9 Мая

Я хочу сегодня рассказать о том, что значит для меня 9 мая - этот необычный и противоречивый день, отмеченный красным цветом в календаре. И рассказ этот будет о моей семье.
Никакой фантазии. Только факты, которыми поделились папа с мамой. Светлая им память.
Мой дедушка Иван Степанович был мобилизован летом 1941 года и пропал без вести.
Только после победы  отец узнал от соседа и однополчанина дедушки, чудом выжившего в мясорубке войны, что их привезли на станцию под Запорожье и, выдав по одной винтовке на 20 человек, сразу бросили в бой, даже не переодевая в военную форму. Бросили под танки и пулемёты. Шансов выжить ни у кого практически не было. А соседу повезло. Он попал под авианалёт ещё до боя, был ранен и эвакуирован в тыл.
Мы с папой искали могилу дедушки всю жизнь и не нашли. Иван Степанович так и остался пропавшим без вести по официальным документам. Без компенсаций и прочих «привилегий» семье погибшего, так необходимых в тяжёлые послевоенные годы.
Но это потом.
А тогда война накрыла и моих родителей.
Они жили недалеко от Горловки. Той самой Горловки, которая с конца октября 1941 по сентябрь 1943 года была в немецкой оккупации, а с весны 2014 и по сегодняшний день в оккупации российской. Им было в 1941 году по 14 лет.
Папа жил вблизи станции Магдалиновка.
Их дом стоял рядом с дорогой у самого оврага. Во время дождей овраг наполнялся водой и та часть, что примыкала к дороге, превращалась в болото. Весь конец лета и начало осени сорок первого по этой дороге с запада на восток шла военная техника доблестной Красной армии. Шла бодро, оставляя свою землю на милость врагу, а точнее бывшему другу. Когда дорога не вмещала всех желающих, то особо умные с неё съезжали, попадая в болото.  После войны овраг засыпали, но там до сих пор под слоем земли покоится пара пушек и один танк без казёнников и боекомплекта.  Вместе с колоннами уходил и хозяйский скот местного населения. Судьба соотечественников, брошенных на произвол судьбы без средств существования, никого не интересовала. В прочем, как и сегодня.
Потом наступило время безвластия. Население подсчитывало убытки, откапывало спрятанные припасы, отлавливало разбежавшуюся по посадкам живность.
С немцами на Магдалиновку пришёл порядок, а вместе с ним возможность заработать и хоть как-то прокормить свои семьи. И люди работали. Ремонтировали пути, пилили дрова, строили сараи, отсыпали дороги. Отец, Пётр Иванович,  вместе с другом дядей Васей Рыбниковым в это время промышляли рыбалкой и охотой. Они где-то в округе нашли ещё свежие окопы и потихоньку припрятали кое-какое оружие с боеприпасами. Но счастье длилось недолго. На пацанов настучали и в назидание потомкам дядю Васю выпороли шомполами. Нет, оружия не нашли, только пару патронов. Иначе кара была бы более жёсткой вплоть до смертной казни. После этого весь боекомплект отправился вслед за пушками на дно прожорливой трясины.
Но, пацаны есть пацаны. Они освоили силки, самопалы и рогатки.  Семейный рацион регулярно пополнялся воробьями, зайцами и дроздами.
В это же время в доме моей мамы, Веры Ивановны, квартировали немцы. По её словам – это были вполне добродушные светловолосые молодые люди. Они регулярно подкармливали их женское царство, состоящее из вдовы и двух дочерей. Их отец погиб ещё до войны, а старшая сестра Александра вышла замуж и уехала. Кроме продуктов солдаты девочек баловали подарками – платочками и кофточками, не забывая показывать фото своих родных, перечисляя имена и регалии. В общем, ничего плохого о немцах мама сказать не могла.
Только в июле сорок третьего немецкие солдаты съехали. Их сменили румыны.  На станцию пригнали теплушки и женщин начали готовить к отправке в Германию. Маме с сестрой чудом удалось убежать. Уже в вагоне мама притворилась, что у неё болит живот и им с сестрой разрешили сходить до ветра в ближайшую посадку. В посадке они прожили две недели, пока все немцы и румыны не ушли из посёлка. Благо было лето на дворе.
Уходя из Дзержинска и Магдалиновки, немцы не забирали ничего. Они были подняты по тревоге и выехали за одну ночь.
Через месяц вернулась Красная армия.
Снова началось мародёрство.
Соседа мамы, в доме которого располагался немецкий штаб, просто отвели к туалету и застрелили. И никого не интересовало, что немцы не спрашивали у хозяина разрешения на проживание, и что семья все эти годы ютилась в сарае.
В 1943 году моим родителям исполнилось 16 лет. Они стали взрослыми и сами должны были думать о своей дальнейшей судьбе и хлебе насущном. А выбор тогда был не очень большой - ФЗУ или колхоз. Отец выбрал третье. Он экстерном сдал экзамены в школе, получил аттестат за 8 классов и летом сорок четвёртого поступил в Славянский железнодорожный техникум. Там давали форму, паёк, военное звание и путёвку в жизнь. Через год туда поступила и мама. Там же образовалась новая семья. Моя семья.
А потом, когда я появился на свет и немного подрос, то пытался поговорить с отцом и его друзьями, которые хлебнули настоящих фронтовых будней, о войне.  Разговор не получался. Они отнекивались или переводили стрелки на другие темы. А всё, что здесь записано, собрано по крупицам за всю мою жизнь.
И сегодня, когда кто-то кричит о празднике, я тихонько молчу.
Ведь я точно знаю, что не любили этот день ветераны. И медали носить не любили. У меня в детской коллекции хранилось три комплекта настоящих боевых наград. И вернул я их только детям героев и потому, что владельцы при жизни не хотели их забирать. Видно слишком тяжёлыми были воспоминания о той войне.
А ещё тяжелее думать о войне настоящей.