Эта боль застыла во времени

Тишину нарушало лишь мерное гудение приборов, поддерживающих жизнь в ослабевшем теле. Окно во всю стену палаты не было занавешено. Балкон, на который вела дверь, что находилась по центру стеклянной стены, был усыпан снегом.
Пациент открыл глаза. Это стало первым его движением за последние три месяца.
Три месяца комы – приличный срок для всех родных и близких, чтобы решиться на отключение аппарата жизнеобеспечения. Однако парень открыл глаза и сел на кровати. Аккуратно, стараясь ничего не зацепить, он освободился от пут, встал и подошёл к окну. Ноги едва держали, но он не чувствовал боли. Худая, бледная ладонь легла на прохладное стекло.
Было ли утро? Или же сумерки сгущались в преддверии ночи? Крупные хлопья снега редкими бабочками летали в воздухе внутреннего двора больницы. Они попадали в свет фонарей и тут же терялись среди того снега, что уже лежал на земле.
Ностальгия пришла нежданной. Парень взъерошил короткие светлые волосы и улыбнулся. Он вдруг почувствовал себя первоклашкой, спешащим по школьным коридорам зимним утром.
Прошло десять минут, и за окном заметно посветлело. На горизонте начало подниматься солнце. Прорехи неплотных облаков пропускали его золотистый, слепящий свет. Хлопья снега постепенно превратились в отдельные, едва различимые снежинки, что так же медленно спускались на землю, нетронутые ветром.
Парень открыл дверь и вышел на балкон. Холод тут же охватил его, но было приятно. Прохладные касания снега совсем не пугали. Он словно радовался возможности чувствовать, осознавать.
Несколько датчиков на его теле отклеилось. Приборы запищали, сообщая персоналу больницы, что жизнь пациента в опасности. Но парень не обратил на это никакого внимания. Ведь солнце уже вышло из-за горизонта. Его лучи пронзали человеческую плоть, зовя душу за собой. В бескрайнее небо. В нескончаемый полёт.
Его тело вдруг стало очень лёгким. Он протянул руку и будто бы смог коснуться света обжигающей звезды. Улыбка сама появилась на лице, а по щекам потекли слёзы.
Он чувствовал, что улетает вместе с вездесущими лучами солнца.

Медсестра уже вызвала врача и теперь отчаянно пыталась реанимировать лежащего на полу парня. Тот не реагировал на её слова. Лишь смотрел на небо в окне, улыбался и плакал. И тянулся рукой к ползущим высоко-высоко снежным тучам.

Пробуждение далось тяжело. Кислородная маска на лице раздражала, руки, исколотые иглами от капельниц, нестерпимо болели. Всё тело ныло так, словно его терзал маньяк, по кусочку срезая плоть с костей.
Стараясь не делать лишних движений, парень огляделся. В палате по-прежнему было тихо, но теперь на кресле напротив кровати сидел юноша. Закинув ногу на ногу так, что лодыжка правой ноги основывалось на колене левой, он читал журнал.
Светлые, почти белые волосы закрывали его лицо.
- Анико, я подарю тебе заколку, иначе ты себе зрение испортишь.
Журнал выпал из рук парня. Медленно, словно боясь, что ему показалось, он поднял взгляд на больничную кровать.
- Люций... – ему хотелось смеяться и плакать одновременно.
- Как долго я уже тут? – он попытался улыбнуться.
- Не важно! – Анико поспешил к брату. – Как ты себя чувствуешь? Мне позвать врача?
Потом он стукнул себя по лбу и выбежал из палаты, зовя медсестру.
Вернувшись, он схватил Люция за руку.
- Больно, - вяло заметил тот.
- Прости, - Анико тут же отпустил руку брата.
- Что у тебя с лицом? – кончиками пальцев он провёл по нежному, утончённому лицу брата.
- Да так, мелочи... – тот машинально закрыл синяк ладонью.
- И вовсе не мелочи... Ты же никогда не дрался.
- Это не из-за драки, - парень виновато отвёл взгляд.
- Неужели?..
Анико отвернулся.
- Лучше скажи, как ты себя чувствуешь. Это ведь не я три месяца в коме провёл.
- Три месяца?..
Его голос был ещё слишком слаб, чтобы передать всю глубину испытанного потрясения.
Но их разговор прервал доктор.

- Похоже, состояние стабилизировалось, - после осмотра заключил он. – Вам повезло, что кома не затронула жизненно важные процессы организма слишком сильно. Но вставать вам вчера не стоило, это могло закончится смертью.
- Это не стало бы чем-то удивительным, - Люций слабо улыбнулся.
- Мне не нравится пессимизм от столь молодого человека, - доктор поправил очки. – Что ж, оставлю вас наедине. Думаю, вам есть о чём поговорить.
Мужчина покинул палату, оставив двух парней в тишине.
- Почему отец тебя ударил?
- Не о том переживаешь. Лучше сосредоточься на своём выздоровлении, - Анико опустил голову, позволяя прядям светлых волос скрыть лицо.
- Правда, что ли? А мне казалось, что выздоровление протекает быстрее, если не думать о болезни.
- Уже начал шутить?
- Что я пропустил за три месяца?
- Да почти ничего.
- Настолько ничего, что мать не хочет находится с тобой в одном помещении?
- Заметил, значит... – лицо Анико стало печальным.
- Мне, возможно, недолго осталось, поэтому...
- Что ты несёшь?! Тебе только семнадцать! Ты непременно поправишься!
Он убеждал больше самого себя. Только вот понимал, что это бессмысленно. Жизнь всё стремительнее покидала тело младшего брата.
На глазах Анико выступили слёзы. Он отвернулся, пытаясь скрыть свои переживания.
- Поэтому я не хочу, чтобы ты страдал. Одного меня достаточно, - Люций его будто и не слушал вовсе.
- Хочешь взять всю боль на себя? Наивный, - парень встал и подошёл к окну. – Невозможно уберечь человека от страданий. Люди всё равно будут страдать, как бы ты ни старался.
- Поэтому ты хочешь, чтобы я перестал беспокоиться о тебе?
- Мне уже двадцать, я как-нибудь и сам смогу разобраться. Я не хочу тебя в это втягивать, так что не спрашивай у матери ничего.
- Только если ты сам мне расскажешь.
- Хорошо, но не сейчас, - он глубоко вздохнул, - Просто поправляйся и ни о чём не думай.
- Обещаешь?
- Да...

- Мне жаль вам сообщать, но его нервные ткани уже начали разрушаться. Уже на этой стадии он испытывает очень сильные боли. Ослабить их мы можем только морфием, но и он будет помогать лишь на первых порах.
- А что будет потом?
- Мы можем лишь замедлить процесс, но потом его сердце не выдержит боли.
- Сколько?
- Самый оптимистичный прогноз – полгода.
Женщина, сидевшая в кабинете, словно сошла с обложки журнала мод. Строгое чёрное платье, шляпка, перчатки по локоть. Не хватало только маленькой собачки для завершения образа.
Её лицо оставалось маской. Понять, о чём же она на самом деле думала, было невозможно.
- Мне кажется, будет лучше, если вы заберёте его домой. Там ему хотя бы будет спокойней.
- Этого я сделать не могу. Там сейчас очень неспокойно...
- Может, стоило спросить у меня, мама?..
- Люций, когда?..
Женщина даже не смогла найти в себе сил обернуться. Он всегда был тихим мальчиком, она никогда не замечала его, если тот подкрадывался. Даже тяжёлая болезнь не изменила этой его особенности.
- Доктор, я ведь всё равно умру, да?
Большинство пациентов, услышав неутешительные новости, были шокированы и часто впадали в истерику. Люций же был спокоен.
- К сожалению, мы бессильны. Организм на пределе, -  ему десятки раз приходилось сообщать подобные новости, но легче от этого не становилось. Особенно, когда такие слова слышали от него дети.
- Тогда нет смысла умирать в палате, - парень улыбнулся, в его светлых глазах стояла лёгкая грусть и облегчение, - у меня ещё остались незаконченные дела.
- Ты уверен?
- Это мои последние дни жизни, не хочу проводить их в клетке, - он снова тепло улыбнулся.
Женщина резко встала.
- Доктор, где у вас уборная?
- Прямо по коридору и направо.
Она стремительно покинула кабинет.
- Ни капли не изменилась, - Люций опустил голову, - всё так же не позволяет никому видеть, как она плачет.

Морозный зимний воздух приятно бодрил. Тонкая пелена облаков затянула небеса, роняя одинокие снежинки на город. Дымили высокие трубы заводов.
- Ты уверен? Всё-таки вставать на коньки сейчас...
- Потом у меня останется ещё меньше сил. К тому же это единственное место, где я могу спокойно с тобой поговорить. Дома ты слишком напряжён.
Они шли по парку. Невысокий Анико всё же был на голову выше брата. Длинные волосы ложились ему на плечи, несмотря на мороз, шапки он не носил.
Люций же, наоборот, был одет тепло и про шапку с варежками не забыл. Ослабевшее тело было очень чувствительно к низким температурам.
- Хорошо, но если только почувствуешь себя плохо, мы сразу же отправимся в больницу.
- Тогда коньки отменяются, - он беззаботно улыбнулся, пытаясь скрыть очередной приступ усиления боли, - просто зайдём в кафе. Хочу какао.
- Ладно... – он избегал взглядов брата.
За несколько дней, что Люций уже находился дома, Анико впервые был с ним так долго. Подросток не был глуп, и сразу понял, что его избегают. Сегодня он планировал выяснить причину.
Кафе, в которое они зашли, выделялось среди прочих своей тёплой атмосферой и неким деревенским обаянием. Его стены были обиты лакированным деревом, сохранившим изначальный цвет. Массивные столики и мягкие диваны – всё было подстроено под отдых семей с детьми.
- Съешь что-нибудь? – предложил Анико.
- Нет. Аппетит ещё вчера пропал.
- Не будешь есть, никогда не поправишься.
- Так мама тебе не сказала?
- Ты о чём?
- Да так... – Люций отвёл взгляд.
Он мог попрощаться заранее с кем угодно, но не с братом. Сама мысль о возможности подобного резала ржавым ножом по и так умирающим нервам.
- И? О чём ты хотел поговорить?
Они расположились за дальним столиком в самом углу. Над головой Анико висели оленьи рога. Люций же отстранённо глядел в окно по правую руку от него. Там, на катке, резвилась детвора, им было очень весело.
- Дома всё стало по-другому...
- Вроде, ничего не изменилось.
- Там будто война идёт. Между тобой и родителями... – подросток посмотрел на брата, давая понять, что ждёт честного ответа.
- Я бы не сказал. Она уже подходит к концу.
Честного ответа он так и не получил.
- А когда началась? – парню стало не по себе от мысли, чо он мог упустить подобное ещё когда чувствовал себя вполне живым.
- За день до того, как ты впал в кому, - Анико по-прежнему избегал зрительного контакта с братом.
- Ты скоро уйдёшь из дома?
- Откуда узнал?
- Догадался.
- Ясно...
- Почему?
Впервые за их разговор старший брат посмотрел в глаза младшего. И увидел там решимость узнать правду.
И эта решимость его испугала.
- Не скажу.
- Почему? – Люций был шокирован.
- Потому что иначе ты меня возненавидишь.
Наступило молчание. Им стало неловко находиться рядом друг с другом. И каждый нашёл причину укорять себя.
- Думаешь, я смогу тебя возненавидеть?..
- Мне бы не хотелось проверять.
- Ладно, я не стану в это лезть.
Люций встал из-за стола и направился к выходу.
- Ты куда один-то? – Анико ухватил его за руку, - А если тебе станет хуже?
- Хуже уже не станет...
- О чём ты? Тебя же только выписали из больницы.
- Прости...
Он вырвался и убежал.
Анико пришлось задержаться, чтобы заплатить за напитки, к которым никто из них так и не притронулся.

Холодный воздух обжигал горло и лёгкие, но Люция боль уже не могла остановить. Однако бежать он уже не мог. Ослабшее тело едва слушалось.
Следующий шаг для него стал последним. Споткнувшись на ровном месте, он заскользил вниз по склону.

- Я слышала, он уже пришёл в себя. Может, скоро вернётся?
- Сомневаюсь, он же столько пролежал, реабилитация ещё...
Небольшая группа подростков шла на каток, пользуясь воскресным свободным временем. Их путь пролегал у самого основания крутого холма, по которому им предстояло подняться.
Разговор о Люцие зашёл совершенно случайно. Три месяца – достаточный срок, чтобы забыть человека. Любого.
- Может, стоит навестить его? – предложила худенькая блондинка в слишком откровенной для морозов одежде.
- Ради приличий тратить выходные? – показательно мужественный мальчишка сплюнул под ноги.
И тут же получил коленом в пах и вместе со скатившимся с холма Люцием полетел в сугроб.
Большое количество снега смягчило резкую остановку, но парни всё равно не смогли подняться сразу. Одного согнуло пополам, и он кричал от боли в паху. Другой же молча поднялся на колени, но потом зашёлся в приступе кашля. Капли крови застывали в снегу.
- Люций? – блондинка узнала его первой.
Услышав знакомый голос, парень тут же засыпал кровь снегом.
- Какая неожиданная встреча, - улыбнулся он.
- Да уж...
Люций поднялся первым и помог однокласснику. Долго извинялся, мягко избегая вопросов о самочувствие.
- Когда тебя выписали? – всё ещё чувствуя боль, спросил парень.
- Вчера.
- Так ты скоро вернёшься в школу?
- Не думаю, - мягко улыбнулся форт Гессен.
- Люций! – Анико уже спускался по склону. – Ты в порядке? Зачем так убегать?
Не обращая внимания на остальных, он приблизился к брату и внимательно его осмотрел.
- Кровь? Снова? Пойдём к врачу.
- Не стоит, всё в порядке.
- Но тебя же только выписали, а ты снова кровью кашляешь!
Люций виновато отвёл взгляд.
- Он просто упал с горы и врезался в меня. Не удивительно что у него кровь пошла, - помощь одноклассника пришлась неожиданно, но весьма кстати.
- Прости, доставил я тебе хлопот, - парень виновато улыбнулся брату.
- Ничего. И ты меня прости.
Попрощавшись с одноклассниками Люция, они отправились домой. А группа подростков ещё долго смотрела им вслед.
- Мне показалось или они действительно оба какие-то странные? – спросила блондинка.
- Не показалось, они странные, - послужило ей ответом.

- Больше не сбегай от меня, ладно?
- Хорошо, но и ты больше не уходи от ответа.
- Не могу обещать, - Анико отвёл взгляд.
- Ладно. Я больше не буду спрашивать, почему ты уходишь из дома.
Слова Люция не имели цели ранить брата, но тому всё равно стало больно.
- Прости...
- За что? – парень поднял взгляд на брата.
- За то, что не могу рассказать тебе всего.
Люций снял шапку, наслаждаясь приятным ветерком. Потом серьёзно посмотрел на Анико:
- И ты меня прости.
- За что?
Вместо ответа он натянул шапку на глаза брату и поспешил отбежать от него на десяток метров.
Когда Анико снял головной убор, ему в лицо прилетел мягкий снежок.
- Сыграем? – Люций уже приготовил следующий снаряд.
- Уверен?
- Когда, если не сейчас?
Анико наклонился за снегом, и тут же получил по голове ещё одним рыхлым снежком.
Воспоминания нахлынули сами собой. В детстве они часто так играли. Могли целый день не заходить домой, пока не перероют весь снег во дворе. Тогда и мороз не страшил, и ворчание матери не портило радости. А вечером, когда их силком тащили домой, на столе уже стояло горячее какао с корицей и перцем.
Те дни казались такими далёкими, такими тёплыми, безупречными.
И сейчас они словно протянули руки из прошлого, обнимая Анико, успокаивая метавшуюся душу, обещая, что всё будет в порядке.
Сердце защемило, на глазах выступили слёзы, но парень не смог сдержать смеха. Собрал снежок побольше и запустил в брата.
Их игра была недолгой, но изматывающей для обоих. А когда Анико уже подобрался достаточно близко, чтобы схватить брата, тот начал оседать на землю. В один прыжок оказавшись рядом, парень подхватил Люция.
Тот тяжело дышал, на лице появилась испарина, каждое движение словно причиняло ему огромную боль.
- Ты как? Скорую вызвать? – Анико уже паниковал.
Его разум охватил страх, парализуя, делая бесполезным.
- Всё в порядке... просто устал... – врать Люций не умел, но ничего другого не оставалось.
- Прости, не надо было тебе подыгрывать... – парень был готов заплакать.
- Зато... было весело, - мальчишка улыбнулся. – Пойдём домой?
- Угу, - Анико подхватил брата и поспешил покинуть парк. Надо было добраться домой до наступления темноты.

Прошло около двух недель, но облегчения они не принесли. Всё становилось только хуже. Конфликт Анико с родителями лишь обострялся, а Люций мог лишь наблюдать, время от времени заставляя брата идти на уступки его эгоистичным просьбам и выбираться из дома. Он верил, что так поможет хотя бы немного сгладить конфликт, но сам того не подозревая, стал причиной его обострения.
- О чём ты только думал?! – звонкая пощёчина сбила худенького Анико с ног. – Позора для всей семьи тебе мало, ты решил ещё и брата угробить?! – удар щегольского лакированного ботинка в живот довершил дело.
Парня согнуло пополам. Пытаясь вздохнуть и прогнать яркие искры из глаз, Анико отчаянно крючился на полу.
Такая картина предстала пред глазами Люция, едва нашедшего в себе силы спуститься на крики отца из комнаты в гостиную.
- Проваливай! Чтобы ноги твоей в моём доме больше не было! Выродок!
- Отец, стой! – Люций закричал что было сил, останавливая очередной удар ногой.
Сознание Анико наконец прояснилось. Увидев брата, он застыл, не в силах шелохнуться. Страх снова сжал сердце, грозя раздавить, уничтожить его, убив владельца.
- Не вмешивайся! – зарычал мужчина. - Тебе нужно поправляться. Не трать сви силы на мусор.
- Он твой сын, - добрый и мягкий Люций злился только в одном случае: когда кто-то оскорблял его брата, самого дорогого для него человека.
- Это отродье не может быть моим сыном. Он даже не человек. Мерзкое животное! У меня не может быть сына...
Договорить ему не дал Анико. Чувствительно пнув под колено.
- Паскуда! Ещё и огрызаться будешь?
- Заткнись! – закричал парень. – Я уйду из дома. Прямо сейчас! Так что заткнись. Не смей говорить ничего Люцию, иначе я тебя не прощу.
Страх, ненависть и странная жажда смерти так плотно смешались в комнате, что Люцию стало дурно. Все они недоговаривали. И отсутствие полной картины порождало лишь больше страха, ненависти и странной жажды смерти. Своей. Чужой.
- Да? И что такое дерьмо, как ты, сможет мне сделать? Люций, иди в комнату. Я закопаю его во дворе, - очередным ударом мужчина снова лишил сына возможности что-либо понимать, - я его породил, я его и убью.
- Я тоже твой сын, - собравшись с силами, Люций перешёл в наступление, - убей вместо Анико меня! Мне всё равно не жить. А раз тебе так хочется убить сына – убей меня! – парнишка схватил отца за руку, безупречно находя болевую точку.
Несколько минут они сверлили друг друга взглядами.
Мужчина сдался первым:
- Иди отдыхай. Я больше ничего ему не сделаю. Обещаю.
Люций вздохнул с облегчением, но руки отца так и не отпустил. Подождал, пока брат не придёт в себя, и обратился уже к нему:
- Я устал. Помоги мне подняться в комнату.
Анико брату, конечно, помог, но всё время смотрел под ноги, боясь поднять взгляд, боясь встретить взгляд Люция. Его руки дрожали, сам он едва дышал. Вёл себя, точно загнанный зверёк перед матёрым хищником.
- Я не буду спрашивать, почему отец вне себя от ярости, - пересиливая боль, произнёс подросток, - но мне хочется знать. Ты мне расскажешь?
Боль уже достигла той силы, на которой игнорировать её было невозможно. И притворяться, будто всё в порядке, тоже было невозможно. Каждый шаг отзывался невыносимой болью во всём организме.
Анико это заметил. И принял решение.
- Нет.
- Почему?
- Мне страшно, - честно признался он.
- Страшно? – Люций остановился, отстраняя брата. – Ты меня боишься?
- Прости... – он помог подростку подняться в комнату, усадил на кровать и вышел из комнаты, вместо прощания снова попросив прощения.
Люций долго сидел в тишине. Тело превратилось в сплошной оголённый нерв, не давая возможности подумать спокойно. Обессилив, парень упал на бок и горько заплакал.
Он уже никому ничем не мог помочь.
Боль уже никуда не исчезнет.
Вскоре он потеряет возможность ходить и превратит жизнь родственников в ад, заставляя наблюдать за своим угасанием. Заставляя мучиться от бессилия.
Люций этого не хотел.
И ему оставалось только одно. Пока ноги ещё были способны его держать. Пока в руках ещё было достаточно сил.
Короткое прощальное письмо было написано быстро. Состояло оно всего из двух предложений: «Я вас всех люблю» и «простите, но у меня не было выбора». Нужно было ловить момент решимости, иначе он не сможет совершить задуманное и обречёт семью на долгие страдания.
Подросток постарался разбить зеркало в ванной как можно тише. Не получилось. С громким звоном, причинявшим физическую боль, острые осколки стекла посыпались на пол. Но никто не пришёл на звон. Похоже, в доме никого не было.
Подобрав самый острый и длинный осколок, Люций дрожащими руками вогнал его в ногу, разрывая бедренную артерию. Ногу должна была пронзить боль, но сильнее становиться ей было просто некуда. Потребовалось две безуспешных попытки, чтобы вытащить осколок из тела, открывая крови путь. Та хлынула бурным, ярким потоком, живо растекаясь по плитке пола.
Слабея, теряя сознание, но всё ещё трясясь от страха, Люций продолжал убеждать себя, что всё к лучшему, выбор верный и так он не заставит семью смотреть на его медленное угасание. Но подростковое сердце хотело жить. Оно отчаянно качало по телу остатки крови, пытаясь продержаться ещё хоть немного.
Люций заплакал.

Тело уже потеряло чувствительность, перед глазами стояла тьма, а сердце, до того бешено стучавшее в ушах, затихало. Вскоре и оно замолчало.
Не чувствуя больше ни боли, ни страха, Анико спокойно опускался в чёрное невесомое ничто, исчезая из этого мира. Лишь беспокойство за брата и сожаление, что так и не смог сказать ему правду, тревожили бестелесную душу.
Вот-вот, и он растворится во мраке и тишине.
Неожиданно шёпот пронзил всё его существо, пронзая до самого основания души:
- Ты ведь хочешь жить?