Тёмная полоса

Телефон зарычал и закружил, подрагивая, по полированному сидению табуретки, куда Стёпа положил его, да и, конечно, чуть не забыл впопыхах.
Звонил закадычный друг Семён, именно он впервые позвал вчера Стёпу на весеннюю утиную охоту. Надо было спешить, у подъезда уже ждала машина. Стёпа тщательно застегнул все застёжки и молнии на рюкзаке, подтянул все шнурочки, и, схватив куртку, выскочил на площадку. Хлопнув дверью, запрыгал вниз через ступеньку.
На улице оказалось ещё темно и неожиданно холодно. Даже вдруг захотелось обратно, в тёплую и мягкую постель, к приготовленному мамой завтраку как-он-любит, но железная дверь подъезда, громыхнув за спиной, будто отрезала все пути назад к отступлению. Стёпа, не без сожаления вздохнув, как в ледяную воду, шагнул навстречу обещанному приключению.
В машине сидели  трое. За рулём Семён, рядом с ним дородный Юра – сослуживец Семёна, по слухам заядлый охотник, до всего, что движется, особенно если это с пышной грудью и стройными ногами... На заднем сиденье, как всегда, похмельно дремал знакомый Стёпе ещё с детства двоюродный брат Семёна – Шурик.
Стёпа открыл заднюю дверку и поздоровался. Все по очереди пожали подаваемую им руку.
– Может, мой рюкзак в багажник забросим? – спросил Стёпа, когда Семён принял его рукопожатие.
– Давай, садись уже, места хватит, гнать надо, – грубовато ответил Семён.
Кажется, мужики были немного, что называется – не в духе. Спрашивать, в чём тут дело, Стёпа не стал, уселся, умостив булькающий рюкзак на коленях. Сквозь запотевающее стекло ничего было не разобрать и он протёр его ладонью.

За окном мелькали ещё пустые и мрачные тротуары, жёлто подмигивали ещё спящие светофоры. Наплывали и уносились назад подсвеченные витрины и яркие и, казалось, замёрзшие от утренней свежей прохлады одинокие вывески, как-то тоскливо светили цветными кухонными занавесками ещё редкие пробудившиеся окна.
– Ну, ясно, кто вчера пил, – негромко проворчал Семён и приспустил боковое стекло.
Холодный воздух, ворвавшись, взъерошил Стёпины волосы.
– Да, закрой, ты, бля, сдувает, – шмыгнув носом, сердито просипел Шурик.
– Запотевает же, не видно же нихрена… Молчал бы уж, умник, – поддержал Семёна Юра.

Шурик запахнулся плотнее в свою  кожаную куртку, уткнувшись носом в меховой воротник.
– Издеваются, г-гады, – негромко, слегка вздрагивая, пожаловался Шурик Стёпе, – им бы так-то… Я же сегодня дома не ночевал, на лавочке сидел их ждал, промёрз весь…
– Отмазка ж-железная, – продолжил он после паузы, – скажу, с вечера на охоту уехали. А телефон, скажу, разрядился… А то, Верка моя, точно уб-бьёт… – Шурик  недоговорив, икнул.
 – Ты, чо не мог нам позвонить свечера, что, пьёшь, мы бы за тобой и заезжать не стали, какой прок от тебя бухого-то? – обернувшись, корил Шурика Юра.
 – И лодки ни у кого больше нету, сам будешь уток доставать. Хоть протрезвеешь, может?.. – не оборачиваясь, выговаривал Семён, –  страшно ему домой за лодкой идти. И чо скажешь: «Так на охоту торопились, что и  лодку забыли»? Точно, умник, блин!

Шурик, молча, смотрел в окно. Стёпе стало нестерпимо смешно, и он тоже отвернулся к своему окну, посмеиваясь, время от  времени.
А за окном уже мелькали сосны пригородного леса. Деревья со Стёпиной стороны будто светились, распространяя вокруг себя тепло, корой отражая лучи рассветного солнца. Со стороны Шурика дерева стояли всё хмурые и холодные, как будто там утро ещё и не начиналось.

Шурик, кажется, задремал, стремясь словно вжаться в самого себя, почти с головой скрывшись в своём мохнатом воротнике и всё плотнее запахивая полы своей куртки, пытаясь согреться. Стёпа его не понимал, ему становилось жарко в тесном салоне, и он расстегнул молнию своего лёгкого пуховика.

– Опаздываем, мать вашу, – громко нервничал Юра.
– Зашёл вчера по старому адресу, не забыл ещё, что день рождения у Юльки, как раз и попал… – Опять начал бубнить, разбуженный рыком Юры Шурик.
– Юлька-то, это подружайка моя, ещё до Верки, до армии ещё, – пояснил он негромко, – ведь жениться на ней хотел… Не дождалась сучка. А хотя такой бабе всё равно не дождаться, да наверно и не стерпел бы я с такой-то жить, давно спился бы на хрен… Вот, а вчера, зашёл. А у ней там народу – пресс. Все, правда, готовые уже, лыко не вяжут. Наверно с прошлого вечера гуляют? А она, бедная, чуть не плачет, и трезвая, блин… Мне обрадовалась прямо, как старому другу, сразу полный стакан водяры налила. И, знаешь, выпил, а не берёт. Только весело стало. Ещё выпил, а она не пьёт никак, только глядит на меня, как-то так загадочно, как раньше бывало, глядела. Никто так на меня не глядел больше... А эти, гости-то её, даже и бошки уже не поднимают. И хахаль её тоже, возле тарелки с салатом, лысинкой сверкает… Ну, она и говорит: «Пошли, Саша, молодость нашу вспомним. Помнишь, как любили-то мы с тобой, а?» А как не помнить, Стёпка, это же, как в кино, блин,  было!.. Такие, блин, чудеса вытворяли!..

Шурик, просветлев лицом, замолчал.
Стёпа всё смотрел в своё окно, вроде бы и не слушая его.
– Ну, вот и увела меня в ванную и дверь закрыла, и воду, чтобы не слышно нас было, пустила. И всё-то у нас, как тогда, до армии, офигенно получилось. Я уж думал, так и не умею. У меня ни с кем больше так не было, – Шурик говорил, будто захлёбываясь, – как-то с пацанами двух тёлок сняли, молодых, смазливеньких. Вроде всё на месте у них, всё умеют, а знаешь, без души как-то… Как роботы… И там ещё всякие бабы были... А тут… С Веркой-то своей, вообще никогда на такие трюки не поднимался… Я вот, всю ночь и думал, может бросить нахер Верку, да и пожить ещё по-людски-то, с Юлькой, а? Принять её как есть, простить и принять… Чо, ты молчишь-то, блин, – Шурика распирало восторгами и сомнениями.
– Да, не знаю, я, – возмутился в ответ Стёпа.
– Точно, что ты вообще знаешь, салабон, – начал горестно и оттого громко злиться Шурик.
– Эй ты, молчал бы, а то сейчас обратно, к бабам своим, пешедралом пойдёшь, – рыкнул на него, не выдержав таких откровений, Юра.

Шурик замолчал, опять вжавшись в свой воротник.
– Сёма, да закрой ты уже это окошко, – наконец взмолился он.
– Да, ладно, а то, правда, сопля прошибёт ещё, – Семён поднял стекло, оставив щель в палец.
– Чо ты его ублажаешь, спаримся же, – опять недовольно прорычал Юра.
– Да, нам и недалеко уже, вон, поворот, видишь, – Семён лихо свернул на просёлок.
Лесная дорога оказалась песчаной и потому довольно ровной и сухой, ехали по ней быстро, а вот когда начался луг, машину заподбрасывало на ухабах и илистых колеях.
– Ёлы-палы, так ведь и не доедем, – Семён, закусив губу, вертел рулевое колесо.
– Блин, всю душу вытрясет, – Шурик поднял больную голову из своего воротника.
– Ну, иди пешком. Остановить? – Семён, действительно, притормозил.
– Да, ладно, гони уже, – разрешил Шурик.
– А куда мы едем-то? – спросил Стёпа у Шурика.
– Да, вон там, за берёзками, озеро. Туда, наверно?

Доехать не получилось, дорогу преградил неширокий ручей с размокшими вязкими берегами. Пришлось остановиться. Все, кроме Шурика, вышли.
– Ё-пэ-рэ-сэ-тэ, – растягивая, прокомментировал происшествие Юра.
– Бляха, картина Репина «Приплыли», – подтвердил отчаянность положения Семён.
– А далеко ещё? Может дальше пешком, а? – предложил Стёпа.
– А обратно как потом? Тоже пешком? Можно ведь и без колёс остаться, да и вообще без машины, – зло объяснил Семён.
– Тут же вроде нет никого, – Стёпа стал озираться, не замечая ничего подозрительного.
– Вот потому и нельзя оставлять-то, а то такие же пацаны подъедут, а дальше никак, вот и возьмут добычу, какую смогут, – разъяснил Юра.
– Надо какую-то переправу строить, вон, хоть кустов нарубить, – негромко предложил Семён.
– А, что, точно. У тебя топор есть? – отозвался Юра.
– Ну, как же, в багажнике где-то должен быть, – Семён шагнул к машине.
Вскоре, они, по-очереди рубили и потом таскали к дороге длинные ивовые прутья и ветки, укладывая это всё поперек ручья.
 – Трубу бы какую-нибудь? А то в первый же ливень всё смоет, – вслух подумал Стёпа, уложив последнюю охапку.
– Точно, смоет. Да, и хрен с ним, погнали, – Юра уселся на своё место.
– Стёпка, топор возьми, – Семён поспешил за руль.
– А, где топор-то? – Стёпа озирался вокруг, топора не было.
– Где-где, в п...е, – рыкнул Юра, – давай скорее, так уже опоздали к зорьке-то.

Топор никак не попадался. Семён, чтобы поторопить Стёпу, уже и мотор запустил. Стёпа метался вокруг построенной гати, топора нигде не было.
– Слышь, ты, слепошарый, в кусты, где рубили, сбегай. Там, наверно, оставили, – гаркнул Юра в открытую дверку.
– Так, это же ты, последний рубил. Что сразу-то не взял? – Стёпа всё же поплёлся в кусты искать топор.

Топор был воткнут в старый ивовый пенёк. Вынув его, Стёпа вприпрыжку пустился к машине, которая уже оказалась на другой стороне ручья. Запрыгнув на своё место и едва успев бросить топор под ноги, захлопнул дверку.

Машину опять подбрасывало, Семён выворачивал рулевое колесо и сквозь зубы матерился. Проехали ещё с полкилометра почти без дороги, вязкая липкая грязь блестела впереди, не оставляя никакой надежды...
– Всё, писец!.. – Семён переключился на нейтралку.
– Может, толкнём, хоть вон до куста? – Юра оценивающе разглядывал чёрные колеи.
– Айда, глянем, – Семён открыл свою дверку и сидел, выбирая место, куда бы поставить ногу.

Юра, выбравшийся первым, широко шагая, отправился вперёд. Семён догнал его. Стёпа сразу выходить не стал, в грязь ступать совсем не хотелось, но и сидеть в тесноте стало невмоготу. И он, потихоньку, перешагивая лужицы, выбрался на обочину. Юра и Семён, что-то обсуждали, там, впереди, разобрать слов Стёпа не мог, только мат слышался отчётливо и, судя по интонации, означал он окончание автомобильного участка маршрута.

– Что, опять, как всегда?.. – это в открытой Стёпой дверке возник Шурик, – я пешком не пойду, лучше в машине останусь, всё равно её сторожить надо, – и он опять утвердился на своём месте, уткнув нос в воротник.
– Давайте вон под тот куст толкнём... – подходя, почти приказал Юра.
– Приехали, – скомандовал он, и, наклонившись к открытой дверке, громче добавил, – эй, умник, выходи, толкать будем.
– Кто умник? Сам, ты, умник, бля, – огрызнулся Шурик, нехотя вылезая из машины.
– Так, два с половиной человека, – подытожил Юра, не уточнив, кого он считает за половину, Стёпе хотелось надеяться, что половина не он, а Шурик. А Шурику, кажется, вообще было всё равно, он страдал…
– Сзади подтолкните, – Семён по-очереди прикрывал оставленные открытыми дверки.
Мотор зарычал, из трубы, как раз под Шурика вырвалась горячая сизая струя выхлопа. Машина медленно двинулась. Вот колесо выбросило первую порцию грязи, конечно угодив по брюкам Шурика.
– Так его, давайте ещё и грязью… – флегматично прокомментировал Шурик.
– Навались, – опять скомандовал Юра.

Степа, упёршись плечом и поддев грязный бампер руками, от всей души навалился. Рядом упирался Юра, за широким телом которого Шурика видно не было.

Перескочив несколько глубоких канав, машина выкатилась на плоскость луга и, срывая протектором чахлую мокрую траву, поползла по ней, оставляя за собой две черные, блестящие от выступающей влаги, борозды, остановилась у намеченного куста.

Семён выгрузил багаж. Два ружья, две пары болотных сапог, две складные удочки. Ружья и болотные сапоги достались Семёну и Юре. Стёпе с Шуриком дали удочки, чтобы попробовали наловить на уху карасей.

Охотники молча отправились обходить озеро с разных сторон. Стёпа и Шурик всё брели следом за Семёном, Юра выглядел более грозным… Под ногами хлюпало и это был почти единственный звук, да ещё какая-то птичка некрасиво попискивала. Утки плавали далеко возле прошлогодних камышей у противоположного берега и их было хорошо видно.

Наконец, Шурик, добравшись до древних черёмуховых кустов, сдался, отказавшись идти дальше. Бросив мешок под куст, он пробрался к заросшему берегу и стал разматывать удочку. Стёпа тоже вышел к воде.

Стёпа всё проверял наживку и вновь закидывал её то у берега, то подальше, то под кустом, то на открытых местах. Наживка никого не интересовала, а пустые взмахи удилищем только раздражали. Да и выстрелов слышно не было... Стёпа уже всерьёз подумывал, что именно он такой неудачник, ведь по рассказам, друзья никогда без добычи не бывали…

И солнце незаметно укрылось низкой серой всё тяжелеющей тучей и хотя дождя не было, с «гнилого угла» тянуло сыроватой прохладой.

– Это из-за меня всё. Попал я в тёмную полосу, – Шурик, жалкий и опять замёрзший, подошёл к Стёпе, – Сам всё испортил... Ладно бы Юльку порадовал, так я же потом ещё и её лысого алкоголика задавил, пока она в ванной была... А он, только так, побился маленько, да и всё… Вот, сейчас, поди все просыпаться начали, с опохмелкой решают, а он там лежит, и Юлька, понимаешь, совсем свободная баба сейчас. А я тут, как мудак последний, рыбалкой успокоиться пытаюсь… А если посадят её? А хотя, нет, наверно… Спишут всё на пьяную драку, ведь так же? – Шурик с надеждой глянул на изумлённого Стёпу, – там мужиков штуки три ещё валялось, да и бабёнки какие-то были никакущие тоже… Сам ведь знаешь, по пьянке-то всяко бывает… Бля, хоть в петлю лезь…

Стёпа вдруг тоже всем телом почувствовал идущий от воды холодок…
– Да, не знаю я… –  промямлил он опять в ответ.
– Точно, блин, салабон. Что ты, вообще, знаешь-то?