Истории стихов ЖАЛОсть

 ЖАЛОсть

Мне жаль потерянных стихов,
Они, как дети:
Ни матерей нет, ни отцов -
Никто не встретит.

Жаль ненаписанных стихов.
Они, как духи.
Без них мы все, в конце концов,
Черствы и глухи.

Да, жаль непонятых стихов.
Они, как люди.
Их ждать до первых петухов
Никто не будет.

Поэтов бедных тоже жаль.
Их так немного.
СвоЯ у каждого МОРАЛЬ,
СвоЯ ДОРОГА.

А вот редакторов не жаль.
Их бить бы надо.
Пинком, впечатав в грудь медаль,
Душить, как гадов.

Издатель тоже не герой,
Совсем, как Плюшкин.
У них всегда карман с дырой,
А ест ватрушки...

Любить кого-то это да,
Конечно, надо
И пострелять бы иногда -
Душе отрада!...

В.Ч.       ~ 1995 г.

     Из-за этого стихотворения человека уничтожил редактор. Не в прямом смысле, а в моральном, но это тоже убийство. Только никто не писал об этом. Молчание ягнят в русском стиле.
  Я была в то время литературным консультантом и своими глазами видела уничтожение  талантливого неординарного поэта. Моей силы не хватило, чтобы защитить его. В маленьком городке в литературных кругах всегда властвует один человек, однажды взявший верх. Все остальные ходят под его пятой. Он решает кого печатать в местной газете, а кого нет. Так вот, он и решил внести В.Ч. в чёрный список. За одно только это стихотворение. В нём упоминается слово -  редактор.
  Уничтожение начинается с запрета на печать, и называется первый этап — Замалчивание.
  У Васи много стихов, он приносил их мне и я отбирала лучшие для ежемесячных литературных страниц. И вот однажды я предложила редактору, он же и председатель городского литературного объединения, отобранные мною стихи Ч. для печати. Не "ЖАЛОсть" конечно. И объяснила свой выбор:
- Это немного не соответствует нормам стихотворного творчества. Но в этих стихах есть что-то оригинальное. Он пишет необычно, ни на кого не похоже. Он самобытен.
- Я ничего не хочу слышать об этом В.Ч. Не дам позорить мою газету.
- Чем позорить? Оригинальностью мышления? Кому нужны избитые истины, прилизанные стихи. У него всё по-особенному. Может не каждый поймёт, но, я думаю, что найдётся немало читателей, которые оценят такие стихи.
- Меньше думай.

 Он отвернулся и, как капризный подросток, пошёл в другую сторону, кинув гневные слова.
- Мне некогда с тобой дискуссировать по этому поводу. Я не хочу его видеть в своей газете и слышать эту фамилию тоже.
- Это не ваша газета.
- Я пока что здесь редактор.
 На этом моя защита автора и прервалась. Каюсь всю жизнь. Но есть ещё второй этап уничтожения.
 Второй этап -  Не допускание к выступлениям. Даже не знаю, каким одним словом этот этап озаглавить.

   В городском парке отдыха имени Горького проходит выступление местных поэтов на концертной площадке.  Очерёдность выступления строго расписана.
- Не больше двух стихов! - предупреждает редактор и председатель литературного объединения.
  Зрителей немного. Поэзией мало кто увлекается в провинциальном городке, но, однако, несколько человек занимают скамейки. Это старики и мамаши с детьми.
   Вася тоже пришёл, пока не понимая, что происходит, почему его нет в программе выступлений. Ведь он тоже член городского литературного объединения и посещает все заседания.  Он ещё не понял, почему его стихи не напечатали в литературной страничке.  Я увиливаю от ответа при встрече с ним. Не могу же я в лоб сказать человеку, что редактор поставил на нём крест.

  Ведущая выступления не знала, что среди присутствующих есть изгой и в конце объявляет:
- А сейчас открытый микрофон и каждый, кто любит поэзию, кто сочиняет сам или любит других авторов, может выйти и прочитать стихи.
 О, наивная русская душа! Моему восторгу не было конца.  Я подошла к Васе.
- Вася, настал твой звёздный час! Давай! -  я слегка подтолкнула его к сцене.
 И он вышел.  Конечно, он не совсем умалишённый молодой человек. Он догадывается, что редактор на него зуб точит, но где-то в глубине души надеется растопить его лёд. Я тоже!  Поэтому я очень обрадовалась, что он сейчас прочтёт свои стихи. И он прочёл стихотворение «ЖАЛОсть». Именно так он пишет слова в названии стиха и именно так объявляет его, с паузой после слова ЖАЛО. Концовка, конечно, пугает, но глядя, на Васю, понимаешь. что это шутка. И читает он, улыбаясь.

   Но разозлённый редактор ушёл по-английски, не попрощавшись.  Василий не только пишет оригинальные стихи, но и читает их оригинально.

   Он встал к микрофону, опустил голову вниз, уставился в землю, долго смотрел на что-то. Обычно, он смотрит на какую-нибудь точку, цветочек или пылинку.

   Затем начинает читать, не глядя на слушателей. В этот момент он весь в ином измерении. Глаза его вращаются, не останавливаясь ни на ком. Голос звучит тихо, но его хорошо слышно, потому что зрители замирают при первых же, произнесённых им, строчек.

  Речь у него чёткая, голос поставлен. Он околдовывает. Видимо, это злит редактора. Он-то не может читать так проникновенно. Он выступает, как оратор, как трибун поэзии. А это худенький парень низкого роста что-то шепчет себе под нос, а его слушают, затаив дыхание.

ЖАЛОсть

Мне жаль потерянных стихов,
Они, как дети:
Ни матерей нет, ни отцов -
Никто не встретит.

Жаль ненаписанных стихов.
Они, как духи.
Без них мы все, в конце концов,
Черствы и глухи.

Да, жаль непонятых стихов.
Они, как люди.
Их ждать до первых петухов
Никто не будет.

Поэтов бедных тоже жаль.
Их так немного.
СвоЯ у каждого МОРАЛЬ,
СвоЯ ДОРОГА.

А вот редакторов не жаль.
Их бить бы надо.
Пинком, впечатав в грудь медаль,
Душить, как гадов.

Издатель тоже не герой,
Совсем, как Плюшкин.
У них всегда карман с дырой,
А ест ватрушки...

Любить кого-то это да,
Конечно, надо
И пострелять бы иногда -
Душе отрада!...

В.Ч.       ~ 1995 г.

  Вася получил свою долю аплодисментов от стариков и матерей с детьми. Особенно радовалась я. И напрасно. На следующий день меня вызвал редактор и сказал:
- Чтобы впредь самодеятельности на выступлениях не было. Иначе сама полетишь вслед за ним.
 «Ох, как напугал!» - подумала я.
- Чем он вам так насолил? Он просто говорит, что думает, и во многом он прав. И потом,  всем нравится, даже смеялись.
- Я повторять не буду!
  Такие люди говорят один раз, навсегда, и своих мнений не меняют. Решил он уничтожить поэта, он его уничтожит. За Василия вступалась только я и поэтому теперь в большой опале. Имея больше всех персональных сборников, публикаций в московских и областных журналах, имея больше сорока учеников, я не член Союза писателей, хотя все остальные, мало - мальски пишущие,  уже давно рекомендованы редактором и приняты в Союз писателей России. Думаю, что Союз писателей много потерял без таких талантливых и неординарных поэтов.
   Василий перестал ходить в литературное объединение, где объединяются все, кроме хороших поэтов. 

   Но это ещё не всё.  Через много лет как-то мне позвонила организатор презентаций книг и журналов центральной городской библиотеки  и сообщила, что завтра состоится презентация одного журнала из соседнего городка, что в этот журнал вошли стихи Василия.

   Конечно, я поспешила в читальный зал. Меня, естественно, редактор снял с должности литературного консультанта из-за пререканий с начальством. Я пришла, как обычный слушатель.

   Вася вышел к микрофону какой-то растерянный, испуганный. Мятые брюки, в руках исписанная салфетка, но глаза его светились. Таких счастливых глаз я не видела ни у кого в течении всей своей жизни. Он стал читать.

Потерянное время

ПОТЕРЯННОЕ  ВРЕМЯ - это голод,
бездарный человек - моральный труп:
общением несет разрухи холод,
калечит жизни ход, поскольку туп...

И что же делать? Как уйти от горя
в потоке ежедневной суеты,
чтоб в бренных мыслей головном уборе
благоухали свежие цветы?

Любить людей. Начала жизни строить.
Основы древних знаний изучать.
Молиться. Сокровенное откроет
Господь, положит на чело печать...

Приняв  понять  не•бес•ные  законы -
сквозь призму веры истину постичь:
услышать человеческие стоны,
подальше спрятав осужденья бич!

Я нужен всем - поскольку существую -
от пчелки,  до травинки на лугу!
Божественную суть любви  п р о с т у ю
и   в е ч н у ю   всей жизнью  берегу...

В. Ч. 1998г. 

    Закончив это стихотворение, он прочитал ещё много новых стихов.  И в конце прочитал «ЖАЛОсть». Редактора в зале, естественно, не было и Вася чувствовал полную свободу.
  Это был настоящий триумф. Ему вручили авторские номера журнала. Как он туда попал я не стала выяснять. Я была очень рада за него. И после презентации подошла к нему с просьбой подарить мне его новые стихи.

  Вася заулыбался, как ребёнок, хотя ему уже было далеко за сорок.
- Вася, я рада тебя видеть! Как живёшь, женат, дети?

  Я поспешила с вопросами. Вася ещё не отошёл от того восторга, какой подарила ему судьба.
  Он засуетился.
- Да, да, Лидия Ивановна, я сейчас вам подарю стихи, но они на листочках. И их надо найти в моей сумке. Я их уже кинул туда. Давайте, отойдём в сторонку.
- Давай!
  Я ещё не поняла, что происходит. Мы отошли к стене, где он из-за стульев достал огромную хозяйственную сумку, несколько целлофановых пакетов, набитых непонятно чем.  Сумка впечатлила меня. С такими сумками ходят бабушки, две короткие ручки. Фактура сумки- кожезаменитель чёрного цвета.
   Из неё Вася стал доставать всё, что мешает ему отыскать листочки со стихами: фонарик, пластиковую бутылку с водой, четыре потрёпанные общие тетрадки, вязанный свитер, хотя на улице была летняя жара, электрический чайник, несколько одноразовых стаканчиков, набор чертёжных карандашей, плоскогубцы, отвёртки, грязное полотенце, небольшая настольная лампа.
- Она не работает. - пояснил он, поставив её на пол, и долго вытягивая, запутавшийся в сумке, ламповый шнур.
  Наконец, он нашёл то, что искал. Это были обёртки от шоколадных конфет, этикетки от покупки вещей в магазинах - артикли. И эти фантики он протянул мне.
- Что это? - удивилась я.
- Это стихи.
 Вася перевернул этикетки и на обратной стороне на каждой из них мелким почерком написаны ровные строчки.
  Я посмотрела на Васю. Он улыбался.
- Спасибо, Вася.
 У меня до сих пор хранятся его обёртки, салфетки и фантики, исписанные хорошими талантливыми неординарными стихами. Моя жалость запоздала. И моя решимость запоздала.

  Счастливый поэт ещё долго запихивал обратно в хозяйственную сумку все свои необходимые для его существования вещи.