Взлет с боковым ветром

Часть 1.

«Облака подо мной вереницей
Проплывают и солнце встает,
Я лечу, или мне это снится?
Это небо и этот полет»
(Сомов Юрий)

ПРОЛОГ

-Уважаемые пассажиры. Наш самолет выполняет рейс по маршруту Владивосток – Москва. Следующий аэропорт посадки Иркутск. Полет выполняет экипаж авиакомпании АЭРОФЛОТ. Командир корабля - пилот первого класса Калинин Ярослав Николаевич. Наш полет будет проходить на высоте одиннадцать тысяч метров. Время в пути четыре часа двадцать минут. А сейчас застегните привязные ремни и приготовьтесь к полету…, - слышалось в динамиках пассажирского салона.
- Мы набрали заданный эшелон. Можно отстегнуть привязные ремни и привести спинки кресел в удобное для вас положение - опять прозвучало в динамиках.
Пассажиры зашевелились.
Девушки бортпроводницы суетливо катали взад – вперед коляски со стаканами и минеральной водой, пассажиры настраивали себя на длительную дорогу. Кто-то дремал, кто-то читал, кто-то просто смотрел в иллюминаторы. На борту шла обычная небесная суета, которая присуща для каждого пассажирского рейса.
- Девушка, - обратился я к проводнице, проходящей мимо нашего ряда, - если не сложно, назовите еще раз пожалуйста имя командира.
- Ярослав
- Прекрасно! Но, если можно полностью.
Девушка удивленно посмотрела на меня, но ответила:
- Калинин Ярослав Николаевич
- Спасибо. Если вас не затруднит, передайте, пожалуйста, командиру мою визитку.
Я протянул девушке визитку.
- Хорошо, передам. Больше ничего?
- Нет, спасибо.
Я уже начал дремать, когда почувствовал, что кто-то дотронулся до моего плеча
- Вас просит в кабину командир. Пройдемте со мной.
Около меня стояла другая девушка. Она жестом показала, что бы я следовал за нею.
В командирском кресле сидел Ярослав, тот самый Ярослав, с которым мы учились вместе в лётном училище с первого до последнего курса.
Его взгляд был устремлен на приборную доску. Он был занят работой, поэтому сразу не обратил внимание на мое появление в пилотской кабине. Ярослав почти не изменился, разве что появилась седина на висках, да несколько складок на лбу. Через минуту Ярослав оторвал взгляд от приборной доски, повернувшись в кресле всем корпусом в мою сторону:
- Славка, ты ли это?! Вот так встреча!!! Сто лет тебя не видел! Боже мой! Прошло почти тридцать лет после выпуска, а ты не изменился! Кто бы мог подумать, что мы встретимся именно сегодня! И встреча эта произойдет ни где то, а на высоте одиннадцати тысяч метров над матушкой Сибирью! Когда я прочитал твою визитку, которую передала мне проводница, я подумал, что в самолете твой тезка. Теперь я убедился, что ошибся и вижу сейчас бывшего курсанта Седых. Привет, дружище!

Ярослав был явно рад нашей встрече. Он засыпал меня вопросами, на которые я едва успевал отвечать. Я тоже был безумно рад этой встрече. Мы не виделись с ним со дня выпуска из лётного училища. Пошло действительно почти тридцать лет.
После выпуска Ярослав по распределению попал в Батагай, что в Якутском Управлении Гражданской Авиации, и мы потерялись. До сегодняшнего дня наши пути не пересекались. Нельзя сказать, что все это время я о Ярославе ничего не слышал. О нём мне рассказывали наши однокурсники, с которыми мне иногда доводилось встречаться в аэропортах нашей Страны. Теперь Ярослав работает в Москве. Несмотря на свой возраст, он продолжает поднимать в небо лайнеры.
Ярослав окинул быстрым взглядом приборы и встал с кресла, чтобы обняться со мною. Это действительно была неожиданная встреча. Дав необходимые инструкции экипажу, он сел рядом со мною на свободное кресло в кабине, что бы краем глаза можно было наблюдать за полетом и работой своих коллег.
- Ну, ты как, Седых? Давай, рассказывай! Как здоровье, как успехи, как семья, дети? Общим обо всем
- Может ты вначале о себе, Ярослав? В моей летной деятельности, да и в жизни, мало было чего интересного.
- Вот об этом малоинтересном и говори. Вначале ты, потом я расскажу о себе.
- Ну хорошо. – сдался наконец я, - Попробую кратко и в двух словах.

*******
Школьный выпускной бал позади. Впереди что-то новое и неизведанное. О школе остались только приятные воспоминания. С первых же дней после выпускного вечера судьба мгновенно всех раскидала в разные районы нашей огромной страны. Жизненный вихрь поглотил нас, как торнадо. Мы неожиданно все стали взрослыми, вырвавшись из-под опеки пап и мам. Девчонки одна за другой, стали «выскакивать» замуж, Многих мальчишек после школы сразу забрали в армию. Те, у кого армия была впереди, ринулись в учебные заведения. Тем, кому не повезло, стали трудоустраиваться, с надеждой в будущем получить образование.

Маленький городок Сасово в Центральной России. Поезд остановился на втором пути небольшого железнодорожного вокзала. С улицы доносился запах смоленых шпал и дыма, выходящего через трубы паровозных топок. В это время увидеть настоящий паровоз на железной дороге было в диковинку. Старомодные паровые локомотивы повсеместно уступали место громадным дизельным и электрическим, но на этой железнодорожной станции ещё сохранились самые настоящие паровозы. Нет, не те маленькие «кукушки», которые трудились на заре зарождения железнодорожного транспорта, а большие локомотивы, с огромными колесами и громовыми раскатами гудков. Все они были выкрашены в черный или темно–зеленый цвет и у каждого впереди красовалась красная пятиконечная звезда. Паровозы, демонстрируя свою силу и мощь, преодолевая тяжесть сцепленных вагонов, выпускали из себя клубы пара, периодически шипя, и грозно обозначая себя глухим уханьем металла.

Я вышел из остановившегося вагона и зашагал вдоль путей в противоположном направлении от вокзала, между сопящими локомотивами и спящими вагонами. Почему я пошел именно в эту сторону я и сейчас не могу объяснить. Подсознательно я чувствовал, что мне надо было идти именно сюда. Я не ошибся. Плотные тени от ангаров и железнодорожных складов остались позади, только запах смоленых шпал, перемешенный с запахом скошенной травы, напоминал о железной дороге. Навстречу мне старик катил коляску, на которой лежал мешок с семечками.
- Дедуль, в летное училище правильно иду?
Старик остановился, смахнул со лба капельки пота:
- Да, через пустырь к речке, там переправа, увидишь. Если паромщики на другом берегу, кричи громче, могут не услышать
- Спасибо!
Я шагал по пустырю к видневшейся вдалеке речке.
Река Цна, приток Мокши. Воды этих двух небольших речек бегут по просторам Рязанщины и Мордвы к русской реке Кама. Хотя Цна и протекает по земле Русской, но её имя мало похоже на русское. Пейзажи вокруг этой реки напоминают райский уголок. Зеленые берега с растущими ивами у самой реки, приятная гладь воды и красивое пение птиц. Ну, чем не рай?
Я шел и любовался окружающим меня очарованьем. Вокруг меня порхали бабочки, из-под ног выпрыгивали кузнечики. Тишина пустыря, по которому я шел, украшалась каким-то легким потрескиванием и жужжанием, издаваемым обитателями этого места.
 Вдали за рекою виднелся лес. В той же стороне слышался приглушенный стрекот самолета. Я посмотрел вверх.
За рекою в небе кружил самолет.
Влево, вправо, вниз, вверх… Обороты двигателя то нарастали, то уменьшались. Мотор самолета исполнял мелодию в разных тональностях. В звуках мелодии своего мотора кувыркался этот самолетик. Бочка, петля, штопор, вираж…
Я остановился и залюбовался этой воздушной кадрилью. Дух захватывал: «Здорово! Я тоже так хочу!».

На другом берегу у берега стоял четырехугольный громоздкий паром, на сидениях которого дремали дежурившие два курсанта.
- Эй, мужики, как переехать на ваш берег?!
- Ты один?
Я оглянулся. Около меня никого по близости не было.
- Один
- Жди пока еще, кто подойдет. По одному не возим! –прокричали с того берега
- А что так?
В ответ промолчали. Спорить я не стал, и сев на траву, продолжил наблюдать за самолетом, ожидая кого-то неизвестного.
Прошло минут пятнадцать, но к берегу так никто и не подошел
- Сейчас подрулим, - наконец крикнули с того берега.
Управлять паромом было не сложно. Он крепился через держатели и ролики к тросу. Концы троса закреплены на противоположных берегах. Что бы привести паром в движение, достаточно крепко взяться за трос, упереться ногами в пол парома и трос тянуть на себя. Через полчаса я был на КПП в ожидании специального пропуска для абитуриентов.

Мое заявление и документы в этот же день оказались в приемной комиссии. Волновал вопрос: сколько человек на место? Высказывались разные предположения. Мы, абитуриенты, быстро познакомились друг с другом. Информацию о конкурсе нам принёс капитан Бабашев, который крутился около абитуриентов в надежде стрельнуть троячок на похмелку после вчерашней рыбалки:
-Ну, что, мужики, сложно вам будет попасть в курсанты! Уже тридцать пять человек на место. Медкомиссия отсеет чуток, но от этого вам легче не станет. Ха-ха-ха!
Резко оборвав смех и сменив тему своих рассуждений, он обратился к нам почти шепотом:
- Товарищи абитуриенты! У кого есть троячок до получки? Жена всю заначку арестовала, а в голове буря! Требуется срочно лечение. Вы все равно здесь еще минимум три дня будете. Получка завтра. Я все вам верну. Максимум послезавтра…
Проходящие мимо курсанты - «старики» усмехались:
- Не отдаст! - шептали они новичкам.
Они знали этого капитана. Сами когда-то попадались на его обещания. Однако абитуриенты на это предупреждение почти не реагировали. Они видели в капитане чуть ли не героя, покоряющего ежедневно, пятый океан. При этом никто не задумывался, что этот капитан всего лишь строевик, командир роты. Служит в летном училище по разнарядке Министерства обороны на военной кафедре. Он никогда не летал, и знает о полетах ровно столько, сколько удалось ему услышать от настоящих летчиков и увидеть в кино.
Все дело в его лётной форме, в которой он всегда появлялся перед абитуриентами. Она магически действовала на будущих асов и заставляла почти бескорыстно отдавать капитану последние троячки, нежно полученные от пап и мам на расходы.
«При таком конкурсе нужны только одни пятерки, причем по всем экзаменам» - подумал я. «Сложно. Очень сложно!»
Для тех, кто после армии - проходной бал установлен ниже. Для медалистов - надо сдать одну математику. Я ни к той, ни к другой категории не отношусь. В аттестате троек нет, но и до медали не дотянул. В армии не успел отслужить. После школы сразу сюда. Месяцем ранее я попытался пройти медкомиссию в Ейское военное лётное училище. Но у последнего врача, у хирурга «срезался». Увидел он в моей правой ноге, какую-то лишнюю жилку, да и написал в своем заключении: «Не годен к летной работе, требуется лечение…» Ну и так далее. Я не стал уточнять у хирурга, что это у меня за странная болячка, у которой нет даже имени. Однако «опытные» абитуриенты однозначно прокомментировали мой случай. По их наблюдениям врачи стали соучастниками в деле естественного отсева, дабы не создавать большой конкурс среди абитуриентов на экзаменах. Они уверяли, что к концу работы приёмной комиссии будет дефицит претендентов в курсанты и будут зачислять абитуриентов даже с двойками, надо только подождать и пройти повторно медкомиссию. Это было возможно, однако ждать этого момента я не стал. Случай курьезный. Спорить не приходилось, потому что я не знал, сколько жилок в том или ином месте моего организма должно находиться. Да и сам я не чувствовал в себе какой-то недуг. Уже прошел не один десяток лет после этого злополучного заключения, но я до сих пор не знаю о присутствии в моем организме чего-то постороннего. Ни один хирург после этого не увидел в моей ноге этого удивительного изъяна, который бы мне помешал потом 27 лет провести в небе.
Прием в летные училища всегда начинается с прохождения медицинской комиссии. К хирургу было идти страшно. Я все время ждал, что мне сообщат об этой злосчастной жилке, и я увижу в своей медицинской карте ужасную фразу "Не годен…".

Санчасть летного училища находилась в центре авиагородка, рядом с плацем. Хирург – древняя старушка в очках, худая, морщинистая, с лицом профессора, долго и внимательно меня изучала. Я боялся приговора этой старушки. Но к своему великому восторгу в медицинской карте увидел: «Здоров. Годен к лётной работе без ограничений». Радости не было предела! Это не сон! Я годен к летной работе!!! Я готов был расцеловать эту старушенцию, которая мне возвратила веру в мое крепкое здоровье.

Получив все пятерки на экзаменах, я отнес свой оценочный лист и мед карту в штаб училища.
- Свободны. Езжайте домой, и ждите вызова - сказали мне в отделе кадров.
- Домой? Вы считаете, у меня есть шансы рассчитывать на то, что меня примут?
Кадровик поднял на меня глаза, снял очки, и с каким-то особым оттенком в голосе сказал:
-Молодой человек! В нашем училище сдают вступительные экзамены на все пятерки единицы абитуриентов. Вы набрали самый высокий проходной бал, медкомиссию вы прошли без ограничений! Езжайте домой, и ждите вызов. Уверен, что вас зачислят, если конечно вы на мандатной комиссии не завалитесь. Эта комиссия, к сожалению, будет проходить в ваше отсутствие.

Меня зачислили в ряды курсантов Сасовского, имени героя Советского Союза Таран Г.А. лётного училища!

Время бежало стремительно. Теоретическая подготовка с окончанием весны подошла к концу. Вначале июня мы вышли на полёты. Почти всё светлое время мы проводили на аэродроме, постигая науку пилотирования самолёта. Наконец подошло время выполнять самостоятельные полёты.
На сегодня был запланирован первый полет у старшины Яворского. Завтра должны были вылетать другие курсанты, в том числе и я. Яворский готовился к проверочному полету с комэском. Мы разошлись по квадрату и занялись своими обыденными делами, ожидая очередных вылетов. Но на сегодня все самостоятельные полеты были неожиданно отменены по причине довольно курьезной ситуации.
Не успели еще улечься страсти и обсуждения проверочного полета одного из курсантов, не успел еще комэск покинуть расположение квадрата, как в динамиках СКП прозвучал душераздирающий крик с явным акцентом:
- Меня инструктор убивать хочет!!! Ай! Ай! Ой! Помогайте, плизззз!!!
Все находящиеся в квадрате подбежали к СКП и внимательно стали вслушиваться в это эмоциональный радиообмен. Руководитель полетов кричал в микрофон:
-С какого борта поступает сообщение о помощи?!! Всем бортам режим радиомолчания! Работаю только с бортом, который просит помощи!
-Я 08! - Послышался в динамиках спокойный голос инструктора, который работал в это время на 1500 метров в зоне. В его летной группе было два курсанта из Нигерии, один из которых сейчас находился с ним в самолете.
– Извините, паника ложная! Это мой курсант без разрешения вышел на связь. После посадки доложу подробно.
-08-й, подтвердите, что у вас все в порядке? – потребовал руководитель полетов
-Да все нормально! Проблем нет! – сообщил инструктор
Стоявший рядом с руководителем полетов комэск распорядился:
-Сажай, Володя 08-го!
-08, я Игольник. Заканчивайте работу. Вам снижение на Берестянку 600 метром. Пролет Берестянки и занятие 600 метров доложите.
- 08 понял. Беру курс на Берестянку, занятие 600 метров доложу.
- Всем бортам! Переходим на обычную работу. Режим радиомолчания снят!
-Игольник, 08-й, 600 метров занял, прохожу Берестянку.
-08, я Игольник, курс в точку третьего разворота. Сохраняйте 600 метров, работайте с Игольник 2. Конец связи.
-08 конец.
Самолет остановился на линии СТОП. Инструктор вылез из кабины на крыло, стал во весь рост и указательным пальцем правой руки покрутил около виска, поглядывая на чернокожего курсанта. Тот сидел в первой кабине. Черный шлемофон и темная кожа курсанта выглядели в лучах солнца, как единое целое. По этому темному сочетанию лица со шлемофоном было трудно разобрать, кто именно из интернациональных курсантов сидел в первой кабине. Когда он, наконец, стянул с головы шлемофон, то на фоне белого подшлемника все узнали курсанта, который обучался в интернациональной эскадрилье. Хотя инструктор и был закреплен за нашим летным отрядом, но его, как опытного инструктора использовали так же для обучения «интернационала». Так курсанты называли своих будущих коллег из других стран.
Комэск подошел к инструктору первым:
-Алексей, что произошло? Что это за истерика в эфире?
-Командир, я извиняюсь за произошедшее. Я сам не ожидал такого выпада. По программе у курсанта показательный полет в зону. Круги мы с ним закончили. Когда я начал штопорить, он зажал ручку управления так, что я едва её у него выдернул. Конечно, я его об этом предупредил и попросил мягко держаться за управление. Я даже не произнес в этот момент ни одного матерного слова. Честное слово! - подчеркнул он, что вызвало усмешки у свидетелей происходящего.
- Понятно, что для него полеты вверх ногами дело новое, необычное, хотя мы на эту тему много раз говорили. Когда я начал выполнять очередную фигуру, он зажал кнопку радиостанции и заорал в эфир. Я сам не ожидал. Перевёл самолет в горизонтальный полет, ну а далее услышал команду руководителя полетов. Вот собственно и всё! У меня были разные курсанты, сильно смелые и трусоватые. Мне ни один раз в зоне блевали на приборную доску. Но чтобы орали в эфир, пожалуй, это впервые.
-Ясно. Мы продолжим обсуждение в моем кабинете. А на сегодня хватит стрессов! Всех запланированных на самостоятельные полеты сегодня, перенести на завтра. Разрешаю возобновить полеты по кругу и на НПК (Прим. Автора: НПК - низко полетный круг для работы с «конвейера». Иначе это специально выделенный маршрут по кругу на малой высоте внутри большого круга, для отработки беспрерывных взлетов и посадок. После посадки самолет не останавливается, двигатель выводится на взлетный режим, и выполняется повторный взлет, затем все повторяется сначала. Запрашивать на взлет и посадку разрешение у диспетчера не надо. Экипажи на НПК находятся в режиме радиомолчания, прослушивая эфир). На сегодня все полеты в зону так же отменить. Весь инструкторский состав в 17:00 ожидаю в методическом городке на разбор полетов. С курсантами планируйте провести разбор завтра утром до начала полетов. Вопросы есть?...
и сам же ответил:
-Вопросов нет! Всем по своим местам. Почему в квадрате стартовая команда? Шагом марш на дежурство!
«Накачав» всех командами, комеск запрыгнул в «Бобик» (Название машины Газ-69, которое прилипло с чье-то лёгкой руки) и уехал в сторону западной окраины аэродрома, где проводили занятия с курсантами инструктора–парашютисты.
В авиации так! Если пошла непруха, то надо остановиться и переждать. Иначе беды не миновать.

Судя по всему, разбор с инструкторами был серьезный. Ранее, перед проведением разбора полетов, на дорожке методического сквера выстаивались только курсанты. Инструктора же всегда сидели под навесами и ждали окончания развода. Сегодня на правом фланге строя, после шеренг курсантов, стояли так же все инструктора восьмой эскадрильи. Курсанты с удивлением переглядывались, хотя понимали, что вчерашний случай в экипаже с чернокожим курсантом не остался без головомойки.
На дорожке появился комэск в сопровождении начальника штаба и зама по лётной подготовке. Дежурный командир звена заорал:
- Эскадрилья, ровняяяясь, смир-р-рна! Равнение на правооо! - Он отчеканил несколько шагов в направлении командиров с приложенной к козырьку ладонью.
-Товарищ командир эскадрильи! Восьмая эскадрилья прибыла для проведения разбора полетов! Ответственный дежурный, командир третьего звена Журавлев!
- Здравствуйте товарищи инструктора и курсанты!
- Здравия желаем товарищ командир!!! – громко заорал строй
- Вольно! Разойтись по местам проведения разбора!

Разбор прошел быстро. Все торопились на полеты. На сегодня планировались самостоятельные вылеты у всех тех, кто был запланирован на вчера. Меня так же включили в список. Остальных очередников с сегодня перенесли на завтра.
В квадрате царило приподнятое настроение. Ожидалось рождение первых летчиков, хотя и явных желторотиков, однако уже умеющих управлять самолетом самостоятельно. Для нас это событие, ещё какое!
По традиции мы покупали в офицерской столовой для наших инструкторов по пачке сигарет. Это давняя традиция. Когда у курсанта первый самостоятельный, инструктор остается на земле. Он переживает за успешный полёт своего ученика. Ему надо смягчить эти переживания. Традиционно считалось, что сигареты в этом ему помогут! Их вручали даже тем инструкторам, которые не курили. Это не только традиция, но и какой-то своеобразный авиационный ритуал.
В авиации много разных примет глупых и смешных. Однако в эти приметы все, или почти все, свято верили.
Яворский уже сидел в самолете и готовился к проверочному вылету. Его инструктор освободил вторую кабину для проверяющего. Яворского полетит проверять на допуск сам комэск. Мой инструктор так же вытащил свой парашют с 05-й машины. Я сидел в первой кабине и ждал своего проверяющего, который должен определить мою подготовку к самостоятельному полету.
- Ну что, готов твой боец? – спросил у инструктора командир звена (КЗ)
- Так точно! - отрезал инструктор.
-Ну, тогда с Богом! Вперед!
КЗ устроился в инструкторской кабине позади меня:
-Чего сидишь? Поехали! 

Часть 2.

Все как учили! Радиосвязь, руление, взлет, посадка. Круг за кругом. Три круга подряд
- Подруливай к квадрату, – дал команду КЗ - но двигатель не выключай.
«Не выключай двигатель!» означало, что я успешно сдал лётный экзамен и он, командир звена, меня выпускает самостоятельно. Обычная картина. Инструктор и командир звена обменялись жестами поднятого указательного пальца, потому что за шумом работающих двигателей разговаривать можно только на языке жестов. На этом языке произошел примерно такой разговор: «Как слетал?». «Нормально, выпускаю самостоятельно».
Такой разговор жестами произошел и на стоявшем по соседству самолете с бортовым номером 03. Комэск показал инструктору Климову, что Яворский к самостоятельному полету готов. В таких случаях обычно двигатели не выключали, чтобы сэкономить время. Выключение двигателя наверняка означало бы, что сегодня самостоятельного полета не будет. Экзамен не сдан.

Яворский вырулил на старт и взлетел. Следующим взлетал я.
-Игольник, я 05-й. Разрешите взлет самостоятельно!
Я не узнал своего голоса. Мне показалось, что это сказал не я, а кто-то другой голосом великого диктора радио-Левитана.
-05-й, я Игольник, взлет разрешаю. После взлета…и .т.д.
Самолет начал разбег. Я плавно подтянул ручку управления на себя и приподнял переднее колесо. Самолет продолжал бежать на 2х точках. Несколько раз, подскочив на кочках, он оторвался от земли и оказался в воздухе.
«Он слушается меня!» подумал я. «Инструктора нет, а он летит!». Убрал шасси, убрал щиток, установил рекомендуемую скорость и начал выполнять первый разворот. «Лечу! Я один в небе! Меня слушается самолет!». КЗ не плотно закрыл задний фонарь, и на ветру летали в разные стороны привязные ремни. Мне не верилось, что я в самолете один. Я несколько раз посмотрел в зеркальце обзора задней кабину, затем оглянулся. Сзади никого нет, только ремни трепещутся на ветру! Второй разворот. Высота круга 600. Перевожу самолет в горизонтальный полет. Поглядываю на приборы и скольжу взглядом по земле. Не хочу потерять из виду аэродром. Траверз «Т». Докладываю на СКП и готовлюсь выпускать шасси. Вдруг с СКП звучит неожиданная для меня команда:
- 05-й , Следуйте без снижения на высоте 600 на повторный заход.
- 05, Вас понял. Без снижения на повторный заход.
«Такого у меня в программе не было» - подумал я. Комэск решил продлить мне возможность получать удовольствие от самостоятельного полета. Вообще в день первого самостоятельного вылета всегда выполняли только один полет по кругу. А здесь на тебе! Делай еще один круг и наслаждайся. А как же Яворский? Он летел где-то впереди меня. Я слышал, как ему разрешали посадку.
«Значит, мне повезло», - подумал я- «Полетаю еще».
Выполнил третий разворот, затем четвертый. Взял курс в точку первого разворота
- 05-й я Игольник. Выполнение разворотов докладывать!
- 05-й понял. Выполнение разворотов докладывать!
Я посмотрел вниз. О чёрт! Или мне это показалось? На взлетной полосе суетилась толпа людей, около какого-то самолета, который лежал под углом к ВПП вверх колесами. «Яворский!» мелькнуло в голове. Что с ним произошло? Точно Яворский! На правом крыле красовалась цифра «03». Вот так дела! Поэтому меня и угнали на 2й круг?
Пока убирали с полосы самолет, я выполнил три круга по «большой коробочке». Я позже узнал, что Яворский на посадке загнал самолет в режим «козла» (Прим. Автора: «Козлом» называется серия неуправляемых отделений самолета от земли после посадки. Если пилот своевременно не исправит ошибку, то эти движения переходят в прогрессирующего «козла», то есть самолет, с увеличением частоты, скачет с основных стоек на переднюю и обратно.) Передняя стойка не выдержала нагрузок и сложилась. Самолет, уткнувшись носом в землю, перевалился на спину. Яворский почти не пострадал, лишь немного оцарапал физиономию и разодрал штаны, когда вылезал из-под самолета. Самолет перевернулся удачно. Он лег на киль, почти его не повредив. Пространство от фюзеляжа до земли было достаточным, и Яворский вылез из кабины сам, ещё до прибытия спасательной команды.
Далее все происходило, как в кино. Одним из первых подбежал к самолету инструктор Климов. Яворский в это время почти полностью выполз из-под фюзеляжа. При виде Климова он быстро встал на обе ноги и начал ни к селу, ни к городу рапортовать Климову:
-Товарищ инструктор! Курсант Яворский выполнил первый самостоятельный…
Климов не дал ему договорить. При первых же словах Яворского лицо Климова перекосилось, глаза заблестели, пальцы сжались в кулаках:
-Ты, сморчок хренов! Выполнил он самостоятельный …!!! Удавить тебя мало!!!
Климов медленно приближался к Яворскому. Его вид напоминал разъяренного дракона. Не хватало только пламени изо рта. – Я этому тебя учил?!!! На исправлении «козла» штаны до дырок протерли, на языках мозоли натёрли!!! Ты, сморчок, умудрился сделать всё наоборот!
Климов продолжал медленно наступать на Яворского. Тот так же медленно пятился назад. Когда спиною он коснулся лежащего на лопатках самолета, Климов замахнулся кулаком, показывая Яворскому, что готов его ударить. Началась потасовка. Климов трепал курсанта за шиворот от всей души. Тот прикрывался руками и корпусом, затем неожиданно повернулся и побежал вокруг самолета. Климов устремился за ним, издавая жуткую брань:
- Ты думаешь, что это самолет козлит?! Нет, это его заставляют козлить такие же козлы, как ты, Яворский! Стой! Стой, я сказал! Догоню, хуже будет!
Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы от СКП на «Бобике» не подскочил следом за Климовым КЗ.
- Вы что, с ума сошли?! Надумали здесь выяснять отношения! А ну-ка, прекратить!!! Отошли друг от друга! Сейчас подойдет тягач, надо подумать, как зацепить самолет и стащить его с полосы с наименьшими потерями. Вы забыли, что у нас на кругу самостоятельно летают? Если не стащим самолет немедленно с ВПП, то можно ждать еще одной историй с продолжением. А вы мне тут устроили корриду! Марш все по местам! Готовим самолет к эвакуации с ВПП! Вяжи канаты. Они у меня лежат в «Бобике». Будем тащить за хвост. За движок не получится, зарываться в землю будет.
На окраине аэродрома показался тягач, который стремительно двигался в сторону квадрата. КЗ помахал Климову кулаком и принялся руководить работами по эвакуации самолета.

Я подлетал к траверзу «Т». Из кабины самолета мне была видна суета на аэродроме. Шли работы по освобождению ВПП. Я доложил на СКП о траверзе. С СКП поступила команда следовать без снижения на повторный заход. Мне, конечно же, нравилось то, что вместо одно круга меня посылают выполнять уже третий. Я посмотрел на показания топливомера. Стрелка зависла у красного сектора. Я быстро прикинул, что топлива осталось еще максимум на два круга. Однако меня это не смутило. Я верил, что до точки третьего разворота полосу освободят, поэтому минимальное количество топлива меня особо не беспокоило. Я выполнил четвертый разворот. Пролетая над полосой, я видел, как на аэродроме суетятся люди, видел, что самолет тащит за трос тягач, а вокруг бегает какой-то коротышка и машет руками. «Наверное, КЗ?», - подумал я. С воздуха он казался коротышкой. Его суета вызывала улыбку, хотя произошедшее на земле было печальным. Благо, что никто, в том числе и Яворский, особо не пострадали, если не считать царапин на его физиономии, да рваных штанов.
С СКП сообщили :
-05-й, я Игольник, занимайте после третьего разворота 400 метров и выполняйте заход на посадку.
-05-й понял, после третьего 400 метров и заход на посадку.
Я потянулся к крану шасси. Самолет вздрогнул, шасси вышли. -Игольник, я 05-й, в глиссаде, шасси выпущены к посадке готов.
- 05-й я Игольник, посадочный курс 40. На полосе ветер 30 градусов 3 метра в секунду. Полоса чистая. Посадку разрешаю.
-05-й посадка разрешена.
Я видел, что самолета Яворского уже на полосе нет. Он лежал по-прежнему на спине метрах в сорока от полосы. Около него суетились люди, но я уже на это не обращал внимания, потому что полностью переключился на выполнение посадки.
Высота 300 метров, 200 метров, 150 метров, 50 метров. Торец полосы. Высота около пяти метров. Сбрасываю полностью газ и начинаю подбирать ручку управления на себя. Самолет касается земли основными колесами. Я удерживаю в приподнятом состоянии переднее колесо. Скорость падает и переднее колесо опускается. Нажимаю на тормозную гашетку.
- Игольник, я 05-й. Первый самостоятельный выполнил. Разрешите зарулить на стоянку?
- 05-й я Игольник. Заруливайте по указанию встречающего. Конец связи
-05-й конец.

Двигатель чихнул несколько раз, и наступила тишина. Я сидел в кабине. Душа моя была переполнена радостью. «Я летал сам! Меня никто не контролировал! Ура! Я умею это делать!». Однако к радостному настроению примешивалось какое-то горькое чувство от произошедшего с Яворским.
Инструктор стоял около крыла, держа в руке подаренную ему традиционную пачку сигарет.
-Ну, чего мешкаешь! - крикнул он мне. - Освобождай летательный аппарат! Ты и так сегодня выполнил три нормы. Выползай и отходи от самолета подальше. Дай самолёту отдохнуть. Кстати сколько топлива осталось?
-На 15 минут - ответил я.
Инструктор протянул мне свою огромную ладонь.
- Поздравляю, Седых! Пусть небо у тебя всегда будет ясным и чистым, а в баках никогда не кончается топливо!
-Спасибо, Александр Александрович!
-Ну а теперь доложи по форме!
Я вытянулся по стойке «смирно», и, приложив к шлемофону ладонь, отрапортовал:
- Товарищ инструктор! Курсант Седых выполнил первый самостоятельный полет! Замечаний к работе мат части нет! Полет проходил без отклонений. Изменения в плане полета были внесены командой с СКП. Разрешите получить ваши замечания?
- Вольно! – скомандовал инструктор. О деталях полета доложите на разборе завтра, курсант Седых. Там и о замечаниях потолкуем.
Сзади кто-то тихо подошел. Я обернулся. Это был технарь с ноль пятой. Глаза его блестели и были ехидно прищурены:
- Слав, - обратился он ко мне - русскую пословицу помнишь: «Любишь кататься, люби и саночки возить». Это сейчас про тебя. Надо самолет помочь мне обслужить. Иди, возьми в технарском ящике напильник и принеси сюда.
-Зачем? - спросил я.
- Друг мой! Ты умудрился сделать три круга вместо одного! Винт у самолета, сам знаешь, деревянный. После такого количества летного времени он требует обслуживания. Концы лопастей тупятся, и их надо затачивать. При первом самостоятельном все курсачи (Прим. Автора»: курсанты) всегда это делают. В другое время этим занимаюсь я сам, но после самостоятельного сам Бог велел тебе проявить инициативу.
В квадрате наступила тишина. Все с заинтересованностью ожидали развязки нашего диалога. Технарь продолжал ехидно улыбаться.
-Ну, что? Давай приступай.
Я взорвался. Шутка технаря мне показалась сейчас совершенно неуместной. Я видел взгляды своих сокурсников, инструкторов и технарей. Все ожидали моих действий и развязки. Всех бы, конечно, развеселило мое согласие выполнить требование технаря.
- Да пошел ты!!!... Хотя я и салага, но не дождешься аплодисментов от своей тупой шутки. Бери сам и точи!
В «квадрате» раздался смех.
-Ты смотри, грамотные курсачи пошли. С вилами на самолет перестали бросаться. Неужели научились самолет от трактора отличать? - произнес технарь с сожалением в голосе, что шутка не удалась. Уж очень ему хотелось посмеяться над молодым желторотиком,
-Да и, правда, Влад, сегодня не до шуток, - сказал инструктор технарю. Иди лучше помогай бригаде техмощи самолет Климова на ноги поставить, а то неровен час, Седых возьмёт напильник да и заточит лопасти твоей «лайбы», чтобы ты не шутил глупо.

На сегодня полеты окончены. Мы шли строем с аэродрома по направлению к казармам нашей восьмой эскадрильи, которая входила в состав четвёртого лётного отряда нашего училища. Обычно на полетах в «квадрате» было не более десяти, пятнадцати человек. Остальные были на дежурстве на различных объектах: в карауле, в стартовом наряде, на кухне, на хоз. работах и т.д. Поэтому наш строй был небольшой. Вместе с командой стартового наряда нас было не более 20 человек.
Мы строем прошли мимо столовой, оставив позади плац. Курсанты тихо в строю обсуждали сегодняшний случай с Яворским. Сам же Яворский, который всегда командовал строем на правах старшины, сегодня остался на аэродроме давать показания членам комиссии, которая была создана приказом начальника училища буквально в течение одного часа. Вместо него нами командовал его заместитель Стуржинский:
-Шире шаг!- Орал Стуржинский – Прекратить разговоры в строю!
Впереди показалось здание УЛО (учебно–лётный отдел). Мы поравнялись с этим зданием, около которого красовался бассейн с фонтаном. Бассейн летом был всегда заполнен водой. Сам фонтан работал очень редко. Я шел в середине колонны ближе к правому флангу. Вдруг меня подхватило несколько сильных рук, и я одетый полетел в воду бассейна. Все знают, что в лётном училище существует такая традиция: бросать одетыми в фонтан тех, кто вылетел первый раз в жизни самостоятельно. Я не сопротивлялся. Просто для меня это было неожиданным. Я думал, что сегодняшний «кувырок» на самолете Яворского затмит мой первый самостоятельный вылет. Однако этого не случилось. Существующая традиция оказалась сильней. Согласно существующей традиции никак нельзя вновь испеченного пилота оставить сухим! Конечно, сегодня день немного омрачен из–за поваленного «на лопатки» самолета. Но сам-то Яворский не пострадал! Это главное! Недоучили! Недосмотрели! Передоверили! …
А жизнь то продолжается! Новые пилоты продолжают рождаться! И будут рождаться всегда, пока существуют самолеты, которые надо кому-то поднимать в небо. Самолет отремонтируют, и он продолжит свою лётную жизнь. Яворскому и Климову, конечно, достанется по самое не хочу…

-Ббаххх!- брызги воды полетели в разные стороны. Я увидел смеющиеся лица однокурсников
В строю заулюлюкали. Стружинский заорал:
-Отставить! Сколько можно говорить об одном и том же?! Детский сад! Седых, в строй! Если бы сегодня не твой первый вылет, то трех нарядов вне очереди бы тебе не миновать! Отставить разговоры и смех в строю! –продолжал орать Стружинский.
Я возвратился в строй весь мокрый с головы до ног. С меня вода не то что капала, текла ручьём. За мною тянулась по асфальту мокрая змейка.
- Шире шаг! Отставить разговоры в строю, - продолжал орать Стружинский

Так началась моя летная карьера. Як-18 остался позади. Замечательная, надо сказать, машина! Мне, начинающему летчику, она очень нравилась. Этот самолет мне дал возможность сделать первые шаги в небо.
Мы уже отлетали полностью программу на выпускном Ан-2. Нашего инструктора перевели в другую летную группу для продолжения полётов на Яке. Яворского за разбитый самолет не отчислили, как думали многие. Его даже не освободили от должности старшины эскадрильи. Одним словом, он оказался везунцом, что для того времени было большой удачей.
На "Ане" у меня был новый инструктор, Валера Зауров. Валерий Иванович! Это был прекрасный, замечательный методист. Его лётные уроки мне запомнились на всю жизнь. Прошло уже много лет, как я оставил лётную работу, но я всегда с уважением и гордостью вспоминаю этого талантливого и замечательно лётного учителя. Очевидно, за его выправку, дисциплину и умение обучать, Заурова позже назначили начучем (Прим. Автора: Начуч – начальник училища).

Мы толпились в казарме, доучивая теоретические предметы. В курилке стоял дым «коромыслом». Курили даже те, кто никогда не курил. Я так же, задыхаясь от едкого табачного дыма, старался не отставать от опытных курильщиков. Мы готовились сдавать государственные выпускные экзамены. Одновременно мы подготавливали себя к распределению. Современные выпускники учебных заведений не знают, что такое «распределение». В лучшем случае что-то слышали об этом интересном мероприятии, которое проводилось во всех учебных заведениях нашей огромной страны. В настоящее время этот термин потерял свою актуальность, потому что нет заказов на подготовку специалистов ни от предприятий, ни от государства. Учебные заведения сейчас готовят «специалистов», которые порою оказываются вообще не востребованными, поэтому их никто и никуда не планирует распределять. Получил диплом, и делай с ним что хочешь.
В наше время существовал Государственный Заказ на подготовку лётного состава, который перед выпуском из учебного заведения распределялся по предприятиям отрасли. Мероприятия по распределению проходили торжественно, и чем-то напоминали ярмарку по продаже рабочей силы, так как на них всегда присутствовали «покупатели» из управлений и предприятий Гражданской Авиации. В отдел кадров лётного училища, практически со всей страны, задолго до выпуска поступало море заявок на молодых пилотов. Ежегодный выпуск из нашего летного училища составлял около пятисот человек. В стране таких училищ, как наше, было немного. В учебных центрах Гражданской авиации ежегодно готовили сотни специалистов, уволенных из вооруженных сил СССР, а также специалистов из аэроклубов и ДАСААФ. Ни много, ни мало из учебных заведений в авиационные предприятия страны ежегодно приходило от двух до четырёх тысяч молодых пилотов. Однако для выполнения объемов работ, выполняемых Гражданской авиацией, этих специалистов катастрофически не хватало. Не знаю в те времена ни одного предприятия, в котором бы был полностью укомплектован штат. Пилоты были нарасхват.

В казарме на верхней кровати лежала раскрытая карта СССР. По ней мы рассматривали красивые изгибы рек, голубые пятна озер, коричневые силуэты гор, зеленые острова лесов. Конечно же, мы мальчишки, возрастом чуть более двадцати лет, кроме родительского дома да стен лётного училища ничего не видели. Страну знали только по урокам географии, книгам и кино, поэтому карта СССР нас к себе в эти дни притягивала своими красками и таинственностью.
«Аму Дарья, Сыр Дарья, Аральское море. Вот что надо для полного счастья!» -думал я, рассматривая географическую карту. Вот куда надо ехать работать! Красивые хлопковые поля, виноград, арбузы, дыни! Красота!
Единомышленников у меня было немного, но они, так же, как и я, до фанатизма бредили этими краями. Наши убеждения было сложно переломить. Мы почему-то были уверены, что только там и нигде больше, мы должны быть и работать. В те времена в кинотеатрах страны шло множество фильмов, выпущенных в прокат киностудиями «Узбекфильм», «Туркмен фильм», «Таджик фильм» и другими. В этих фильмах красочно и соблазнительно показывали прелести того края, куда мы мечтали отправиться на долгие годы. Эти фильмы сформировали у нас виртуальное представление о Средней Азии. Мы совершенно не хотели никого слушать о трудностях, которые нас могли ожидать в этих краях. Наоборот, мы готовы были эти трудности смело преодолевать сейчас и немедленно. Мы были молодыми, задорными романтиками.
Некоторые из нас бредили севером. Хатанга, Тикси, Нарьянмар! Любители Севера спали и видели себя полярными летчиками. Красиво звучит «Полярный летчик»!!! От созвучия веяло романтикой! Чкалов, Водопьянов, Байдуков, Беляков. Вот имена, которые достойны подражания для будущего пилота, желающего «бороздить» полярное небо!
Кто-то хотел в Сибирь, кого-то тянуло на Урал. Азербайджан, Грузия, Прибалтика так же звучала у многих на устах. В последствии, большинство из нас достигли своей заветной мечты.

За этим занятием нас застиг Зауров.
-Рота, смир-н-ааа!!! –заорал дневальный.
-Товарищ старший инструктор… -было начал доклад дневальный. Его перебил Зауров:
-Вольно!
Поглядев в глубину казармы сощуренным взглядом и видев группу курсантов, в которой находился и я, Зауров, направился в нашу сторону. Казармы, в которых мы жили, вмещали 200 человек. Иными словами, в одной казарме жили две эскадрильи, наша восьмая Хаустовская и седьмая Михеевская (Прим. Автора: «Хаустов- командир восьмой авиаэскадрильи четвертого отряда, Михеев седьмой) Для сна в каждой эскадрилье стояли двухэтажные кровати.
Зауров приближался к нам. В этой части казармы была его лётная группа в полном составе.
-Ну, что, соколы мои ясные! -обратился он к нам- Ищите гнездо обетования? Дело нужное. Скоро комиссия распределения. Надо себя подготовить. Кстати, есть два вакантных места инструкторов на Яке в нашем училище. Есть желающие?
Все дружно промолчали. Никто не хотел из нас продолжать трудиться в стенах родного училища. У всех были свои, далеко идущие планы
-Ну и зря! Свято место пусто не бывает. Возьмем из других отрядов. А вы жалеть будете, что не согласились.
Зауров посмотрел на наши лица, желая угадать нашу реакцию. Однако сожалений на наших физиономиях, о том, что инструкторов в училище могут взять других, он не увидел.  Зауров обратился ко мне:
-Вот ты, например, Седых, - куда планируешь?
- В Среднюю Азию! - без тени колебания ответил я.
У Заурова вытянулось лицо
-Куда???
-В Среднюю Азию –повторил я.
Валерий Иванович немного растерялся:
-Твоё стремление покорять безмолвие Кара Кумов, конечно, заслуживает уважения. Однако я сомневаюсь, что это хороший выбор. Жара, песок, комары… Честно сказать, не совсем понятен мне твой выбор. За романтикой есть желание побегать? – и, не, дожидаясь моего ответа, Зауров продолжил -Ты из какого района нашей страны прибыл в наше училище? Из какого управления?
-Из Северо–Кавказского - ответил я- но…
-Никаких «но»! – перебил меня Зауров,- ты прибыл сюда из легендарного Северо – Кавказского! – гордо произнес Зауров,- Вот и езжай к себе домой. Какого лешего тебя несет в пустыню?!
Зауров хотел ещё что сказать, но ему не дали договорить. Неожиданно заорал дневальный
- Инструктора Заурова срочно вызывают в штаб !!!
- Что еще за срочность? – тихо, как бы про себя произнес Валерий Иванович, но все-таки направился к выходу из казармы. Затем остановился, посмотрел на меня:
- Седых. Позволь мне дать тебе маленькую рекомендацию. Езжай домой. Далась тебе эта Средняя Азия. На худой конец езжай работать на Север в Тюменское Управление. К тому же твою кандидатуру сегодня рассматривали на командно-инструкторском Совете училища. Есть мнение, что из тебя получится неплохой пилот – инструктор для работы здесь. Подумай! Перспектива молниеносная! Пока твои годки будут нарабатывать летные часы, чтобы сесть в командирское кресло, ты с первых дней своей летной карьеры станешь командиром экипажа. Причем не просто командиром, а пилотом - инструктором. Года два, три поинструкторишь, да в Москву на «Тушку» умыкнешь». Соглашайся! -затем немного помолчав, добавил- Ладно… Мы с тобой потом, в свободное время на эту тему поговорим.
Но поговорить нам так и не пришлось. Мы сдавали теорию, лётную подготовку. Было не до разговоров. К тому же меня совершенно не устраивало предложение оставаться в училище инструктором. Я всячески избегал разговоров, с кем бы то ни было, на эту тему.
Затем нас неожиданно пригласили на комиссию по распределению. Заурова в училище не было. Он в это время был в Москве.

Меня пригласили на комиссию, как и всех, громко и по уставному:
-Курсант Седых, Вам надлежит пройти к председателю комиссии!
У меня ломка проходила довольно болезненно. Мне слышались слова Заурова, но я не мог отказаться от того образа, который нарисовал для себя и в котором видел себя пилотом, летающим в небе Средней Азии, хотя там никогда не был. К тому же меня совершенно не прельщала перспектива оставаться в училище инструктором.
-Курсант Седых! Вы ознакомились со списком вакансий? – спросил председатель комиссии.
-Так точно!
-Ваше решение?
-Северо–Кавказское Управление гражданской авиации. - отчеканил я неожиданно для самого себя.
Мне даже показалось, что это сказал не я, а кто-то другой. Я испугался своих слов. Эти слова вырвались из моих уст сами по себе.
-Вы в этом абсолютно уверены? –председатель комиссии смотрел на меня в упор.
-Так точно! - ответил я и еще раз обнаружил, что как будто говорю не я, а кто-то за меня изнутри.
-Свободны! Дневальный, пригласите следующего курсанта
Позднее мое решение трудиться в Северо- Кавказском Управлении Зауров оценил, хотя сокрушался по поводу моего отказа продолжить работу в училище. Немного поостыв, сказал:
-Молодец! Уверен, что в Средней Азии тебе удастся побывать. Если конечно сердце позовет, уехать в эти края навсегда никогда не поздно. Там пилоты нужны всегда.
Действительно, мне пришлось позже бывать в этих краях ни единожды. И каждый раз, прилетая в район, Кара Кумов я всегда восхищался, и продолжаю восхищаться безмолвием этого величественного уголка нашей планеты. Каждое мое прибытие в аэропорты Средней Азии вызывает воспоминания о родном училище и замечательном человеке Заурове Валерии Ивановиче.

ЭПИЛОГ
- Командир, пора предпосадочную подготовку проводить. Через пять минут снижение – напомнил Ярославу второй пилот.
- Да, да, сейчас!
Ярослав занял своё кресло и переключился на работу. Я немного завидовал ему, что он еще в форме и продолжает летать. Моя лётная карьера, к сожалению, подошла к концу. Вот так быстро и неожиданно, что я даже сам этого не успел заметить.
Иркутск был позади. Самолет приземлялся в аэропорту Домодедово.  Из–за моего длинного рассказа Ярослав так и не успел рассказать о себе. Правда месяц спустя мне довелось побывать у него в гостях и выслушать его такой же длинный рассказ о себе. Но это была уже совсем другая история, о которой, возможно, я когда-то напишу.

Мы шли с Ярославом по перрону в сторону аэровокзала. Было на удивление тихо. Не гудели взлетающие и садящиеся самолеты, не грохотала аэродромная техника. В это минутное затишье мы услышали отдалённый стрекот летящего где-то далеко маленького самолёта. Мы повернули головы на звук. В стороне спортивного аэродрома кружился и жужжал Як-52, силясь выполнить какую-то фигуру. Мы остановились:
-Смотри, как похож на наш Як-восемнадцатый! Помнишь?
Это мимолётное видение заглушил звук запускаемого двигателя. На перроне готовился к полёту большой Ил-96.

Прошло много дней с момента описанных событий. Я уже давно не летаю. Я оказался в рядах летчиков – пенсионеров, как и положено, подрабатывающих на нелюбимых производствах.  Иными словами, я выполнил взлёт с боковым ветром в новое временное измерение. Другого быть и не могло.  Моя лётная молодость прошла, как сон, как самый приятный сон.


Ставрополь 2010 г.