Свидетель

Почтовое отделение г. Аркхема, Новая Англия
До востребования


Дорогой Джереми!

Я пишу тебе письмо, не имея возможности его отправить. Мне некуда бежать. Вполне вероятно, меня скоро убьют.
А то и хуже.
Но пока мои тело и разум не дают повода усомниться в том, кому они служат, я должен, просто обязан задокументировать всё с самого начала. Рано или поздно до меня доберутся – но я могу попытаться хотя бы спрятать записи в надежде, что ты или кто-либо другой найдёт рукопись раньше, чем они.
Прости, что долго не писал. Это неудивительно после всего, что произошло, но я мог хотя бы изредка сообщать…
Ладно. Обо всём по порядку.
Будучи сытым по горло городской жизнью, я оставил Мискатоникский университет и перебрался в принадлежащий моей семье дом в Новой Англии. Цивилизация, победоносно шествующая по континенту, не почтила здешние просторы своим присутствием. Это дремучий, первобытный край, затерянный среди хвойных лесов и вздымающихся ввысь скалистых гор, помнящий временя задолго до прихода европейцев на континент. Жители региона славятся своей неприветливостью, угрюмостью и настороженным, балансирующим на грани с враждебностью отношением к чужакам – картина, типичная скорее для малых поселений юга, но никак не северо-запада – и питают слабость к различного рода суевериям. Последнее не переставало меня удивлять, ибо в нашем просвещённом веке питать веру во что-то иррациональное – абсурдно…
Жалкий, самодовольный глупец!
К моей радости, я не проводил среди аборигенов много времени, так как сам дом располагается не в поселении, а в полутора десятке миль от него, которые я преодолевал на автомобиле.
Скромный для Аркхема двухэтажный дом можно по здешним меркам назвать дворцом. Рассчитавшись со смотрителем, я сразу же обошёл все комнаты. Разумеется, более всего моё внимание было приковано к библиотеке, собранной моим дальним и век как умершим родственником. Прадед – хоть это и неверное определение, но для простоты буду называть его так – собрал довольно впечатляющую коллекцию книг исторической направленности (в основном по древнему миру), среди которой можно было отыскать редкие тома, посвящённые мифам и разным религиозным верованиям.
Будучи предоставленным самому себе, я часами прогуливался по окрестным лесам, наслаждаясь суровой красотой первозданной природы. Особый интерес у меня вызывали горы, где, если верить народным поверьям, имеются пещеры, уходящие вниз настолько глубоко, что человеческий разум даже не способен вообразить. Короткое расследование показало, что пещеры действительно существуют – их обнаружение подтверждено документально, о чём любой желающий может прочитать в старых газетах -  но они так и не были толком исследованы. Статьи так же упоминали о «зловонии» и «дыхании неведомого», исходящих из провалов пещер и заставляющих любопытствующих бежать в ужасе – момент, который я принял за преувеличение бессовестных газетчиков, идущих на всё, дабы увеличить тиражи. Наверняка местные деревенщины в силу необразованности просто приняли запах метана или других подземных газов за «дыхание неведомого», решил я.
Как ты думаешь, оказался ли я в итоге прав?
Возвращаясь с прогулок, я проводил остаток дня за изучением дедовской библиотеки, и, должен признать, это занятие меня весьма увлекло. На чердаке же нашёлся телескоп, пусть и устаревшей модели, но вполне позволяющий следить за небосводом. К моему удивлению, прадед закупал в больших количествах звёздные карты. Перебирая один нарисованный небосвод за другим, я всё пытался понять, что именно означают линии и пометки, а иногда и математические формулы, оставленные прадедовской рукой. Ах, если бы я хоть что-то понимал в астрономии! Но, увы и ах, я – лингвист...
Оставив безнадёжное дело, я вернулся к книгам, которые (не прими в обиду, Джереми!) всегда были моими лучшими друзьями. Вместе с авторами я погружался в путешествие по горячим пескам Египта, бродил по греческим полисам, наблюдал за возведением Вавилонской башни… Да, я не верил в запредельное, старые сказки интересовали меня исключительно с культурологической точки зрения, но могу ли я передать свой восторг?
Восторг! Ха! Если бы я знал, если бы я только знал!..
Выяснилось, что прадед не разделял моего пиетета к рукописям: частенько мне попадались заметки на полях. Но вот что странно: прадед писал зеркально. Я ломал голову: какой смысл в таком шифровании? Всё равно уловка разгадывается менее чем за минуту.
Теперь-то я знаю: прадед специально выработал в себе привычку к зеркальному письму, чтобы не дай бог не написать случайно одно из Имён…
Прости меня, Джереми – я забегаю вперёд. Мои мысли скачут, как блохи на шелудивой дворняге. Сложно придерживаться порядка в изложении, зная, что стоит мне встать и подойти к окну, как я увижу их… Действует на нервы, знаешь ли... Ты одёргивай меня, если я опять забудусь, хорошо?
Спасибо.
По мере изучения записей прадеда (крайне бессвязных и туманных, я тебе скажу), книг и заметок у меня складывалось впечатление, что чего-то не хватало, какого-то завершающего элемента, финального куска паззла. Прадед постоянно ссылался на какую-то книгу (даже не упоминая название, просто говоря «книга»), причём по самым разнообразным моментам – приводил ли он параллели между верованиями аборигенов различных тропических островов, систематизировал ли сказания о рыцарях круглого стола и даже когда вырезал из газет заметки об убийствах за последние лет сто до его кончины.
В шкафах не нашлось ни одно тома, смахивающего на искомый. Это меня не смутило. Движимый азартом исследователя, я перерыл дом сверху донизу. Перебрал весь хлам на чердаке, порядком наглотавшись пыли, заглянул за все гобелены и картины, сантиметр за сантиметром обстукал стены и пол… Я молил, чтобы прадеду не пришло в голову закопать книгу где-нибудь в лесу, а если и закопал, то хотя бы оставил на самом видном месте карту. Но поиски потерпели фиаско.
Почему я решил, что она где-то рядом? Ведь пращур вполне мог ссылаться на неё, прочитав единожды в каком-нибудь далёком-далёком месте? Да, человеческая память после многолетних тренировок творит чудеса, но заметки предка недвусмысленно давали понять: он с ней работал, пытался пробиться через нагромождения недосказанностей и намёков, понять смысл.
Ну вот я снова взялся за перо, Джереми. Прости за перерыв. Я так и не смог побороть искушение и не подойти к окну. Может, потому что они меня позвали? Не знаю. Я видел их – тени, неподвижно стоящие в отдалении, едва различимые между деревьями. Я воспользовался ружьём – но лишь впустую потратил боеприпасы. При выстрелах они моментально исчезали, чтобы тут же появиться уже в других местах. Вполне возможно, у меня от перенапряжения просто-напросто начались галлюцинации и я палил в безлюдную чащу...
Хватит гадать на кофейной гуще. Я должен ещё многое успеть изложить.
Вчера утром я заехал в поселение за покупками. В одном из магазинов продавщица – почтенная женщина, в отличии от большинства местных, относившаяся ко мне если не с симпатией, то хотя бы без враждебности – пристально осмотрела меня и поинтересовалась, не тот ли я господин, что живёт в доме в лесу. Получив утвердительный ответ, она побледнела и настойчиво попросила меня на ночь остаться в поселении и не возвращаться домой. Разумеется, эта просьба лишь позабавила меня, и я вежливо, но твёрдо отказал. Продавщица настаивала, но я был непреклонен. Поняв, что не добьётся от меня согласия, она вытерла выступившие слёзы и попросила о другом: если я таки хочу вернуться, то пусть я хотя бы останусь за запертой дверью и не буду выходить за порог до рассвета, ибо сегодня предстоит плохая ночь. Даты, подобные сегодняшней, случаются дважды в год, и от заката до рассвета силы тьмы получат полную свободу. Несмотря на все усилия остаться джентльменом, я рассмеялся. На бедную женщину было жалко смотреть. Стремясь поскорее окончить неприятный и бессмысленный разговор, я забрал покупки и удалился.
Должен признаться: не уверен до конца, что всё то, что происходило после, случилось на самом деле, а не является плодом моего воображения, воспалившегося от недостатка контакта с цивилизацией и от слишком пристального изучения библиотеки прадеда.
Хотя, доказательство лежит передо мной… А может, я и его выдумал?
Это началось во время вечерней прогулки. Несмотря на то, что во время гуляний я изучил окрестности как свои пять пальцев, я к своему изумлению осознал, что заблудился. Ума не мог приложить, как так приключилось, тем более что было ещё достаточно светло. Да, случается, что человек в лесу сбивается с маршрута, ибо общеизвестно, что у левой ноги шаг шире правой, но всё-таки! Никогда такого раньше не случалось!
Переступив границу зрелых лет, я в тёмный лес забрёл и заблудился, но ещё не понял, что назад дороги нет…
Ругаясь на себя, я плутал среди столетних сосен, пытаясь найти правый путь во тьме долины. Но мои усилия венчались крахом. Казалось, что с каждым шагом я не приближался, а наоборот, отдалялся от жилища…
Будь я суеверным, непременно бы решил, что со мной играет сам дьявол.
Ха! Будь ли!
Когда я уже выбился из сил и практически отчаялся вернуться домой, то услышал вдали музыку. Сперва я подумал, что это стучит мой собственный пульс, но, прислушавшись, понял, что это не так! Кто-то бил в барабаны. Звуки ударов придали мне сил, и я чуть было не бегом отправился навстречу мелодии. К тому времени солнце уже зашло, и то и дело случалось спотыкаться об могучие корни. Ввиду недостатка видимости моё воображение воспалилось: то и дело чудилось, что тени вокруг движутся и даже, можно сказать, наблюдают.
Бой баранов становился всё ближе. Между деревьями показалось зарево костров. Я услышал пение, нескладно исполняемое множеством голосов. Иногда я выхватывал из потока речи знакомые слова из разных языков, но общий смысл, как ни силился, не мог понять. Наконец, я подобрался достаточно близко, кусты расступились и увиделполяну
дьявольщинадьявольшинадьяволщина
как отпустил ступор так тотчас бросился бежать
надо было помочь тем несчастным но я ничего не смог бы сделать слишком много котёл кипящая вода отблески стали удар удар удар рубят разрубили всплеск плеск плеск до сих пор слышу
мчался обратно в темноту вслед несся хохот нереально невозможно
думал не заметили меня но они просто знали что я далеко не уйду да они знали теперь понимаю
Ах, если бы у меня был морфин! Забыться бы, просто забыться. В шкафу есть бренди, но мне необходимо блюсти ясность ума, если я хочу изложить всё в точности и до конца. Моего конца.
Прошу прощения, Джереми: я до сих пор не могу без содрогания вспоминать об увиденном. Нет, и не проси меня, не буду писать! Если уж я и обречён до последнего вздоха носить ночной ужас в своей памяти, то пусть хоть ты останешься свободным от этого бремени. Это зло, Джереми, то самое первобытное зло, казалось бы, невозможное в наш просвещённый век.
Не иначе, как ангелы божьи самолично указали мне путь, ибо выйти в такой темноте обратно к дому можно было только чудом. Я уже не чувствовал ног, в бок будто всадили нож. Миновав порог, я запер дверь и, не рассуждая, движимый инстинктом самосохранения, схватился за стоящий ближе всего предмет мебели – под руку подвернулся сервант - и, скрипя от натуги, подтащил его и опрокинул на дверь. Так как она открывалась вовнутрь, то я был уверен, что через неё они точно не войдут. Я рысью кинулся к задней двери и надвинул на неё шкаф. Не давая себе ни секунды передышки, я – опять же, не думая – бросился на кухню, схватил соль и рассыпал её у каждого окна (как потом выяснилось, что-то подобное я вычитал у прадеда и успешно забыл, но бессознательное помнит, Джереми!).
Лишь тогда я позволил себе перевести дух. Взяв ружьё, я посмотрел в окно. Их не было видно. Но я знал – это временно. Они придут.
В изнеможении прошёл на кухню… И заметил кое-что на днище серванта. Ощупав дерево, я нашёл тайник со свёртком внутри. Перейдя с находкой к кухонному столу, я развернул упаковку. В свёртке обнаружилась довольно массивная книга в кожаном, задубевшем от времени переплёте. Название отсутствовало, равно как и имя автора, обложку украшало лишь тиснение, которое я постараюсь воспроизвести на отдельном листе.

Дрожащими от волнения пальцами я медленно раскрыл фолиант. Текст оказался рукописным и представлял собой самую причудливую мешанину из языков. Начиная повествование на арамейском, неведомый автор вскоре переходил на древнегреческий, затем на латынь, потом – на арабский. Удивительно, но в одном абзаце могли присутствовать все вышеперечисленные языки. Автор – или авторы – не придерживались какой-либо системы, тасуя языки то так, то этак. Было ли это проделано с умыслом, чтобы оградить содержание от недостойных, или такая манера – следствие больного ума воображения автора? Ответ мне ещё предстояло выяснить.
Поднял взгляд и вздрогнул. Один из них стоял в каких-то тридцати футов от окна. И он улыбался. Столь жуткой улыбки мне ещё не приходилось видеть, Джереми! И этот торжествующий взгляд!
Стоило мне взять в руки ружьё, как он исчез. Без сомнений – ненадолго. Я прошёл в кабинет, где и написал все эти строки. Итак, я не могу уйти. А они - войти, иначе бы давно это сделали. Как знать, может быть, они уйдут с рассветом. А пока у меня есть время, чтобы изучить книгу. Все результаты буду вносить сюда. Ты присутствуешь при историческом моменте, Джереми.
Где мой кофе?

Судя по состоянию страниц и чернил, я бы дал лет семьсот – девятьсот. Почерк - скачущий и постепенно становится всё более небрежным, что может свидетельствовать о поспешности при написании. Хотя, при таком объёме…

Если бы я только знал арабский… Да и мой арамейский оставляет желать много лучшего.

Перевод продвигается со скрипом. Они начали кричать и уже орут не переставая. Визг, завывания, шум и гам. Господи, дай мне сил и затычки для ушей.

Кажется, до меня начинает доходить, Джереми. Да, если поглядеть на структуру текста, на композицию… Это библия. Их библия. Смахивает на жуткую пародию.

Прадед в записях утверждает, что испокон веков, в различных, разбросанных по земному шару культурах и народах существовало единое верование в не мёртвых. Не мёртвые, или, как их иногда называли, дети ночи – кем или чем бы они ни были – всегда существовали бок-о-бок с людьми, неся гибель роду людскому. Вполне естественно, что, согласно утверждениям прадеда, не мёртвые становились предметом фольклора различных, географически никак не связанных народностей, а порой даже и объектом поклонения ввиду своей силы. Но, подчёркивал прадед, люди и не догадывались, что у не мёртвые существовал свой, собственный культ…

Первый убийца… Их отец – первый убийца.
Кто мать?

После смерти остаётся тело…
Тлен начинается не сразу…
Есть время и возможность…

Не мёртвые оторваны от бога, но они нашли ему замену…

Тысячи лет назад в наказание за мятеж их сбросили с небес… Сила удара была такова, что они пробили твердь земную и ушли вниз… Простая физика, ускорение свободного падения… Наше счастье в том, что они пребывают в коматозном сне и нет известной силы, способной их разбудить. Но дважды в год наступает ночь, когда оковы Морфея ослабевают, и с помощью ритуалов до падших можно докричаться…

Что же. Теперь всё стало на свои места.
От такой власти отказываться просто-напросто глупо.
А я – человек разумный, дитя просвещённого века.
Прадед оказался образованнейшим человеком. По крайней мере, он вежливо постучал, представился, и, после того, как я его в порядке исключения впустил, снял шляпу. Чем не джентльмен? Беседа с ним доставила истинное удовольствие. Мы с ним, кстати, похожи. Почему-то я нахожу это весьма ироничным.
Надо спешить, пока петухи ещё не пропели – мне же не охота ждать ещё полгода. Процессия уже выстроилась – не хватает лишь ведущего, то бишь, меня. Мы пройдём ходом наверх, навстречу «дыханию неведомого», чтобы спуститься вниз, навстречу Им.
Я понял, как до Них докричаться.
Пора просыпаться.

P.S. Кстати, Джереми. Я рад, что мы наконец-то с тобой помирились.

Искренне наш,
Джереми Девитт
01.05.1925