Как я странствовал по Кавказу в 1981 году

1. Начало
 
Этот рассказ я пишу по просьбе друзей из Чечни. Я в общем-то и сам давно собирался описать приключения, случившиеся со мной в июле-августе 1981 года на Кавказе, но все руки не доходили. Время шло, подробности забывались, с каждым годом все безнадежнее казалась мне затея восстановления событий. И вот сейчас появился стимул, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Лучше поздно, чем никогда. Ребят-вайнахов интересует прежде всего заключительный этап моего тогдашнего путешествия, 45-50-километровый участок пути от хевсурской крепости Шатили до первого жилья в Чечне. Но чтобы повествование получилось связным, я должен рассказать всю эту историю с начала до конца.
 
Про ущелье реки Аргун, ведущее из Чечни в Грузию, я узнал случайно из туристского альманаха "Ветер странствий". Автор статьи утробным голосом вещал, что ущелье это очень глухое, почти необитаемое, что протоптанных троп там нет, а если и есть, то ведут они, естественно, не туда. И привел такой пример: мол, в таком-то году государь император направил группу врачей в Хевсуретию на предмет ликвидации очага то ли чумы, то ли холеры. И двинулись эти эскулапы и гиппократы в сопровождении местных проводников в теснину Аргунского ущелья. (Что, собственно, понесло их в эту теснину, а не на Крестовый перевал, откуда проще поротой задницы можно было попасть в Хевсуретию "с тыла" - для меня осталось дремучей загадкой). Словом, натерпелись медики ужасов на сём неведомом пути. Бездорожье, переправы по пояс, колючие заросли, змеи.  Ну, а когда проводники в каком-то из сомнительных мест предложили им спуститься на берег реки по веревке, ужас врачей перешел все мыслимые границы и заставил их просто-напросто отказаться от своей благородной миссии. Так они и вернулись в столичный Петербург, не выполнив императорскаго поручения.
 
Я вообще-то любитель всякой экзотики. Хлебом не корми, дай прогуляться по глухому каньону. В то время эталоном для меня было ущелье реки Ненскра в Восточной Сванетии. О котором тоже писались всякие страшности, и надо сказать, не без оснований. Якобы еще в 30-х годах в том районе безнадежно застряла группа альпинистов. Не каких-то там недотяпанных разрядников, каковым я сам являюсь, а мастеров спорта, включая Гусева и Гусака, которым в войну выпала честь снять с вершины Эльбруса фашистский штандарт. Оная группа сделала серию классных восхождений в районе Баксана и под конец решила махнуть по речке на черноморское побережье. День ходу - тьфу. Что нам какая-то речка. Речка их быстренько остановила, опутала лианами, погрузила по колено в трясину, изодрала колючими шипами, а главное - заставила искать тропу, которой там в принципе не было. ("Трудно поймать черного кота в темной комнате, особенно когда его там нет" - © Конфуций). Незадачливые путешественники, злые и полуголодные, едва сумели выбраться обратно в Баксан, потеряв на этой "легкой прогулке" неделю. Ущелье это я прошел несколько раз снизу вверх и в обратном направлении. Мне, конечно, не тягаться с довоенными орлами-альпинистами, но в чем-то я оказался хитрее их: выбирал время, когда сваны перегоняли скот на верхние пастбища. Тропа в это время протоптана, прорублена и маркирована, снесенные паводком мостики восстановлены и ущелье относительно обитаемо. И все ж дорога мало была похожа на городской тротуар или на парковую аллею. Сбился с пути - кричи караул.
 
Прочитав статью про Аргун, я озадачился. Неужели на Кавказе есть что-то более заковыристое, чем Ненскра?
 
Что меня еще подхлестывало посетить Аргунское ущелье - это хевсурская крепость Шатили, о которой я слышал, будто коли сгрести в кучу все боевые башни Сванетии, то получившийся башенный город все равно не превзойдет масштабом этой крепости. К прочему, в ту пору я увлекался творчеством Важа Пшавела, ходил под впечатлением фильма "Мольба", снятого по пшавеловским мотивам великим режиссером Тенгизом Абуладзе. Съемка фильма проходила в Шатили и его окрестностях. Понятно, что я загорелся мыслью посетить Шатили и Аргун.
 
А тут подвернулась возможность осуществить это желание. В июле 81 года меня выгнали из альплагеря. За что - за одиночное восхождение на вершину Малый Домбай. Я проявил буржуазный индивидуализм и гнусно пренебрег правилами советского альпинизма, которые торжественно гласят, что спорт этот не индивидуальный, а коллективный, способствующий сплочению масс в великом деле построения светлого будущего. Я, можно сказать, высокомерно плюнул в лицо всему прогрессивному советскому строю, за что был дисквалифицирован до "значка Альпинист СССР" и выдворен из лагеря. И с соответствующей отметкой в альпинистской книжке пошел я, подобно некрасовскому персонажу, солнцем палимый. А куда пошел? Ну понятно, в Хевсуретию, куда же еще. Оставалось у меня две недели отпуска и в кармане лежал обратный билет от Минвод до Питера, а еще было порядка 20 брежневских рублей на всякие там непредвиденные расходы. Большей суммы я позволить себе не мог — нищий советский МНС без степени, хронический должник, а к тому же еще и алиментщик.

А непредвиденные расходы ох как давно меня ждали. Еще в поезде, едучи на Кавказ, я обнаружил, что по природному растяпству забыл дома объектив к своему Зениту. Безглазый Зенит лежал в рюкзаке мертвым грузом и мог бы служить балластом для накачки мышц, будь он в несколько раз потяжелее. А так с него толку никакого не было. В городе Карачаевск я заскочил в магазин и купил за десятку "Смену-Символ" - простая машинка, надежная как автомат Калашникова, разбирается-собирается за сорок секунд и практически ничего не весит. Она и сейчас, через 27 лет после описываемых событий, хранится у меня в ящике стола как своего рода реликвия.
 
В кармане осталась десятка. Шикарной жизни с такими деньгами не жди, но с голоду не помрешь. В кузове одной из попуток я познакомился с Серегой, аспирантом из Москвы, а точнее, из подмосковного Наро-Фоминска, где базировалась тогда известная всем Кантемировская танковая дивизия. Может быть, и сейчас базируется, только это не суть важно. Серегина судьба оказалась исключительно похожей на мою: тоже выперли из альплагеря за одиночное восхождение, тоже стоял вопрос, как провести оставшееся время отпуска. Как и у меня, в кармане у Сереги покоился обратный билет. Но принципиальное отличие наших статусов состояло в том, что денег у него не было вообще - ни гроша. "Чего думать", - говорю, - "поехали в Хевсуретию". Сергей почесал репу и согласился.
 
2. Как мы добирались до Шатили
 
От Черкесска до Владикавказа порядка 300 км, а там еще около двухсот туда-обратно: сначала на юг через Крестовый перевал, а потом на северо-восток до Шатили через тот же самый Кавказский хребет. "Любая сколь угодно кривая дорога короче прямой, проходящей через кабинет начальника". Серегино начальство в Москве, мое - в Питере. Стало быть, предстоящая дорога не так уж длинна.
 
Десятка моя быстро иссякла, а с ней и возможность широко пользоваться попутным транспортом. Кончился запас хлеба и консервов. Несколько раз пытались подхалтурить на товарных станциях и в колхозных полях, но там и своих желающих было хоть отбавляй. Около трети пути прошли пешком, высматривая валяющиеся на обочине монеты, и обрели благодаря этому занятию поистине орлиную зоркость. Сергей умудрялся замечать блеск мелочи на противоположной стороне дороги. Собирали бутылки, сдавали их по гривеннику за штуку. На хлеб и чай хватало. Когда добрались до Владикавказа (тогдашний Орджоникидзе), в карманах у нас звенело в общей сложности два тридцать пять. Еще десять копеек нашли в Казбеги, пятнадцать на Крестовом перевале. Собранные бутылки сдать не удалось, в Гудаури въехали при звездах, продуктовые лавки уже не работали. Заночевали, помню, чуть южнее поселка.
 
И вот мы на границе Хевсуретии. Населенные пункты впереди - Барисахо и Бацалиго. Воскресенье, попутного транспорта нет, бредем по дороге час, второй, третий. Голодуха дает себя знать. Наконец, слышим фырчание грузовика, нас подбирают и везут вверх по ущелью. В кузове - десяток мужчин, расспрашивающих нас, откуда мы и куда направляемся. На одном из поворотов случается немногословная сцена с участием в главных ролях меня и Сереги. Сергей как-то странно ведет носом, округляет глаза и спрашивает меня: "Чуешь?" Я ответно веду носом, капаю слюной и утвердительно отвечаю: "Чую". "Что вы там учуяли?" - вопрошают пассажиры. Дать прямой ответ было как-то неудобно. А учуяли мы запах мяса. Как вскоре выяснилось, уловили этот божественный аромат за двадцать километров от его источника.
 
Въезжаем в поселок Барисахо, высаживаемся - дальше машина не едет. Запах мяса, приправленного грузинскими травками, просто одуряющий. Прямо перед нами - рабочая столовка, откуда этот сказочный аромат и доносится. Конечно, заходим, поскольку устоять перед соблазном нет никаких сил. В столовой продают хинкали, полтинник штучка. У нас с Серегой два рубля шестьдесят копеек на двоих. Стоим перед окошком раздачи и напряженно размышляем, как нам распорядиться этой не ахти сколь большой суммой.
 
Говорю: — "А ну давай потратим всё, век воли не видать, трава не расти. Пять хинкалин, да еще на минералку гривенник останется."
 
Серега в ответ (морщась от внутренних сомнений): — "Как - все до копейки? А что дальше делать будем? Давай купим по штуке."
 
Подошедший сбоку грузин вежливо так оттесняет нас плечом от окна и говорит с характерным акцентом: "Ребята, извините, сядьте за стол и посидите-подождите нэмножка, а я с хозяином на своем языке должен нэмножка пагаварыт."
 
Чувствую, дело затевается масштабное. Послушно отскакиваем к столу, сидим. Через какое-то время к нам подсаживается кацо, говоривший с хозяином. А потом появляется и сам хозяин - несет перед собой круглый поднос размером этак с автобусное колесо. Хорошо помню, что при возложения на стол этой необъятной посудины ее края повисли в воздухе. Надо ли говорить, что поднос был покрыт плотным слоем только что сваренных и одуряюще пахнущих хинкалин.
 
Это был праздник брюха! Подробностей трапезы я не запомнил, ибо вкушение сопровождалось мощным возлиянием - иначе в Грузии и быть не могло. Четко помню лишь статистику. Оба мы с Сергеем, словно сговорившись, приступили к подсчету, кто сколько сожрет. Серега съел сорок восемь хинкалин, я - пятьдесят две. Кроме того, за нами осталось (начали мы трапезу втроем, закончили всемером) двадцать шесть опустошенных бутылок популярного в ту пору вина "Эрети", шесть коньяка, две водки. Это без учета того обстоятельства, что к нашему столу периодически подходил старик-горец и подливал в стаканы что-то весьма крепкое из кожаного бурдючка. Как ни странно, сознание у меня не отключилось и я даже своим ходом умудрился добраться до грузовика, едущего выше, в Бацалиго. Не знаю, дошел Серега до машины сам или ему помогли. В чувство мы пришли спустя некоторое время от собачьего холода, а больше от того, что грузовик подпрыгнул на ухабе и мы с Сергеем сшиблись черепами. "Фонари", запечатлевшиеся на лбах, украшали нашу внешность долгое время после этого столкновения.

И вот - конечный пункт автомобильной дороги, поселок Бацалиго, самый верхний по южную сторону хребта. Адский холод, ветер и кромешная тьма, толку от образовавшихся фонарей на лбах никакого — не светят, а нормальные куда-то подевались. Ставим палатку. В обычном состоянии это не проблема, но тут надо было прежде всего поставить вертикально самого себя. Я выпрямляюсь - Сергей падает, потом наоборот, и этот циклический процесс затягивается до бесконечности. Последствия рекордной пьянки дают себя знать.

Почти отчаявшись, слышим из темноты голос: "Ребята, чего там копаетесь, почему в вагончик не заходите?" Пригляделись, и впрямь: неподалеку от нас стоит вагончик дорожно-строительной службы, а в нем мужик при свечке сидит. Зашли. Статистику этого визита тоже помню: шестнадцать опустошенных бутылок Эрети. От неминуемой пьяной смерти нас с Сергеем спасла могучая закусь, съеденная в Барисахо. Она же помогла нам наутро собрать рюкзаки и тронуться на перевал Датвис-Джварихеле, а дальше вниз — в Шатили.
 
3. Шатили
 
Крепость Шатили встретила нас непроницаемым туманом и проливным дождем. Чуть ли не сутки пришлось ждать, пока выглянет солнце и высветит крепостные башни во всем их величии. Шатили в ту пору вряд ли можно было назвать населенным пунктом, поскольку население, как таковое, отсутствовало. По этой причине отсутствовал и сельмаг, где населению можно было бы разжиться картошкой, овощами, горячительными напитками, а нам с Серегой - хлебом и заваркой. К северу от крепости стояла пара заросших бурьяном домов, а на башнях стучала молотками бригада реставраторов. Жили они в палатках чуть выше по ущелью, отходящему от Шатили на запад. В крепости с избытком было чего реставрировать - потолки и перекрытия в башнях обрушены, а дверей в помине нет.
 
Полазили с Сергеем по каменным лабиринтам. Строения сложены из сланцевых плиток, виртуозно подогнанных одна к другой. На стенах - рельефные изображения отрубленных кистей, свидетельствующие о былом обычае хевсуров оттяпывать руку врагу в знак доказательства своей воинской доблести. Вспомнил Пшавелу: он оказался человеком, во многом способствовавшим искоренению этого, будем говорить, ну, не слишком человечного обычая - читайте "Алуда Кетелаури".
 
Еще пару дней назад мы с Серегой пребывали в абсолютной уверенности, что наелись на веки вечные и никогда больше не вспомним слов "голод" и "аппетит". Увы, жрать уже хотелось, и весьма ощутимо. А съесть мы могли только ботинки по примеру славного мореплавателя Зиганшина.  Или самих себя.  Или друг друга.
 
Прикатывает из-за какого-то угла "газон", вылезает народ, вытаскивает треноги и зеленые ящики, вид которых мне до боли знаком по работе в геодезии. Здороваемся. И в самом деле геодезисты. Шеф ихний представляется: Тенгиз Абуладзе, двойной тезка режиссера, снимавшего фильм в этих местах. Мы с Сергеем приятно удивлены таким двойным совпадением. Ставят палатки прямо у дороги, тянут шланг от газового баллона, собираются что-то варить. Выясняем, что часть народа остается, а остальные уезжают обратно в Южную Грузию. Серега посматривает на полупустой кузов, потом обращает взор на меня и говорит: нету мол, у меня желания идти по Аргуну. А ну не дойдем. Мол, авантюра всё это и воще. Было бы снаряжение, да харч какой-то, тогда можно было бы и подумать.
 
Сергей - человек трезвый (уже :-)))) и рассудительный, я его отлично понимаю и претензий у меня к нему нет. А мне, если чего задумал, трудно остановиться. Откровенно говоря, я и за себя был не уверен. Пятьдесят — шестьдесят километров по неизвестному ущелью, о котором понаписали столько страшных историй - это тебе не хухры мухры. Мало ли, надо будет переправляться через Аргун. Река бурная и мощная, собьет только так. Веревки и железа нет, страховаться нечем. А чего еще нету: молотка, расходного репшнура на случай спусков или переправ, а также сухарей, чая, мясных консервов, супов-концентратов. (Вспоминается классический персонаж Ширвиндта и Державина - актер Закадр Закадрыч, знаменитый тем, что он не снялся во множестве знаменитых фильмов.  Вспоминается также "продуктовый" анекдот советских времен: - Девушка (покупатель спрашивает продавца), нет ли у Вас рыбы?  Девушка (возмущенно): - Мяса у нас нет, мяса!  А рыбы нет в рыбном отделе!).  По логике путешествий перечисленные предметы должны были наличествовать, а их нет. Что есть: спальник, палатка, накидка от дождя, куртка, запасные носки, два фотоаппарата (один "безглазый"), десяток мотков пленки, солдатская 300-граммовая кружка, нож, компас, спички, примус с булькающими остатками бензина, двенадцать кусочков сахара. Пара пачек сигарет "Прима", еще не окончательно размокших. Снаружи рюкзака примотан универсальный инструмент, именуемый ледоруб, с которым я никогда не расстаюсь. Нет худа без добра: рюкзак легкий, и в этом его большое преимущество. Если повезет, то смогу доскакать до цивилизации за пару суток. А ежели встретится что-то принципиально непреодолимое, обойду по склону. Ну, вернусь в Шатили, в конце концов. Господь помереть не даст.
 
Тем временем у мужиков уже что-то сварилось и нас приглашают на ужин. Уплетаем баранину с картошкой, крошим по грузинской манере лаваш в миску с острым соусом, поглощаем все без разбора - снова наши желудки торжествуют. Снова гастрономический праздник! Вина нет... - ну так, чисто символически, пара-другая бутылок на большую компанию. Не положено, народ при исполнении. Завязался разговор, что и как. Раскалываюсь, что планируем шагать в Чечню. То есть планирую я один, потому как Сергей уже договорился насчет места в машине и намыливается ехать обратно через перевал в Южную Грузию, а потом домой. Решение его окончательно и бесповоротно. Тенгиз Евгеньевич, похоже, одобряет мою затею дойти до Чечни и не отчитывает за буржуазный индивидуализм, проявляющийся в одиночном хождении. Вопрошает: палатка, спальник, спички, продукты есть? Говорю: есть, слегка привирая насчет продуктов. Сто граммов сахара, это вряд ли достаточный продукт для двух дней неизвестного пути. Просить что-то в дорогу язык не поворачивается. А карта, мол, есть? Признаюсь: карты нет. И тут случается нечто невероятное. Тенгиз Евгеньевич идет к машине, вытаскивает из кабинки большую этакую папку и извлекает из нее топокарты местности. "Подарить не могу. Бери карандаш, рисуй."
 
Я в ошеломении. На картах - гриф "Для служебного пользования". Еще когда я служил в армии, давал всякие там подписки о неразглашении, уворачивался от офицеров особого отдела, когда копировал карты для хождения по самоволкам. Лично видел машины-мясорубки для уничтожения карт, превращающие бесценный материал в никому не нужную труху. Руководили процессом уничтожения высокооплачиваемые золотопогонники. С тех пор мало чего изменилось. А тут... Чуть не вырвалось: "Да тебя, Тенгиз Евгеньич, за разглашение посадят!" Но как говорится, дают - бери. Вооружился карандашом, бумагой, тщательно перекопировал предстоящий путь со всеми его нюансами. "Придешь с Итум-Кале", говорит Тенгиз Евгеньич, - "сожги, чтоб следов не было. Я тебя не так просто о спичках спрашивал."
 
Попрощался с Серегой. Подумал и отдал ему палатку, дабы сделать рюкзак совсем невесомым. Спальник есть, заберусь в скальную нишу, в пещеру какую-нибудь и переночую. Сергей пожелал мне удачи, влез в "газон" геодезистов и был таков. А я лег спать.
 
4. Аргун
 
Тронулся я рано утром, еще до рассвета. Господи, помоги. Господь и впрямь помогал, идти было легко, да и тропа хорошо просматривалась. Никаких дремучих зарослей, характерных для сванской Ненскры - красивый хвойный лес, обрывистые берега Аргуна, прижимающие тропу вплотную к реке. Тропа тянется по левому берегу.
 
Справа по ходу открывается грандиозное ущелье, увенчанное цепью заснеженных гор. Глаз не оторвать. За тем хребтом, насколько я смыслил в географии района —  Тушетия.
 
Андаки. Впервые увидел одно из знаменитых здешних кладбищ. Склепы сооружены прямо над обрывом, падающим в реку.
 
Еще какое-то время тропа идет вдоль Аргуна, потом сворачивает влево и резко поднимается в гору. Шум реки уже не слышен. Вокруг - красотища, слегка подпорченная надвигающимися тучами. Одна из них прет по склону прямо мне в лоб. Видимость ухудшается, становится сыро и неуютно. По инерции двигаюсь вперед сквозь туман. Тропа пошла на спуск и стала подозрительно узкой. Азарт движения притупил мою бдительность: потеряв из виду ориентиры, я проворонил развилку и запилился в западную сторону, в боковое ущелье - то самое Змеиное, о котором меня предупреждали. Обнаружил я свою ошибку поздно, уже спустившись к речке, никоим образом не похожей на Аргун. Змеиное ущелье оправдывает свое название: твари эти путались под ногами тут и там. Можно было рискнуть и выйти на правильный путь по руслу, но перспектива быть укушенным не радовала, и я с помощью такой-то матери вернулся обратно к развилке, потеряв на этой "экскурсии" почти час.
 
"Правильная" тропа спускалась вниз петлями по немыслимому скальному крутяку. Местами на ней просматривались следы подков, и можно было лишь удивляться, как лошади умудряются одолевать такой рельеф без зачета по основам альпинизма. Не только следы копыт свидетельствовали, что место сие обитаемо: в поле зрения попадались сложенные кем-то каменные туры, ружейные гильзы, обрывки веревок, костровища, зарубки на деревьях.
 
И вот я в знаменитом Городе мертвых. Множество склепов, "могильная" сторожевая башня на вершине холма. Там произошел со мной "нервощекотательный" эпизод как следствие моего излишнего любопытства. При всем моем уважении к покою мертвецов, я залез-таки в склеп. Ну, не полностью, конечно, залез, а лишь просунул через окошко голову, руки и плечи. Зачем это мне понадобилось: во-первых, меня разбирал неутолимый интерес - а что там, внутри. Во-вторых (чисто утилитарная причина, а точнее, оправдание моего намерения) - надо было зарядить пленку в кассету. Защитного рукава, столь необходимого фотографу, у меня не было, заряжал я пленку обычно ночью, обмотав для надежности руки единственным имеющимся заменителем рукава - курткой. А куртка светлая и к тому же дырявая. Ну я и залез на одну треть в склеп так, что спина осталась снаружи, а голова и обмотанные курткой руки
 — внутри. Хотя туловищем я и загородил окошко почти полностью, светозащита была далеко не идеальная, свет сочился сквозь какие-то дырки и проломы в стенах, так что детали "интерьера" можно было различить. Что увидел: некоторое подобие вагонного купе, а сам я будто смотрю вниз с верхней (багажной) полки. Ярусы уходили глубоко вниз. То, что внизу - терялось в темноте, так что ни посчитать количество "полок", ни тем более рассмотреть детали в основании склепа, я не мог. На полках - едва различимые кости, но скелетов в "собранном" виде не наблюдалось.
 
Все это было весьма интересно, но тревожил непонятный шумок, этакий постоянный шорох, слышимый из глубины. Я поначалу принял этот звук за эхо Аргуна, усиливаемое сводом склепа. Едва я закончил мотать пленку на катушку и уж было собирался вставить ее в корпус кассеты, как между моим левым боком и краем окна стало энергично протискиваться что-то подвижное. Явно не рука покойника, в чудеса я не верю, но все равно стало не по себе. Догадавшись о природе явления, я инстинктивно дернулся, ударился затылком о притолоку, выронил катушку. К счастью, пленка не засветилась - сумел-таки спрятать ее в кассету, но сделал это уже снаружи, вылетев из окошка как пробка из бутылки. А напротив пошевеливалась и этак подозрительно разглядывала меня "китайскими" глазами солидных размеров змея, которую я едва не придавил собственным боком. Случись такое - вряд ли я добрался бы до цивилизации своим ходом. Ибо, как говорят, узкие глаза у змеи - признак ядовитости. Очень был рад, что повезло, что змея была настроена миролюбиво и меня не тяпнула. Пока приходил в себя, из окошка склепа выбралась еще одна такая же узорчатая красотка. Тут до меня окончательно дошло, что именно там, внутри склепа, шуршало.
 
А после описанного события - вперед, вперед. Забрезжила призрачная перспектива добраться до Итум-Кале к вечеру того же дня. Остановился только раз, чтобы вскипятить в кружке воду и подбодриться остатками сахара. Шел, почти бежал, не разбирая дороги. Несколько мелких ручьев пересек с ходу, но ближе к вечеру крепко застрял перед очередной переправой. Приток Аргуна, уж не помню как он называется, оказался довольно хищным и агрессивным, с фарватером (как я в этом, увы, убедился) глубиной в половину моего роста. Что значит половина роста при быстром течении, лучше на своем опыте не проверять. Камни для переправы имелись, но через них перехлестывала вода. А темнота сгущалась и я решил рискнуть, была не была. Риск этот вылился в потерю равновесия и падение. Мою несчастную плоть вместе с рюкзаком проволокло потоком с десяток метров и выкинуло на камни противоположного берега. В результате этого непредвиденного купания промокли оба фотоаппарата, склеились пленки, пришли в негодность спички, растворились три оставшихся куска сахара, а самое неприятное - вымок спальник, по какому случаю растворилась также надежда заночевать до прибытия в Итум-Кале. Фонарь тоже вымок, но благо он не нуждался в батарейках ("жужжалка"), сохранил способность давать свет. При свете этого фонаря я и двинулся дальше, отягощенный дополнительным грузом в виде влаги в спальном мешке, отнюдь в данной ситуации не живительной.
 
Долго брел по крутому сыпучему косогору, едва нащупывая узкую тропинку. Впереди замаячили огоньки селения. Луч жужжалки выхватил из темноты ульи - первый признак цивилизованного мира. Послышалось далекое урчание машин, лай собак. А еще через полчаса я с облегчением ощутил под ногами, уже негнущимися, твердую автомобильную дорогу. "Великий суворовский переход через Альпы" был закончен.
 
Ну, а в итоге - большой поселок, гостеприимный человек по имени Саид, без единого намека с моей стороны пригласивший меня обсушиться и переночевать. Наутро - традиционное кавказское жареное мясо..... А потом меня посадили в машину и отвезли в Грозный. Что было дальше, уже не так интересно.
 
_____
 
Примечание первое: имя геодезиста, выручившего меня топокартой, изменено - мало ли что на уме у теперешних "борцов за сохранение государственной тайны".
 
Примечание второе: придирчивые критики уже упрекнули меня в плохом знании географии. По сей день я пребывал в святой уверенности, что первое чеченское селение на моем пути по вниз Аргуну - Итум-Кале. Но сейчас до меня доходит, что это вовсе не Итум-Кале, а Шатой, который находится выше по Аргуну. Поэтому прошу извинить, что я по недомыслию растянул Итум-Кале как резинку далеко на юг и сделал аул Шатой его окраиной :-)