Векша. Цикл Кукловоды. Глава 5

- Ну и ладно, - сказал батя, выслушав её. – И без него обойдёмся. В конце концов, он и так много сделал.
- Это точно, - Векша согласно кивнула, вставляя патроны в каморы барабана, мельком глянула в огород из окна – мама обирала ягоду, поняв, что от дочери этого теперь не дождаться.
- И где из него пострелять? – она посмотрела на отца с надеждой. – Может, в лесу где-нибудь?
- И думать пока об этом забудь, - мягко, но непреклонно сказал он. – Этот ствол тебе – на крайняк.
- Ладно. Меня-то хоть позовёте планы строить? Я ж теперь тоже боец, как ни крути…
- Война – мужское занятие, - сказал батя, поднимаясь из-за стола. – А тебе не надо.
- А на охоту отпускал спокойно… - заметила Инга.
Батя легонько щёлкнул её по носу, усмехнулся.
- Нет, пора тебя в образцовую домохозяйку превращать. А то кто нам с матерью внуков-то родит под старость лет?
- А что ж вы с мамой не завели себе ещё ребятёнка? – не без ехидства осведомилась Векша.
- Ты одна ей трудно далась, - батя вздохнул. – Оленька ещё долго от родов отойти не могла, чуть не умерла. А после тебя и забеременеть не смогла. Хотя, конечно хотелось, очень и очень…
Мечтательная улыбка тронула губы отца, его взгляд устремился за окно в огород.
- Прикинь, как здорово, если б у тебя ещё и братья с сестрёнками были?
- Э-э, нет, - Инга отложила револьвер, притянула обеими руками отца к себе, плотно прильнув. – Я бы не стала делить вас ещё с какими-нибудь спиногрызом. А тем более с двумя и больше. Я у вас одна.
- Конечно, дочур, - длань тёплой тяжестью легла на затылок.
- А внуков я вам нарожаю, - пообещала Инга. – Десяток сойдёт для начала? Будет у деда личная армия, потомственные «змеезубы».
Батя рассмеялся тихонько:
- Да нам бы с мамой хотя бы двоих. Чтоб богатыри были. Или богатырихи.
- Будут вам и богатыри, и богатырихи, - заверила его Векша. – И муж будет у меня хороший. Ты же поможешь такого найти? Чтоб не пил, не курил, приласкать мог, на руках носить, чтоб руку не поднимал…
- Я ему подниму… - рука бати на миг налилась жёсткостью металла, но тут же расслабилась. – Шею сверну враз, горло выну без инструментов.
- Не сомневаюсь, - Инга прижалась сильнее, слушая, как мощно и размеренно молотит сердце в твёрдой грудной клетке.
- Ладно, дочур, ты пока тут с наганом дружбу наладь, а я к маме схожу, мож’, помогу чем, - он мягонько расцепил объятья дочери.
- Хорошо, - она хихикнула. – Если надо, я могу и до вечера погулять.
Батя развернулся у двери и шутливо погрозил пальцем. И вышел.
Инга ещё смотрела ему вслед, потом вновь взяла в руки наган.
- Бах! – сказала она, нацелив ствол в стену. Убивать людей ей не приходилось – оттого облик врага с дыркой во лбу вышел смазанным, нечётким, как на плохой фотографии. Но сомнений в том, что рука не дрогнет, не возникло. Так вышло на охоте, когда жизнь косули висела даже не на волоске, а на кончике стрелы. Тугой удар тетивы – через мгновение стройный грациозный зверь делает «свечку», судорожно подскакивая, падая, силясь хватануть последний глоток воздуха… И замирает со стрелой под лопаткой, уставившись маслинами глаз в никуда. Так, наверно, будет и с человеком…
- Жаль, кобуры не дали, - вполголоса сказала Векша, поднимаясь. До ночи ещё далеко, нечего весь день дома сидеть. Да и с берега Чера револьверная стрельба не будет так слышна…

На улице царило странное оживление – несколько бойцов Лютого целеустремлённо шагали к выезду, впереди косолапил Капрал. Кто-то из односельчан молча наблюдал за ними, не решаясь присоединиться. Сунув револьвер за пояс с тесаком, Инга бегом настигла солдат (получается, сослуживцев теперь?).
- Что такое? – она поравнялась с Капралом.
- Походу, к нам гости, - ответил тот, не глядя на неё. – Лисёнок заметил, по рации доложил. Пылит целый караван, около дюжины кибиток.
- Может, цыгане?
- Да хер бы их знал, прости за грубость, - Капрал потёр нос, хмыкнул. – А может, и барыги какие… Только ныне каждый серьёзный барыга стремится машиной запастись, как, вон, Нестеренко с Горинска – аж автобус купил. А эти…
- Может, не хотят на бензин тратиться, - возразила Инга. – Коня, если припрёт, сожрать можно, а если машина в наших местах колом встанет, то её только бросить…
- Тоже верно, - согласился Капрал. – Хотя и не всегда, но вообще… Сейчас и узнаем.
Он молча вскинул согнутую в локте руку, сжал кулак. Позади хлёстко щёлкнули затворы автоматов и карабинов.
Выйдя чуть за пределы посёлка, они остановились на дороге. Караван пылил ещё довольно далеко, вдоль кромки леса, но уже было понятно, что едут сюда. Не самое удачное время, подумала Инга.
- Серый, - Капрал оглянулся к бойцам. – Чеши за Лютым.
Позади раздался громкий быстрый топот, быстро удалявшийся и стихавший. Серёга Гвоздарь слыл самым бегучим бойцом…
Инга положила руку на рукоять револьвера – в последнее время веры человечеству не было никакой. Тем более приезжим.
- Отставить, - негромко скомандовал Капрал, не глядя на неё. Про себя подивившись зоркости заместителя командира, Инга разжала пальцы, не отрывая взгляда от приближающегося каравана.
Крытые повозки, запряжённые двойками, наверняка когда-то блистали яркостью расцветок – но сейчас были видны убогие, сильно потускневшие пятна жёлтого, красного, оранжевого, фиолетового цветов. Послышался негромкий частый перезвон – с бубенцами едут, романтики. На облучке каждой, хорошо видно, - по двое с автоматами или карабинами. Ну да, без оружия сейчас никуда.
С головной кибитки раздался пронзительный свист – и весь аргиш синхронно остановился в полусотне метров от въезда в посёлок. С облучка спрыгнул высокий бородатый усач в чёрных штанах и жилете – в возрасте мужик, сразу видно, но до старческой немощи явно ещё далеко. Положив карабин на облучок, преспокойно зашагал к ним, ничуть не смутившись неприветливости сельчан.
- Ясных дней вам и вашему посёлку! – почти торжественно произнёс он, учтиво склонив голову, сверкнувшую серебром седины в свете солнца.
- Благодарствуйте, добрые люди! – в тон ему откликнулся Лютый. Инга чуть вздрогнула – командир подкрался бесшумно. – Чем можем помочь?
- Нам бы на постой да вечера и дальше ехать, - тон незнакомца звучал отнюдь не просительно – самоуважение в нём чувствовалось почти физически. – Коням роздыха, людям голод да жажду утолить…
- Прощенья просим, добрый человек, - Лютый подошёл к нему, остановившись в паре шагов. – Горе наш посёлок настигло, не самый радостный час тут для путника прохожего и проезжего. Двух сильных парней, надежду отцов и отраду матерей проводили на погребальный костёр. К чему вам делить чужие печали?
Инга удивлённо воззрилась на Капрала – глаза того тоже слегка округлились. Услышать подобную велеречивость от Лютого – это, конечно, нечто.
- Это, конечно, горе, смерть юношей, - усач покачал головой сочувственно – но из-за бороды и усов разглядеть выражение его лица не удалось. – Всегда плохо, когда молодых хоронят прежде стариков… Ну, мы тогда не напрашиваемся на постой в вашем посёлке, нам бы рядом, под присмотром ваших дозорных, - он кивнул за спину Лютому, явно намекая на башню. – А то ведь пока едешь – даже зверь стороной обходит, а как встанешь лагерем – так могут и обидеть. С Дархова едем, раза три нападали, племянника моего ранили, чуть двух женщин не уволокли, поганцы.
- А где нападали? – внешне это было незаметно, но Инге сразу стало понятно – Лютый сделал стойку, как охотничий пёс, учуявший дичь.
- У Керишета, за Спалашичем сразу, потом между Бакмасихой и Таскаевым, как раз в лесу остановились, - ответил старик. – А третий раз – в поле, недалеко от Костёркина. Человек семь, пешие, налетели, племянника ранили, он как раз Чарку пас. Постреляли, вон, дырки от пуль в бортах. И убежали, когда мы ответили. Этим явно лошади были нужны, но не обломилось, а что тем выродкам понадобилось… - он пожал широкими плечами. – Так что, позволишь до вечера пересидеть под присмотром твоих дозорных?
- А вечером ехать не боитесь?
- Вечером весь аргиш не спит, да и встретить нас должны бойцы горинского князя.
Инга сдержала смешок – впервые слышала, чтобы Сколота князем именовали.
- Ого! Это ж за что такая честь?
- Товар везём ему особый, - старик хитровато блеснул зубами, крепкими и удивительно белыми. – Можем и показать, если разрешишь разместиться возле посёлка. Ты ведь глава посёлка, правильно?
- Я глава вот этой банды, - Лютый указал на своих бойцов. – И ещё трёх десятков солдат. Остальное у нас народ решает, по старому обычаю.
- Добро, - кивнул старик. – Созывай вече, если надо… Если позволено будет, можем устроить и маленькую ярмарку. У нас тут товар не только для князя есть. А на прощанье и спеть можем – помянуть усопших в благодарность за ваш приют.
- Ну, если ярмарка… Тут у реки есть место удобное – и коней попасти, и искупаться. Там и становитесь.
- А как же народ? – не преминул спросить старик.
- Так я же вас не в посёлок пускаю, а земля за посёлком у нас ничейная. Тем более, что товар… князю везёте.
- Добро, - кивнул старик. – Тогда будем знакомы? Кегут, - он протянул Лютому сухую ладонь с длинными сильными пальцами.
- Алексей, но в народе – Лютый, - командир подал руку в ответ. После рукопожатия чуть дёрнул головой:
- Капрал, Василий – отведите гостей на берег.
Когда караван в сопровождении означенных скрылся за невысоким гребнем вала, кто-то из бойцов неуверенно спросил:
- Может, стоило их дальше гнать, а?
- А Сколот осерчает? – не оборачиваясь, спросил Лютый в ответ. – И потом, пространство у реки хорошо простреливается, враз накроем, если что не так.
- Тогда Сколот осерчает точно.
- Сколот осерчает, если я позволю пришлым хозяйничать в посёлке, - отрезал Лютый. – И потом, разве не интересно, что там за товар они приготовили для… князя?
Векше было не интересно, но она решила промолчать.
- Да и в Горинск переться не будет нужды, - продолжал командир. – Вдруг и впрямь чего ценного привезли… ладно, идёмте, оповестим селян, что халява приехала…
Через полчаса жизнь в лагере кипела – распряжённых и должным образом стреноженных коней пасли несколько крепких статных парней, разгорались костры, от которых тянуло аппетитными запахами поджаривающегося мяса. Многочисленная ребятня большей частью шумно плескалась в реке под присмотром нескольких дряхлых старух – в силу возраста уже мало на что годных.
Мужчины и женщины, одетые пёстро, ярко, готовились к ярмарке, вытаскивая объёмистые тюки с товарами из кибиток. В стороне стояли две пирамиды винтовок и автоматов – в знак добрых намерений.
Инга с откровенным любопытством крутилась неподалёку, но у корень этого любопытства крылся в другом – Лютый приказал. Вон он стоит, с Кегутом разговаривает о чём-то. И ещё несколько бойцов, что прохаживались с ленивой бдительностью. А кроме них постепенно к месту стоянки стягивался весь посёлок. Родители пришли в числе первых. Вот Араксина что-то не видать, наверно, всё-таки усталость взяла верх, отсыпается сейчас, скорее всего.
Приезжие работали, кажется, совершенно не смущаясь поселковых ребят с автоматами – то ли так уверены в поддержке Сколота, то ли просто привычные ко всему. Понаблюдав за ними, Инга пришла к выводу, что второе вернее – оно и понятно, бродячая жизнь обязывает. Можно было бы поговорить с кем-нибудь из ровесниц, но Инга не спешила, наблюдая – иногда простое наблюдение даёт больше, чем самый сокровенный разговор. Тем более, учитывая характер торговцев, разговорить непросто даже простого работягу барыги, непременно начнёт юлить, сыпать недомолвками, навострившись у хозяина. А тут сразу видно – наёмных работяг нет, и если они не одна семья, то близко к тому. Даже не смотря на то, что цыганская кровь тут порядком разбавлена славянской. Чистокровных цыган Инга усмотрела всего десяток. Начальника каравана, Кегута, и вовсе не отличить от русского. Видимо, кого-то выгнали в своё время из табора, вот они и пообрусели, сделала вывод Инга, неторопливо прохаживаясь вдоль лагеря, вставшего полумесяцем, вогнутой стороной к посёлку.
Товар, разложенный на постеленном поверх травы войлоке, мог похвастать завидным разнообразием – клинки разных форм и размеров ласкали глаз мастерством изготовления, линиями; наконечники стрел – охотничьи всех видов, в том числе и на пушного зверя, затупленные, круглые. Ювелирные изделия ослепительно сверкали золотом, серебром, гранями драгоценных камней. Одежда из шкур, различных тканей – от пестрядины до шёлка… Всего не перечесть. В общем, Кегут вполне обоснованно просился под охрану посёлка.
Родители исчезли в толпе односельчан, сгрудившихся у кибиток. Инга же решила держаться в стороне – давка её не привлекала, хотя поглазеть и, тем паче, что-нибудь купить она была не прочь. Но за таким столпотворением ничего разглядеть не удастся, потому оставалось разве что любоваться конями. Правда, лошади не воплощали собой красоту и грациозность, будучи сплошь из породы ломовых. Мощные ноги, копыта, несмотря на подковы, порядком потрескавшиеся. Но в чём сомневаться не приходилось, так это в хорошем уходе за ними – расчесаны хвосты, гривы, в которых у пары жеребцов алели длинные ленточки, кажется, шёлковые.
- Не хочешь прокатиться? – один из пастухов блеснул зубами, заметив внимание Векши.
- Не, - она с улыбкой мотнула головой. – Не очень люблю лошадей.
Да и не доверяю всяким приезжим, добавила Инга мысленно, отворачиваясь. Глянула ещё раз в сторону ярмарочной толпы. М-да, и как Лютый собрался косить приезжих из пулемёта, если они дёрнутся? Учитывая, что охрана большей частью сидит на постах в посёлке, а здесь лишь несколько солдат (себя Инга в расчёт не брала – со скрамасаксом да наганом-то?), а селяне поголовно безоружными пришли. Ну, может, у кого ножи есть.
Впрочем, всё было мирно, торговля шла своим чередом, вон, тётя Аня бежит, счастливая, сжимая в руках кожаную куртку. Для Лисёнка купила, явно недорого отдала – а вот в Горинске такая куртеечка ей была бы не по карману…
Мерный гул, в котором слышалось весёлье и азарт, ничуть не напоминал о случившемся горе. Разве что семьи Лёхи и Фрола не принимали участия в этом бардаке.
Интересно, подумала Векша, а мне что-нибудь купят? Ну, хотя бы с мамой на двоих. Инге приглянулось синее льняное платье по фигуре с пояском, разукрашенное неярким орнаментом. Как раз ей в пору – и мерить не надо. А ещё мягкие чеботы из змеиной кожи.
- Векша! – раздался весёлый окрик Лютого. Инга быстро обернулась на зов.
- Веди сюда Николаича, пусть осмотрит раненого, - распорядился Лютый, когда она приблизилась.
- Слушаюсь, - Инга лёгким бегом устремилась к посёлку. Лютый всё-таки расщедрился на фельдшера… Явно налаживает добрососедские отношения. А почему бы и нет – вдруг да заедут ещё раз и цены задирать не будут…
Найти Валерия Николаевича труда не составило – крепкий сухощавый врачеватель пятидесяти с лишним лет предпочитал свободное время проводить за книгами по медицине. Вот и сейчас на столике в маленькой комнатке перед ним лежали две внушительные книги – у одной оказались два листа картона вместо обложки, а другая носила название «Большой русско-английский англо-русский словарь».
- Представляешь, Векшунь, - начал он, словно видел её минуты две назад. – В кои-то веки решил изучить вот этот гроссбух по анатомии, а он, зараза, на английском. И в словаре многие слова отсутствуют. А моя «анатомичка» на русском далеко не полная, горинские вандалы много страниц на самокрутки пустили. Говорят, бумага хорошая. Пришлось денег отвалить, чтоб спасти бесценную кладезь от уничтожения… Как там гости?
- Да не хулиганят, - Инга пожала плечами. – Раненый у них. Лютый позвал, чтоб вы осмотрели. Хотя глава их, Кегут, спокойный, как медведь в спячке, опасности для жизни вроде нет.
- Ну, осмотреть не помешает, - фельдшер шустро вскочил из-за стола, исчезая в соседней комнате, из-за обилия книг превратившейся в самую настоящую библиотеку. Помимо книг там хранились различные медицинские прибамбасы – от набора хирурга до прибора с мудрёным названием «дефибриллятор». Он, правда, оказался нерабочим, но Валерий Николаевич мечтал найти батареи к нему, установив, что дело только в них. Даже в Горинске заказал – но вот уже год ничего такого ни купцы, ни местные добытчики не привозили.
Остальная часть жилища была обустроена не в пример более скромно, хотя дело не в бедности – просто большую часть денег фельдшер тратил на всё, что имело отношение к медицине, так что надежда оставалась на домашнее хозяйство и огород. А за ними приходилось следить жене эскулапа Ирине, поскольку фельдшер добросовестно изучал всю добытую литературу, перечитывая неоднократно заново. Даже ругался уже на латыни – правда, редко.
Наконец фельдшер появился в своём рабочем одеянии – белый халат поверх одежды, тонкие латексные перчатки (которые берёг как зеницу ока, каждый раз после работы тщательно моя их в дефицитном этиловом спирте), переносной ящичек с инструментами.
- Веди к больному.
- Ну, узнал, что за товар они везут Сколоту? – спросила Инга, когда Кегут увёл фельдшера к одной из кибиток.
- Кегут сказал, что вечером покажет, - Лютый хмыкнул весело. – Они тут хотят на прощанье маленький праздник устроить, с плясками и кострами.
- Ехали бы уже, - вздохнула Инга. – Не люблю я шум.
- Дичаешь потихонечку… Когда проезжать будут в следующий раз, Кегут сказал, купят шкурки подороже.
- И как скоро это будет?
- Через месяц, - Лютый качнулся с пятки на носок. – Если охота выйдет хорошая, обогатимся.
- Араксин за два дня всего десять белок набил, - задумчиво сказала Инга. – А ведь охотник он получше многих…
- Плохо дело, - без выражения сказал Лютый. – Два дня пропадать и всего десять белок… А если он не охотился особо?
Он резко взглянул на неё в упор. Инга спокойно поглядела ему в глаза, усмехнулась:
- А может, к бабе какой повадился ходить? – усмехнулась она без всякой натяжки – хотя взгляд командира, такое чувство, просвечивал насквозь. – А может, и сам захотел последить, кто в наших лесах людей режет забавы ради.
Лютый задумчиво покачал головой, безмолвный натиск его взгляда исчез столь же быстро.


Товар разошёлся в считанные часы, необычайная дешевизна качественных изделий могла объясняться тем, что Кегут рассчитывал обогатиться за счёт заказа Сколота. И теперь весь табор, от мала до велика, хлопотал с обустройством сцены – выяснилось, что помимо торговли торговцы зарабатывали ещё и цирковыми представлениями.
Установили разборный помост, расставили щиты для метания ножей, парни, что выпасали коней, теперь жонглировали увесистыми деревянными булавами, сразу видно, с ленцой, но сноровка в движениях чувствовалась. Один взялся жонглировать самыми настоящими саблями, время от времени в его руках сталь лязгала о сталь. Ещё один оседлал пегого жеребца, пуская его то в галоп, то шагом – однако в аллюре коня не было какой-то толики изящества, конь бежал тяжело. Видимо, номер будет заключаться в чём-то другом.
Инга наблюдала за происходящим уже без всякого любопытства, про себя удивляясь собственному равнодушию. Час-полтора назад смотрела бы во все глаза, а сейчас…
А сейчас, наверно, всему виной служба – и роль будущей приманки. Наган, покоясь за поясом, постоянно и исподволь напоминал об этом холодной металлической твёрдостью. И присутствие заезжих гостей только тяготило – даже несмотря на то, что родители купили Инге то самое платье и мягкие чеботы из змеиной кожи. И даже тонкую серебряную цепочку с небольшим янтарём, в золотистой толще которого навеки застыл крупный диковинный жук.
Ничего не радовало, одним словом. Может, тут ещё и усталость. И уйти домой нельзя – Лютый велел оставаться здесь до самого отъезда и наблюдать, заверив, что лучше Инги с этим никто не справится. Напрасно источал мёд похвалы – наган за поясом Инги привлекал едва ли не больше внимания, чем немногочисленные автоматчики, столь же неторопливо прогуливающиеся среди зевак. Инга нередко ловила на себе откровенно насмешливые взгляды приезжих. В другое время и свои косились бы так же, но готовящееся представление вызывало куда больший интерес.
- Ну, как служба? – негромко спросил батя в самое ухо, подкравшись бесшумно. Сумев не вздрогнуть, Инга спокойно ответила, обернувшись:
- Тишь, гладь… А ты принарядился, я смотрю!
Батя щеголял в чёрной рубахе с вышитыми серебряной канителью воротом и обшлагами, с резными пуговицами, поблёскивавшими золотистым лаком. Штаны из кожи с бахромой по швам, мягкие кожаные мокасины. На толстом поясе из кабаньего панциря висел кинжал, судя по форме ножен, тоже расшитых серебром, угрожающе кривой.
- Тонкая работа, - батя откровенно сиял. – Сам принарядился, девочек своих принарядил – и всего за семь золотых!
- Ну да, - от его довольного вида стало ещё печальнее. Инга тоскливо взглянула на небосвод – а солнце словно не замечало, что уже вечер, лишь немного отодвинувшись от зенита. До отъезда гостей ещё очень нескоро…
Искупаться бы – но купальником Инга так и не обзавелась, а прятаться от множества мужских глаз в камышах ей не пристало. Да и пост не покинешь. Но Лютый-то каков, а! Обманул ведь, представив её будущую службу самой натуральной синекурой. Нет, конечно, вот такое наблюдение за приезжими не бог весть какая тяжкая работа, но тягостное предчувствие мрачно твердило – всё ещё впереди.
Батя, явно уловив настроение дочери, потрепал её по голове, ободряюще подмигнул и зашагал прочь. Инга только вздохнула, глядя ему вслед.
Хоть бы Араксин пришёл, что ли, тоскливо подумала она, поддев носком ботинка небольшой булыжник, порядком вросший в землю. Кусок гранита поддался, отвалился в сторону, оставив ямку, на дне которой шевелились мелкие, неприятного вида букашки.
- Эй, рыжая!
Я прям всем нужна сегодня, с досадой подумала Инга, оборачиваясь на чуть хрипловатый женский голос. К ней почти летящей походкой шла смуглая девчонка, на вид чуть младше неё, в длинном чёрно-алом платье. Пышные чёрные волосы до пояса чуть взлетали невесомым облачком при каждом движении смуглянки.
- Ну? – без всякой теплоты спросила Инга, ощутив неприязнь – не нравилось, когда незнакомые называли её рыжей, душа резко противилась.
- Ой, какой взгляд огненный! – девчонка была само добродушие, лучась весельем и задором. – Под стать волосам. Розой меня звать. А ты?
- Векшей зови, - суховато отозвалась Инга. – Чего тебе?
- Чего сердитая? Что рыжей назвала? Так этим гордиться надо! – забалагурила новая знакомая. – А тебя правда Векшей звать или кличка такая?
- Зовут так иногда, по праздникам, - Инга постаралась придать лицу как можно более мрачный вид. Общаться с этой особой не было ни малейшего желания.
- Неправильно зовут, - решительно сказала Роза. – Рысью бы назвали – было бы в самый раз, вон, даже глаза как у рыси, желтоватые.
Бабушка бы тебе в раз подходящее имя подобрала бы. Кстати, пойдём, познакомлю.
- Зачем? – Инга сразу насторожилась.
- Да брось, дурёха, - звонко рассмеялась Роза. – Ничего плохого… просто судьбу твою посмотрит, любовь предскажет, жениха хорошего…
- А если есть жених хороший?
- Был бы жених такой, не ходила бы с оружием, - усмехнулась девчонка. – Пойдём!
Тонкие сильные пальцы сомкнулись на запястье, но Инга заартачилась. Нет, в магию она верила, а в цыганскую сам бог велел. Но с недоверием к людям ничего не поделаешь.
- Боишься, что командир увидит? – сообразила Роза. – Так ведь потом и расскажешь ему, что видела у нас. Ты же ведь потому тут и гуляешь.
Инге сразу стало неловко – словно стукачкой работала.
- Да ладно, не менжуйся, всё ж понятно, что на службе, - утешающим тоном добавила Роза, чуть ослабив хватку. – Эй, солдатик! – окликнула она ближайшего бойца, Володю Бахвалова. – Если командир будет Векшу спрашивать, скажи, что она вон в той кибитке! А то эта рыжая боится, вдруг украдём.
- Ладно, - засмеялся Володя. Инга решительно последовала следом за Розой.
- Моей бабушке уже сто лет, - поведала та по пути. – Очень сильная колдунья, очень знаткая, хотя уже слепая. Свет в глазах погас, а в душе загорелся, душой видит человека как открытую книгу. А у вас есть колдуны?
- Есть, - сказала Инга. – Только он не хочет колдуном зваться.
- Это плохо, - Роза покачала головой. – Нельзя отрекаться, если духом прозрел, а то бог накажет. Нельзя от себя отрекаться, от своего дара, какой бы ни был.
- Он и в бога-то не верит, - хмыкнула Инга. – Говорит, верю богу, а не в бога. Да и то, креста не носит, а молится, кажись, Перуну, Сварогу… А может, и никому не молится.
- Нехорошо, нехорошо, - Роза поцокала языком. – Человек без веры будет мотаться как щепка по волнам, и ни туда, и ни сюда… Вот и пришли, залазь.
Инга проворно забралась под полог кибитки, сразу очутившись в сумраке, разместилась поудобнее на овечьих шкурах, постеленными поверх дощатого настила кибитки. Сквозь темень Инга разглядела в углу крытой повозки смутный силуэт в углу.
- Бабушка, тут девчонка судьбу узнать пришла, - громко сказала, почти крикнула Роза.
- Добро, подползай, - проговорила колдунья. В сумраке кибитки она показалась Инге большой нахохлившейся вороной, а длинный острый нос и тёмные глаза чуть навыкате на худом, бледно-смуглом лице только усиливали сходство. Старуха невидяще смотрела перед собой, глаза не двинулись вслед за Векшей, когда та пробы ради качнулась влево-вправо.
- Дай-ка руку.
Колдунья с неожиданным проворством ухватила протянутую ладонь скрюченными пальцами с отросшими, толстыми ногтями. Инге ладонь старухи показалась птичьей на ощупь – такая же сухая, шероховатая.
Щупая ингину руку, колдунья беззвучно шевелила тонкими губами, потом кашлянула, прочищая горло, проклекотала:
- Не женская у тебя рука, ох не женская! Такой рукой не мужа да детей ласкать, а оружие!
- Что же мне, замуж не выйти? – с усмешкой спросила Векша.
- Слушай и не перебивай, - одёрнула её Роза. – Потом спрашивать будешь!
- Тяжкая у тебя судьба, внучка, ох тяжкая! – продолжала колдунья.- Горечь утраты впереди…
«Типун тебе на язык, старая ворона!» - Инга была уже не рада, что согласилась прийти сюда.
- Выбрось оружие, оружие вижу у тебя, - вещала старуха. – Выбрось, тогда и счастье будет, детки будут, много деток. А то всю жизнь солдаткой пробегаешь, грудь иссохнет, не вскормив дитя. Отцу скажи – жениха ищи мне! И не здесь ищи, здесь мужа тебе нет! Матери скажи, пусть свадебный рушник тебе выткет, красный, как твой волос! А сама к оружию не прикасайся!
Инга только качала головой, терпеливо ожидая, когда колдунья перестанет мять её кисть. А старуха вдруг замерла, положив большой палец на пульс.
- Нет, не ищи мужа, - внезапно изрекла она. – Не ищи. И отец пусть не ищет тебе мужа. Слишком сильное у тебя сердце, слишком горячее, не всякий мужик выдержит, сгорит.
- Что ж делать-то? – собственный голос прозвучал неподдельно-тоскливо, а глаза вдруг защипало.
- Молиться, чтоб бог мужа послал сильного, - ответила колдунья, словно отрезав. – А пуще молись, чтобы ребёнка послал. До двадцати двух не родишь – дальше и не пытайся, горя много наживёшь.
- Ладно, - Инга со злой решительностью вырвала ладонь из рук колдуньи. – Пойду помолюсь, чтобы мужа послал.
- И оружие выбрось! – крикнула ей вдогонку старуха.
Солнце скрылось за горизонтом, перистые облака пушистыми стрелами прочертили гаснущую вечернюю зарю, предвещая непогоду, в потемневшем небе одна за одной загорались звёзды.
 А вокруг табора жарко и задорно пылали костры – и гости кружили вокруг них и между ними в лихом разудалом танце под бой барабанов и гитар. Самих музыкантов не видать – они растворились в этом пёстром коловращении, не в силах усидеть, взведённые собственной музыкой. Там и сям воздух рассекал разудалый свист, когда кому-то из танцующих хотелось выплеснуть избыток удали, но песен не пели, явно памятуя о том, что у сельчан всё-таки горе. А сельчане сгрудились неподалёку – кто-то расселся прямо на траве, кто-то стоя смотрел за ярким, манящим буйством плясок, пританцовывая.
Инга же тесно жалась к отцу, забравшись ему под руку. Батя поглаживал её по голове, утешая после предсказаний старухи. Мрак на душе сгустился основательно, не позволяя проникнуться страстной энергией веселья. Инга уткнулась лицом в грудь отца, мельком глянув на маму – она сидела с другой стороны, свежая, весёлая, красивая, в чёрно-алом льняном платьице с корсажем. Волосы были заплетены в несколько косичек – подготовилась к празднику.
Скоро они уйдут танцевать, оставив дочку. Отчего Векша теснее жалась к груди отца, хотя понимала, что не стоит своим скверным настроением портить праздник другим. И оттого на душе становилось ещё тяжелее, даже хотелось расплакаться тихонечко – так, чтобы никто не видел, чтобы можно было посмаковать свою печаль…
Взглянув в сторону танцующих, Инга заметила, что всё больше односельчан присоединяются к танцу. Вон и Михалыч, колдун-пчеловод, степенно приплясывал в окружении трёх смуглых баядерок, чьи длинные платья взлетали выше седой головы низкорослого деда... Даже Капрал присоединился, с грацией медведя крутясь в невесомом вихре женских и мужских силуэтов…
А позже и родители нырнули в это коловращение, быстро исчезнув среди танцующих. Инга тоскливо огляделась – но никого, к кому бы захотелось подсесть, рядом не оказалось, никто не глядел на неё, все были очарованны плясками, порой лихо прихлопывая и притопывая и бросаясь в гущу… Впрочем, сейчас ни с кем не хотелось сидеть, даже с Араксиным, окажись он тут, в конце-то концов…
- А сейчас, дорогие друзья! – зычно возвестил Кегут, возникнув на помосте, когда танец кончился и стихла музыка. – Наши артисты покажут вам всё своё мастерство и ловкость! Встречайте…
Женский крик ударил по ушам, протяжно взлетев над толпой. Ленивый гомон толпы стих, все заозирались, ища, кто кричал…
- Вовку убили! – проорал кто-то, кажется, Медвежа. Инга взлетела на ноги, побежав на голос, расталкивая односельчан… Кажется, все, в том числе и гости устремились следом…
Володя Бахвалов лежал лицом вниз, неестественно подвернув под себя руки, ноги его ещё подрагивали, а с затылка стекала кровь…
Пуля, сообразила Векша, оказавшись в каком-то оцепенении – уж слишком вдруг всё стало похоже на кошмарный сон.
Кто-то тяжко охнул рядом, послышался негромкий хрип, взгляд метнулся туда – Олег Совин медленно опускался на землю, хватая ртом воздух, зажимая шею руками – а между пальцев били струйки крови.
- Снайпер! – заорал кто-то во всю мощь лёгких…
И оковы общего ступора рухнули,  люди заметались, Ингу едва не сшибли, она бросилась к кибиткам, ища родителей, попутно надеясь скрыться за повозками…
И над толпой, орущей, визжащей взметнулись особенно громкие крики – крики боли, такие, какие бывают последний раз в жизни, чуткое ухо разобрало хрипы, стоны…
Родителей нигде не было видно, Лютый, Капрал, остальные бойцы затерялись толпе…
- От посёлка бьют! Бесшумка работает!!
Загрохотали выстрелы, сначала одиночные, потом очереди.
- В стороны, в стороны! – раздался гулкий рёв Капрала. – В стороны, маму вашу раком на колоду, в стороны!
- От опушки бьют! – внезапно крикнул кто-то слева.
Прорвавшись сквозь толпу, Инга метнулась к кибиткам, лавируя между снующих торговцев, прыгнула под колёса, перекатившись на другую сторону, метя к берегу. Бежать, бежать! Разум испарился во вспышке смертельного, животного ужаса, толкающего только к безотчётному бегству!
Край берега… прыжок вниз, песчаная отмель почти неощутимо ударила в подошвы.
Инга спиной рухнула на осыпающийся глинистый обрыв, бурно дыша, чувствуя, как сердце пытается взломать грудную клетку, бешено колошматясь о рёбра. В уши вгрызались звуки самого настоящего боя – автоматные очереди, хлёсткие щелчки карабинов, приглушённые расстоянием команды, явно бестолковые в обрушившемся хаосе…
Заработал пулемёт – трескучий грохот гулко разнёсся в воздухе, кто-то вдавил гашетку до упора, оружие работало безостановочно, словно сошедшая с ума швейная машинка.
Инга сильнее вжалась в обрыв, словно пытаясь слиться, на ощупь вытащила наган из-за пояса, прижав куцый ствол к лицу...
Мыслей не было, вообще ничего не было, даже эмоций – когда страх зашкаливает за все мыслимые пределы, он перестаёт ощущаться... Кажется, это не кончится никогда – стрельба, крики…
Справа шумно прошуршало, рука с револьвером дёрнулась туда едва ли не быстрее взгляда – но это оказался парнишка из табора.
- Не стреляй! – почему-то шёпотом крикнул он, замахав руками. Инга кивнула, опуская оружие.
Наверху хлопнул мощный взрыв, краем глаза Векша ухватила слабый сполох сверху, почувствовала спиной, как легонько дрогнула земля. И снова крики.
- Смотри! – парнишка вытянул руку в сторону, указывая на камыши. Молниеносно брошенный туда взгляд ухватил острый нос лодки, выплывающей из-за густых высоких зарослей.
- Блин, ща всё веселье пропустим! – донеслось до Инги. В мозгу словно щёлкнули переключателем, она с самоубийственной решимостью бросилась в воду, совершенно не чувствуя холода. Наган показался невесомым, лодка с неясными во мраке фигурами села на пенёк мушки…
Вспышки выстрелов ослепляли, казалось, закрывая весь мир, хлопки хлёстко и больно били по ушам, Инга шла вперёд, вглубь, вжимая спуск, пока не услышала холостой щелчок, которому вторили крики боли… Ослеплённая, оглушённая, она с глубоким вдохом прыгнула щучкой, уходя под воду, мощными гребками бросая себя в глубину, плывя по памяти к лодке. Кажется, крики раненых пробивали толщу воды – а может, в ушах всё ещё звенело от стрельбы. В руках пусто – походу, просто отшвырнула оружие. Пальцы легли на рукоять зарукавного ножа…