Рай для закаленных. 24 Слишком много любви 1

     Глава 23: http://www.proza.ru/2016/02/26/308

     Понадобилась еще одна операция – уже четвертая по счету. Мрачный прогноз Кастора оправдывался.
     Эти последние две операции прошли под местным наркозом – кто-то вдруг решил, что безвредный лимит общего уже исчерпан.
     Третья операция меня вымотала. Врачи молчали, работая предельно сосредоточено, а обнаружив новую неприятность, стали сосредоточенными вдвойне или даже втройне. Все были телепатами, и я не услышала ни слова о том, что происходит. Лежать, ничего не делая и чувствуя, как внутри меня ковыряются чуткие пальцы и тонкие приборы, было тяжело. От ненужного, инстинктивного, напряжения онемели ноги и руки, а про существование спины хотелось забыть. Тем не менее, сообщение Натэллы о необходимости еще одной, «будем надеяться, последней» операции я приняла относительно спокойно.
     Четвертая операция меня не просто вымотала. Хотя всё было как в прошлый раз: безболезненное ковыряние где-то поблизости от сердца в полном безмолвии – нынешнее напряжение мышц задушило во мне нечто важное для жизни. Опустошения такого рода я еще не чувствовала: это было что-то новое, без ощущения потери, без горя. Оказавшись в своей палате, под легкой простыней цвета мяты, получив возможность двигаться, я неожиданно горько разрыдалась.
     Зашел и сразу вышел Леон, потом появилась Натэлла. Она села в кресло рядом с кроватью и запустила свои хирургические пальчики в мои волосы.
     — Милая, ну что ты? — виновато шептала она, перебирая пряди. — Все уже хорошо. Еще разок только на сканере проверим через недельку, но резать больше не будем…
     В ее утешительных словах ясно слышалась фальшь: если бы всё точно было хорошо, проверять на сканере было бы незачем. Почему-то это обстоятельство еще подстегнуло мой неконтролируемый взрыв. Я поняла, что чувствую – бессилие. Неспособность хоть как-то повлиять на развитие событий, связанных с собственным телом, привела  меня в негодование и отчаянье. От этой мысли стало смешно, и слезы высохли.
     — Обещаешь? — поддразнила я Натэллу.
     Она недоверчиво посмотрела мне в глаза.
     — Прости. Дважды у кого-то из нас рука дрогнула, но в этот раз мы друг за другом проверили каждый шаг. Там осколки такие мелкие… и каждый важен. Господи, какая же ты сильная!
    
     В тот день Микаэль не мог быть со мной. Он приехал лишь вечером и несколько минут разговаривал с Натэлллой возле палаты, после чего быстро вошел и, встав на колени возле кровати, прижал мое лицо к своей груди. Я услышала, как бьется его сердце: тепло и сильно, а в миг, когда моя щека коснулась груди Микаэля, оно вздрогнуло. Короткая волна, поднятая этим содроганием, прокатилась по моему телу, обдав жаром и заставив несколько мышц легонько сжаться. Микаэль поцеловал мой затылок. Я подняла голову, чтобы взглянуть на него, и тотчас была окутана тревожным теплом его взгляда. Он смотрел на меня жадно, полуоткрыв рот, готовый сделать, все, о чем ни попрошу.
     — Моя малышка, тебя опять мучили. Как тебе помочь?
     До сих пор не отпустило. А мне начинает нравиться испытывать власть над ним.
     — Привет, принц на снежном коне. Почитай вслух.
     На минуту удивленный и озадаченный, он оглядел палату и заметил единственный предмет, который можно читать – бумажную книгу, принесенную вчера Норой.
     — Не принц, а рыцарь, — пробормотал Микаэль, взяв книгу и усаживаясь в кресло. — От принца толку – лишь титул, а это сомнительное достоинство. «Северный Эдем»… Хм.
     Он начал читать, и наше воображение включилось почти одновременно. В личном пространстве «тишины», открытой друг для друга, мы могли видеть сцены, рожденные нашей фантазией. Точнее, нашими фантазиями: моей и его – ведь они оказались совершенно разными. Это было странно и ново, я никогда ни с кем прежде этим не занималась. Скоро процесс чтения стал механическим: Микаэль перестал контролировать свой голос и все внимание переключил на возникающие из книги мыслеобразы. Я точно также создавала свои картинки и сравнивала с тем, что возникало в его «тишине». Это было… сильно. Его воображение оказалось контрастнее моего. Движения персонажей оно рисовало более размашистыми и значительными, а голоса – более глубокими. Я любовалась ими, раскрыв рот.
     Но Микаэль не сводил взгляда с моих сцен. Чем-то они его зацепили, да так, что уже начали подпитываться его восхищением и выходить за рамки читаемого. Чем он заворожен? Спросить? Не стоит.
     Мы не заметили, как пролетели два часа. Мы выдохлись. Ему настала пора возвращаться домой.
     — Повторим потом? — полным надежды шепотом спросил Микаэль. Он казался совсем ручным в это мгновение.

     Когда он ушел, я надолго задумалась. Есть ли название тому, что мы сегодня делали вместе? Не придуманы ли правила, которых нужно придерживаться во время такого общения? Не привело ли оно к изменениям в моем внутреннем пространстве?
Возможны ли отдаленные последствия? Неужели я сравниваю его с сексом?!
     И что еще интересно: в моей памяти Микаэль уже не выглядел так, как в реальном мире. Теперь, думая о нем, я не видела его лицо и фигуру – я ощущала сложную, но потрясающе гармоничную комбинацию глубоких и ярких цветов, резких и широких очертаний, сияния и ветра. Я поняла, что он тоже, после посланного ему сна, стал видеть и помнить меня иначе, и вот вопрос: какие мы настоящие?
Уверенности в том, что наши физические тела и есть мы, у меня больше не было.

     Мой класс проходил интенсив по иностранному языку – мы должны были прослушать курс лекций в старейшем университете континента. Это означало дальнюю дорогу, поездку, которую мне очень не хотелось пропустить. Во время занятий я «сидела» в чьей-нибудь «тишине», как правило, в Вероникиной, что весьма кстати отвлекало от больничного безделья, а потом выполняла компьютерные задания на закрепление материала. Ни страсти, ни склонности к изучению языков у меня никогда не было – я делала это для того, чтобы легче ориентироваться в Чужой Стране, куда мне очень хотелось попасть, потому что я до умопомрачения обожаю оказываться в незнакомых местах и рассматривать придуманные кем-то здания, площади и парки.
Меня завораживает странное чувство, что от всех ускользает, но мне обязательно откроется какой-нибудь секрет, тайное послание, которое талантливый архитектор вложил в свое творение, и я с азартом ищу его идею, его откровение в изгибах и углах, высоте потолков и кладке стен – во всем, что делает некое место предназначенным для человека.
     Больше всего на свете мне хотелось выписаться из больницы, сдать экзамен по иностранному языку и поехать с классом.
     Но этой мечте не суждено было воплотиться. Можно представить себе мое потрясение, когда я это поняла…

     За день до отъезда ко мне явился весь класс. Я ждала только Веронику, Алана и Джеппо, и муть разочарования разбавилась приятным удивлением. Натэлла выкатила меня в фойе на специальной каталке, оставила прощаться, а сама отошла в приемное отделение. Кто-то кинулся обниматься, кто-то громко желал скорее выздоравливать и догонять группу, кто-то просто сочувствовал. Все были искренними, даже Клара и Наташа с Рутой, даже… Нет, Игорь стоял в сторонке рядом с Алексом и молчал. Оба выглядели так, словно приехали за компанию с другими посмотреть на легендарный Медик-Парк, и даже Алекс казался более заинтересованным, чем Игорь.
     «Злорадствуешь?» — спросила я Алекса. Не смотря на разногласия, мне было неловко из-за того, что его отправили на практику за океан, и я признавала его право радоваться моей беде.
     «Нет, завидую», — спокойно и честно ответил он.
     У меня непроизвольно округлились глаза.
     «Чему?»
     «Необходимости измениться».
     Я не поняла, но снова спрашивать не стала. Там, где он провел практику, видимо, любят пофилософствовать о смысле неудач.

     Они уехали, а я осталась. От утешительного плана присоединиться к ним чуть позже, после выписки, Леон не оставил даже надежды.
     — Нет, и твой опекун выплатит огромный штраф, если ты туда отправишься.   Постоянный контроль! Обследование каждую неделю!
     — Но там есть представительства Медицинской корпорации, — попыталась возразить я. — Можно ведь проходить обследования в Чужой Стране…
     Он будто забыл, как дышать, и от возмущения стал красным.
     — Лора, это же не просто формальность! Мы на самом деле не знаем, как поведет себя препарат, которым склеен твой спиной мозг. Вроде бы всё просчитано, на кроликах проверено, но долгосрочный эффект не изучен, а биология полна сюрпризов! В нашем представительстве тебе не смогут помочь, если что-то пойдет не так. Пойми! — Перевел дух и продолжил: — Как всем подросткам, тебе начхать на возможные последствия, но ты представь, что тебе вдруг снова отказывают ноги, для тебя вызывают специальный борт и возвращают сюда. Сказать, во сколько это Нашей Стране обойдется? Твои хотелки дороже?

     Я сразу вспомнила, как неудобно мне было в президентском транспорте перед вежливыми молодыми людьми, которые доставили меня сюда. Тоже, в общем-то из-за беспечной «хотелки». Пришлось смириться.

     Отпустили меня через каких-то три дня после отъезда класса. Кастор расписался везде, где было нужно, и мы поехали домой. Ангелина приготовила какой-то волшебный пирог в честь моего возвращения, после чего дуться на весь мир я уже не могла.
     Кроме того, отрезан был лишь физический путь в Чужую Страну, ментально меня никто не ограничивал. Вероника пообещала держать открытой свою «тишину» во время учебы, а Светлана, Джеппо и Алан сказали, что готовы подстраховать нас при каких-нибудь непредвиденных обстоятельствах.
     Когда они приступили к лекционным занятиям, вскрылась любопытная проблема, о которой я не догадалась подумать заранее: разница во времени. Десять часов. Их утро начиналось моим вечером, а заканчивали они моей глубокой ночью.
     Другая проблема была общей: воспринимать вербальные лекции оказалось очень сложно. Трансформировать слова в образы мы должны были сами и, поскольку не существовало никакой уверенности, что каждый из нас видит в «тишине» именно то, что имеет в виду преподаватель, мы сначала пришли в полное замешательство. Как же нетелепаты умудряются учиться? Да еще и успешно работать после этого?!

     Ксандрия, сопровождавшая класс, аккуратно «подключилась» к «тишине» лектора и ретранслировала его мыслеобразы. Дело пошло лучше, хотя они были не такими яркими, взаимосвязанными и конкретными, как наши, а отрывочными и словно подернутыми туманом.
     Для меня было открытием, что у нетелепатов такое неточное, плоское, чрезмерно вербализованное мышление, где иногда за словом может вообще не стоять никакого образа. Делать такие фокусы по отношению к нашестранцам запрещено, пролезть в чужую «тишину» допустимо только с разрешения ее хозяина, поэтому мы просто не представляли, в каких мирах и формах обитают мысли наших собственных родителей.
     Лектору вскоре стало неуютно, но он, конечно, не смог определить источник этого дискомфорта, списал его на то непривычное обстоятельство, что все студенты внимательно на него смотрят, и нервно поинтересовался, почему никто не записывает. Классу пришлось вспомнить про выданные Ксандрией тетради с ручками и изобразить поспешное конспектирование.
     Такая учеба шла тяжело. Без Ксандрии она была бы невыносимой. Я зауважала нетелепатов за способность чему-то научиться таким способом. Какую же надо иметь ментальную дисциплину, чтобы не утерять нить лекции и не «уйти» в свою понятную «тишину» – в воспоминания или фантазии? Вероника устала. Светлана, Алан и Джеппо – тоже. Я попросилась к Алексу, надеясь на его опыт общения с нетелепатами в  Заокеанской Стране, и он, как ни странно, меня впустил. «Что, все остальные сдались?» — посочувствовал он. «Устали», — поправила я. «Ну да… Представляешь, сколько времени отнимает такой темп учебы? Им никогда нас не догнать». «А как они это всё запоминают?» — «Учат. В смысле, читают конспекты по несколько раз, еще читают учебную литературу, чтобы возникло больше ассоциаций и, соответственно, зацепок в памяти. Здесь считается, что из всей лекции студент может запомнить только десять-пятнадцать процентов информации, а остальное приходится повторять или находить заново в других источниках». Пытка какая-то, а не учеба.
      «А ты проникал в мысли заокеанцев?» — пользуясь приступом откровенности Алекса, спросила я.
     Он мысленно усмехнулся.
     «Проникал, конечно – когда мне отвечали двусмысленно, и надо было понять, что на самом деле имеет в виду собеседник. Только это без толку. Они жонглируют словами в свою пользу».
     «Как это?»
     «Ну, я видел, что мне говорит заокеанец, и поступал соответственно, но потом оказывалось, что я совсем не так его понял. То есть впоследствии он придавал своим словам другое значение, а мне оправдываться, ссылаясь на его мысли, было невозможно. Они морочат друг друга, причем сознательно».
     «Гадость какая… Они же никому не могут доверять».
     «И не доверяют. Заокеанцы долго дотошно переспрашивают собеседника, пока точно не установят смысл его слов».
     Да в кошмаре такая жизнь не приснится…
     Каждый день мои одноклассники изнывали на отчаянно скучных лекциях, а я была с ними уже не из интереса, а из сочувствия и солидарности.

     Микаэль опять улетел в служебную командировку, и я первые две недели вновь обживалась в доме Кастора. Стараясь не слишком докучать, я заглядывала к Ангелине и Георгию пару раз в день, часов по шесть проводила на портале Строительной Корпорации и за своими эскизами. Когда такой режим стал привычным, Микаэль вернулся.
     И все изменилось.
     Он появился в доме Кастора, нашел меня в комнате Ангелины и оцепенел на пороге. Чуть не забыв поздороваться, он смотрел на меня так, словно это доставляло ему несказанное удовольствие, а неловкая, но красивая поза, в которой он замер, говорила о том, как сильно он хочет меня обнять. Я же, несмотря на ежедневные сеансы связи, успела от него отвыкнуть.
     — Извините, я заберу у вас Лору, — галантно обратился он к Ангелине.
     — Пить чай можно и здесь, — предчувствуя очередные кульбиты в духе «первой волны», попыталась увернуться я.
     Светлые глаза Ангелины блестели, излучая тысячу улыбок, когда она перевела взгляд с Микаэля на меня.
     — Я покажу тебе свой дом, — произнес он таким голосом, каким обещают, наверное, все сокровища планеты, и возражений у меня не нашлось.
     — Езжайте, Лора, сейчас по телевизору начнется наша с Георгием любимая опера, — напутствовала Ангелина.
     — Это Микаэль, — спохватилась я, втайне радуясь, что теперь можно обсудить его с кем-то опытнее Вероники. — Микаэль, это Ангелина.
Микаэль улыбнулся одной из своих колдовских улыбок, выводя меня в коридор.
     — Надень куртку, — попросил он. — Я подожду на улице.

     Я пошла наверх за одеждой, думая о том, что, во-первых, Микаэлю неуютно в доме Кастора, и, во-вторых, сам он почему-то живет за городом. Спускаясь вниз, я поняла, что не хочу ехать к нему домой: недвусмысленная алчность в его взгляде вызывала во мне какой-то дремучий, необъяснимый страх.

     Медленно выйдя из дома, я остановилась перед его мотоциклом. Он вопросительно посмотрел на меня. Теребя нижний край куртки, я первая задала вопрос:
     — Ты правда живешь за городом?
     Он кивнул.
     — Поблизости от военной базы, на которой служу. Но это от черты города совсем близко. Садись, ты увидишь мой дом и всё поймешь.
     Не привыкла я говорить на такие темы… Выдавать этого не хочется, но попадать в глупое положение хочется еще меньше. Один, два, три…
     — Если в твои намерения входит секс, то с моими они не совпадают.
     Микаэль, сдерживая какой-то порыв, сжал губы. Потом чуть растянул их в усмешке:
     — Никогда?
     Он что, на самом деле собирался уложить меня в кровать?!
     — Сегодня, — буркнула я. — Про завтра подумаю завтра.
     Сидя в седле мотоцикла, Микаэль смотрел на меня снизу вверх. Если замечу хоть что-то, похожее на обиду – тут же уйду.
     — В мои намерения по отношению к тебе входит много чего, — глубоким голосом  отчетливой эротической тональности произнес он. — И слово «секс» ни к чему из этого не подходит. Я хочу добиться эксклюзивного права доставлять тебе удовольствие в самых разнообразных его формах и оттенках, я хочу, чтобы мой образ совпадал в твоем мире со словом «счастье», и для этого я хочу, чтобы ты мне доверяла.
     Ни одной фальшивой нотки. Так не сыграть.
     — И ничего плохого я никогда тебе не сделаю.
     Эти слова он усилил мысленным теплом, идущим от сердца. Я поверила и молча села на пассажирское место.


Часть 2 этой главы: http://www.proza.ru/2016/06/15/1931