Библиотекарь

          - Необыкновенно красивое здание! Сказка в готике!
          - И это всего-навсего библиотека…
          - Ничего себе: «всего-навсего»! Библиотека Парламента!
          - В фильме о Гарри Поттере что-то похожее было, помнишь?
          - Точно! Вот бы у нас библиотеки в старинных зданиях размещали…
          - Размечтался… Гарри Поттер в Роcсии!
          - А что? Интересная серия бы получилась.
          - Угу! Как он в одной ступе с бабой Ягой над просторами Сколково летает.

          На скамеечке напротив библиотеки Парламента Канады сидел приятный седой старичок и вслушивался в русскую речь своих соотечественников. Именно соотечественников! Ведь сюда в обязательном порядке привозят экскурсантов, а в последнее время нередко из России…

          И не зря! Место здесь очень красивое! Не только сама библиотека, а именно место. Называется Парламентский холм. С него открывается изумительный вид на реку Оттава. И река, и город имеют одно и то же название. Как в Москве! В последнее время старик частенько вспоминал родину.

          Проработав в этой библиотеке много-много лет и, выйдя на пенсию, он продолжал почти каждый день приходить сюда, благо жил неподалёку. Иногда заходил в свой любимый читальный зал, содержащий большую коллекцию редких книг, брал в руки одну из них, с удовольствием перелистывал или погружался в чтение. А ещё любил подсматривать за парламентариями и разного рода чиновниками, знакомящимися с богатым справочным материалом.

          Он вообще был очень внимательным этот старик. Особенно ко всему русскому: книгам, вещицам, встречающимся в магазинах, а теперь и к русским людям, которые всё чаще стали попадаться на глаза.

          Вот и сейчас, услышав знакомые слова в разговоре молодой пары, он исподтишка всматривался в симпатичные лица парня и девушки, боясь спугнуть их своим присутствием.

          - Пойдём! Нам пора, - сказала девушка.
          - Пойдём, - согласился парень.

          Они поднялись со скамеечки, ещё раз оглянулись на реку, сфотографировались на фоне библиотеки и направились к выходу из архитектурного ансамбля зданий Парламента.

          Старик проводил их взглядом, а после по знакомой ему тропинке спустился с холма к реке и сел на брёвнышко, выброшенное на берег. Достал из внутреннего кармана пиджака тетрадку, аккуратно её разгладил, положил на колени и стал что-то туда записывать. Иногда отвлекаясь, глядел на воду, наслаждаясь хорошей погодой и приятным пейзажем с противоположного берега.

          В какой-то момент прямо перед собой увидел проходящий мимо катер! И от неожиданности вздрогнул… Нет! Не от вида катера - их тут много. Разных! Шикарных и простеньких. Вздрогнул, прочитав надпись! В столице Канады по волнам Оттавы спокойно шла «Вязьма».

          Русское название полоснуло яркой картинкой из самого детства в далёком-далёком краю, о котором тут никто не догадывался, и даже не мог предположить, что этот старенький канадец, так уютно вписавшийся в здешнюю жизнь, родился и когда-то жил на Смоленщине в городке Вязьма.
 
          Когда началась та страшная война, хотя войны страшные все без разбора, в этом старик был уверен, ему исполнилось девять лет и память сохранила все подробности того времени.

          А самое главное - она сохранила его собственное имя.
          Никакой он не Вильям, как зовут его здесь…
          Он – Иван, Ванька, Ваня.

***

          - Ваня, быстро домой,  - очень тихо позвала мама, распахнув окно.

          Но мальчик услышал, несмотря на то, что играл в мяч с соседскими ребятами во дворе и понял: случилось нехорошее, скорее ожидаемое. Ваньку в это ожидаемое не посвящали, но он ощущал своей детской душой нервное напряжение, царившее в семье, не понимая его истиной причины.

          Осенью он собирался пойти в первый класс, и мысли о школе отвлекали от непонятных разговоров и намёков насчёт «могут забрать»… Кого забрать, куда забрать и почему он не догадывался, но теперь, услышав «громкий» шёпот мамы, сразу подумал: именно сейчас у него должны что-то обязательно забрать.

          Время ещё только подходило к обеду, а отец уже был дома и помогал матери собирать в одну кучу одежду сына: пальто, курточку, ботинки.

          - Убери чемодан, - говорил он, - складывай в рюкзак! Так незаметней.

          Мать вытащила из-под кровати большую коробку со старыми вещами, достала оттуда рюкзак и стала набивать его Ванькиной одеждой.

          - Сынок, обедай и поедем, - было заметно, что мама очень нервничает.
          - Куда? – скорее по инерции спросил мальчик.
          - Тсс… Потом, - опять зашептала мама.

          Пока он ел, отец вынул из комода деньги, мамин паспорт и Ванькины метрики.

          - Спрячь в сумку! И будьте аккуратней в дороге, - обратившись к жене, тоже очень тихо сказал отец, а затем прижал к себе сына и, неожиданно всхлипнув, прошептал ему в самое ухо, - слушайся маму и запомни! Ты едешь к тёте Наташе – маминой сестре. Я оказался плохим отцом. Я вас разлюбил. Так бывает. Запомнил?
          - Запомнил. Разве ты плохой? Поедем с нами!
          - Нет. Я останусь здесь. У меня служба. Я же красный командир, - затем, глянув в окно, уже решительным тоном проговорил, - давайте прощаться! Время обеда, во дворе пусто. Пойдёте без меня!

          Больше своего отца Ваня никогда не видел. Позже из разговоров матери и тёти Наташи он понял: именно отца должны были «забрать». И чтобы не навлекать на семью зло, заранее отправил жену и сына к родственникам, выставив себя перед окружающими брошенным мужем.

          Тётя Наташа жила в деревне Чертово недалеко от Вязьмы, и Ванина мама надеялась, что с отцом ничего плохого не случится, и они смогут в скором времени вернуться в город, продолжив там прежнюю жизнь. Но надеялась напрасно…

          Добрых перемен ждали два года. Мать учительствовала, Ванька успешно закончил второй класс и перешёл в третий, но вместо добрых перемен началась война, и нужно было думать только о том, как выжить в то непростое страшное время.
 
***

          Летом и в начале первой военной осени мама, тётя Наташа и даже дети постарше рыли противотанковые рвы. Сколько земли тогда было ими перелопачено - жуткое дело! Так говорили взрослые.

          А поздно вечером, поужинав, женщины падали на постели, не чувствуя собственного тела, и молчали… Но  немного отлежавшись, начинали от безысходности тоскливо стенать и жалиться на судьбу.

          Ваня тоже не мог заснуть, лежал, слушал и на всю жизнь запомнил один из таких вечерних разговоров. Да и как не запомнить горестные слова родственниц, от которых сжималось его детское сердечко!

          — Немец-то прёт и прёт, — говорила тётя Наташа, — вот-вот в деревню нагрянет.
          — А наши отходят, — вторила мама, — Может, уедем?
          — Как? Поздно уже.
          — Надо было сразу, как война началась!
          — Люся! У меня четверо, у тебя ребёнок. Кому мы нужны со своим выводком! Здесь, какое-никакое хозяйство. Куры, козы… А там?
          — Ох, Наташа! И тут ничего хорошего! Мы рвы роем, а картошка в полях осталась - не замёрзнет, так сгниёт.
          — И озимые не посеяли, - не унималась тётя.
          — Зимой с голоду сдохнем, — неожиданно грубо резюмировала мама.
          — Сталин сказал, что враг будет разбит и победа будет за нами, — напомнил о себе Ванька
          — Твой Сталин в Москве, а мы здесь огребаем, — тётя Наташа усмехнулась.
          — Спи, Ваня! Не лезь в разговоры взрослых, — устало прошептала мама.
          — Если немцы придут, надо в партизаны идти. Я листовку на улице подобрал, — опять подал голос Ванька.
          — Посмотрим, — почти согласилась мама, - а листовку сожги!
          — Как там мой-то? — тяжело вздохнула тётя Наташа, вспомнив мужа ушедшего на фронт.

          Мама тоже вздохнула: вестей от папы не было.
 
***

          В самом начале октября 1941 года в районе Вязьмы войска Красной Армии были взяты в кольцо двумя танковыми группами Вермахта и разбиты. Погибли и попали в плен сотни тысяч советских солдат.

          И почти сразу в деревню Чертово вошли немцы - спокойно и без единого выстрела, как к себе домой...

          Для жителей началась совсем другая жизнь с новыми порядками, за которыми следил назначенный немцами староста – одноногий дед Сергей, заведовавший до войны колхозной бухгалтерией и знающий наперечёт людей и всю живность в каждом дворе.

          Все, с кем когда-то дед Сергей был в контрах, теперь расплачивались с ним курицей, свиньёй, а то и коровой. Ладно, если реквизицию проводил только он, было хуже, когда этим занимались немцы. Но несколько таких реквизиций и народ мог зароптать, ища помощи и поддержки у партизан, которые к этому времени местами сформировались в отряды. Это были красноармейцы, сумевшие выйти из "Вяземского котла" или бежавшие с фашистского плена. Немецкое руководство на местах, не желая партизанского движения, восстанавливать против себя деревенских жителей не хотело. Ведь крестьяне были нужны для работ на земле как дармовая рабочая сила.

          И наступившей весной в Чертово наведался господин Рюккер - штурмбанфюрер СС, курирующий идеологическую работу среди населения Смоленщины. Сначала он заехал к старосте и потребовал список всех образованных жителей деревни, а после сразу направился к дому, где жил со своей мамой Ванька.

          Увидев в окно подъехавший автомобиль и немца в офицерской форме, тётя Наташа всплеснула руками, шуганула детей на печку, наказав, чтобы сидели тихо и даже не дышали, а сама забилась в угол кухоньки, ожидая пришествия антихриста… Ванькина мама осталась стоять посередине комнаты, решив принять на себя очередной удар судьбы.

          Офицер постучался в дверь и вошёл. В доме установилась гнетущая тишина.

          - Добрый день, - поздоровался он на вполне приличном русском.
          - Guten Tag, - ответила мама. Она знала немецкий, потому как окончила факультет иностранных языков и имела диплом преподавателя немецкого и французского языков.
          - Госпожа Лунина, у меня к вам предложение.
          - Да, господин, - мама запнулась, не зная, как обратиться к офицеру.
          - Зовите меня господин Рюккер. Так вот, госпожа Лунина, - повторил он, - я предлагаю вам работу.
          - Спасибо.
          - Будете, как при Советах работать учителем немецкого, заодно проводить просветительскую работу среди населения деревни, пропагандируя немецкий образ жизни и немецкий порядок.
          - Как? - женщина заволновалась.
          - Получите на этот счёт методическую литературу и брошюры. Вы же образованная! Разберётесь, - офицер смотрел на свою собеседницу с лёгкой усмешкой.
          - Не знаю, справлюсь ли, - попыталась та отказаться.
          - Справитесь. Мы всё о вас знаем. Вы пострадали от советской власти, потому вам оказана честь - работать на Германию, - немец сделал небольшую паузу, - родители,  которые не захотят отпускать детей в школу, подвергнуться штрафу и наказанию. Кстати, учителям правительство платит хорошие деньги. Вот анкета, - он положил на стол лист бумаги,– вам нужно аккуратно её заполнить. Вопросы несложные: вероисповедание, национальность, профессия, не было ли евреев до деда включительно, служили ли в армии, были ли членом ВКП(б) и остальное, - офицер, ожидая ответа, замолчал.
          - Я согласна, - совсем тихо проговорила Людмила Николаевна.
          - Передадите анкету старосте. Он сам привезёт её в комендатуру. И не пугайтесь так, - как-то вдруг по-человечески сказал он. – Auf Wiedersehen!

          Немец вышел. В доме молчали... Дети на печке по-прежнему боялись пошевелиться. Придя в себя, тётя Наташа подошла к сестре, обняла её за плечи и сказала:

          - Люсь! Не переживай! Правильно, что согласилась. Надо ведь как-то жить. Деньги нужны, сама понимаешь. Там видно будет! А работу среди населения можно проводить по-всякому.
          - По-всякому не получится. Слышала, в Ельнинском районе деревню Перятино сожгли вместе с жителями.
          - За что?
          - Говорят, ослушались. Или за связь с партизанами.
          - Свят, свят, свят, - закрестилась тётя Наташа.
          - Так-то!
          - Знаешь, Люся, а немчик-то с улыбкой от нас ушёл. Я заметила.
          - Я тоже. И глаза у него вполне человеческие, - мама Вани задумалась.
          - У фашиста человеческие глаза? Смешно. Хотя… Тоже ведь люди, - тётя Наташа наконец-то спокойно вздохнула.

          Ванька, сидя на печи, слышал разговор обеих женщин и не понимал: причём тут глаза и улыбка, когда матери явно грозит опасность. И как немцы узнали о её муже - красном командире? Для них ведь неважно: живой тот или нет… 

          После посещения деревни господином Рюккером полы и парты в школе отмыли от грязи и крови. Одно время она была красноармейским штабом, затем в ней размещался госпиталь, после общежитие для немецких солдат и вот теперь её опять отдали детям.

          А Ванька потихоньку перетащил книги, оставшиеся в школьной библиотеке, к себе домой. Всё равно немцы уничтожат, а так хоть он вдосталь начитается. Потрёпанные подклеил, запачканные почистил. Была у него до войны мечта, говорят - девчоночья - стать библиотекарем. Почему это не мужская профессия, он не понимал.

          Мать опять учительствовала, деревенский люд посадил картошку и посеял хлеб. С приходом немцев некоторые жители сначала обрадовались развалу колхозов, решив, что немцы позволят им хозяйничать на земле по собственному усмотрению. Но этого не случилось. Колхозы просто переименовали в общинные хозяйства, и всё, выращенное руками крестьян, почти полностью отбиралось в пользу новой власти. Люди оставались рабами и в основном кормились со своих огородов или распродавали последнее…

          Через какое-то время господин Рюккер опять заявился в Чертово. Это было как раз во время школьных уроков. Он без стука вошёл в класс, присел за последнюю парту и уставился на учительницу, которая подробно рассказывала детям об участии Германии в Первой мировой войне. Ваня догадался, что немец пришёл с проверкой и решил поддержать маму.

          - Людмила Николаевна, - он стал тянуть руку вверх, привлекая к себе внимание.
          - Да, Ваня. Что ты хотел? - испуганно спросила мама.
          - Я хотел перечислить все победы великой Германии.
          - Хорошо. Но, давай, ты это сделаешь на следующем уроке. А теперь, дети, можете немного погулять во дворе.

          Мальчик сделал вид, будто уронил карандаш, и пока ребята выходили из класса, спрятался под парту и притих.

          Офицер подошёл к маме.

          - Людмила, мне нравится, как вы преподаёте историю. Только нам нужно, чтобы детям внушалась мысль о превосходстве арийцев. Потому поменьше сказок и поближе к обычной жизни. Работа, работа и работа! Это для них главное. Учите беспрекословному подчинению и прилежанию. Вы меня поняли?
          - Конечно, господин Рюккер.
          - Вот и хорошо! И ещё, - немец помолчал, а затем тихонько добавил, - передайте сестре и остальным женщинам, что нам известно, кому вы печёте хлеб ночами. У вас много муки?
          - Нет. Не много. Да и та не мука, а так... Ячмень со жмыхом да лебедой, - учительница замерла.
          - Думайте о себе и о своём сыне.
          - Почему вы мне это говорите?

          Ваня понял: мама очень испугалась.

          - Меня тошнит от запаха горелого человеческого мяса. Понятно?
          - Да, - еле выговорила женщина.
          - Эй, партизан! Вылезай из-под стола. Я тебя вижу, - неожиданно сменил тон господин Рюккер и засмеялся.

          Ванька выбрался из-под парты, хотел выйти из класса, но немец его остановил:

          - Иди сюда, - позвал он, - это тебе, - вынул из кармана большую плитку шоколада и подал мальчику.
          - Danke. - Ванька обомлел.
          - Спрячь! Есть будешь дома, - господин Рюккер положил свою руку на его голову и потрепал за вихры, приговаривая, - blond, blond!
          - Спасибо! Вы очень добры, - Людмила Николаевна от наплыва разных чувств растерялась.
          - Я нормальный. До свидания! – попрощался офицер, развернулся и ушёл.

          Больше его в деревне не видели.

          Осенью сорок второго люди убрали урожай, большую часть которого забрали немцы, детей младшего школьного возраста опять отправили в школу изучать новый порядок, а те, кому уже исполнилось четырнадцать, были угнаны на работу в Германию.

          Деревня притихла окончательно. Женщины по-прежнему в пояс кланялись деду Сергею - только бы он не обирал подчистую, обходили стороной полицаев и по очереди, таясь, продолжали печь хлеб для партизан.
 
          А под самый Новый год Ванькина мама пропала. Тётя Наташа сбилась с ног, обошла всех её учеников, потом подруг, но сестры нигде не было.

          И только к обеду следующего дня, Люся явилась домой целая, невредимая, с модной причёской и даже в новой шубке, сняв которую предстала перед своими родственниками в бархатном платье цвета морской волны. Домашние замерли, а потом посыпались вопросы: откуда, каким образом?

          - Отмечала Новый год в Смоленске, - устало проговорила Люся.
          - С ним? – спросила Тётя Наташа.
          - Да
          - А чего не предупредила? Я обыскалась.
          - Шла из школы домой, он подъехал и увёз. Втихую…
          - Ох, не нравится мне это.
          - Наташа, поговори с женщинами, чтобы были осторожней. Пусть не высовываются. Немцы в последнее время очень злые. За любую провинность расстреливают без предупреждения. В Смоленске постоянно казни при людях устраиваются, – неожиданно мама предложила, - может, ты с детьми в лес уйдёшь?
          - А если поймают? У нас тоже за нарушение режима и комендантского часа расстрел, - тётя Наташа замахала руками, - зима, мороз! Чем я детей в лесу кормить буду? Здесь своих дождёмся. Бог не выдаст, свинья не съест.
          - Ну, смотри…
          - А сама-то чего в лес не хочешь?
          - Мне теперь, что там, что здесь… Жизни не будет! Свои за фашиста не простят, а немцы, если про хлеб узнают, тоже не пожалеют. И офицер не поможет.
          - Ладно, хватит страху нагонять! Расскажи лучше, как праздновала?
          - Перепились все! Потом по бутылкам стреляли.
          - А твой?
          - Мой вообще не пьёт. Всё о чём-то думает, почти не разговаривает.
          - Странный он у тебя, - тётя Наташа пожала плечами.
          - Знаешь, по-моему, он очень одинок. Всё меня за руку держал. Ой, забыла, - мама неожиданно всплеснула руками, - у меня же конфеты есть, - и она выгребла из кармана шубы целую жменю шоколадных конфет, – это вам от зайчика.
          - Знаем мы этого зайчика! Волком бы не обернулся, - усмехнулась мамина сестра.
          - Не обернётся, - констатировала Люся.

***

          Узнав от учительницы о происходящем в Смоленске, люди тряслись от каждого выстрела, боясь лишний раз показаться на улице, и с нетерпением ожидали Красную Армию.

          А совсем рядом начинали гореть деревни…

          Прошёл слух, что сразу после Нового года, отступая, немцы сожгли в соседних районах несколько деревень вместе с жителями. От таких новостей народу делалось страшно, особенно за детей.

          Что делать? Куда бежать? Полицаи рыскали по окрестностям, выискивая партизан, хватали всех подряд - стариков и молоденьких девчонок. Тащили "добычу" в комендатуру, стараясь угодить начальству, в надежде, что те их усердия не забудут и заберут при отступлении с собой. 

          В самом начале наступившей весны сорок третьего года у дома тёти Наташи остановился знакомый автомобиль.
 
          - Иван! – приоткрыв дверцу машины, позвал мальчика господин Рюккер.

          Ванька в одной рубашке выскочил на крыльцо.

          - Я здесь, господин Рюккер.
          - Одевайся! Скажи маме, что мы едем за велосипедом.
          - За велосипедом? Для меня?
          - Конечно, для тебя.

          Мальчик вбежал в дом.

          - Мама, мама! Мы с господином Рюккером едем покупать велосипед!

          Мама побледнела.

          - Езжай, сынок! Только оденься теплее. Дорога неблизкая…

          Ваня быстро оделся всё как велела мама, боясь, что она в последний момент передумает.

          - Сынок, - мама присела на табуретку, стоящую у самой двери, - до свидания, сынок. Слушайся дядю Ганса. Он неплохой человек, - она обняла и поцеловала сына. 
          - Какого дядю Ганса? – ошалело спросил Ванька
          - Господина Рюккера зовут Гансом.
          - Аааа… Я и не знал.
          - Всё. Иди, - и она легонько оттолкнула сына.
          - Ты куда ребёнка отправляешь? Совсем с ума сошла! Твой Ганс фашист, хотя и с печальными глазами, - заругалась тётя Наташа.

          Мама схватила её в охапку и что-то зашептала на ухо. Ванька расслышал слова: "велосипед" и "условный сигнал", но ему это было уже неинтересно.

          Выбежав из дома, он уселся на заднее сиденье автомобиля, как велел дядя Ганс, помахал из окна рукой, и они поехали. А через пару минут не выдержал, оглянулся и посмотрел в заднее окошко автомобиля... Тётя Наташа с ребятишками со всех ног неслась в сторону леса. У мальчика ёкнуло сердце, но он вспомнил слова мамы и затаился.

          Они буквально пролетели деревню, въехали на грунтовую дорогу и увидели, что навстречу движется легковушка и два огромных крытых брезентом грузовика.

          - На пол, - скомандовал дядя Ганс и Ванька в момент оказался между сиденьями автомобиля. Он слышал стук своего сердца и боялся, как бы его не услышали немцы из тех машин.

          Пропуская легковушку и грузовики с солдатами, они прижались к обочине.
 
          - Finita la Comedy, - услышал мальчик возглас со стороны.

          Это офицер, командующий карательным отрядом, с улыбкой и по-французски из окна своей легковушки салютовал господину Рюккеру.

          - Heil, - ответил тот и продолжил путь.
 
          Через несколько минут дядя Ганс остановил машину, затем вынул из вещмешка новые брючки, пиджачок, рубашку и велел Ивану переодеться.

          - Теперь причешись, - сказал немец, подал расчёску, и мальчик, молча, выполнил очередной приказ немца.

          А после было самое страшное…

          Они увидели, как над деревней взвился дымок, затем второй, третий, четвёртый, вразнобой зазвучали отдельные выстрелы и хором автоматные очереди, послышались отдалённые крики людей.

          - Там мама, - Ваня заплакал. Почему мы её не взяли?
          - Она так решила. Всем помочь не могу. Я не Бог.
          - Никуда не поеду, - в голос ревел Ванька.
          - Поедешь! Она просила меня за своего сына. Я любил её. И спасу тебя.
          - Как? Всё равно поймают, - мальчик перестал рыдать и ощутил душевную пустоту.
          - Запомни! Ты мой племянник. Ты русский, но немецкого происхождения. И я нашёл тебя здесь. Понял?
          - Понял.
          - Тебя зовут Вильям. Я сделал нам обоим новые документы. Мы едем на запад, - говорил, чеканя каждое слово, дядя Ганс, - и ещё! Старайся говорить на немецком, особенно при посторонних. Мама же тебя учила.
          - Gut, - ответил Иван-Вильям.

          Дядя Ганс удовлетворённо хмыкнул.

***

          Они мчались в сторону запада. Проехали захваченные немцами советские земли, въехали в страны Европы и направились на юг Франции. Иногда останавливались, заправляли машину, что-то в ней чинили, обедали в придорожных забегаловках, ночевали в недорогих гостиницах.

          Ваня тяжело переживал явную гибель матери, его душа свернулась в комок и не отвечала добрым расположением на все попытки дяди Ганса установить с ним контакт. А потому мальчик и мужчина на данный момент - чужие между собой не разговаривали. Ваня просто подчинился почти незнакомому человеку, понимая того с полуслова.

          Уже во Франции он неожиданно спросил:

          - А вас не будут искать?
          - Пока не будут. Я же в отпуске. Отметку в документах сделал. Здесь много отдыхающих офицеров.
          - Так мы сбежали? Совсем?
          - Наконец-то ты понял, - улыбнулся дядя Ганс.
          - А дальше куда?
          - В Тунис. Там у меня есть хороший знакомый, поможет. А после, как получится. Может быть, в Америку или в Канаду, или в Бразилию. Да хоть к чёрту на рога! Только подальше от этого ужаса…
          - Мы успеем?
          - Надеюсь, что успеем! Должны успеть - форму-то я выбросил, - немец усмехнулся.
          - Жаль, что мама не с нами.
          - Мне тоже... Очень жаль. Прости!

          Во Франции пробыли недолго. Дядя Ганс договорился с капитаном рыбацкой шхуны и тот взял их с собой до Туниса. Это стоило приличных денег, но штурмбанфюрер СС Рюккер никогда не был транжирой, и нужная сумма на чёрный день у него имелась.

          Будучи в море Ваня поинтересовался:

          - Значит, вы больше не фашист?
          - Я им никогда не был. Только форму носил.
          - Зачем?
          - Так получилось. Тебе уже одиннадцать?
          - Через месяц двенадцать исполниться.
          - С тобой можно говорить как с взрослым?
          - Можно.
          - Тогда попытайся понять, или хотя бы вникнуть.
          - Я попытаюсь.
          - Мои родители были обычными бюргерами, держали небольшую ювелирную лавку. Благодаря им я выучился и стал офицером. Но они умерли. Потом я женился. Очень скоро жена, предварительно обобрав меня до нитки, сбежала к моему лучшему другу, с которым мы вместе служили. Я решил им отомстить. Окончил в Мюнхене высшую школу партии, стал эсэсовцем. Я же чистокровный ариец! Только, оказавшись у вас и увидев, что творят мои соотечественники, мстить расхотел. Личные неурядицы показались мелкими и глупыми…
          - Больше никогда не буду играть в войну, - перебил рассказчика Ваня.
          - Война не при чём. Земли всегда завоёвывались. Одни чужое берут, другие своё защищают. Но то, что творит с обычным населением Германия, это дикость! Душа и интеллект Гитлера задержались в развитии и существует в самом начале нынешнего летосчисления.

          После этого разговора сердечко ребёнка отпустило, и он стал нормально общаться со своим спасителем. Именно спасителем! Ваня понял и оценил дядю или друга… Этого пока для себя не решил.

          Капитан шхуны их не обманул и не выдал, они спокойно дошли до Туниса. Какое-то время жили у хорошего знакомого дяди - торговца ювелирными изделиями. Этот человек знал Ганса ещё ребёнком, много лет сотрудничая с его отцом.

          Но здесь тоже была война, правда, она приближалась к завершению, и уже к середине мая север Африки был освобождён от нацистов англо-американскими войсками.
 
          Торговец помог им сесть на корабль до Америки. Потом они перебрались в Канаду и началась для них жизнь в неизвестной стране, но по человеческим законам - без ежеминутного страха смерти. Это было главным!

          Господин Рюккер сменил имя и фамилию и теперь звался Арно Базен. Эту же фамилию носил Вильям. Получалось, что они родственники. Придумали для себя легенду похожую на правду, якобы бежали от фашизма из Франции.

          Наконец-то наступило спокойное время учёбы и работы. Оба только этого и желали. Окончив школу, Вильям устроился на лесопильный завод к Арно, где тот занимал должность мастера. Но жить рядом с человеком, который вытащил его из ада, долго не получилось. Арно умер во сне, до того ни разу не пожаловавшись на своё здоровье.   

          Вильям остался один. Он по-прежнему любил книги, много читал и всё время что-то записывал. Сначала просто в тетрадочку, а после стал отсылать свои заметки в газеты.

          В колледж Алгонквин на писательский факультет поступил уже вполне взрослым мужчиной, а отучившись, устроился в библиотеку Парламента Канады, где проработал до самой пенсии.

          Был женат, у него родилась дочь. Она выросла, вышла замуж и подарила Вильяму замечательного внука, которого назвали Иваном. Дочь с семьёй живёт в Монреале, и внук иногда приезжает к деду, который при каждой встрече дарит ему новую книгу сказок собственного сочинения. В сказках обязательно присутствует добрый волшебник, возникающий рядом с главным героем совершенно неожиданно в самый трудный момент его жизни. 

          Жена уже несколько лет лежит рядом с Арно, и Вильям их частенько навещает...


          P.S. Ранним утром у реки Оттава, где возвышается Парламентский холм, рыбак, давно облюбовавший это местечко, заметил старика, сидящего в застывшей позе на брёвнышке, выброшенном на берег. Глаза старика были широко открыты и устремлены на водную гладь. У ног лежала исписанная школьная тетрадка. Речной ветерок неторопливо шевелил её листы и тихонечко шуршал страничками, видимо читая...




На иллюстрации - вид на библиотеку Парламента Канады (Оттава).