Тиасур. Глава 38. Музыка нас связала

В 1982 году ближе к последней сессии по общаге прошел слух о съехавшем с катушек студне. Однажды, обложившись бобинами с «металлом», он надел на голову наушники и включил магнитофон.

Про утопленниц шутят: в среду нырнула, в субботу всплыла. Наш «музыкант» нырнул глубже и выходил из комнаты только по физиологическим потребностям.
Сами, наверное, замечали, когда нравилась тебе определенная музыка, ты надевал наушники (хоть и говорил в армии сержант, что наушники у лошади, а у нас головные телефоны) и уходил глубоко в себя. Строил свой мир, свои отношения с окружающими, где ты примерял на себя разные ипостаси: спасителя, убийцы, ловеласа. И так все хорошо там получалось, что возвращаться назад не хотелось.

Этого тебе казалось мало, и ты усиливал видения алкоголем. Мысли разгонялись, словно заряженные частицы в синхрофазотроне. Разогнавшись, спрыгнуть с летевшего на огромной скорости поезда было уже нельзя.

«Зачем прыгать?» — возникал логичный вопрос в твоей голове. Мир, созданный твоим разжиженным мозгом, настолько красив, что ты не видишь смысла возвращаться. Ты можешь выучить любой язык, соблазнить любую девушку, ты герой. Это мечта любого человека. Что-то похожее происходит сейчас с нашими детьми, давно живущими в виртуальном мире.

Не знаю, о чем мечтал двинутый студент. Да его, собственно, никто и в глаза не видел. Вспоминали беднягу в назидание тем, кто, слушая музыку, не давал спать соседям: вот, мол, один дослушался!

Учась в радиотехническом вузе, было хорошим тоном иметь приличную акустику, усилитель и магнитофон. Летом между двумя универовскими общежитиями и двумя нашими шли состязания — у кого музыка качественней и громче. Жилые корпуса находились метрах в двухстах друг от друга. Поле, разделявшее общаги, студенты называли гадюшником.

С самого утра до вечера из окон неслись в народ популярные мелодии иностранных групп: «Пинк Флойд», «Дип Перпл», «Оркестр электрического света» и т. д. Из советских: «Воскресенье», «Машина времени», Розенбаум, «Динамик», «Аквариум», «Примус», «Карнавал», «Ариэль»...
Написал «Оркестр электрического света», и будто током ударило. Нравились многие песни из их репертуара, особенно «Билет на Луну».

У каждого было что-то похожее, вызывавшее в сердце приятное замирание. Да, собственно, и все эти слова написаны для того, чтобы на несколько минут оказаться там, где был счастлив. Пока ваял, реально ощущал себя на улицах Томска, в общаге и, главное, уловил запах. Как передать его? Он сам приходит, когда ты воссоздаешь хоть слегка напоминавший тебе какой-нибудь кусок из прошлого.

Ходили как-то с Игорьком П. и Витьком К. во Дворец спорта на ВИА «Ариэль». Взяли с собой флакон вина и неплохо провели вечер. Хорошая аппаратура, акустика, народу не так чтобы много. Песня у них нравилась забавная, про Бабу Ягу. «Ну и ветер свищет, ну и пурга. Загрустила что-то Баба Яга...». После концерта взяли бобину с записями «Ариэля» у соседей и крутили, пока не затошнило. Потом по городу пронеслось словно тайфун: приезжает группа «Машина времени»!

Группу в то время запрещали. Все, связанное с их приездом, шифровалось. Началась тайная продажа билетов и нездоровая атмосфера в студенческой среде. В итоге собрался народ, купивший билеты где-то на отшибе возле большого сарая, и устроил пьяный дебош, выкрикивая: «Макаревич ..., выходи».
Выучил в общаге половину репертуара Розенбаума: «Ах, как ярко вдруг вспыхнула лампочка под потолком...», заунывно вытягивая, пел под гитару девчонкам и уже много позже своей жене: «Но нити вольфрамовой пламя глаза мои режет...»

Придя из армии и находясь в гостях у Кости, слушали вместе музыку. За два года советская попса увеличилась в разы. Заинтересовался группой, работавшей, в стиле техно.

Исполнитель низким женским голосом затянул песню о роботах-мужчинах. Что-то меня зацепило в этом «шедевре». Попросил Костю перекрутить и поставить еще разок. И тут я понял, что меня заинтересовало. На фоне слов и музыки простенького шлягера ухо радиооператора 1-го класса внутренних войск Советского Союза уловило еле слышную морзянку.

Схватив клочок бумажки и ручку, я мгновенно принял радиограмму. Текст состоял из двух повторявшихся предложений: «Я робот. Хочу летать». Костя был шокирован. Я же, скромно пожимая плечами, объяснил, азбука Морзе, навечно вбитая в мою голову, для меня больше, чем музыка.

На самом деле меня эта радиограмма взволновала сильнее, чем Костю. Представил, что во время показа «Песни-85» на Первом канале, когда советские мужчины занимались кто чем: кто-то сеял, кто-то жал, кто-то жуликов сажал, а кто-то жене помогал пельмени лепить, случилась пренеприятнейшая история.

Несметное число добрых, сильных, слабых, злых, пьяных и трезвых мужиков, внезапно бросив все, начали судорожно искать ручку и бумажку. Засуетились даже те, кто грамоту уже забыл. Кто-то, не найдя ручки, корябал ножом по разделочной доске, кто-то вилами по целине. В ход пошел даже кусок помятой и использованной газеты.

Закончилась эта история так же быстро, как и началась. Мужики, наспех побросав консервы с соленьями в вещмешки, поцеловали детей с женами и ушли в неизвестном направлении. Это сюжет для другого рассказа, а пока вернемся в общагу.

Дальше мы переключились на шансон, я даже сыграл на гитаре что-то из Розенбаума.
Спустя год, работая уже в пароходстве, на границе таможня реквизировала у меня все записи Розембаума. Кому-то понравились кассеты, и забрали на прослушивание. Заслушались. Я бы тоже не вернул.