Катюши прибыли. отрывок из Солнце ласкает

    Капитан, принимавший технику,  быстрый,  темноглазый, обменявшись с Николаем двумя-тремя  фразами,  подошёл  к машинам.
 - Прибыли, долгожданные!  Прибыли, спасительницы наши!
    Он подходил к каждой  машине, гладил их  по  капоту, заглядывал в стёкла кабины, как в глаза любимой, с верой, любовью и надеждой.
  - Спасибо вам, бойцы, – наконец, обратился он к прибывшим.-    Как добрались?
 Крепко, троекратно обнял каждого из них.
 - Великое дело  катюши! Мощь! Сила наша и надежда; - И вдруг спохватившись: - Ну что ж это я!? Старшина! – крикнул он.
- Степаныч! А ну, накорми людей! Да по сто грамм!
 И, хитро прищурив глаз, скользнув быстрым взглядом по лицу в мгновенье  ока  повеселевшего вдруг Прокопенко, дал  новую команду:
 - Отставить по сто грамм.  По …  сто пятьдесят!
Старшина увел  всех  в  ближайший  блиндаж, где  вконец измотанные и разморённые по «сто грамм», все моментально уснули.  Кто-то тряс Николая за плечо, но он никак не мог проснуться, понять, где он и что происходит. Сообразив, наконец, что рядом  с ним старший по званию, он вскочил и вытянулся в струну.
 - Ну, ты, браток, даёшь.  Еле добудился, - говорил ему капитан,
 -двадцать часов уже проспали.  Вставайте, будет самолёт. Корреспонденты «Красной Звезды» скоро улетают. Думаю, вам с ними до Москвы сподручней будет.
 - А как же инструктаж? - спросил Николай, наконец, понявший, о, чём идёт речь.
 - Не будет! - твёрдо, командным голосом ответил капитан.
Он вывел Николая из блиндажа и, увлекая его за собой быстрым, по-видимому, присущим ему вообще шагом, направился в чащу леса.
Через мгновенье Николай понял, цель неожиданно предпринятой капитаном прогулки.
   Здесь в чаще находились хорошо замаскированные боевые, принявшие участие не в одном уже бою «катюши».
- Вот! Видал?!  А ты говоришь инструктаж…
- с гордостью говорил капитан, кивая в сторону машин. Но внезапно, как бы запнувшись, он, зло глядя в сторону, некоторое время молчал, покусывал губы. - Была у нас ещё одна Катюша.
 Пришлось подорвать, чтобы не досталась немцам,
- сказал очень тихо с болью в голосе капитан.
 - Когда лететь? - также тихо и серьёзно спросил Николай.
- Через часа два-три, когда стемнеет.
-У нас ещё есть время, займёмся техникой.
 Спустя час Николай уже был абсолютно убеждён, что батарея капитана великолепно знала прибывшую технику. Можно было лететь.
  Поднимаясь по трапу, он почувствовал, что кто – то его зовёт, хотя из - за  работавшего уже вовсю движка услышать что – либо было практически невозможно.
По взлётке, придерживая фуражку, бежал капитан.
 - Стой, браток. На-ка вот возьми, передай письмо.
И, протягивая Николаю солдатский треугольник, улыбаясь виноватой какой-то улыбкой, пояснил:
  - Матери моей, самолётом-то всё быстрей, чем по полевой почте. А у неё день рождения на днях аккурат будет. Передай, брат.
  Николай навсегда запомнил глаза в этот момент.
В них, в этих, видевших воочию эту самую жестокую, самую страшную войну, в глазах капитана было столько тоски по родным местам, отчему дому, столько любви и тоски по матери.
  - Да…. Вот жизнь…! А ведь капитану всего лишь пару лет за двадцать перевалило. Только-только училище закончил и… война. Четвёртый год воюет, - говорил Николаю закрывавший за ним дверь самолёта немолодой уже бортмеханик. – А к мамке понятно хочется.
 - А мне показалось, что ему уже за тридцать, а он почти мой ровесник, на год раньше только училище закончил. Быстро же война делает нас взрослыми, - думал про себя Николай.