Ливадия

 
Ольга с беспокойством думала об Иване. До войны они с ним катались по Крымско-кавказской линии. Они имели отдельную каюту первого класса на пассажирском пароходе "Россия". Там они занимались любовью и, в перерывах, спускались в ресторан подкрепить свои силы.
Но "Ливадия" не была  "Россией". Накренившись на левый борт, она стояла у графской пристани, и казалось, если бы не швартовные концы, заведенный на причал, она бы просто опрокинулась. На палубах и проходах было огромное скопление людей. В основном это были женщины и дети. Завернувшись в одеяла, они мирно дремали, прижавшись друг к другу, чтобы не терять тепло.
На узкой палубе юта, под красным полотнищем советского флага, стояла Ольга, прижимая своих детей к подолу юбки, и смотрела на заходящее солнце. Ночь обещала быть штормовой. Ольга никогда не испытывала шторма и лишь по рассказам своего мужа она инстинктивно их ненавидела. Она ругала себя за то, что, не предупредив Ивана, она сейчас покидала Севастополь. Но обстановка на фронтах, гремящая печальными сводками из репродуктора, заставила её все-таки принять окончательное решение. И в этом ей помогла её мама. Раиса Владимировна постоянно твердила, что нужно заботиться о детях, что немец беспощадный, а за квартиру не нужно бояться, и что самое драгоценное - это человеческая жизнь. А за жильем она присмотрит. Хотя и само жилье может сравняться с землей после очередной бомбежки, которые немцы стали очень часто предпринимать в последнее время. Старания мамы подкрепила Марина, которая все организовала, ведь капитаном "Ливадии" был её дядя, любезно предоставивший им отдельную каюту.
"Отдельная" звучит, конечно, слишком преувеличено. Одноместная и очень маленькая, она стала для них на время маленьким домом, где они ютились впятером. Марина с Сережкой занимали койку, Алешку с Настей Ольга уложила на диван. А сама ложилась на пол, используя старый ватный матрац. Но эту процедуру по укладыванию спать они проводили поздно вечером. Сейчас же Марина, прижимая маленького Сережку к груди, стояла рядом с Ольгой. На борту было много детей, но единственным грудным ребенком был Сережка.
Капитан вышел к ним из двери кормовой надстройки. Если бы не усы и борода, Марина подумала бы, что вышел её отец. Артющик-старший был капитаном Ливадии. Выходец из потомственных рыбаков, он еще мальчишкой покинул свою деревню и юнгой устроился на корабль его величества Николая. От матроса до капитана прошел он свой тернистый путь. Он не поддерживал революцию, так как она несла разрушения и беспорядки. Как настоящий моряк, он во всем любил порядок. Но лишь советская власть дала ему, как выходцу из рыбацкой семьи, возможность продвигаться по службе и вырасти на флоте.
- Ну что, косули мои, загрустили? Скоро уже, скоро отплываем, - он достал из внутреннего кармана папиросы и закурил одну, непременно став по ветру.
- Дядя Саша, а почему мы задерживаемся? - Марина знала подход к своим родственникам и всегда этим пользовалась.
- Я сам, девочка моя, озабочен. Отход мы давно оформили у капитана порта. Да и сподручнее начать переход на ночь. Тогда нам не страшна вражеская авиация. За ночь мы уже были бы под Феодосией, а там уже спокойнее, и до Новороссийска рукой подать. Но сегодня немец сбросил мины на фарватере. Говорят, какие-то новые, тральщики наши не могут их подобрать. Вот ждем, может к утру все прояснится, - Александр Петрович затянулся дымом полной грудью.
- Мама, пойдем во внутрь, - маленькая Анастасия тянула Ольгу за подол, - я уже замерзла.
Холодный порыв ветра обдал пассажиров.
- Судя по всем приметам, ночью будет шторм, - Артющик многозначительно посмотрел в темнеющее небо и добавил: - Я бы вам посоветовал спрятаться в каюте и постараться заснуть, чтобы успеть набраться сил, когда мы выйдем в море.
Переступая и обходя тела на палубе, они гуськом побрели в каюту, которая им теперь действительно казалась отдельными апартаментами.
Тяжелая вибрация разбудила Ольгу. Сидя на матрасе, она поправляла ночную рубашку и свитер, в котором спала. Холодный морской воздух с запахами рыб и водорослей хлынул в открытый иллюминатор. Глянув в него, Ольга видела, как пирс медленно уплывал в ночной туман. Казалось, она даже слышала плеск винтов. Мирно сопели её дети на диване. Крепко спала Марина, а её маленький ребенок, дергая ножками, сбросил с себя одеяло.
Ольга накрыла маленького Сережку и вспомнила, как совсем ещё недавно укрывала своих, ожидая Ивана бесконечно длинными ночами. Она нырнула снова под суконное одеяло, так было теплей.
Мы на ходу! Отплытие всегда является волнующим моментом, когда заканчивается старая отлаженная жизнь и наступает новая с её таинственным и не известным будущим. Её полусонное сознание шагало вперед к Новороссийску. К трудностям, которые их всех ждут впереди. Но она понимала, что главное сейчас - вырваться из капкана нацистов, который готовился ими сейчас в Крыму. Главное увести детей подальше от этого ада. Возможно, им придется бежать далее на Кавказ или даже в Среднюю Азию. Она не знала как, но понимала, что необходимо сделать все, чтобы спасти детей.
Каждая смена режима главного двигателя все больше и больше будила её. Мирное покачивание начинало свое отвратительное действие даже здесь, в гавани. Что же будет, когда они выйдут в открытое море? Пока туман и непогода, они будут в безопасности от вражеской авиации, но есть ещё и лодки, о которых Иван рассказывал. Несколько германских лодок прошли Босфор и базируются в Констанце. Так Ольга лежала в напряжении долгими часами, обняв подушку, покуда в иллюминаторе не посветлело.
Машина ритмично пыхтела и палуба дрожала. Ольга, повинуясь движениям корпуса судна, поднялась и выглянула в иллюминатор. За бортом море кипело, унося барашки волн на восток, где в туманной дымке проглядывались очертания мыса Херсонес. Качка постепенно усилилась, и теперь находиться на ногах без помощи рук было уже невозможно. Слава богу, что диван и кровать стояли поперек диаметральной плоскости судна, что давало их обитателям преимущество не выпасть из постели.
Один за другим стали просыпаться дети. Первым подал свой резкий голос маленький Сережа. Марина, ощупав пеленку и убедившись, что сухо, успокоила его своей левой грудью. Уткнувшись в неё носиком, маленькое создание стало усиленно работать своим ротиком и при этом интенсивно сопеть и причмокивать. Марина снова прикрыла глаза, и Ольга сразу вспомнила себя, также старавшуюся использовать любую возможность поспать, пока не слышны крики малыша.
- Мама, мы что, уже плывем? - Алешка приподнялся на диване.
- Тихо, спи, сынок, ещё совсем рано, - попыталась Ольга успокоить малыша.
- Нет, мы все же плывем, - и, вскочив с дивана, он босыми ногами засеменил к иллюминатору.
- Вот неугомонный какой. Ещё успеешь насмотреться.
Ольга, удерживая равновесие, подошла к нему и набросила ему шерстяную кофту на плечи. Алешка, приподнявшись на цыпочках, заглядывал в круглое отверстие иллюминатора. За бортом плескалась волна, и далекий берег то поднимался в небо, то опускался, пропадая за гребнями волн.
- Мама, а шторм настоящий?
- Настоясий, настоясий, - передразнивая своего брата, Настя подала знак о своем присутствии.
- Тихо, тихо, детки, тетя Марина ещё спит и маленький Сережа тоже, - понизив голос до шепота, Ольга стала успокаивать своих детей: - Так, давайте по одному, я сейчас вас в туалет свожу.
- Не туалет, а гальюн, - Настя была в том возрасте, когда новые слова быстро прилипали к языку.
- Умница-разумница моя, - на глазах у Ольги проступили слезы, когда она принялась обнимать свою доченьку, - наверное, папа тебя научил?
- Да! Папочка моя.
- Твоя, конечно же, твоя папочка, - Ольга немного ревновала девочку за душевную связь с отцом. Иван как-то нашел подход к дочке более близкий, чем к сыну.
Плотно позавтракав материнским молоком, маленький Сережа стал снова визжать.
- Ну что, ну что, лапа, тебе ещё надо? - Марина недовольно потирала глаза, приподнявшись на койке.
- Давай помогу тебе, - Ольга действительно понимала, как тяжело с маленьким.
- Ничего-ничего, - поспешила ответить Марина: - Я сама, а то знаешь, когда много помогают, так и проспишь свое материнство. Это он у меня ещё молодец, всю ночь продержался. Крепкий у него пузырь. Весь в папу. Тот тоже ночью не встает. А вообще спасибо, Ольга Васильевна.
Уверенными движениями опытной мамы Марина сменила пеленку, после чего малыш сразу успокоился и уснул.
- Вы пригляните за ним, пока я сбегаю.
- Конечно, Мариночка, не беспокойся.
Взяв полотенце, Марина буквально выпорхнула из каюты, подчиняясь воле неуклюжих движений корпуса судна.
Когда она вернулась, малыш уже крепко спал.
- Ну что, - сказала она, - пора и нам подкрепиться. Там так вкусно пахнет.
- Даже слушать не могу. Наверное, меня укачало, - Ольга прикрыла губы правой рукой, подчеркивая свое состояние, - хотя понимаю, что нужно. Ты знаешь, мы с Ваней до войны ходили здесь на пароходе. Но то ли погода была хорошей, то ли молоды были, я ничего подобного не ощущала.
В дверь постучали и, не ожидая ответа, знакомая фигура в капитанских погонах появилась в дверном проеме.
- Ну что, касатки мои, с добрым утром. Как спалось под шум волны?
- Спасибо, дядя Саша, хорошо, только вот Ольга Васильевна немного укачалась, - Марина сразу доложила обстановку.
- Ничего, это бывает, потерпите ещё полчасика, и мы повернем по ветру, будет легче, - его баритон вселил уверенность, что мучения не бесконечны. Повернувшись сначала в одну сторону, а затем в другую, он добавил: - Пассажиры у нас питаются на нижней палубе, но вас я приглашаю в кают-компанию.
- Спасибо, - поспешила ответить Ольга, снова выразительно прикрывая рот рукой.
- А вы не спешите, дамочка, отказывать, яичницу с беконом сейчас не часто встретишь в меню на флоте, - и, покидая каюту, уже в проеме двери, он улыбнулся и добавил: - Буфетчика я предупредил. В общем, море любит сильных, девочки, а сильные любят поесть.
- Спасибо, дядя Саша, - Марина поблагодарила старика напоследок, - мы непременно посетим вашу кают, как её там, компанию.
Вскоре распогодилось. После поворота качка стала не такой резкой, и восходящее на востоке солнце обещало впереди день ясный и теплый.
 
*     *     *
 
- Справа тридцать, слышу шум винтов, - доложил с поста Браун.
- Шайзе, - выругался Юрген, - этот русский меня уже достал.
Возбуждение от обстрела глубинными бомбами еще играло адреналином в крови. Все жаждали акции, ответной акции за потревоженные нервы.
- По шуму винта похоже на торговое судно, герр капитан
- Проложить на планшет, - Юрген нервничал, - Кунц!
- Я-а, герр капитан.
- Готовьте носовые торпедные аппараты.
- Яволь, герр капитан.
- Браун, - Юрген связался с гидроакустиком
- Я- а, - ответил Браун
- Ты точно уверен, что это не русский военный корабль.
- Такой шум дают винты малого шага, рассчитанные на тягу. Уверен, герр капитан, что это русский транспорт.
"Вот мое прикрытие", - подумал Юрген. Он уже понял, что выйти в условленное место, да ещё и вовремя, ему не удастся, поэтому подбитый транспорт русских хоть как-то прикроет ему задницу. А может случиться, что этот транспорт и был нашей целью. В общем, как говорит наш фюрер, не важен метод, важен результат. Мысли крутились в голове у Юргена.
- Цель по пеленгу триста, дистанция полторы тысячи. Следует курсом девяносто пять, скорость восемь узлов.
- Отто, - Юрген продолжал думать о том, что в такую тихоходную цель грех будет не попасть.
- Слушаю, герр капитан.
- Всплываем на перископную глубину.
- Яволь, на перископную глубину.
Послышалось шипение воздуха на продувку балластных танков и стрелка указателя глубины медленно потянулась вверх.
- Цель по пеленгу триста двадцать, дистанция тысяча двести, параметры движения прежние, - доложили акустики.
- Гут, Браун! Продолжайте следить за целью. Отто! Ложимся на курс триста шестьдесят.
- Яволь, на курс триста шестьдесят.
Лодка тихо вышла на перископную глубину, и Юрген заметил, что погода наверху заметно улучшилась, так как на этот раз влияние поверхностного волнения не ощущалось.
- Цель по пеленгу триста сорок, дистанция полторы мили, параметры движения прежние.
- Гут. Кунц, приготовить носовые аппараты к стрельбе! - радостно прокричал Юрген в микрофон связи.
- Слушаюсь, герр капитан, - донеслось из динамиков.
- Установить на торпедах сорок узлов и глубину три.
- Есть установить сорок и глубину три.
- Курс триста шестьдесят, герр капитан, - доложил Отто.
- Гут!
- Цель триста пятьдесят, дистанция девятьсот.
- Отто, держать курс десять градусов, - голос Юргена звучал твердо и уверенно.
- Первый, второй, третий и четвертый аппараты готовы.
- Гут, - Юрген не спешил поднимать перископ, чтобы натренированные русские снова не смогли совершить какой-нибудь маневр.
- Цель по пеленгу ноль, дистанция восемьсот пятьдесят.
- Поднять перископ.
Зашипела гидравлика домкратов и из колодца поднялась труба перископа. Раздвинув ручки, Юрген прильнул глазами к прибору.
То, что это был не транспорт, а старый пассажир, Юргена абсолютно не смущало.
Главное, что на корме у него развивался красный флаг. Юргену не терпелось нажать на рычаги пускового устройства торпед, но он медлил, растягивая удовольствие.
- Цель десять градусов, дистанция семьсот.
- Отто, руль право пять, - рука Юргена уперлась в рукоятки пуска торпед.
- Руль пять право.
- Гут.
Нажимая на рычаги через каждые пять градусов поворота, Юрген четырьмя торпедами перекрыл сектор в двадцать градусов. Можно было бы произвести точный расчет и обойтись одной торпедой. Но Юрген решил действовать наверняка. Довольный, он уже не опускал перископ, так как никакой маневр теперь не спасет цель от поражения. Судьба "Ливадии" была предрешена. В этот момент он чувствовал себя богом.
 
*     *     *
 
Несмотря на то, что погода наладилась, Ольге на еду смотреть было тошно, поэтому, доверив своих отроков Марине, она с удовольствием растянула свои ноющие кости на диване. Маленький Сережка сопел во сне.
Разделив Ольгину порцию бекона и яиц, в дополнение к своим порциям, Марина и дети после завтрака вышли на шлюпочную палубу. Из-за ослабления ветра на палубе было тихо и тепло. Диск солнца уже достаточно высоко поднялся над горизонтом, обдавая теплом. Палубные пассажиры, прикрыв глаза от удовольствия, лежали у фальшборта. Они развернули одеяла, чтобы теперь уловить побольше тепла.
- Смотрите! Смотрите! Вон там дельфины! - взволнованный Алешка указывал куда-то на юг.
- Я тоже вижу. Тетя Марина, смотрите, смотрите! - радостно подпрыгивая, щебетала Настя.
Марина выросшая в семье рыбака, видела дельфинов много раз, когда отец её брал с собой на рыбалку, поэтому она в недоумении наблюдала за быстрым продвижением белых шлейфов в воде. Она не имела жизненного опыта по наблюдению торпед. Когда до её сознания дошел ужас происходящего, последней мыслью была мысль о том, кто же теперь будет кормить её маленького Сережку.
Взрывной волной Ольгу выбросило с дивана. Контуженная, она держала в руках маленький запеленатый комочек, который рвал свои голосовые связки в протест происходящему. Но Ольга не слышала его. Она тупо смотрела на скривленные губки кричащего ребенка и не слышала звука. Она не слышала ничего. Постепенно до сознания стало доходить, что произошло, и впервые в жизни ей стало по настоящему страшно.
Ольга лихорадочно дергала ручку заклинившейся двери и кричала "Помогите". Не слыша своего собственного голоса, она царапала окровавленными руками дверь, из-под которой густо валил дым. Она не знала и не могла знать, что в нижней части имеется специально спроектированный для таких ситуаций люк. Отчаявшись, она металась по каюте, прижимая ребенка левой рукой к груди. Палуба быстро кренилась, каюта наполнялась дымом, и с каждой минутой все труднее было подойти к иллюминатору, который поднимался все выше и выше. Ольга, не обладающая глубокими знаниями в теории остойчивости корабля, инстинктивно бросилась к этому круглому окошку, за которым было спасение. Высунувшись, она позвала на помощь.
Мимо её головы скатывались по наклоненному борту падающие люди, многие из которых имели сильные ожоги и продолжали дымиться, оставляя за собой шлейф. Ольга понемногу стала слышать их ужасные стоны и вопли. Но никто не слышал её, все были заняты своим спасением.
Бросить связанного ребенка за борт - значит просто утопить его, а развязать она боялась, времени уже нет. "Господи, хотя бы Марине хватило сил позаботиться про Лешу и Настю", - думала Ольга, крепко сжав зубами ткань пеленки, в которую был завернут малыш. Просунувшись на половину в круглое отверстие иллюминатора, она изо всех сил пыталась протянуть свои застрявшие бедра. Но ничего не получалось, складки ткани крепко держали её. Повернув тело немного назад, так, чтобы талия оказалась в обруче иллюминатора, Ольга, удерживаясь левой рукой от дальнейшего провала, правой стала подбирать подол юбки, протягивая ткань наружу. Окончив процедуру, она уперлась двумя руками в обод и, напрягая последние силы, рванулась вперед. Ткань на миловицах разорвалась, открывая окровавленные бедра и, царапая голые колени о метал, с кричащим комочком в зубах, Ольга поползла на четвереньках по борту. Наклон борта постепенно принял горизонтальное положение. Слезы катились по её мокрому лицу. Затем произошло полное опрокидывание корпуса.
Она с ужасом наблюдала, как вынырнувший из воды киль поднял массу людей, и они теперь катились по борту в обратном направлении. Стиснув крепко зубы, Ольга с общей массой ушла под воду.
 
*     *     *
 
- Цель поражена, - потирая руки, Юрген освободил место у перископа для жаждущих посмотреть на зрелище офицеров, наполнявших пост управления. Один за другим, они на мгновение подходили к перископу.
- О, майн гот! - Отто отпрянул, а затем снова прильнул к прибору, продолжая лепетать: - Майн гот, герр капитан, это же плавгоспиталь.
В поле обзора Отто видел сквозь густой дым огромный красный крест на белом фоне дымовой трубы.
- Вы верите этим русским? - прозвучал ехидный голос Юргена.
- Нет, но, герр капитан, - пытался возразить Отто.
- Отто, это обыкновенная плавучая казарма для перевозки пехоты противника. Сталин очень находчив в маскировке и хитер.
Отто не мог оторваться от ужасного зрелища в перископе. Получившее пробоину судно, укрывшееся в пелену густого дыма, среди которого проблескивали языки пламени, быстро кренилось на правый борт. Фигуры людей, издали маленькие, как муравьи покидали тонущее судно. Но даже издали можно было разобрать, что это были женщины и дети.
Со слезами на глазах, Отто быстрым шагом покидал пост управления.
- Отто вернитесь, вы же истинный ариец, - слышал он голос капитана, но ничего не мог поделать.
Добравшись до своей койки, он упал и, уткнувшись лицом в подушку, тихо заплакал.
 
*     *     *
 
Ивану казалось, что это мираж. Он уже был не раз под обстрелами и бомбежкой. Но зрелище взорванного мирного парохода потрясло его.
- Обе машины полный вперед.
- Обе полный вперед.
- Держать двести семьдесят.
- Есть двести семьдесят.
Корабль развернулся почти на месте и, набирая ход, стал весь вибрировать и дрожать.
- Гуржий.
- Слушаю, товарищ командир.
- Приготовить все имеющиеся спас средства к использованию.
- Есть, товарищ командир.
- Машине самый полный.
- Машине самый полный, - репетовал Гуржий.
Видя, как побледнело лицо у Чекулаева, Иван поднял трубку телефона.
- Госпиталь, - ответил хриплый голос Долинского на другом конце.
- Олег Федорович, это капитан, - Иван вздохнул и продолжил, - подбито судно, предполагаю, много раненых. Видно, не придется нам поиграть сегодня с вами в шахматы.
- Ясно, товарищ командир.
- Готовьте все амбулаторные средства к действию.
- Есть товарищ капитан.
Иван положил трубку и прильнул к окулярам бинокля. Столб дыма уже достигал облаков. Поврежденный пароход быстро кренился на правый борт. Значит удар был нанесен с юга.
- Включить активную гидролокацию, - сухо произнес он, - особенное внимание в сектор слева по курсу.
Когда шум винтов от полного хода разносится на многие мили во все направления, то и нет смысла соблюдать пассивный режим для акустиков. На Чекулаева смотреть было печально. "А как бы я себя чувствовал, - подумал Иван, - если бы Ольга с детьми оказалась на борту несчастного пассажира".
- Чекулаев, - обратился он в его сторону.
- Да, товарищ командир.
- Возглавите аварийную партию по спасению.
- Есть, - ответил Арктур, выпрямив свою осунувшуюся фигуру.
- Слушай меня внимательно, сынок.
- Да, товарищ командир.
- Боюсь, я не смогу долго уделять вам внимание, болтаясь без дела, как прекрасная мишень для гансов.
- Понимаю командир, - голос парня слегка дрожал.
- Мы подойдем насколько возможно близко и сбавим до малого, за минуту шлюпки должны быть в воде.
- Ясно.
- Далее, - Иван перевел дыхание. Наверно правильно, что он посылает этого мальчишку на поиски своих родных, хотя шансы очень малы, судно уж слишком быстро погружается, - далее, вы возьмете лишь минимум людей, скажем по одному рулевому и по два гребца, загрузите воду и необходимый провиант, одеял возьмите побольше, прямо с матросских шконок кормового кубрика. На подходе к месту катастрофы сбросьте в воду все, что имеет положительную плавучесть. Когда подгребете к месту трагедии, спасайте в первую очередь женщин и детей, они, в основном, слабые пловцы. В общем, ориентируйтесь сами по обстановке. Извини, Арктур, людей больше дать не могу и так у особистов на крючке.
- Понял, - Арктур кивнул головой, - спасибо вам, Иван Антонович.
- Благодари Бога, сынок, если он даст тебе удачу. Давай действуй.
- Й-есть, товарищ командир!
Иван смотрел через бинокль вперед, на место катастрофы. Пассажирское судно сначала легло на правый борт, а затем и вовсе опрокинулось. Из воды, словно огромный морской кит, торчал киль парохода. Пропали языки пламени, загашенные затопившей отсеки водой, и лишь облако дыма и пара оставалось следом сильного пожара. Вокруг плавающего киля стали различимы фигурки людей, плавающих среди обломков и мусора.
- Эхосигнал слева тридцать, - голос акустиков оторвал его от наблюдений.
- Хорошо, - Иван снова прильнул к окулярам бинокля.
Место трагедии приближалось. Иван на глаз оценил, что размеры выступающей из воды части судна не изменились. Вероятно, что перевернутый корпус пассажира, благодаря заблокированному внутри днищевых отсеков воздуху, ещё продержится некоторое время. Ну а затем, уходя под воду, он потянет за собой все, что вокруг него на поверхности.
- Эхосигнал лодки слева сорок, удаляется.
- Хорошо, - сухо ответил Иван.
Он вышел на правое крыло и посмотрел на ростры. Матросы под командованием Чекулаева готовили к спуску обе шлюпки: отдали найтовы, разнесли фалини и теперь грузили кипы одеял. Им помогал расчет глубинного бомбометания. Матросы Главацкого поднесли к борту спасательные круги и доски, а также всевозможный плавающий хлам из подшкиперской.
- Эхосигнал слева пятьдесят, дистанция полторы тысячи, - донеслось из открытой двери рубки.
- Хорошо, продолжать держать двести семьдесят на румбе.
- Но, капитан? - впервые прорезался голос замполита.
Иван не любил этого маленького и толстенького комиссара, похожего на кучерявого палестинца. Его карие, торчащие из-под очков глаза внимательно выслеживали жизнь на борту, и затем ночами эти пухлые пальцы выстрачивали рапорта и донесения в парторганизацию части. "И зачем нужны такие вдохновители идей партии на флоте, - думал Иван, - не специалисты, не техники, а так, лишний рот, да и только".
- Почему вы не выполняете свою военную задачу? - карие глаза моргали в стеклах его немецких очков.
- Какую, - ответил Иван, затягивая время.
- Преследовать врага, - пухлым пальцем Семен Давыдович поправил очки на своей переносице.
- Эхосигнал слева шестьдесят, дистанция тысяча восемьсот.
- Хорошо, продолжаем держать двести семьдесят.
- Иван Антонович! - голос замполита набирал нотки истерии, - я буду вынужден писать на вас рапорт командующему.
- Семен Давидович, покиньте рубку или мне придется отдать приказ о вашем аресте.
Иван повернулся к нему лицом и в упор посмотрел в его окуляры. Со словами "это вам даром так не пройдет" Семен Давыдович покинул рулевую рубку.
Все присутствующие на мостике облегченно вздохнули.
- Эхо слева восемьдесят, две тысячи сто. Удаляется.
- Машина стоп, - скомандовал Иван, - полный назад.
Место катастрофы представляло ужасное зрелище. Поврежденные и обгоревшие тела плавали среди разлившегося по поверхности моря толстого слоя мазута. Снизив скорость до трех узлов, "Беспощадный", делая дугу на повороте влево, сбросил все собранные плавающие предметы и оставил две свои шлюпки на месте трагедии.
- Эхо по пеленгу сто восемьдесят, две тысячи пятьсот, очень слабое.
- Обе машины полный вперед. Лево на борт, на курс сто восемьдесят.
- Эхосигнал пропал, - доложили акустики.
- Ничего-ничего, - твердил, стиснув зубы, Иван, - на этот раз ты не уйдешь, герр капитан.
 
*     *     *
 
- Герр капитан! Герр капитан! - беспокойный голос Брауна с треском исходил от динамика. Браун докладывал: - слышен шум быстро приближающихся винтов.
- Как быстро? - спросил в микрофон Юрген.
- Очень быстро, герр капитан. Точно, очень быстро, я даже не слышал до этого такой скорости, - голос Брауна слегка дрожал.
- Где, Браун? - спросил Юрген
- Справа по корме, герр капитан.
Юрген провернул перископ по указанному направлению и прильнул, снова упершись лбом в резину прибора.
- О, майн Готт, - в центре горизонта видны были две белые струи, между которыми на всех парах скользил серый корпус корабля. Перезаряжать торпедные аппараты было уже бесполезно. Со злостью он нажал кнопку, опустившую перископ обратно.
- Срочное погружение, на сто двадцать метров, - скомандовал Юрген.
- Яволь, герр капитан. Срочное, на сто двадцать метров, - повторил Шварц.
Нос лодки круто наклонился, и моторы усилили свою мощь. Шварц наполнил сначала носовые танки чтобы увеличить угол погружения и, используя энергию винтов и двигателей, побыстрей внедриться в глубины моря. Шварц перекроет клапана, когда необходимо и установит лодку на ровный киль.
Как Отто был мастером расчета при стрельбе, так и Шварц был мастером в погружении. Каждый знал, что одно неверное его движение и лодка может уйти на глубину, с которой ей уже не подняться. Давление воды раздавит её не хуже, чем глубинные бомбы.
Стрелка манометра начала свой отсчет вниз.
Держась одной рукой за трубку спущенного перископа, другой за стол, на котором Кунц занимался навигационной прокладкой, фон Юрген стоял и думал: "Как можно сражаться с этим сумасшедшим русским. Сумасшедший более опасен, чем опытный и грамотно обученный человек, потому что сумасшедшего не возможно просчитать".
- Герр капитан, - прервал его мысли голос старшего инженера, - мы уже делаем третье погружение, не пополнив запасы воздуха в баллонах. Боюсь, нам не хватить, чтобы продуть балласт с такой глубины.
- Ваш совет, герр инженер - спросил его Юрген.
- Прекратить прием балласта.
- Шварц.
- Я-а, герр капитан.
- Прекратить прием балласта.
- Но нам нужно будет еще, чтобы уровнять киль, герр капитан.
- Ничего не нужно. Я сказал стоп балласт и стоп машина. На борту полная тишина. Всем замерзнуть, я сказал.
Лодка так и остановилась с наклоненным вперед корпусом. На борту установилась полная тишина.
- Шум винтов стих, герр капитан, - доложил Браун.
- Эти русские сильно сентиментальные. Наверное, пошли спасать людей с подбитого судна.
Пока они будут заняты, нужно уходить подальше.
- Давайте, Шварц, выровняйте киль и самый малый вперед, не более двух узлов.
Все знали, что при такой скорости винты вращаются очень медленно и не создают колебаний, приемлемых для акустика.
Пополнив кормовые балластные танки, немецкая лодка крадучись шла в глубине, подальше от опасности. Гула моторов не было слышно, лишь только мягкий шелест графитных щеток о коллекторы. Время тянулось медленно. Атмосфера в лодке становилась несвежая, да и потери в баллонах на два подъема теперь вынуждали быть экономным. Юрген рассматривал карту района, в котором они сейчас находились. Глубины вокруг были слишком большими, чтобы залечь на грунт.
- Ну что там, Браун, - Юрген связался с акустиками.
- Нечего пока докладывать, герр капитан.
- Ты считаешь, что русские до сих пор там?
- Да-а, герр капитан
Юрген почувствовал временное успокоение. Он ненавидел русского капитана, севшего ему на хвост и сорвавшего миссию. И подбитый транспорт оказался не транспортом, а военным госпиталем.
Оставшись без носовых и кормовых торпед, ему приходится теперь буквально красться в толще воды, чтобы унести ноги. Что за невезение. Воздуха для продувки балласта не хватает, батареи от маневров полуразряжены и пусты торпедные аппараты. Можно перезарядить аппараты торпедами из запаса, но необходимо не менее часа, чтобы скользкие сигары весом в одну тонну переместить с помощью ручных талей и направить в аппараты. Да еще необходим покой, чтобы сама лодка не испытывала ни крена, ни дифферента от маневров. А этот русский Ванька, того и жди, снова начнет атаковать.
Шварц подошел к капитану в угол рубки, где, облокотившись на переборку, тот забросил ноги на стол, давая им немного отдохнуть.
- Герр капитан, мне предупредить Брауна? - спросил Шварц.
- О чем? - Юрген продолжал задумчиво смотреть на карту.
- Ну, что русские могут нас скоро атаковать.
Осознание того, что враг может начать атаку в любую минуту, только добавляло масло в огонь его злости. Он встал из-за стола и повернулся к своему помощнику. Шварц посмотрел на часы на своей руке. Он просто иногда делал так, не выдерживая холодного взгляда своего капитана. Подойдя вплотную к Шварцу, Юрген прошипел:
- Не вижу необходимости, герр лейтенант, чтобы постоянно напоминать об этом. Такие предположения очень опасны в данной ситуации и плохо действуют на мораль. Ясно? - в конце фразы он повысил голос.
- Яволь, - ответил Шварц, чуть было не отдал салют и не прокричал "Хайл Гитлер".
Из трубки связи протрещал голос акустика:
- Герр капитан, корабль русских начал свое движение, похоже на полный ход.
- Мюллер! - прокричал Юрген, - приготовить порошковый экран!
- Я, - ответил Мюллер.
- Два экрана.
- Яволь, два экрана.
Шварц пошел на свое место. В тех холодных голубых глазах он видел страх и злость одновременно.
Ю-155 повернула влево, когда корабль прошел прямо над ними.
- Выстрелить оба экрана, - приказал Юрген, и два конусообразных выхлопа алюминиевой пыли забулькали у лодки за кормой.
Звуки гидролокатора хлестали корпус лодки, словно кнутом, и негде было спрятаться на лодке от этого режущего нервы звука. Он то нарастал, то удалялся. На лодке не было человека, чье лицо не было бы омрачено печалью. Но корабль сверху не атаковал.
 
*     *     *
 
На мостике "Беспощадного" командир корабля решил не выпускать лодку из гидролокационного контакта. Направляясь к лодке на полном ходу, он имитировал атаку, действуя немцам на нервы, а в самый последний момент круто поворачивал и сбавлял ход, чтобы цель не уходила в мертвую зону. Подходя с разных направлений, он пытался просчитать глубину противника, и старался постоянно держать лодку в напряжении. С каждым разом лодка уходила все глубже и глубже.
Ивану не терпелось покончить с врагом и вернуться к месту, где команда Чекулаева начала поднимать оставшихся в живых, шокированных после катастрофы, людей. Но в то же время он хотел действовать наверняка. Сделав три подхода направлений в 120 градусов, он понял, что лодка с каждым разом уходила на метров двадцать в глубину, выпуская экран. Успокоившееся море позволяло произвести расчеты с меньшими погрешностями. Он даже приказал набрать забортной воды в танк форпика. Увеличив дифферент корабля и ухудшив остойчивость, он получил преимущество в наклоне луча гидролокатора. Теперь, двигаясь к цели, он уменьшил дистанцию последнего контакта до предельно минимальной.
- Гуржий.
- Слушаю, товарищ командир.
- Вызовите на мостик командира взвода глубинного бомбометания.
Когда мичман Главацкий поднялся на мостик, командир уже стоял на правом крыле.
- Командир взвода... - начал, было, свой доклад Главацкий, но командир перебил его. Голос Ивана был сух и суров:
- Возьмите в помощь людей из аварийной партии МКО. Приготовьте десять пятидесятикилограммовых зарядов у транца кормы на палубе и обеспечьте по два крепких матроса на каждый. Установите датчики на глубину шестьдесят и восемьдесят метров. Далее в аппараты зарядите сотки по полной и установите глубину сто на левый борт и сто двадцать на правый. По команде начнете сбрасывать сто двадцать и сто, затем восемьдесят и шестьдесят. Тогда заряды достигнут свои глубины в почти одинаковое время. Устроим, Василич, им Варфоломеевскую ночь.
- Понял, командир. Разрешите идти?
- Давай, Василич, - сказал Иван и мысленно добавил: "с богом".
Измотав лодку маневрами, Иван знал, какими слабыми стали её батареи, и что теперь скоростного маневра гансы уже не смогут произвести. Поэтому при следующей атаке остается лишь пробомбить центр квадрата.
- Цель? - громко спросил Иван, когда кормовой расчет подал сигнал о готовности.
- Триста сорок градусов, дистанция тысяча двести метров.
- Лево на борт, на курс триста тридцать пять. Обе машины самый полный вперед, - скомандовал Иван и, наклонившись к микрофону связи с МО, добавил: - Петрович, выдави с машин все, что можно.
Затряслась корма от вибрации, и Главацкий понял, что атака началась.
- Кормовому расчету приготовиться к бомбометанию, - прогремел его голос, перебивая соленый ветер.
 
*     *     *
 
- Герр капитан, герр капитан, - Шульц слышал взволнованный голос акустика.
- Что там еще, Браун.
- Русские снова направляются на нас, - взволнованный голос хрипел из динамика.
- Только без паники, Браун, - пытался успокоить его Юрген.
- Да, но сейчас, похоже, они настроены решительно, обороты винта превышают триста.
- Мюллер! - прокричал Юрген, - выстрелите ещё два экрана! Кунц, лево на борт и полный вперед.
- Яволь, - ответил Кунц.
Когда Кунцу было трудно во времена детских тренировок в лагерях Гитлер-юнге, он кричал "Хайль Гитлер" и ему становилось легче. Но это было на природе, а здесь сто двадцать метров под водой, в металлическом ящике, стены которого готовы сомкнуться в любую секунду и раздавить всех. Он чувствовал себя совсем нехорошо. Ему сейчас очень хотелось оставить рули этой усталой и неповоротливой лодки и броситься в кормовой гальюн. Там, присев на горшок, быстро освободиться от того, что сейчас сильно давило ему между ягодиц.
- Я сказал полный! - истерически прокричал Юрген.
- Батареи, герр капитан, - оправдывался инженер.
В этот момент в дверях поста появился Отто. Лицо его выглядело сильно осунувшимся, но как-то странно спокойным, даже слишком спокойным. Такие лица бывают у тихо-помешанных людей из психиатрической лечебницы, которых Юргену приходилось видеть, посещая до войны своего отца.
- Вот она, расплата за грехи наши, - тихо сказал Отто. Затем он развернулся и ушел. От неожиданной смелости Отто в посту установилась тишина. Все молчали и слышали его удаляющиеся шаги и приближающиеся шумы винтов.
Тар-рам, тар-рам, тар-рам, тар-рам... Триста оборотов в минуту. Сейчас не нужно было иметь гидроакустика на борту. Этот звук слышал сейчас каждый член экипажа, находясь на посту в своем отсеке. И каждый знал, это не пение одинокого и беззащитного транспорта. Кто-то мысленно обращался к великому богу, кто-то, просто закрыв уши пальцами, уже ни о чем не думал, а лейтенант Кунц с криком "Хайль" все же рванул по коридору в сторону кормового гальюна.
- Русские сбавили обороты, - прошипел из динамика Браун. Казалось, был слышен плеск падающих глубинных зарядов и, затем, удаляющийся шум винтов.
С побледневшими лицами и выступившими крупными каплями пота на лбах, члены экипажа Ю-155 ждали своей участи.
Минутой позже заряды начали взрываться. Такого Юрген и его экипаж ещё не испытывали в своей жизни. Первое сотрясение было подобно удару корпуса в скалу с полного хода. Те, кто был на ногах, кубарем полетели, пытаясь зацепиться за что-нибудь на лету. Затем палуба неимоверно подпрыгнула, подбросив тела на полуметровую высоту, и резко наклонилась. Погасло главное освещение. К тяжелой атмосфере добавилось зловоние чьих-то экскрементов. При бликах аварийного освещения Юрген видел, как пытаются подняться с палубы его подчиненные, скользя по битому стеклу, как по льду. Два заряда взорвались по корме и более пяти, почти одновременно, сверху и по бокам.
"Это уже серьезно", - подумал Юрген, чувствуя, как, дергаясь и изгибаясь, словно безумная рыба, лодка пытается сохранить свою жизнь и жизни её обитателей.
Внутри лодки валялись покореженные и оборванные трубопроводы, сорванные с кронштейнов, загромождая проходы. Везде были навалены горы битого хлама. Лишь в посту управления было какое-то подобие порядка. Только что-то крутилось в углу шахты перископа. Как маленький неугомонный пес, оно прыгало и выло.
- Это сфера гирокомпаса, - спокойный голос Юргена прозвучал в полутьме.
В этот момент, хромая и сильно кашляя, в пост управления ввалился инженер-механик:
- Герр капитан, машина задраена. Там газ, потекли аккумуляторные батареи, необходимо всплывать.
- Неужели настолько плохо? - взволнованно спросил Юрген.
- Да, герр капитан, некоторые батареи кипят, большая опасность пожара. Мы никогда уже не сможем запустить наши дизеля, герр капитан.
- Шварц?- позвал Шульц.
- Я, герр капитан.
- Всплываем, - небрежно сказал Юрген, - орудийному расчету приготовиться к бою.
Несмотря на предстоящий бой на поверхности, моральный дух у моряков вырос. Теперь они снова увидят дневной свет и вдохнут свежего воздуха. Возле трапа перед входным люком выстроился орудийный расчет, ожидая поверхности.
- Десять метров, - доложил Шварц
- Пять.
- Ноль.
Вахтенный уперся руками в маховик люка. Пружины помогли приподнять люк, и избыточное давление вырвалось наружу, подгоняя орудийный расчет.
 
*     *     *
 
- Мостик! - прокричали динамики поста акустиков.
- Мостик на связи, - ответил Иван.
- Я слышу, как немцы продувают свои балластные танки, товарищ командир.
- Хорошо, акустик, следите за ними, - Иван повернулся к старшему помощнику: - Ну что, старший лейтенант, готовьте орудие к бою.
Пошли команды связи с носовым орудийным расчетом. Солнце было уже в полудне, и Иван немного сожалел, что, пробомбив цель, он вышел на север от неё. Из этого положения будет не очень удобно наблюдать за лодкой, находящейся со стороны солнца.
- Контакт потерян, по пеленгу сто восемьдесят, дистанция пять кабельтов, - доложили акустики.
- Хорошо, - ответил командир.
Почти сразу после этого несколько голосов, видя всплывающую на поверхность немецкую лодку, возбужденно прокричали: - Лодка всплыла! Лодка всплыла!
- Разрешите открыть огонь, - спросили по связи из орудийной башни.
- Подождите, возможно, они будут покидать поврежденную лодку, - на самом деле Ивану хотелось отдать приказ на поражение. Но перед ним сейчас были обычные моряки, терпящие бедствие и он не хотел стрелять по беззащитным.
- Они выходят, - радостно доложил Гуржий.
Было видно, как маленькие фигурки выбегали из башни лодки. Солнце, находящееся над целью, бликовало в глазах русских. Но среди бликов всеми была замечена яркая желтая вспышка и, прежде чем звук докатился до ушей наблюдателей, огромный фонтан воды от разорвавшегося рядом с бортом снаряда залил палубу "Беспощадного".
- Огонь! - скомандовал Иван.
Корпус "Беспощадного" встряхнуло при выстреле из носового орудия. Группа офицеров с нетерпением наблюдала за результатами первого выстрела. Иван также видел в бинокль, как снаряд, перелетев цель, взорвал толщи воды. Иван знал своих ребят: отличники боевой и политической подготовки. Но он также знал и о качестве крупповской стали, и о немецкой скрупулезности. Следующий взрыв тряхнул корпус корабля. Снаряд угодил справа, под скулой, и из носового кубрика повалил дым.
- Старший лейтенант.
- Слушаю, командир.
- Аварийной партии произвести разведку и принять меры по борьбе за живучесть.
- Есть, товарищ командир.
- Хорошо стреляете, гансы, - сказал Иван, приложив бинокль, снова увидел, как на лодке сбросили несколько дымовых шашек. Иван наклонился к микрофону: - Носовое зенитное орудие, открывайте огонь поддержки.
В следующий момент разрывающий уши рокот зенитки охватил пространство. Маленькие красные точки трассирующих пуль уходили в дымовой экран. Зенитное орудие, безусловно, не причинит повреждения на прочном корпусе лодки, но может уничтожить людей орудийного расчета противника. Вообще, лодка со своим мощным корпусом и небольшими размерами имела преимущество, посылая свои снаряды в относительно больших размеров цель.
Носовая башня снова тряхнула корпус "Беспощадного", направляя главный калибр на противника. Командир аварийной палубной партии с мокрым от пота лицом поднимался по ступенькам мостика. Его речь была с перебоями от сбившегося дыхания:
- Мы были вынуждены затопить носовой погреб. Палуба под ним была красная от пожара.
- Черт, - Иван, слегка присев, хлопнул ладонями по планширю, - они лишили нас половины амуниции. Лево на борт. Кормовое орудие к бою.
- Бронебойный снаряд взорвался в боцманской кладовой, создав пожар под полубаком, - продолжал доклад Хрененко.
- Пострадавшие есть?
- Трое с ожогами, погибших нет, товарищ командир.
Постепенно став лагом к противнику, "Беспощадный" превратился в ещё более крупную мишень. Носовое орудие ещё смогло произвести два выстрела, когда вместо него открыла огонь кормовая пушка. Снова первые три выстрела, как пристрелочные, не дали результата. Кормовой сорок пятый калибр также не страшен толщи обшивки подводных кораблей. Немецкие же продолжали трепать корпус "Беспощадного". Иван думал, что в сложившейся ситуации, наверное, лучше было бы отойти на порядочную дистанцию, чтобы стать для немца маленькой и неуязвимой целью, тем более, что носовое орудие они смогут использовать еще не скоро. Он не знал и не мог предполагать, какие повреждения заставили лодку подняться на поверхность. Но, судя по наглости, гансы не собирались сдаваться русским. Вероятно, они надеются произвести небольшой ремонт и снова скрыться. Этот вариант Ивана совсем не устраивал. А если гансы смогут перезарядить торпедные аппараты, тогда будущее становилось совсем непредсказуемым.
Пока Иван оценивал ситуацию, удачно положенный снаряд немцев пробил тонкую обшивку шлюпочной палубы и угодил в машинное отделение. Эффект от взрыва был колоссальный. Струи пара огромными фонтанами вырвались из разорванной палубы, укрывая надстройку в пелену плотного парового облака. С мостика трудно было оценить состояние ущерба. Вероятно, что котельная команда погибла мгновенно. В то же время была связь с главным постом управления энергетической установки. Доклад командира БЧ-5 был краток
- Загерметизировали двери, соединяющие два отсека. Аварийная партия МКО готовится к разведке. Но необходимо минут пять выждать, пока спадет давление пара в поврежденной магистрали и снизится экстремальная температура в отделении.
- Корабль не слушается руля, - прозвучал доклад рулевого.
Не нужно было быть опытным специалистом, чтобы понять, что корабль получил смертельный удар. Когда корабль остановится, западный ветер будет держать его кормой на юг в направление лодки, значит кормовая пушка может продолжать вести обстрел.
Слава богу, она продолжает вести огонь. Одна надежда - повредить немцам их орудие или руль. Когда пожар будет потушен, возможно будет возобновить использование главного калибра. Но как развернуть корабль с остывшими топками. И тут Иван понял, что допустил ошибку, поддавшись чувствам и направив шлюпки на спасение людей. При слабом ветре, который установился к полудню, двумя, вооруженными хорошими гребцами, шлюпками можно было бы развернуть малый противолодочный корабль, заведя буксирный конец за корму. Но шлюпок у Ивана не было. Прижав глаза к окулярам бинокля, он смотрел на своего врага, который время от времени стал скрываться за валами морской зыби, оставшейся после шторма.
Белый столб воды закрыл на мгновение центральную часть подлодки. Когда столб воды опустился, он мог видеть, как желтое пламя снова сверкнуло от ствола немецкой пушки и, почти одновременно, затем ещё одна крупная вспышка, после которой густой дым окутал палубу лодки.
Когда дым рассеялся, Иван обнаружил задранный вверх ствол пушки подлодки и опустевшую возле ствола палубу.
- Невероятно. Ну молодцы! Орлы! - громко ликовал Иван.
 
*     *     *
 
Когда Юрген увидел в настроенный им перископ, какой хаос он произвел на русском корабле своим последним выстрелом, внутри у него поднялась гордость за свою великую нацию. Он был уверен, что нанес русским летальный удар. Вряд ли русский охотник теперь сможет двигаться вперед. Остается лишь самому пройти вперед и зайти русским в нос, чтобы их кормовое орудие не смогло вести по ним огонь. Тогда он смог бы перезарядить носовые аппараты и потопить этот источник своих несчастий.
- Браун? Я уверен, мы заглушили врага, - сказал он акустику.
- Да, герр капитан, я больше не слышу шума их винтов.
- Гут, Браун. Гут. Всех артиллеристов представим к награде.
В этот момент их пушка выстрелила.
Секунду спустя, словно ударом огромного молота сотрясло корпус лодки. Взрыв смешался с криками порванной человеческой плоти.
- Шайзе, - выругался Юрген и, оторвавшись от перископа, выбежал из поста управления. Навстречу ему, сверху через люк, торопливо спускались морские ботинки.
- Капут, герр капитан. Капут, - лицо Мюллера дергалось нервным тиком.
- Что капут, Мюллер? Пушке? - спросил Юрген.
- Так точно, герр капитан. Пушке капут, - его челюсть бесконтрольно дрожала.
- А Кунц и его люди?
- Все капут, герр капитан, все капут, - не выдерживая взгляда капитана, шокированный Мюллер побежал куда-то дальше по коридору.
Юрген поставил себе на заметку, что нервы лейтенанта сильно сдали и что во всем нужно будет разобраться, а пока нужно рвать когти из под обстрела.
- Шварц. Прямо руль. Полный вперед, - голос пока не подводил его.
На одной севшей батарее моторов вообще не было слышно. Лодка, как тяжело раненый монстр, медленно пробивала себе путь в безопасный сектор. Юрген внимательно следил в перископ.
- Гут, - сказал он, когда уже не мог видеть кормовой русской пушки.
В этот момент вал, передающий вращение моторов на винт, остановился, и старший инженер по связи доложил, что батареи абсолютно разряжены.
- Я не думаю, что электромоторы смогут сделать хоть один оборот, герр капитан, - звучал печальный голос инженера из трубки.
- У вас хоть есть запас воздуха в баллонах на выстрелы торпедами? - спросил Юрген инженера.
- Только, возможно, на одну, герр капитан.
- Шварц, - обратился он к офицеру, который сейчас был один в посту управления, - возьмите людей, сколько нужно, и зарядите аппарат номер один.
- Яволь, герр капитан, но там очень темно.
- Выполняйте приказ, герр лейтенант, - нервы Юргена сдавали, он чувствовал, как началась дергаться его левая щека.
- Но лодку сильно качает, и мы можем повредить торпеду и людей, герр...
- Герр лейтенант, - голос Юргена нарастал, как рев "Мессершмита", - выполняйте приказ или пойдёте под трибунал. Берите и повредите хоть всех людей, но зарядите хоть одну рыбку, вперед.
- Да, герр капитан, - неохотно подчиняясь, Шварц поглядывал на пистолет, направленный в его сторону.
Всем известно, что перезарядка торпед требует погружение на глубину, где не чувствуется действие поверхностного волнения. Даже при помощи блоков, цепей и зажимов управляться с полуторатонными игрушками весьма не просто и опасно не только для людей, но и для самих торпед.
Несколько минут спустя группа из трех человек рассматривала пушку. Разорвавшийся прямо у основания пушки снаряд полностью повредил наклонно-поворотный механизм орудия. Слизав все зубья на рейках и шестернях, ствол заклинило в вертикальном положении.
- Ясно, - первым сказал капитан.
- Точно так, герр капитан, - повторил старший инженер, - ремонту эта штука не подлежит.
- Ну а что у нас с дизелями? - Юрген чувствовал себя очень устало.
- Пожар от батарей заполнил помещения огнем и дымом, - отвечал инженер.
Представляя картину исчезновения людей орудийного расчета, он поневоле передернулся.
- Ну, а если направить туда людей в масках? - капитану не терпелось вновь обрести управление лодкой.
- Да, герр капитан, действие газов мы можем нейтрализовать кислородными масками, а вот температуры - никак, герр капитан, - объяснял инженер.
- Ну, а если полить плиты водой, - не унимался Юрген.
- Тогда, герр капитан, вода превратится в пар и ни один организм не выдержит воздействие пара.
- Но, герр инженер, нам нужна работа винта, чтобы развернуть лодку в направлении русских и пустить торпеду, которую Шварц зарядит где-то через час.
- Думаю, герр капитан, для одного разворота батареи наберут емкости через час. Батареи имеют такое свойство.
- Да, я знаю, лейтенант, это свойство.
Забравшись в лодку после прогулки по свежему воздуху, Юрген почувствовал неудержимое желание чего-нибудь поесть и вспомнил, что не ел уже белее суток. Усевшись прямо в посту управления, они стали уплетать открытые поваром консервы, прикусывая проспиртованный хлеб.
- Торпеда загружена, герр капитан, - утирая пот на своем лице, в пост вошел усталый Шварц.
- Всем по местам, приготовиться к атаке.
Упершись лбом в перископ, Юрген рассматривал корабль русских, которой лежал недалеко от них в дрейфе. Удобный ракурс корабля во всю его длину. "Грех промахнуться", - подумал Юрген и подал команду:
- Лево на борт и машину вперед.
После уверенных десятка оборотов вал снова остановился, но этого было достаточно, чтобы толкнуть лодку на разворот. Медленно поворачивая по инерции, Ю-155 выходила на цель. Юрген понимал, что у него сейчас один шанс. Но если он упустит цель на повороте, то ему уже ничто не поможет. Весь вспотевший, Юрген всматривался в перископ.
 
*     *     *
 
Устранив неполадки в поврежденных паропроводах, а также осушив носовой погреб, "Беспощадный" закончил заряжать свой главный калибр. Команда была подана на носовое орудие, открывать огонь сразу по мере готовности.
Когда главный калибр встряхнул корпус корабля, Иван с нетерпением прильнул к биноклю. Он никогда в жизни еще не ощущал такого удовлетворения и радости, когда в поле зрения бинокля он увидел, как, потеряв башню, лодка резко накренилась и, в течении нескольких секунд, скрылась навсегда в водах Черного моря.
Продолжая всматриваться в то место, где только что ещё была лодка, Иван почувствовал, как холод пронзил его позвоночник при виде белого шлейфа, направленного прямо на них... Молча он вышел на крыло мостика, чтобы встретить смерть мгновенно, так как знал, что оставшиеся в живых позавидуют мертвым. Лишь об одном он жалел, глядя на солнце, что больше не выйдет он вместе с детьми погреться под его теплыми лучами.
 
*     *     *
 
- Марина-а! - когда эхо от голоса Арктура угасало, плеск форштевня шлюпки мешался со стонами людей, просящих о помощи. Они вошли в гущу плавающих в обломках людей. Уцелевших после взрыва было немного. Возможно, часть живых людей ещё находилось в опрокинутом корпусе судна. Заблокированные в своих каютах, они ждали своей участи.
Арктур всматривался в акваторию, покрытую обломками, и вдруг его внимание привлек знакомый детский плач. Маленький комочек, завернутый в пеленку, болтался, лежа на обломках какого-то мусора. Крепко уцепившись в края руками, рядом с ним на волнах плавала женщина.
- А ну, навались! - скомандовал он гребцам. Но шлюпка почти остановилась. Первые потерпевшие стали хвататься за борта и плавучий леер. Матросы, отпустив весла стали поднимать их из воды. Оценив ситуацию, Арктур снял форму и бросился вплавь до плавучего островка. Вода была прохладной .
- Я здесь, родные, - Арктур бормотал себе под нос после каждого мощного гребка брасом. Другим способом плавания он не обладал. Обняв рукой женское тело, он сразу понял, что это была не его жена.
- Марина? - он спросил то ли себя, то ли женщину.
- Арктур? - еле слышно произнесла Ольга.
- Ольга Васильевна? - продолжал он, не веря своим глазам, - а где же Марина?
Но Ольга молчала, лицо её было бледным и печальным. Арктур понял, что стряслась беда, но не только с его семьей. Он переложил Ольгины руки себе на плечи и, упираясь лбом в обломок стола, на котором лежал его Сережка, словно буксир, стал тянуть свой груз к шлюпке. Через три гребка он выныривал, чтобы вдохнуть воздух. Морская вода, смешавшаяся со слезой, покрывала его взор. Рыдая, он толкал головой этот, дорогой ему плот, и каждый раз поправлял сползающие руки усталой Ольги. Нежная женская грудь, упруго терлась о его спину, но он не обращал внимания и продолжал грести.
Сильные руки сняли с плота маленького крошку и принялись поднимать за руки Ольгу. Намокшее платье облегало прекрасное женское тело. И, повинуясь инстинкту, Арктур приложил ладонь между ног Ольги Васильевны и подтолкнул тело в лодку. Затем, развернувшись, он поплыл в сторону оголенного киля парохода.
- Марина-а! - продолжал кричать он на ходу. Но никто не отзывался на его голос.
Набрав полную грудь воздуха, он нырнул.
Под водой было тихо. Черный борт судна уходил в голубую бездну, где, как в бесконечности, сходились и гасли лучи солнца. На глубине пяти метров Арктур достиг палубы. Корпус огромного судна, как воздушный баллон, находился теперь у него над головой. Где-то в верху мерцала серебром поверхность, темная палуба, как гигантский зонт простиралось над ним, а мачты и надстройка уходили еще глубже, как будто в бездну. И тишина. Такой он еще не испытывал. Она давила ему на уши вместе с давлением столба воды, создавая ощущение полного одиночества и страха. В груди углекислота жгла легкие и, бросив отчаянный взгляд на перевернутую входную дверь, в которую ему нет сил войти, он стал грести к поверхности. Вырвавшись на полкорпуса из воды, он сменил воздух и снова ушел под воду, но сейчас не глубоко. Здесь он дал волю своим чувствам.
- Марина- а-а! - под водой это звучало клокотанием воздушных пузырей, вырывавшихся из его легких...
Рыдая, он бил и царапал обросший корпус судна, не замечая, как порезами покрылись его кисти рук. Лишь только позже, покидая тело затопленного монстра, он почувствовал, как пекла соль в его ранах.
- Товарищ лейтенант, шлюпки переполнены, - слышал он голос Филенко.
- Хорошо старшина, я остаюсь пока за бортом, будем меняться поочередно, - пряча свое заплаканное лицо, Арктур уперся рукой в транец кормы и стал работать ногами, как бы подталкивая её.
- Товарищ лейтенант, давайте я побуду за бортом.
- Да гребите вы, ради бога, к берегу, старшина! К берегу! - и Арктур нецензурно выругался.
Когда через час Филенко сменил Арктура, он мог видеть, как на горизонте поле боя было полностью покрыто дымом. "Видно туго приходится ребятам", - подумал он. Канонада закончилась одним отчетливым и сильным взрывом, после которого настала тишина. Тщетно пытались они увидеть хоть маленькую точку на горизонте, где был один лишь только дым, простиравшийся в небеса. Молчавшая до этого Ольга стала неудержимо рыдать.