Демон

Между багровым небом и багровой полынью горит разрез, оставленный тонким пылающим серпом.
Между багровым небом и багровой полынью внезапный порыв ветра сорвал иссохшие листья, как скальп, с одинокой угольной чинары.
Между багровым небом и багровой полынью никого нет.
Откуда-то издалека иногда раздаются гул труб, звуки улицы, чьи-то голоса... Они проходят мимо.
Откуда-то где-то рисуются буквы и цифры… Немые.
Когда мне скучно, я вижу собственные ноги.
Ничего удивительного.
Случается, дикой болью раздается пресный лязг металла.
  Потом бьются стекла.
Но хуже всего… - тяжелый, долгий, постоянный бой лениво падающей кувалды…
Бум-м-м…
Бум-м-м…
Что же они там забивают?
Если перевернуть горизонт, то станет ли он тнозирогом? И тогда, если я упаду вверх, перевернется ли он обратно? А время перевернется? Ведь песочные часы переворачиваются. И тогда, может, я уже упал, просто этого не заметил? Ведь если бы я заметил, то я бы не упал, а приземлился. Но и если бы я не падал, то я бы стоял достаточно твердо, а ведь тот, кто твердо стоит, не сдвинется с места, не узнает о падении. А, может, я всегда падаю вверх, а горизонт всегда крутится? Ведь если бы я остановился, то я бы не двигался с места и ничего не мог передвинуть, я бы не думал и не спрашивал, падаю ли я. А ведь он, этот горизонт, тогда очень быстро крутится. И как же тогда называть его: горизонтом или тнозирогом?
Бум-м-м…
Если я умер, то почему я думаю? Если я думаю, то где цель моих мыслей? Если я не думаю, то думаю не я? Если у моих мыслей есть цель, то как я смогу осознать её достижение, ведь мысль остановится, - и где цель моих мыслей? Если у моих мыслей нет цели, то почему они двигаются по порядку, ведь порядок предполагает направление, а направление предполагает цель, - и как у моих мыслей нет цели?
Если я не умер, то что со мной было миг назад? Что со мной было только что?
Бум-м-м…
Солнце и тепло… Через открытое окно хорошо слышен свежий шум листвы… Реплики гуляющих детей… Лай собак…
Лучи падают на письменный стол, - а на столе лежит подарок другу на день рождения. Я решил подарить ему «Евгения Онегина».
Просыпаться от полуденного солнца легко, просто и приятно. Но дилемма веков: вставать или не вставать? Можно и встать: на завтрак (обед?) меня ждут оставленные со вчерашнего дня беляши. Только почищу зубы я после еды, как и положено. Обязательно… Скорее всего… Возможно…
На тумбочке рядом с телевизором зазвонил телефон. Даша. Рановато она сегодня. Видать, либо она скажет мне что-то неожиданное и хорошее, либо ей что-то от меня надо. Она бы, конечно, добавила, что если ей даже что-то и надо, то неожиданное предложение побыть с ней все равно всегда должно быть приятно. Мол, разве нет? Оно, может, и так, но не сегодня…
- Да.
- Привет.
- Привет.
- Хотела сегодня стать твоей райской утренней птицей. Тогда ты бы наверняка разбил свой телефон, а я бы пришла и начала возмущаться, почему ты на меня злишься. Но я проспала.
Улыбка пришла с её первыми словами – и больше не сходила.
- Бедняжка. И зачем же тебе меня будить?
- Родители ушли в сад на шашлыки. Раз не смогли поднять, то сказали приходить, как только соберусь, - и тебя позвать. Пошли?
Началось все хорошо... а закончилось еще лучше. Но слишком много хорошего для одного дня.
- Блин, я бы пошел конечно, но у моего друга сегодня день рождения. Мы собираемся в четыре. Я вряд ли успею.
- Ммм... Жаль. Но ты это... знай, что больше мы едва ли пойдем. А если и пойдем, то я скажу, чтобы тебя не звали, потому что у тебя дела. Вот. Пока. Всего хорошего. До свидания. Аревуар. Ты какашка.
Она отбилась. Ну хорошо, какашка так какашка. В конце концов, у меня была возможность успеть. Но я не собираюсь скакать туда-сюда. Слишком много хорошего для од...
Бум-м-м...
Комната помутнела и закрутилась по всем траекториям, размазывая собственные краски. Этот вихрь быстро смешался и сжался в черную точку. В черную точку запросто провалиться...
Я действительно уловил тот долгий миг, когда мои кожа, мышцы и кости распылялись в порошок об её черные наждачные стены? Или это мне показалось?
Бум-м-м...
Между багровым небом и багровой полынью килограммы пыли паразитами присосались ко всему цветному.
Между багровым небом и багровой полынью угольная чинара прошлась по последним лучам солнца вековой трещиной.
Между багровым небом и багровой полынью, в целом, ничего не изменилось.
Когда мне скучно, я вижу собственные ноги.
  Когда мне скучно, я могу видеть что угодно.
А уж когда совсем невмоготу, я могу это и потрогать.
Все представляемое осязаемо. Все мыслимое существует. А как же иначе?
Нет никаких границ.
Видимо, недавно мне было скучно. А как все-таки те двое похожи на меня, а?
Бум-м-м...
Сердце что ли? Или часы? Или попросту молекулы воздуха по одной врезаются в придуманную мной перепонку? Достаточно.
Если я думаю, то я не умер? Нет, если я думаю, то я на досуге. Именно так ребенок строит из кубиков замки.
Если я забываю, то я оживаю? Нет, если я забываю, это значит, что я додумался. Именно так ребенок разрушает построенные из кубиков замки.
Но если я скучаю, то я существую?

Так странно... но я еще помню это время. Время, когда я увидел её. Я увидел её между багровым небом и багровой полынью. Она стояла, и редкие свежие пятна крови придавали особый вкус её белому платью. Неубранные черные волосы рассыпались по бессильно упавшим плечам. Она то притупляла взор, то слабо смотрела на меня тяжелыми и глубокими глазами. И все бури мира не шелохнули бы её ресницы.
Я немного приблизился к ней. Давненько я её не видел.
- Ты по делу или просто в гости? Я бы предложил тебе чай, но у меня тут нету чая. Хотя подожди, я мигом.
Я моргнул и оказался у неё за спиной.
- Вот. Видела, как я умею? Кстати, я тебе чай принес.
Она медленно повернулась ко мне. По лицу было видно, что ей все равно, как я умею. Веки приподнялись и снова опустились, как у полуспящего старого пса. Она молчала...
  "Теперь я здесь. Ты можешь делать со мной все, что ты хочешь..."
Да, теперь ты здесь. Но зачем ты сюда пришла?
- Не знаю, подруга. Я могу только напоить тебя чаем, а потом сожрать. Вот спектр оказываемых мною услуг.
Она еще немного помолчала. Потом маленькими, мучительными, будто по гвоздям, шагами подошла ко мне. Подошла близко-близко...
Когда-то, может быть, я бы рассказал ей, как я устал... Как я хочу отсюда выйти, как мне невмоготу... Невмоготу... Кому еще, как не ей?
Но не теперь. Это не решение.
Я знаю, что такое добро и любовь. Я представляю, как они могут пронизывать весь мир. Они могут пронизывать весь мир, наполняя его гармонией и блаженством. В таком мире нет зла и страдания. А раз так, то нет и вопросов. Нет вопросов - нет мыслей. Нет мыслей - нет тех, кто может мыслить. Нет тех, кто может мыслить - нет никого. Кто же будет блаженствовать в гармонии? 
- Я еще не настолько устал. Давай когда-нибудь потом.
Она попыталась взять меня за руку. Не знаю, получилось ли что-то у неё, но я ничего не почувствовал. Я не чувствовал ни её тепла, ни её дыхания.
Скоро она уже плакала навзрыд, опрокинув свою голову на траву и почему-то легонько поколачивая землю.
В следующее мгновение её уже не было.

Я бы действительно сожрал её тогда. Но между багровым небом и багровой полынью никого быть не может.
Ты только погляди. Нет никаких границ, но есть только один путь. Этот путь - мой. И мой путь - моя неволя. Моя неволя - мое страдание.
Если я скучаю, то я существую? Да что это за слово вообще - "существую"?
Существующее разбрасывает свои проявления направо и налево. Вот оно - дерево, вот оно - ящерица... Существующее все кому-то пытается доказать свою бесконечность, бесконечно себя ограничивая.
Но этой бесконечности тут же, как назло, противостоят ограниченности проявлений существующего. Где-то эти проявления должны собираться, иначе существующее будет ограничено своей бесчисленностью. Но ведь тогда, в конечном итоге, бесконечное и ограниченное сливается? Какое же тогда во всем должно быть напряжение...

Собирая повсюду расбросанные ошметки Бога, я никогда не ходил бесцельно. Во мне всегда гнездилась надежда на что-то. Но этой надежде, видно, никогда не суждено осуществиться. Ведь надежда на лучшее - бессмертна.

Между багровым небом и багровой полынью окровавленные мертвецы добавляют красок.
Между багровым небом и багровой полынью угольная чинара загорается новой листвой.
Между багровым небом и багровой полынью никогда не заходит солнце.