Векша. Цикл Кукловоды. Глава 2

Многоголосый шум они услышали недалеко от опушки.
- Бегом, - сказал Андрей, ускоряя шаг. Инга поторопилась следом, на ходу поправляя мокрые волосы.
Как сказал Андрей, для убедительной лжи требовалось обеспечить легенду. Ради этой легенды пришлось наскоро искупнуться в озере – предварительно заставив Андрея отвернуться. Хотя наверняка подглядывал, ушлый тип.
Купание помогло привести себя в порядок и снять наверняка замученный вид. Только синяки от верёвок на запястьях приходилось прятать под рукавами.
Скрамасакс вновь висел на поясе, Инга придерживала его за рукоять, поругивая себя мимоходом, что едва не потеряла оружие.
Андрей же вновь был при волкобое и кинжале, винтовку и трофейный автомат он упрятал недалеко от места бойни с горинцами (горинцами ли, кстати?), не забыв отправить Ингу в дозор (ясен день, чтобы Векша не углядела тайник).
Сельчане столпились неплотной гурьбой вокруг Фрола и Лёшки, слышен был негромкий тоскливый вой утраты.
Среди толпы Инга увидела сгорбленную фигурку, сидевшую около одного из убитых. Кажется, Фрол.
- Что случилось? – спросил Андрей громко, подходя.
- Фрола и Лёху убили… - мрачно пробасил Медвежа, здоровяк-охотник. На правом плече висел карабин, на левом – лук и колчан со стрелами. Внушительный тесак поблескивал вытертой от времени рукоятью на поясе в кожаных ножнах…
- Как?! – Инга старательно вытаращила глаза, надеясь, что играет убедительно и внутренне содрогаясь от отвращения к себе – до того было противно изображать это спектакль.
- Кто?! – вторил ей Араксин, аккуратно расталкивая односельчан. Инга прошла следом.
- Знал бы – убил бы, - внушительно сказал Медвежа, тяжёлым взглядом сверля Андрея. Перевёл взор на Ингу.
- А вы откуда?
- Из леса, вестимо, - ответил Андрей, не глядя на него, присев рядом с убитыми. Инга же подошла к Анюте, сестре Фрола, легонько приобняла. Семнадцатилетняя девчушка ткнулась носом в плечо Векши.
- Не видели никого? – спросил кто-то.
- Видели бы – сказали бы, - отозвалась Инга, не глядя на мёртвых. Насмотрелась.
- Лютый уже знает? – спросил Араксин.
- Да, - пробурчал Медвежа. – Собирает ребят… Инга, тебя дядь Витя искал. Купалась, что ль?
- Да, - кивнула Инга, поглаживая Анюту по темнокудрой голове. – Вода холодная с утреца была… А кто их нашёл?
- Я, - сказал Медвежа. – Шёл петли проверить… Проверил, называется. Оружия не взяли, твари, просто убили…
- Инга!
Тяжёлая рука опустилась на плечо.
- Живая я, - проворчала Векша, мягко отстраняя от себя Анюту. – Купалась я…
Батя подозрительно оглядел её.
- Да, дядь Вить, встретил вашу нимфу на берегу, - подтвердил Андрей, аккуратно приподняв голову Фрола. Вытаращенные глаза остекленели, но в них ещё стыл ужас. Жуткая рана от иззубренного лезвия протянулась от уха до уха. Кровь ещё лениво сочилась, впитываясь в землю.
Векшин-старший, облегчённо вздохнув, прижал Ингу к себе, Векша сдавленно пискнула, стиснутая жилистыми руками отца.
- Домой беги, - прошептал он тихо. – Мать успокой…
- Ага, - Инга высвободилась из объятий отца и торопливо двинула в сторону посёлка.
По дороге от посёлка пылили три проворные машины – джипы-внедорожники, в кузовах которых грозно ощетинились стволами солдаты отряда самообороны.
Головной джип тормознул, следом остановилась вся тройка, со стороны пассажирского сидения из окна высунулся Лютый – коренастый, худощавый, с жутким шрамом от медвежьих когтей на правой стороне лица.
-  Привет, Векшунь, - улыбнулся командир отряда. – Уже знаешь?
- Конечно, - она сглотнула нервно – вид Лютого ей никогда не внушал ни доверия, ни душевного спокойствия. Может, виноват свирепый облик, а может – темные, масляно посверкивающие глаза. Хотя дурной славой бравый вояка похвастать не мог, вовсе даже слухи ходили, что прочно сидит под каблуком у супруги.
- Мы найдём скотов, - пообещал Лютый. – Найдём и на кол посадим.
Инга кивнула, про себя горько ухмыльнувшись, что покойным пакостникам будет далеко, нет, даже глубоко пофиг до подобного наказания.
- Вперёд! – скомандовал Лютый, засовываясь обратно в кабину.
Сейчас всех охотников соберут, подумала Инга, глядя вслед удаляющимся машинам. Кто-то из ребят помахал рукой, Инга помахала в ответ, развернулась и зашагала домой.
Посёлок, оживлённый страшным событием, спешно сбрасывал сонную одурь, на улицу высыпали все, от мала до велика, мужчины, юноши, мальчишки – все, увешанные луками, арбалетами, готовились идти в лес, чтобы хоть увидеть убитых. Оставались только глубокие старики да матери с малышами – первые по причине возраста, вторые же во избежание лишних волнений.
Ингу провожали вопросительными взглядами, но никто не спрашивал, видя её целеустремлённый вид.
Мама, ничуть не утратившая женской красоты и обаяния, встретила Ингу тревожным взглядом. Правда, чуток расслабилась, увидев дочку целой и невредимой (относительно невредимой, но не будем маму расстраивать).
- Папка, как услышал, сразу в лес кинулся, - поведала Ольга, садясь за стол.
- Да, я видела, - сказала Инга, отстёгивая скрамасакс от пояса.
- Сильно порезали? – спросила мама.
Векша кивнула, приобняв её.
- Всё хорошо, Андрей меня домой проводил, Араксин.
- Что-то зачастил он тебя провожать, - заметила Ольга с дружелюбной ехидцей.
- А что, не дурнушка же да не доска какая, - Инга усмехнулась. – Вся в тебя, мам.
- Скорее, в батюшку своего, - засмеялась мама. – Дева лесная… Э-эх, что ж это творится-то, средь бела дня убивают… Взяли у них хоть что-нибудь?
- Вряд ли, - Инга пожала плечами, дабы не показаться слишком осведомлённой. – Убили сзади, это и я сказать смогу.
- Да, вовремя мы в Горинск собрались, - Ольга вздохнула.
- Вы, - уточнила Инга. – Мне и тут неплохо.
Мама ласково потрепала её по голове, взъерошив волосы.
- И ведь не боишься же по лесам ходить, дурёха…
- А чего бояться-то? – Инга изобразила удивление. – У меня знаешь какое преимущество перед мужиками?
- Какое?
- Всякий недалёкий тип непременно захочет отведать девичьего тела, перед тем как убить, - сказала Инга. – А в это время я откручу ему инструмент…
Ольга громко засмеялась, хлопнув себя по коленке.
- Ладно, амазонка моя, съешь что-нибудь, а то исхудаешь, и будет Ветка, а не Векша.
- С радостью, все эти прогулки по лесу нагоняют аппетит, - Инга лучилась энтузиазмом, стремясь отвлечь мать от тягостных мыслей.
- А мёртвые? Неужто не стоят перед глазами?
- Чем мертвый человек от мёртвого оленя отличается? – Инга браво махнула рукой. – Кровь красная, только шкура на мех не годится… Жалко ребят, конечно, но слезами нашими бабьими не вернуть их. Ну, кто-нибудь меня покормит?
Батя вернулся где-то через часок, малость уставший и огорчённый.
- Все следы затоптали, - сказал он. – Собаки тоже ничего не найдут…
- Ну да, народу было слишком много, - Инга вздохнула, чувствуя нервный зуд нетерпения – хотелось поскорее рассказать отцу про то, что случилось. Но мама никак не уходила с кухни, стоя у печки, желая услышать новые детали. Однако вряд ли детали последуют – тем более, что батя их и не знает. И мама всё равно уйдёт не скоро – всякая беда, случавшаяся близко, словно цепью приковывала её к мужу, и она старалась оказаться там, где находился он – благо и домик-то небольшой.
Так что по душам удастся поговорить не сейчас.
Ладно, хоть в огороде пока можно не ковыряться – в свете сегодняшнего кошмара пара кочанов капусты, атакованных гусеницами, кажутся невеликой потерей.
- Я на чердак, - сказала Инга. – Почитаю стрелковые таблицы…
- Иди-ка малину пособирай, - велел отец непреклонно. – Попрощалась с лесом – попрощайся и с участком.
- Есть, - Инга, приуныв, вышла из дома, не утруждаясь обуванием.
Огород располагался сразу за домом. Две невеликие грядки с морковкой, несколько кочанов капусты, густые заросли малинника вдоль забора. Хоть домашней живности нету, и то хвала лешему. Воспитанная, преимущественно, батей, Инга не испытывала ни малейшего желания возиться со скотиной. Лес прокормит, говорил батя, а огород – про запас.
Батя также не желал отягощать семью овцами или, там, коровами – и жена с дочерью знали, отчего. Наёмник, даже бывший, привык странствовать налегке, а обрастать имуществом, зная, что может настать момент всё бросить – непозволительная роскошь.
Так что Инге ещё везло – загрузка по домхозу была невелика, что становилось порой объектом зависти сельских девчонок, вынужденных с младых ногтей помогать по хозяйству взрослым.
Лениво спохватившись, что не взяла корзинку, Инга, ничтоже сумняшеся, стала просто закидывать спелые ягоды в рот. Всё-таки домашняя малина – это домашняя. Крупнее и слаще.
Выбирая ягоды побольше, Инга ходила от куста к кусту. Всё равно её отправили ради того, чтоб родители могли поговорить о чём-то, что ей пока слышать рано.
С чердака слышно хорошо, что в доме говорят, а вот из огорода подслушать уже сложнее…
- Пап, тебя слышно, - лениво бросила Инга с набитым ртом. – Тебя земля выдала…
- Ну да, - сказал батя. – Что ты хотела мне рассказать?
- Я? – Инга состроила недоумённую гримасу.
- Ага, - кивнул батя. – Я ж видел, как тебя распирало… И не мотай своей головёнкой, знаю я тебя как облупленную, это маму можно обмануть, а вот со мной такое не пройдёт. Давай, рыжая, колись.
Инга засмеялась невесело, предчувствуя реакцию отца.
- Это не связано с Андреем, - быстро сказала она. – Если ты о том подумал…
- Каюсь, был грех, - согласился батя. – Уж больно часто я его около тебя вижу… Ты поаккуратней с ним, дочка, мутный он тип. Охочи мужики до юных цветочков, так и тянутся руки сорвать…
- Я полынь, - вздохнула Инга. – Так что замучаются рвать… Да нет, пап, тут не в Андрее дело… хотя в нём.. не совсем в нём, конечно… да нет, что я… в Андрее дело…
- Так, - батя взял Ингу за подбородок двумя пальцами, по-змеиному немигающим взглядом вперился в глаза дочери. – Ну-ка, четко, ясно, папа ругать не будет, ты ж знаешь, в крайнем случае, убьёт…
Инга хихикнула – скорее, нервно, нежели весело.
- Андрей меня спас! - выпалила она и замолкла под тяжким отчим взором.
- От кого или от чего? Продолжай, хорошее начало, достойное, мужик неплохой он, я давно знал…
- От тех, кто убил Фрола и Лёшку… - гораздо тише продолжила Инга, не выдержав и опустив ресницы.
- Рассказывай… - негромко сказал отец спокойным, ничуть не изменившимся тоном, разве что чуть наполнившимся металлом – но такой тон из его уст можно было смело сравнивать с грозным рычанием разъярённого волка. Рычанием, не обещавшим обидчику дочери ничего хорошего.
Инга рассказала всё, благо весь рассказ уложился в пару минут. Особо и рассказывать нечего – проведя добрую половину пути с мешком на голове, деталей не углядишь. Пришлось сказать и про винтовку Андрея, и про трофейный автомат, и про то, что это горинцы – если верить Араксину, конечно.
- А не верить ему причин нет, - сказал Векшин, поникнув головой. – Только вот не верю я, что случайно он увидел, как тебя спеленали… Не верю, и всё тут.
- Почему нет, пап? – спросила Инга тихо.
- Очень мало таких совпадений я видел в жизни… - сказал батя, качнувшись с пяток на носки. – Очень мало… хотя и повидал жизнь эту…
- Но всё-таки? – Инга пытливо уставилась на него.
- Надо мне с Андреем поговорить, - сказал отец. – С глазу на глаз… Да не бойся, не буду я ему ребра ломать, - он поднял ладонь, упредив Ингин вопрос. – Он же тебя спас, как-никак… И поставил под вопрос переезд в Горинск.
- Я в этот милый город и с ножом у горла теперь не поеду, - решительно сказала Инга. – Лучше пусть сюда приходят, я им пару стрел загнать успею в причинные места, чтоб неповадно было…
- Он точно всех убил? – спросил вдруг батя.
- Всех троих, - сказала Инга уверенно. – Видела ранения…
- Хм… а вдруг с ними четвёртый был, а? – глава семьи поиграл желваками. – И он всё видел, а?
Инга почувствовала лёгкую дрожь в коленях. Этого вот ещё не хватало…
- Не бойся, папа тебя в обиду не даст, - он подмигнул дочери, взлохматив волосы, улыбнулся насколько можно беззаботно. – Ну, и Андрюшка, думаю, в стороне не останется.
- Ты так ему доверяешь? – ехидно осведомилась Инга.
- Нет, - сказал батя. – Зато ему явно доверяешь ты… И ты к нему неравнодушна…
- С чего ты взял? – Инга сама услышала, как фальшиво прозвучало её удивление.
- Он же твой спаситель, - батя смотрел на неё с выражением полной невинности.
- И что? – Инга с вызовом взглянула на отца.
- Да не, ничего, ничего, - он вновь вернулся к роли доброго, можно сказать, плюшевого папочки, позволяющего любимой доченьке повышать голос. – Не мечи молнии, а то спалишь старика ещё.
- Какой ты старик! – Инга прильнула к крепкой груди бати. – Вон, как коряга, твёрдый.
- Ага, ссохлись мои косточки, не гнусь уже, - запричитал он. – Ладно, собирай малину, да корзинку не забудь.
- Да кому уже эту малину-то, раз уезжаем, - Инга обречённо отлипла от него.
- Пока не уезжаем, - батя похлопал её по плечу. – Безопаснее пока поторчать в нашей глухомани.

Водрузив полную малины корзинку на стол, Инга быстро зашагала на улицу.
- В лес ни ногой! – прилетел ей вдогонку батин голос из родительской спальни.
- Конечно, - ответила Инга. Она и не собиралась, если честно – но торчать дома в столь погожий денёк тоже не было ни малейшего желания. Может, с девчонками на речку сходить? Да нет, солнце ещё высоко, наверняка ковыряются по огородам да хлевам…
Весть о гибели Фрола и Лёшки, конечно, всколыхнула посёлок, но на то сельский житель и прагматичен, что понимает – хоть сам помирай, а поле засеивай.
Возвращались из поиска охотники, следопыты всех возрастов – кого-то специально призвали искать, кто-то добровольно согласился помочь, а кто-то углядел в том возможность смыться в лес от домашних дел, в частности, мальчишки.
Только Лютого с бойцами не видать. Инге подумалось, что посёлок остался почти беззащитен – арбалеты, луки, винтовки, конечно, могут себя показать. Но ведь на вражеской стороне могут оказаться ещё и пулемёты, и гранатомёты, и даже пушки. А против этого воевать луком и стрелами наверняка затруднительно.
Впрочем, стратег из тебя, Инга, хреновый, сказала себе Векша, направляясь к дому Андрея.
Дом Араксина располагался на отшибе – крепкий, бревенчатый дом с маленькими окнами, больше похожими на бойницы. Невысокий плетень окружал небольшой участок земли. За домиком темнел слегка покосившийся дощатый сарай – мастерская, скорняжная, оружейная под одной крышей. А ведь наверняка это мрачноватое местечко играло ещё и другие роли, пока неизвестные. Если Араксин не пропадал на охоте, то торчал в мастерской – вытачивая нож или обрабатывая шкуру дикого зверя, которую потом продаст в Горинске втридорога.
Инга и сама не знала, что её вело к Араксину – нет, никаких высоких чувств, просто интерес. Скорее всего, его сейчас дома нет, обтяпывает тёмные делишки в лесу, может, грабит покойных убийц…
- Инга! – окликнул её негромкий знакомый голос. Векша обречённо вздохнула – от деда Михалыча не отобьёшься, если на глаза попался. Впрочем, почему бы и нет? Почему бы не посидеть с умным человеком за кружкой чая с мёдом? Тем более мёд отборный, душистый…
Крепкий низенький дед призывно махал рукой от ворот дома, опираясь на посох – с клюкой старый науковед ходить отказывался наотрез, предпочитая посох. Длинная суковатая палка, с Ингино запястье толщиной, была неизменной спутницей старика, куда бы тот ни направился. Поговаривали, что в посохе том чего только нет – даже выкидное лезвие. Инга предпочитала верить слухам. А почему нет? Пасеку, понятное дело, в посёлке не поставишь, наверняка пчёлы кого из односельчан покусают, придётся довольствоваться местечком, удалённым от посёлка. А пока туда доберёшься – мало ли каких неприятностей, двуногих и не только, повстречать можно.
Старый пчеловод был в своём неизменном парадном наряде – рубаха, штаны, когда-то белые, но потемневшие от окуривания пчёл, кожаный пояс, мягкие сапоги. Эдакий деревенский колдун, вон, даже волосы и бороду отпустил.
Конечно, никакой он не колдун – травы знает, это да, но их только совсем молодые не знают. Всякими молитвами не пользуется, да и вообще совершенный атеист, не в пример многим, открыто насмехавшийся над иными набожными старушками, за что приобрёл славу ядовитого на язык…
Но, что интересно, с молодёжью ладил прекрасно – может, оттого, что детей своих не нажил. И ребята к нему тянулись – сказывался недостаток умелых рассказчиков, мало кто травил байки увлекательно.
- Чего не заходишь, внучка? – ядовитый дедушка улыбался сквозь роскошную бороду. – Или прискучил старый со своими баснями?
- Скажешь тоже, - Инга засмеялась, проходя в ограду. Рубленый дом высился громадой посреди неширокого участка, старый, но крепкий, как хозяин. Ставни изрезаны затейливым узором в стиле самой народной флористики (сам дед так сказанул), все в листьях, цветах, вьюнках, выполненных с большим старанием и мастерством, наличники же покрывал простой волнистый орнамент – волны плавные, волны острые. На коньке двускатной крыши поскрипывал, вращаясь, флюгер-петушок, ровесник дома и, наверняка, хозяина.
- Располагайся на веранде, сей же час чайку принесу, с мятой, и лепёшек с мёдом…
Отказываться смысла не имело – если не хочешь смертельно обидеть старика.
Инга взошла на огромную веранду, оглядываясь с любопытством. Раз сто тут была, но всё равно интересно. Простор стен занимали полки с книгами, пучками трав, полосками змеиной кожи. Магия, конечно, не причём – из змеиных шкур он делал затейливые ремешки, раздаривая либо обменивая на какую-нибудь мелочевку, за которой в Горинск ехать накладно: кремень для огнива, там, иголки с нитками…
Мощный дубовый стол непоколебимо громоздился у стены в окружении стульев, под стать столу, больших и тяжёлых. Дом и мебель на века – не поспоришь.
Хотя кому достанется потом – не вечен же старик?
Инга уселась на стул, не утруждая себя попыткой сдвинуть его с места, выглянула за окно.
Огород пустовал – лет как пять, наверно. Только яблоня с грушей одиноко стояли посреди.
Защитный вал примыкал к дальнему концу огорода, вздымаясь сразу за плетнём. По гребню вала кустились шипастые заросли боярки. Там и сям среди ветвей виднелись змеистые извивы колючей проволоки… На гребень вала поднималась узкая тропинка, ныряя в заросли. Там, за валом, и располагалась пасека деда.
Старик, держа в руках разнос со снедью, бодро протопал по ступеням веранды – ни одна половица не скрипнула.
Две большие глиняные кружки исходили мятным парком; запах мёда Инга учуяла метра за три. На широком блюде высилась горка лепёшек, замешанных на воде, оттого даже на вид твёрдых.
- Как знал, что ты заглянешь, - улыбался дед, ставя разнос на стол. Единственный предмет из столового серебра в кухонном арсенале Михалыча, он был предметом его гордости. Если Михалыч несёт угощенье на нём – значит, старик сегодня особенно в хорошем настроении, и без какого-нибудь подарка точно не уйти.
- Ну, угощайся, внучка, - он пододвинул Ингу кружку, внушительную, немножко грубой работы. – С мятой чай, полезно…
Инга, не успевшая проголодаться от домашнего застолья, взяла тяжёлый сосуд.
- Жалко ребят, - вздохнул он. – Пожить и не успели толком…
Инга неопределённо покачала головой, подумав про себя, что Фрол и Лёшка ещё легко отделались – по сравнению с тем, что могла пережить она, смерть казалась не такой уж и страшной участью.
- Лопухнулись солдаты Лютика, это точно, - продолжал дед, шумно прихлёбывая чай. – А я ему давно говорил – не бойцы твои ребятки, не бойцы, моторика ни к чёрту, только и знают, что баб да автоматы лапать без нужды…
- Чего ни к чёрту? – переспросила Инга.
- Увальни обычные, короче, - сказал старик. – Только и годятся видом пугать, не больше… Не то что горинские… Вот у тех выучка – да, на уровне.
- Откуда знаешь? Ты же в Горинск раз в год ездишь, да и то на ярмарку, - удивилась Инга.
- Хех, да как не знать-то – что ни месяц, то по лесу за валом шастают, - сказал старик с усмешкой. -  А слепошарые постовые ни сном ни духом…
- Вот те на! – Инга вытаращила глаза удивлённо. – Но я-то их тоже не видела, а я, сам знаешь, охотница…
- Твоё, деточка, ремесло, уж прости за сексизм, у плиты да на койке, ну и у кроватки… Оленя иль волка выследить тут каждый умеет. Батя твой, конечно, многих тут за пояс заткнёт – но и у змеи с возрастом яд кончается, особенно если змея в норе почти безвылазно сидит. Знаешь, кто в лесу опасней медведя и волколака?
- Кто? – спросила Инга машинально, задумавшись, кто такой этот сексизм.
- Человек, - сказал старик. – Нету у него ни когтей, ни клыков, ни яда – оттого вдвойне изощрённый и пакостный человек получается. Сила против злого разума – пустые акустические колебания воздушной среды.
Инга не сдержала усмешки – любил дед щегольнуть знанием умных слов.
- С медведем особо не поумничаешь, если он тебя в угол загонит, - сказала Инга. – Да и не побегаешь особо от медведя…
- Только дурак будет биться с медведем сила на силу, - сказал Михалыч жёстко. – И вообще на глаза показываться… Но да ладно, охотница у нас ты, а не я, так что не буду зря пустословить… Ты ешь, ешь медок, позавчера собирал, сбор хороший, клевер топтать и жрать некому, пчёлки стараются. Я тебе вот что скажу, Векшуня, - он чуть подался к ней. – Горинцы тут основательно тренируются, я тебе скажу так. Не спрашивай, откуда знаю, у тебя свои охотничьи секреты, у меня свои… Всё как у людей – выживаловка, всё такое, от глаз подальше… Как бы к худу игры эти не привели.
- Думаешь, Горинск к нам полезет? – тихо спросила Инга.
- Всё может быть, про Землю тоже говорили, что плоская, а вон что оказалось… - Михалыч улыбнулся в бороду, усмешка вышла злой. – Люди в Горинске живут не ахти как, всё с деревень кормятся, тамошние ремесленники – слизь, если честно.
Горинск живёт торговлей да ярмарками, объявил себя матерью окрестных посёлков… А какая же это мать, когда – одна семья, одно ружьё? Это, извиняюсь, не мать, это, так сказать, протекторат-мачеха уже, военная диктатура, то есть. Народец под каббалу попал основательно – вон, отчитайся за каждую гильзочку, за каждый патрончик, не отчитаешься – плати неустойку, не уплатил – получи плетей и работу на благо Горинска.
- Поганый городишко какой-то, - сказала Инга. – Араксин, вон, говорит, что в Спалашич лучше податься…
- Араксин тебе наговорит, - проворчал старик. – Ушлый парнишка, ничего не скажешь. Но тёмный, недобрым от него веет… И девки его сторонкой обходят, заметила?
Инга кивнула.
- Так что с ним будь осторожна… - дед вздохнул. – А то мало ли…
- Что- то зачастили про него мне предупреждениями сыпать, - Векша усмехнулась.
- Вот, значит, не напрасно, - сказал старик, наставительно воздев к небу узловатый палец.
- Ага, значит, бог предупреждает, - сказала Инга.
- Он тебе напредупреждает, - хмыкнул старик. – Себя не предупредил, а тебя предупредит…
- Ну как же? Молятся же ведь ему много кто…
- И чего? – дед посмотрел на неё строго. – Если много молятся, не значит, что все правы.
- Ну и всё же? – если честно, Инга свернула разговор на богословскую тропинку, чтобы уйти с прежней, более скользкой. События дня сегодняшнего вряд ли могли что-то иное, кроме плохого, предзнаменовать.
- Что всё же? Я бы на твоём месте к другим бы личностям обратился, - сказал старик. – Перуну, там, или Даждьбогу. Толку, может, больше выйдет…
- Обязательно обращусь, - сказала Векша. – Коль лешего об удачной охоте прошу, то, может, и к ним обращусь. Как хоть обращаться? «Пошлите рабыне божьей Инге зверья под стрелу», или как?
- Да не, в рабах они не нуждались, - сказал старик. – Вообще-то идиотизм, если честно – на кой всемогущему существу, создавшему весь мир, какие-то рабы?
Инга хмыкнула, пожав плечами.
- Не сильна я в вопросах религии, дед, честно, - сказала Инга. – Верить – верю, но не больше… А сам-то ты веришь в кого?
- Ни в кого не верю, - дед хитро улыбнулся. – Ты ж не веришь в облака – вон они, плывут себе по небу, когда есть, или как сейчас, не плывут, но ты знаешь, что такое природное явление, как облака, есть. Вот и я также…
- Веришь, стало быть? – Инга взглянула на него с подначкой.
- Знаю суть вещей, - сказал дед без улыбки. – И этого тебе, пожалуй, будет достаточно…

Без подарка уйти не удалось. Посетовав, что Векша не съела ни лепёшки, не попробовала мёду, старик вручил ей поистине шикарный подарок – маленький, но острющий ножик в ножнах из змеиной кожи. Тёмная плоская рукоять из кости, такое же тёмное лезвие заточено с одной стороны, плавно сужаясь к острию.
– Выточил вот недавно, - сказал старик. – У меня был булатный кинжал, да я сломал его по дурости, а к кузнецу лень было нести… И потом, шкуру им снимать удобнее. Ну и по рукоять войдёт, ударь лишь хорошенько. Вот этими ремешками крепишь нож к руке – и под рукавом никто не увидит.
- Я ещё шпилькой пырнуть могу, - сказала Инга, привыкая к подарку – крепёжные ремешки непривычно стянули левое запястье. Нож сидел в ножнах как влитой.
- Пока дотянешься – много времени пройдёт, - отрезал дед. – Так, прикрой-ка рукавом. Ага, вот так. И всё…
- Да ты прям убийца, дед, - засмеялась Инга.
- А ты не смейся, Векшуня, - сказал старик серьёзно. – Не смейся. Это я сейчас стар и дряхл, а если покопаться в прошлом, то можно найти рослого ладного парня, за которым и с десяток душ тянется.
- Ух ты, - Инга покачала головой. – Расскажешь как-нибудь? А то я что-то не слышала от тебя такого.
- Обязательно, - пообещал старик. – Завтра с утреца и расскажу, если в лес не усвистишь.
- Не усвищу, после сегодняшнего-то… Ладно, дедуль, пчёлам привет, а я пойду прошвырнусь, пораздражаю девок праздным видом.
- Обязательно, - кивнул он. – А ты родичам привет передавай.
Попрощавшись со стариком, Инга вышла на улицу, пребывая в тягостных раздумьях… Слова деда о веселящихся неподалёку горинцах не шли из головы. Надо будет поделиться с отцом… и, пожалуй, с Андреем.
Он прям все твои мысли занимает, ехидно заметила Векша про себя, смотри, а то ещё влюбишься в типа из-под тёмной звезды.
Гул машин прервал нарождавшийся спор с самой собой.
Могуче урча старым двиглом, джипы пылили по грунтовке. Обдав Ингу вонючими выхлопами, прокатили мимо, укатываясь в сторону одинокого дощатого барака по имени «казарма».
Что-то долго они, подумала Векша. Может, Лютый решил съездить непосредственно в Горинск да доложить всё главарю в надежде на помощь? А почему нет?
Нет, смертоубийства случались и раньше, но, как правило, становились результатом пьяной перепалки либо разборок между местными жителями. Не редкость, только на Ингиной памяти схоронили пятнадцать человек, распрощавшихся с жизнями в драке (тех же, кто отправился к праотцам по иным причинам, раза эдак в три оказалось больше). И всегда, ну, почти всегда нёс наказание виновный либо, за отсутствием такового, весь посёлок – выплачивая определённую сумму. Последняя мера вынуждала жителей быть миротворцами и искать дипломатические способы решения проблем. На худой конец, стрелу в спину нелюбимому соседу можно и среди леса загнать, и спрятать труп по-тихому, благо, что канет он в неизвестность очень быстро. Не стоит вносить сумятицу в жизнь посёлка, и без того не самую спокойную.
Проводив машины долгим взглядом, Инга направилась домой, намереваясь на сегодня отрешиться от сегодняшних происшествий и уединиться с какой-нибудь книжкой на чердаке. Ну, или просто посмотреть вдаль с конька крыши – на Лютовых олухов, что на башне торчат посменно, надежды никакой. Вон, дымок с вершины – курит, поганец. Будь дело ночью, Векша обязательно устроила бы ему пакость – например, камешек из пращи с упреждением по огоньку сигареты. Чтоб знал, что курение вредит здоровью.
Тихо и незаметно прокравшись в ограду, Инга бесшумно взобралась по лестнице у задней стены дома на крышу, на уютно устроенный чердак. Куча подушек, ненужного тряпья, ящики с пустой тарой – всё убранство скромного по площади помещения. Стопка книг сиротливо примостилась в уголке. Старые, потрёпанные, некоторые без обложек, некоторые – без доброй половины страниц. Всё то, что, по словам бати, когда-то давно и иногда сейчас, именовали низкопробным чтивом. Но увлекательное чтиво, честно признаться, можно отвлечься от рутины будней. Перестрелки, погони, затейливо описанные убийства…
Повертев в руках небольшую книжицу без обложки (отчего название можно было смело относить к загадкам истории), Инга бросила её обратно к стопке. Нет, пожалуй, хватит на сегодня кровавостей.
Инга привычно соорудила из тройки ящиков подобие топчанчика, накидала тряпья и подушек и улеглась на спину, решив, что отрешённое созерцание раскинувшейся шири мира позволит расслабить душу и тело. Медитация – да, точно.
Взгляд устремился за окно, наружу, туда, где за защитным валом простиралось огромное поле с редкими клочками колков, отделённое от степи, ещё более огромной, широким серебристо-серым поясом реки Чер, величественно и неспешно несущей свои воды куда-то в умопомрачительную даль. Должно быть, к морю. Да, батя говорил, что к морю, даже показывал старые фотографии, демонстрировал карты. Однако наиболее удачным было сравнение моря со степью за Чером. Бескрайняя, огромная, где-то, ходят слухи, даже переходящая в пустыню.
Взгляд вольной птицей парил в синеве неба, скользя вдоль глади Чера, над степью, уносясь вслед за неторопливым течением.
Там, вниз по течению, были хорошие песчаные пляжи. И рыба отлично ловилась – что также привлекало внимание не только молодёжи, но и тех, кто уже достаточно стар, чтобы шататься по лесу с ружьём, но ещё достаточно силён, чтобы дойти до реки и посидеть с удочкой в компании таких же одряхлевших волков. И не только на берегу, но и на лодочке.
Инга улыбнулась, представив, что когда все страсти поулягутся, парни обязательно вновь будут звать покататься на лодке. Она, конечно, откажет, зная нетерпеливую предприимчивость парней наедине. Но всё равно будет приятно. И будет с улыбкой смотреть, как другие девчонки согласятся на романтические лодочные прогулки.
Но всё это ещё не скоро… А пока только и остаётся, что глазеть на необъятную ширь, высь и даль этого мира и мечтать парить наравне с коршуном, высматривающим одинокого степного зайца. А вот и он, кстати…
Крылатый хищник воздушным змеем нарезал плавно сужающиеся круги над посёлком. Судя по всему, выцеливает гусят или цыплят – домашняя птица этим летом основательно порадовала выводком, кто-то из односельчан собирался нанять машину и съездить в Горинск, продать излишек. Правда, пока всё на уровне затеи и осталось…
Инга следила за тёмным силуэтом коршуна, почти заворожённая его неторопливым полётом, широко раскинутыми крыльями.
Миг, когда хищник, сложив крылья, камнем упал вниз, исчезнув среди домов, оказался неожиданным, Инга даже вздрогнула. Возмущённо и испуганно закудахтали курицы. Какие-то мгновения спустя коршун стремительно воспарил в небесную синь, и в его когтях желтело что-то маленькое и живое, уже обагрённое кровью.
«У тёти Маши спёр, - отрешённо резюмировала Инга. – Сча ору будет опять на всю округу…»
Но нет, секунда, другая, третья – всё было тихо и спокойно. Видимо, тётка отвлеклась или домой зашла… Или ей просто не до пропавшего птенца – с сегодняшней вакханалией-то… Жалко ребят, всё-таки.
Сегодня же их отправят на погребальный костёр. Давно повелось – умерших не хоронить, а сжигать. В округе иногда ошивались дикие собаки и шакалы, которым разорить могилу – дело нескольких минут. Да и виделось в сожжении некое таинство – ничего миру живых не оставалось от умершего, кроме, может, горстки пепла и кучки несгоревших костей. Батя не раз говорил, что хотел бы тоже отправиться на костёр после смерти. Инга клятвенно пообещала выполнить просьбу, что либо сама это сделает, либо её дети. Либо внуки, ухмылялся папка.
Мама сразу спешила перевести подобные разговоры на иную тему, и удавалось ей это крайне неуклюже.
Нет, пожалуй, не пойду на обряд, подумала Векша, закрывая глаза, разморённая теплом. Додумать мысль помешала сладкая дрёма, накатившая неодолимой волной.