Г. Ляховицкая - Стал теперешний август последним

Ольга Бешенковская

Из автобиографических записей «Моё искусствоВИДЕНИЕ»

 «Этот август. Быть может, последний...»

Ольга Бешенковская

4 сентября 2006 года привычно - шумно заседает Клуб литераторов в центре Берлина. Весь август не встречались, своё свеженькое принесли, чтобы скорее прочесть. Споры, порою странные, вроде, сидят ли голуби на деревьях и переселяются ли в голубей души умерших...
Через пару часов клуб пустеет. Держу в руках последний номер русскоязычного журнала «Партнёр». В нём – подборка стихов Ольги Бешенковской с кратким представлением от Чконии.
Читаю вслух некоторые стихи – крепкие, острословые, терпкие. Ольга есть Ольга, и это – её поэзия.
Читаю, а Ольга в это время умирает.
 *
Вечером следующего дня позвонили: умерла от рака лёгких. В муках.
Страшно знать, что умираешь. Ольга знала. Давно. В августе 1992 года в журнале «Нева» её строка о каком-то прошлом августе: «Этот август, быть может, последний...» Но последним стал август 2006.
 17 июля Бешенковской исполнилось 59 лет. Всего-то...
Слёзы... От несправедливости... Для смерти – слишком молода. И сколько стихов не будет создано...
 *
Последний разговор с Ольгой  – телефонный – полгода назад. Я позвонила в Штутгарт, чтобы просить разрешения дать в автобиографических записях её отзыв о моих стихах.
Голос её, напряжённый, но чёткий:
– Конечно, конечно. Отзыв вполне искренний. Мне нравится, как Вы пишете.
– Вот спасибо! А не скажете ли Вы...
– К сожалению, не могу больше говорить. Вы меня чудом застали. Я на пару часов из больницы.
– Что-то серьёзное?
– Да, очень. Дело плохо...
 *
В конце февраля 1998 года в берлинской литературной студии появилась «Анкета для русских писателей-эмигрантов» с сопроводительным письмом от 7 января. Начиналось оно так: «Хочу обрадовать Вас сообщением, что одно издательство готово пойти на известный экономический риск и финансировать альманах русскоязычных писателей, проживающих в Германии». Ответы на анкету и материалы для первого номера предлагалось послать по адресу Ольги Бешенковской в Штутгарте до 1-го февраля.
Хотя срок уже истёк, 4 марта послала я свои ответы на двадцать один вопрос анкеты, четыре стихотворения и письмо: «Искренне желаю успеха Вашему замечательному и рискованному начинанию – «Кто не рискует, тот...» – так пить же Вам шампанское!»
25 апреля – весточка от Ольги: «Два Ваших стихотворения мы используем. По-моему, в Питере мне попадались Ваши детские вещи. Пришлите что-нибудь для журнала. Сердечно, ОБ».
Мне было приятно, но и стыдно – ведь я не могла припомнить питерские стихи Ольги. Тем не менее, предложением воспользовалась, послала стихи, приписав: «Поражена Вашей профессиональной памятью – я действительно пишу и стихи, и прозу для детей».
 *
14 мая 1998 года в берлинском «Русском доме» открылась фотовыставка портретных работ Сергея Подгоркова. Сорок лиц современников, питерских поэтов. Составительница и автор сопроводительного текста – Ольга Бешенковская.
К открытию приурочена и презентация первого выпуска журнала «Родная речь». Ольга – заместитель главного редактора. Название для литературно-художественного журнала русских писателей Германии, на мой взгляд, несомненно удачное. Что-что, а родную русскую речь эмигранты беспрепятственно вывозили через все таможни.
Журнал солидный, хорошо оформленный. Понимаю, как нелегко было главному редактору Владимиру Марьину и его заместительнице найти деньги и организовать ежеквартальный выпуск толстого журнала тиражом 2 000 экземпляров. Какие молодцы!
Прочла на последней странице «любимую» фразу: «Рукописи не возвращаются и не рецензируются» и вспомнила её юмористический вариант из «Литературки»: «Рукописи не возвращаются, не рецензируются и не публикуются». Могла ли я тогда предположить, что буду публиковаться в этом «толстом» журнале?! Но это случилось благодаря Ольге.
Впервые «вживую» увидела я её 13 – 14 мая 1998 на выступлениях в Берлине. Показалось, что мы ровесники, но на самом деле она почти десятью годами моложе. Умная, энергичная речь Бешенковской мгновенно овладевала вниманием. С первых её слов становилось ясно, что слышишь и видишь человека не ординарного и, что совсем уже редкость, умеющего помнить и заботиться о творчестве незнакомых людей. Это, в моём понимании, черта, присущая по-настоящему одарённым. Скольким авторам бескорыстно помогла Ольга с публикациями! Мне тоже... Никаких особых просьб не требовалось. Если Ольге нравилось произведение, она старалась его «пристроить». Спасибо ей навсегда!
 *
На одной из встреч с читателями Ольга рассказывала о своей литературной судьбе. Мне особо запомнилось то, что её не публиковали, и пришлось обратиться к  молодой знакомой, которая по персональным данным, в отличие от Ольги, подходила для «раскрутки» молодого поэта. Стихи Бешенковской, подписанные именем этой «заместительницы», обратили на себя внимание и были опубликованы...
Не только литературная, но и в целом у Бешенковской была нелёгкая судьба. Сопротивляясь ей, Ольга простёрла свои усилия и на судьбы многих современников, не давая бесследно уходить в забвение их творчеству.
В журнале появился «Кабинет мемуаров». Ольга просила присылать воспоминания, каким-либо образом связанные с немцами, с Германией. Я послала свою автобиографию «В ртутной капле моей памяти», с которой ещё в Петербурге участвовала в конкурсе «Гляжу в себя, как в зеркало эпохи» – о поколении шестидесятников. Понимая, что более двадцати страниц – это слишком, предложила отобрать лишь то, что соответствует теме. Там есть несколько эпизодов о немцах, о войне, о Германии. И вдруг, в третьем номере «Родной речи» за 1999 год  увидела автобиографию, опубликованную целиком.
Такой же неожиданный подарок принёс мне пятый номер «Родной речи» за 2001 год. Это был специальный «Поэтический выпуск». Большой раздел назван «Пришествие стиха». Среди других помещены три моих стихотворения, первое из которых – «Пришествие стихов».
 *
В 1998 году в «Родной речи» появилась своеобразная публикация «VIEHWASEN 22  ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ, или ДНЕВНИК СЕРДИТОГО ЭМИГРАНТА». Почти двести страниц прозы, перемежающейся стихами. Автор – Ольга Бешенковская. Откровенные, острые, нервные записки талантливого человека, которого всегда загоняли, но так и не сумели загнать в угол конформизма: «Человек-невропат / появился на свет невпопад». Он жизнь прожил, «и отметил эпохи распад». И вот уже «дела его дышат на лад – / ан.../ И взялись уже над его головой – / за лопату.../ ...Но сперва от звезды / отделился сияющий атом:/ Человек Человекович – / плакать и петь невпопад...»
Записки озаглавлены названием улицы, где было общежитие для эмигрантов. Автор переводит VIEHWASEN как «Скотский хутор», но мне удалось найти более точное и пронзительное значение этого слова: «ЖИВОДЁРНЯ». Жаль, что не успела я поделиться этим с Ольгой, ведь у неё всё дано именно так – жизнь как живодёрня...
Ох, как люто разобиделись – до ненависти – некоторые читатели, не обращая внимания на предупреждение автора о том, что все совпадения случайны. Ослеплённые обидой, они не разглядели в записках самого ценного – поэта и его, вопреки всему, поэтическое отношение к жизни. Они даже не попытались приподняться над колючими подробностями быта скотского хутора, чтобы хоть на миг увидеть за ними иной, высокий свет Плача Человеческого. А ведь это Плач и о них, обиженных...
Перечитываю этот «Дневник сердитого эмигранта» и снова дивлюсь остроумным находкам и совпадающим мыслям: «Дела его дышат на лад», «Болезнь наша – литература, мания цитирования, недержание ассоциаций», «Не пытайтесь поспеть за литературой, как за модой», «Евреи любят поучать», «...Была ли когда-либо черта оседлости для движений Духа?»,  «...Национальность не «надевают», она – кожа», «...Если бы рот народа не был забит страхом и матом...», «Кто законопослушен – послушен любому порядку», «... Двадцати лет от роду... вступила в первую затаённо-капиталистическую организацию в России, что-то вроде масонского клуба: жилищно-строительный кооператив», «И в глубине гогочущих провинций / Кончают век российские провидцы,/ Лелея боль от сорванных оков...», «Мандарины зимой удивительно пахнут / С первой ёлки твоей – до последней одышки...», «Никогда не стремилась, «чтоб как у людей...», «Культ и культура – далеко не синонимы. Наоборот, одно часто исключает другое», «Переживанья горькие свои / пережевав, запить глотком свободы...», «Мы стоим, как волхвы, над рождением нового дня,/ И каким бы он ни был, для нас он – великое чудо...»
Бывает, прочтёшь книгу, и уже через пару дней не можешь ничего из неё вспомнить. Созданное Бешенковской не забывается. Разгневанные эмигранты из числа обиженных «Живодёрней» пошли войной на их бытописательницу. И не только в Штутгарте, а и в Берлине, и в Интернете. Но по мне, лучше читать не критиков, а само произведение.

 *
Одарённые люди не только не имеют причин кому-либо завидовать, но и радуются чужим творческим удачам. Вот, что написала Ольга, получив в подарок книжечку моих стихов «Отблески»: «Дорогая Генриетта! Книжка Ваша мне чрезвычайно понравилась, поздравляю! Стихи о Питере – тоже. Пришлите их (и нем. варианты), пожалуйста, на дискете... Успехов Вам».
 *
Среди других послала я как-то и «Автограф поэзии» о Пушкине. Его поместили в «Контакте», а чуть позже оно вошло в подборку «БОС – библиотека одного стихотворения» в номере «Родной речи», посвящённом 200-летию со дня рождения Пушкина. К большой моей досаде, в конце первой же строки вместо «крыла» было напечатано «пера». Это никак не рифмовалось с «была». Звоню Ольге в Штутгарт:
– Как же так, именно в Пушкинском журнале... !
– Да, обидно. Лучше бы в газете с опечаткой, а не в журнале. Но бывает и хуже. Когда-то у знакомой мне художницы в Питере состоялась долгожданная первая персональная выставка, даже с каталогом. Там, в названии «Натюрморт с блюдцем» во втором слове вместо «ю» напечатали «я»...
 *
Курьёзная опечатка случилась и в стихотворении «В июньском полусне», одном из трёх моих стихов, помещённых в Антологии «Город текст». В строчке: «Здравствуй, конь легконогий над Фонтанной рекой!» вместо «легконогий» напечатано «легконосый». Даже оригинально...
Антология, посвящённая 300-летию города на Неве составлена неутомимой Ольгой Бешенковской в 2002 году. Книгу эту я неожиданно нашла в своём почтовом ящике, не сразу поняв, кто и почему её прислал. Разглядев среди полусотни имён своё, я поразилась: вот это подарок! Как это характерно для Ольги: безо всяких просьб, взять и подарить радость. Тут уж даже легконосый конь обернулся находкой.
При первом беглом взволнованном пролистывании, которое я по странной привычке неизменно начинаю с конца книги, «добежала» до помещённых вначале стихов Дмитрия Бобышева. И остановилась, поражённая. Как это я не знала такого поэта?! Со временем удалось установить литературно-интернетное знакомство с Бобышевым, кого я должна была бы знать по Питеру, но узнала лишь благодаря Бешенковской, включившей нас обоих в антологию. Спасибо, Ольга!
 *
В связи с замечанием живущего в США Дмитрия Бобышева об антологии «Город-текст» («Слыхал, но не видел и даже не знаю, что там из моего напечатано. Это придаёт делу довольно странный оборот: ведь мы всё-таки вступили в век глобальных сообщений и соблюдения авторских прав») я написала ему 6 апреля 2006 так:
«Пожалуйста, не обижайтесь на Ольгу. Она сделала благое и нелёгкое дело. Антология познакомила читателей со стихами, многие из которых «не на слуху», и сохранила их на бумаге, гораздо более надёжной, чем виртуальность интернета.
Ольга отдала много сил изданию в Германии русскоязычного толстого журнала «Родная речь». За такие труды, за неравнодушие к русской литературе в эмиграции мы должны быть ей благодарны. (Сейчас Ольга Бешенковская тяжело, неизлечимо больна. Помолимся за неё)».

В тот же день Д. Бобышев ответил:
«Жаль Бешенковскую. Я упрёки свои, конечно, снимаю, а взамен передаю сочувствие и поддержку».
 *
Возвращаюсь к Антологии. Свою «Кантату к 300-летию Петербурга» Бешенковская предварила заметками «От автора». Сколько мыслей, фактов, событий, которые близки мне или совпадают с моими! Вот лишь некоторые:
  «Во мне всегда звучит музыка». «Я везде нахожу приметы города, вряд ли понятные туристам и пришлым. Кто, например, знает, что Песочная и Берёзовая аллея – остановки горя... Только ленинградцы, которые навещали здесь близких, приговорённых страшным диагнозом». «Скажите любому сибиряку или, тем более, иностранцу, что Вы родились в Снегирёвке, – и он подумает, что это такой русский посёлок. А петербуржец обрадуется и, скорее всего, воскликнет. И я тоже!» (Да, я тоже родилась в этом роддоме. – Г.Л.). «И всё-таки петербуржец – это я могу утверждать, поездив по миру – не чужак в Европе», «.. Неестественные и потому постепенно озверевавшие «дружные коллективы» ленинградских коммуналок...». «Петер-бург, в имени собственном – корень немецкий... (Люблю смотреть в корень: и филологическое удовольствие, и вообще многое сразу становится яснее...)». «Если бы Петербург не стал «колыбелью революции»,... многим поэтам, певцам Петербурга, вряд ли посчастливилось бы родиться на берегах Невы. Вполне возможно, нам были бы уготованы провинциальные улочки в черте оседлости». (Здесь случайное расхождение, но не со смыслом, а с фактом, так как ещё моя мама родилась в имперском Петербурге, но это было редким исключением – Г.Л.). «Мой отец остался лежать на краю Южного кладбища...И скоро... к нему переехала мама» (Моя мама умерла раньше моего отца, но оба они лежат на Южном кладбище. – Г.Л.) «...Вот уже и мы, моё поколение, подходим всё ближе к самому краю...».
 *
Та, почти пятилетней давности похвала моей книжке, была написана Ольгой на открытке с её стихами: «Я смерти не боюсь. Она во мне гнездо / Давно уже свила и тихо ждёт погоды.../
Но осени осин смущённое бордо.../ но звёзд стрекозий блеск.../ И так проходят годы»
*
На моё сообщение о смерти Ольги Бешенковской Дмитрий Бобышев отозвался просьбой: «Напишите о ней», полагая, что мы с ней много общались. И хотя личных контактов у нас было совсем мало, мне кажется, что мы давно знакомы. Это – свойство прозы и поэзии Ольги.
И вот я рискнула написать о ней, но хотела бы обратиться к тем, кто действительно хорошо знал эту необычную женщину: «Напишите о ней! Напишите...»
*
ПОСЛЕДНИЙ АВГУСТ

«Этот август. Быть может, последний»
О. Бешенковская
 
Жизнь – клубок из причин и последствий
 или, может быть, наоборот...
«Этот август. Быть может, последний... »
Стал теперешний август последним,
а не тот, что предсказан, не тот.

До свиданья, поэт, до свиданья
 где-то в странном, нездешнем краю.
Называть его принято дальним,
хоть опасно он близкий – не дальний.
В нём не спеть уже песню свою...

Генриетта Ляховицкая
 Сентябрь 2006, Берлин