нарядных одежд, от букетов алых тюльпанов и белоснежных шариков бульденежей в руках демонстрантов и  просто гуляющей публики и нежился под    сиреневой вуалью  цветущей сирени на улицах и скверах. В один из таких прекрасных весенних дней я впервые в жизни получила приглашение на свидание. Пока наши встречи  проходили в замкнутом пространстве библиотеки, я чувствовала себя защищенной - о наших отношениях знал все-таки ограниченный круг людей. Но появиться в городе на глазах у сотен людей вдвоем с парнем – это было выше моих сил. К этому я еще не была готова. Сославшись на жуткую занятость в университете перед предстоящей сессией, я уговорила перенести свидание на более поздний срок. Чего я добилась этой отсрочкой? Ничего. Как страус зарывает голову в песок в экстремальных ситуациях, так и я попыталась уйти от проблемы, просто оттянув время. Успешно сдав летнюю сессию, я вместе с поздравлениями вновь получила приглашение на свидание. И, наконец, решилась. Собираясь на свидание, каждая девушка решает самую трудную на тот момент для себя задачу – что одеть? Она открывает шкаф и начинает примерять и комбинировать, злиться и раскидывать по комнате вещи и, в конце концов, идет к подруге и берет у неё какой-нибудь сногсшибательный наряд. У меня все было проще: подруг у меня не было, шкафа с вещами тоже. Единственное приличное платье, которое одиноко висело в шифоньере – это было белое гипюровое платье с выпускного школьного бала. Там же стояли мои выпускные белые босоножки - единственная пара выходной  обуви. Посмотрев на себя в зеркало, я с трудом сдержала слезы обиды и старалась делать короткие вдохи и выдохи, чтобы не разрыдаться прямо на глазах у матери: более нелепого наряда для первого свидания придумать было нельзя. Платье действительно можно было назвать сногсшибательным – гипюр после стирки дал усадку, а полинявшая бирюзовая подкладка придала гипюру неравномерную голубизну. «Ну, это заметно, если сильно присматриваться», - спокойно сказала мама. В этот момент я казалась сама себе безродной девочкой-детдомовкой, которой сердобольные воспитатели принесли из дома кто что смог. Кроме того, в душе моей было такое смятение из-за того, что на глазах у всех я буду встречаться с парнем в солдатской форме и тем самым покрою позором себя и свою семью, что на свидание я отправилась в  состоянии крайней подавленности и растерянности…

       Ровно в четыре часа я была на условленном месте в центре города. Через минуту, сдерживая улыбку и изо всех сил стараясь сохранить серьезность, появился Владимир. Я надеялась, что мы просто погуляем по парку, где в резной тени деревьев не так будут заметны огрехи на моем наряде, но вдруг, не сговариваясь, мы пошли в противоположную  от парка сторону по самой оживленной центральной улице Самарканда – Ленинской. Поравнявшись с небольшим кафе, Володя предложил зайти и угоститься  пирожными. Видя, что он тоже чувствует себя не очень уверенно, я решила его не огорчать и не сказала  ему, что не люблю пирожные, а с кремом так и вовсе терпеть не могу. В душном, непроветриваемом помещении располагалось несколько пластиковых столиков, окруженных тонконогими фанерными стульчиками, издававшими неописуемый визг и скрежет по кафельному полу, когда посетители спешили занять места. За прилавком  стояла очень толстая продавщица с ярко накрашенными губами и высоченной прической «хала», на самой высокой точке которой каким-то чудом держалась маленькая кружевная наколка. Продавщица умудрялась делать несколько дел одновременно: быстро и ловко откупоривать бутылки с лимонадом, наливать из титана в граненые стаканы мутную теплую жидкость под названием «кофе с молоком», короткими толстыми пальцами с алым лаком на ногтях  шустро отсчитывать сдачу с плоской тарелки, усыпанной мелочью, и кричать «следующий» удивительно писклявым голосом. За  стеклянной витриной холодильника рядами стояли бутылки с неуспевающим охладиться лимонадом «Крем-брюле» и красовались подносы со стандартным ассортиментом кондитерских изделий: пирожные «трубочка с кремом», «песочная корзиночка с кремом» и «бисквитное с кремом». От одного только вида такого количества кремовых розочек и цветочков, от визга стульев и духоты   мне стало дурно. Не притронувшись к угощению и едва дождавшись, когда он  разделается с двойной порцией этого кремового безумия, я с огромным облегчением вышла на свежий воздух, если так можно сказать о тридцатипятиградусной  жаре.

    Но на этом мои мучения не закончились. Видимо там, наверху, решили хорошенько повеселиться и устроить мне еще пару-тройку испытаний. Подходя к центральному входу в парк, мы увидели нескольких торговок цветами и мой кавалер, галантно протянув руку в сторону в миг оживившихся старушек, предложил мне самой выбрать понравившийся букет. Честно сказать, выбирать-то особо было не из чего – пара-тройка букетов гладиолусов и один букет увядающих на жаре роз. О розах не могло быть и речи! Я вдруг увидела себя со стороны в линялом платье и с завядшими розами в руках и содрогнулась от представленной картины. Подойдя к первой попавшейся старушке, я указала на букет оранжевых гладиолусов, стоящий в алюминиевом бидончике. С такими бидончиками рано утром женщины спешат на рынок за молоком, которое продавали «на разлив» прямо из машины-цистерны с размашистой надписью на боках «МОЛОКО», а вечером с такими же бидончиками мужчины быстрым шагом устремлялись к пивнушкам, где наполняли их пенным напитком, значительно разбавленным водой пройдохой-продавцом. Моему бидончику повезло больше – после молока и пива ему еще посчастливилось  приобщиться к прекрасному. Букет из трех гладиолусов  выглядел худым и длинным. Его неудобно было нести в руках:  опустишь вниз - он метет бутонами улицу, поднимешь головками вверх – впечатление такое, что я выполняю команду с винтовкой «на пле-е-чо!». В парке из всех репродукторов гремела песня  Муслима Магомаева «Чертово колесо», визжала от счастья на каруселях ребятня, а их родители чинно сидели на окрашенных голубой и зеленой краской скамьях, внимательно оглядывали проходящую мимо них публику и тут же, ничуть не стесняясь, начинали громко и нахально обсуждать увиденное. Быстрым шагом, пройдя весь парк насквозь, я устремилась по безлюдной улице куда-то в сторону университетского бульвара, подальше от людей, от съедающего меня поедом стыда. Володя все понял. «Ты стыдишься меня?» - спросил он. « Нет. Не тебя»,- густо краснея со слезами на глазах, ответила я ему. Только  на бульваре я почувствовала себя свободней. Здесь не было этих «кумушек» из толпы, словно в лупу разглядывающих тебя и твоего спутника, здесь не было орущих на пределе восприятия репродукторов. Здесь в тени вековых деревьев царила тишина и  светлый покой, исходящий от бледно-зеленых гладких стволов огромных мудрых  чинар…

      На следующее утро после моего столь экстравагантного свидания мы с мамой отправились в универмаг, где она предложила мне выбрать ткани на два платья. В тот же день мы отнесли отрезы шелка портнихе, жившей этажом выше, и уже через неделю я щеголяла в модных прекрасно сшитых обновках. Только до сих пор жаркий румянец окрашивает мои щеки при воспоминании о пережитом унижении в самый прекрасный для каждой девушки день – день первого свидания…

      …Нашему чувству, познавшему после первого свидания прелести городских просторов, стало тесно в библиотечных стенах, и мы стали  использовать даже самую малейшую возможность увидеться в городе. Иногда на час-другой на нашем университетском бульваре, если это была «самоволка», иногда на пять минут, если удавалось встретиться при возвращении его смены в расположение части после дежурства на «точке». Локаторная установка, где дежурили ребята, находилась недалеко, на окраине старого  города,  и  дорога туда занимала не больше двадцати минут. Пересменка проходила в восемь часов утра и в восемь часов вечера, и, если правильно рассчитать время моего ухода с работы, можно было увидеться. Почти мельком, но все-таки увидеться. Часть маршрута проходила мимо Оперного театра, мимо  огромной розовой клумбы и хорошо просматривалась из КПП части только до поворота на старогородскую улицу. Дальше машина выпадала из обзора. Смену обычно сопровождал офицер, но случалось, что вместо офицера старшим ехал кто-нибудь из сержантского состава и тогда он останавливал машину перед поворотом к театру, Володя подбегал ко мне, целовал в щечку и убегал. Это было и забавно и волнительно одновременно и вносило в наши отношения нотку авантюризма…