Сосед

Написал в прошлом (2013) году, была реальная основа. Но как-то "закрутился" и вот в преддверии Дня Победы....

В преддверии праздника все средства массовой информации вступают в полосу соревнования, кто больше сообщит о жизни ветеранов, какой канал телевидения больше организует встреч, на которых, как правило, самих ветеранов нет. Кто больше напишет хвалебных слов, перемежая их информацией о событиях на валютном рынке.

В нашем доме тоже жил ветеран. Образ жизни он вёл неприметный. Встретится на лестнице, буркнет в ответ на приветствие и шкандыбает далее на свой этаж. Его однушка находилась на четвертом этаже, пятиэтажного дома как раз над моей квартирой. Иногда жена, не слыша над головой его шаркающие шаги, просила меня подняться, посмотреть может, помощь нужна, или еще что. Я отнекивался, ссылаясь на занятость, и в подтверждении хватался за какие-нибудь "неотложные дела", а то и вообще сбегал из дома "выносить мусор", хотя вчера его уже вынесла жена сама.

А в этот раз я вдруг подумал, не знаю, что на меня нашло, а не сходить ли мне к ветерану, не проведать ли его. Я долго искал повода, чтобы оправдать свой приход и не находил. Ничего лучше не придумал, взял две бутылки пива, бутылку "столичной" немного закуси и еще в придачу купил вазу для цветов. Зачем, почему вазу, в тот момент мысли в ложе логики как-то не укладывались. Купил и купил! Положил все это в непрозрачный полиэтиленовый пакет и поперся на четвертый этаж. По дороге ища повод. Повода обнаружить на чисто выметенной лестнице не удалось, голову я не привлекал, там все равно ничего путного не водилось. Решил, приду, постучу, а там, что ситуация подскажет. Почему постучу, тоже не знал, можно было и звонок нажать. Но поднявшись, именно постучал. Тихо так робко, затем обозлившись, стал барабанить в дверь, одновременно собираясь с мыслями.
За дверь послышались шаги, дверь медленно открылась, сосед стоял на пороге, тапочки на босу ногу, взъерошенные, давно не стриженые волосы на голове и косо застегнутая байковая рубашка в синюю клеточку.

"Привет сосед"- начал я с разбегу на "ты", "приютишь часа на два? Жена вишь, ушла, ключи дома забыл, а на дворе дождь". Ну, прямо тебе сцена из мультфильма о муравье: "Мне домой..., а у меня нога..., солнце заходит, а мне домой"- бред какой-то.
 
Ничего не сказал, повернулся, пошел в комнату, лишь криво усмехнулся, оставив дверь открытой. Не оборачиваясь, проронил "Заходи, коли пришел"- , «зачем», уже из комнаты,- "барабанить то зачем, у меня не заперто, нужно, заходи".

Я лишь потом понял значение усмешки, когда в кухне увидел, что наблюдательный пункт у него оборудован, и он все видит, кто приходит, кто уходит, видно и про жену знал, которая сейчас дома и ни сном, ни духом о моем похождении.
" Извините Егорыч" - вспомнив отчество, заоправдывался я, " не помню как имя Ваше?".

"А знал ли?" опять усмехнулся Егорыч, "Матвеем кличут с детства, но последние двадцать лет уже не слышал собственного имени.
"Как это, Матвей Егорыч не слышал, а в поликлинике?"- задал я дурацкий вопрос.
"Я и говорю, что двадцать лет никуда и ни для чего не хожу, разве, что в магазин, но там ни имени, ни фамилии не спрашивают, пока"- опять усмехнулся сосед.

Поставив свой пакет у ножки кухонного стола, в котором весело что-то звякнуло, я примостился на трехногую табуретку, выкидыш социалистической экономики, подумав: "Надо же и на ногах экономили". Я всегда боялся эти трехногие сидалища, падают и  попадают прямо по ахилессовому сухожилию. Не сколько больно, сколько обидно от того, что для того, чтобы сесть необходимо хорошо подумать. В вечном напряжении каком-то жили. С другой стороны чтобы аллертности народ не терял, всегда был готов к отпору.

В кухне стандартной однушки помещался стол, три табурета задвигаемые под стол, плита, раковина и пенал для посуды, даже холодильник приходилось ставить в коридоре. Да и много ли человеку надо. Было бы, на чём приготовить еду, где умыться и где поставить кровать.

На холодильнике стоял старый телевизор, казалось не рабочий, но в него можно было смотреть лишь с одного места из угла, где и примостился хозяин квартиры.
Смотрел на меня, молчал, ковыряя заскорузлым пальцем отколовшийся пластик на столе.

Я понял, что необходимо, что-то говорить, произнес: "Вот уж, сколько лет рядом живем Матвей Егорыч, а почти незнакомы".
"А что, должны быть?",- из прищуренных глаз выбились искорки смеха.
"Да как-то меж соседей принято",- ощущая неловкость, промямлил я.
"Ну раз меж соседей. А ты вон многих своих соседей знаешь?",- вдруг он резко поднял свои глаза на меня,- "многие интересуются твоей жизнью?"
"Пожалуй, что нет, это верно"- задумчивость моих слов невольно настроила его миролюбиво.

"Давай я, что ли чайник поставлю, а то на сухую и разговор глотку дерет"- силился он подняться. Я хотел помочь ему, глянул так, будто обрезал. Я резко отдернул руки, обрезал, аж по самые локти. Взгляд резкий, цепкий, как прицел у оптической винтовки.
Доковылял до плиты, набрал воды из-под крана, и поставил чайник на газовую плитку.

Я тем временем, приняв слова "на сухую " за знак достал две бутылки пива, бутылку водки и стал выкладывать закуску.
"Ты так у всех, что ли приюта ищешь, будто ночевать здесь собрался?",- остановил меня словами.

А я тут вдруг расслабился, видно на его волну попал и все сразу понял, колючий от того, что защищается. От того, что не хочет быть никому в тягость.
"Да нет Матвей Егорыч, я только к тебе со своими харчами. Все повода искал не нашел, вот и вломился", - уже запросто, почти по соседски произнес я.

"Ну что же пришел, милости просим, негоже человека гнать, если он с добром пришел"- в тон мне ответил ветеран.
Расположились, от пива отказался, водочки разлили. "За Победу!».Выпили, закусили, налили по второй.

"Я все спросить хочу Егорыч",- опять переходя на ты, сказал я.
"Хочешь, спроси"- ответил, щеки у него покрылись румянцем.
"Ты всю войну прошел, от начала до конца?"
"Да все три войны от начала до конца",- выпили по второй.
"Какие - три?" - поперхнувшись, не сразу сообразил я.
"Такие три, от Финской до Дальневосточной"- покашливая, проворчал Егорыч.
" Призывался из Уссурийска в 38 году, до этого белковать ходил, однако. Комиссовался в 48-м. Оккурат через десять лет. Приехал, могилы друзей фронтовых проведать так и остался здесь. Вот такие дела, однако"- прикрыл глаза, задумался.

Как-то не очень походил на кряжистых широкоплечих сибиряков, больше на подростка смахивал.
"Чего смотришь, с таким в бою, мол, совладать нечего делать?",- широко раскрытыми глазами уставился мне в переносицу.
"Для снайпера не вес и сила нужна, а зоркость глаза и твердость руки, а еще терпение. Терпение, наверное, больше всего нужно,"- встав, щелкнул клавишей телевизора. Тот поурчав и пофыркав, засветился черно-белым экраном. Перехватив мой удивленный взгляд спросил-утвердил: "А не все равно, какого цвета будет туфта, которая с экрана сыпется?"

"Да нет, просто давно не видел подобного, а так ничего",- смущенно оправдывался я.Стоя крутил ручки, переключающиеся со звуком, смачно- "Берешь в руки, маешь вещь". Остановился на многолюдной студии: "Вот, к примеру, тебе это самое шоу! А это кажется, о каком-то фильме на военную тематику говорят. Про войну фильмов нет больше, есть на военную тематику. Сам посмотри, вот сидит девица нашпигованная ботексом и размазывая тушь по лицу, создает видимость горя от разлуки с любимым, который в прическе а-ля двухтысячные, торгует сытым лицом на дне грязного окопа, вырытого впопыхах". Выдав тираду, замолчал.

Сел, налили, выпили. Выпили, закусили. По телу пошло тепло, стало уютно в его холостяцкой сумрачной кухне.
Оглядевшись, я спросил: "А что Матвей Егорыч, жена, где у тебя?
"Жена, жена...",- будто не понимая вопроса или вспоминая, что это, переспросил ветеран.
"Жены, давно уже нет, на погосте моя Дуня, двадцать три года как",- опять замолчал, вспоминая.
"Я и переехал сюда после ее смерти. Она там, на Дальнем  Востоке осталась",- поймав мой взгляд, продолжил, "за могилкой сын ухаживает, он рядом живет. Все собираюсь съездить, но сам понимаешь с такой пенсией даже в один конец не доехать".
"Так сын, что ли не помогает?",- заикнулся я.

"Это ты брось, помогает, не помогает, что я должен у него отрывать кусок, у него уже самого внуков шестеро, поднимать надо. А жизнь на Севере сам слышал наверное, не сахар", - отмахнулся ветеран.
"Сам-то не на пенсии еще?",- посмотрел на меня.
"Нет, до пенсии еще года два, если доживу, конечно",- я встал и подошел к окну.
"Что так, не доживешь? Хотя нынешняя молодежь",- записав меня в молодежь, промолвил он, "нынешняя молодежь не только квёлая, но и в большинстве своем чахлая. Вроде в теле все, а нутро гнилое, оправдываются, мол, экология кругом такая. Не экология это мозги с дыркой, вот, что это такое, распущенность".

Он и впрямь выглядел не намного старше меня, хотя был старше лет на тридцать пять. "Закалка! Таких не скоро в землю загонишь",- подумалось мне.
" Второй год уже на парад Победы не хожу, как-то всё скоморошичье действо напоминает", - начал, было, он, но замолчал.

" Почему скоморошичье?" не понял я
"Сначала старался не обращать внимание, но времени, то много, смотрю, думаю. Бог еще разума не лишил, хотя иногда думаю, что было бы лучше его потерять, чем такое смотреть", - тыкая вилкой в банку с килькой, проговорил он.

Килька цепляться не хотела, осторожно положил вилку на стол.
"Страна чужая стала, народ чужой. Понятно дело этих котов, чиновников за народ принимать не стоит, но ведь жируют же, нагло так без зазрения совести жируют и над народом измываются",- что-то затаенное просквозило в словах.
Разлили по последней. Выпили, закусили. Егорыч откинулся к стене, задремал. Я понял, что пора и честь знать.

Тихонько встал, зараза тренога, грохнула о пол. Ветеран встрепенулся, открыл глаза- резкие, зоркие. Увидев меня, успокоился: "Уходишь? Иди! И я прилягу, что-то в сон сморило", -пошел в комнату, уже из коридора,: "Ты это, что приходил-то?
"Да просто так" - не посмев спугнуть момента, ответил я.

"Просто так, это хорошо, не люблю когда по поводу",- уже сам себе проговорил Матвей Егорыч, а мне "Заходи, у меня не заперто, знаешь. Когда захочешь или что..."

"Или что не надо"- ворохнулось в голове. Встал, прихватил пакет с вазой, которая грустно звякнула о ножку стола. Не решился поднести, как-то неловко было.
Егорычу в комнату, проходя мимо: "Ну, ты Егорыч, того, не болей, если, что стучи по батареи, сообщи, если понадобится».

Страна готовится к встрече Дня Победы. Тренируются военные. Торговля идет бойко. Через два дня на Красной площади состоится парад, может и Егорыч его смотреть будет.
Может быть!

2014


Рецензии