Эрмитаж Наследие

Николай Никулин
Воспоминания о войне

Позапрошлым летом мы с сыном были в Эрмитаже. После интересной, но короткой экскурсии, импозантный и эрудированный дядечка-экскурсовод  отозвал меня и подвел к киоску, всячески рекомендуя воспоминания о войне одного из сотрудников музея. Я вежливо поблагодарил, для приличия полистал и не купил этой книги. Зачем? Еще одна книга о войне – сколько их уже было. Как я тогда ошибался!  «Воспоминания» Никулина – это не «еще одна», а «одна из немногих» правдивых книг о Великой Отечественной.

Текст чудом прорвался к читателю уже после смерти автора в 2009 году. Как поздно! Несмотря на миллионы свидетелей, пропагандистские мифы о ВОВ возобладали над правдой. Нельзя же всерьез верить мемуарам мясников-«полководцев», откровенно пропагандистским литературным и кино поделкам, произведениям лживых советских «классиков» типа Симонова или Шолохова. (Сам Никулин так пишет, и его текст вполне убеждает в этом). Да, была даже в советское время, как казалась, неплохая беллетристика. Но сейчас я эти, с детства жадно читаемые книжки оцениваю негативно. Наши там всегда,  в конце концов, побеждали, герои часто погибали, но делали это очень красиво с высокими мыслями и правильными словами. И чем талантливее текст был в художественном отношении – тем больше от него было вреда. В него верили, правда о войне становилась полуправдой, четвертьправдой  т.д.  – с таким наследием из  той трагедии невозможно было сделать правильных выводов, да к этому и не стремились. Фронтовики хотели забыть военные ужасы и умирали. Власти хотели очень многое скрыть и замолчать, воспитав в этой лжи несколько поколений. Эти зомби до сих пор верят в трескучий агитпроп и очень агрессивно реагируют на тексты, наподобие того, что был издан в Эрмитаже.  Те, кто по-настоящему воевал и  погибал свидетельств почти не оставили; Никулин – счастливое исключение. Трудно найти аналоги. Я мог бы назвать, пожалуй, повести Вячеслава Кондратьева с их неизбывной романтической тоской, да грубый, мужицкий роман Виктора Астафьева «Прокляты и убиты». Но от неприглядной правды у нас воротят нос. Сейчас новая волна фальсификаций и пи-ара, причем поддержанная снизу. Типичная книжка о ВОВ в путинский период – это фантастика о «попаданцах», которые одной левой побеждают всех гудерианов. Постсоветские еще хуже советских: от тех хоть информацию скрывали, а эти – сами ничего видеть и понимать не хотят. Вместо того, чтобы унаследовать правду о нашей великой пирровой победе, страна продолжает пробиваться мифологиями, которые становятся все более дешевой фантастикой (таковы, скажем, большинство фильмов и сериалов о войне, снятых в РФ). Расплата за такой самообман неизбежна и закономерна. Нынешнее положение страны – это что, то состояние, которое хотели бы видеть наши погибавшие деды и прадеды. Они шли в атаку за будущее воров и олигархов? Эх, да что там говорить!

Ну, и еще о личном. Итак, сразу не оценив книги Никулина, я потом на одном из «белых» сайтов наткнулся на отрывки из нее и, распробовав текст,  кинулся его искать и читать. Книга  привлекла еще и тем, что автор служил в артиллерийской разведке, хотя и в пехотинцах побывал – совсем, как мой дед. И также чудом он выжил. После такого чуда не хочется лезть в кучу и драться за дефицитные блага – делят их совсем другие, а благодаря судьбе, остается ей довериться.  Правда, в последующем судьба была более благосклонна к Никулину – жил в культурном и хорошо снабжаемом городе, работал в величайшем музее мира, имел дело с великими произведениями искусства и т.д. Все-таки это не провинциальная нищета. Судьба хранила музейного работника, но тоска страшных воспоминаний не отпускала – потребовала их записать для себя, чтобы как-то освободиться. Никулин – искусствовед, специалист по картинам. Писал он очень лаконично и скупо, но чрезвычайно выразительно (в этом он похож на В.Шаламова); дешевым романтизмом «героики и приключений» после всего пережитого его было не соблазнить, да и вкус у человка, работавшего в окружении шедевров Эрмитажа,  не такой примитивный, как у большинства членов  союза советских писателей (нынешние графоманы вообще за гранью эстетических оценок). Горы мертвых тел, вши и ночевки в снегу, бесправная армия рабов и пьяные генералы, изнасилованные «своими» комсомолки-доброволки, брошенные раненные и, в общем,  ничтожная цена жизни советских людей – все это  наглядно себе представляешь как иллюстрацию тезиса «Трупами заваливали». Все-таки – ЗАВАЛИВАЛИ, чтобы так не визжали казенные патриоты. Миллионы людей погубили зазря, по прихоти начальства и из-за его глупости и трусости, ничего общего не имеющих с военной необходимостью и целесообразностью. Страшен был 1942 год. Все эти бесплодные и кровавые наступления подо Ржевом, Погостьем и Мясным Бором, попытки прорвать блокаду и т.д. В конце концов, все-таки трупами завалили, но кому досталась победа. Тем, кто был в разной степени отдаления от «передка», ветеранам «ташкентского фронта» (занимавших после сталинских репрессий и гитлеровских убийств все новые освобождающиеся «нишы» и «высоты»), карателям из загранотрядов и прочих «органов», ловкачам и блатным, окопавшимся в тылу и пр. Настоящие герои в большинстве своем либо погибли, либо жили потом недолго; многие спились или надорвались от непосильного напряжения. Никулин и мой дедушка – редкое исключение. Но победу у них (и у нас) отобрали. Сталин и Гитлер, будучи врагами, в одном действовали очень согласовано – уничтожали русский народ в две руки. И еще большой вопрос – какая рука была правой, а какая левой. У русских отобрали плоды победы, потому что цвет нации был уничтожен и силы национального организма были безвозвратно подорваны – практически некому было предъявить права победителей. Поэтому вместо послевоенного счастья и заслуженного благополучия – только небольшая по историческим меркам передышка, скудность быта да «лишь бы не было войны». Никулин в своих воспоминаниях и новеллах пишет об этом прямым тестом, но население, прошедшее строгий и кровавый противоестественный отбор, воспитанное в советской традиции вряд ли в массе своей способно воспринять его текст как завещание, как предупреждение. Гораздо проще георгиевскую ленточку нацепить и на парад по телевизору поглазеть. Конечно, не всегда это так, но правда таких фронтовиков, как Н.Н. Никулин была и останется плохо воспринятым и непонятым, хотя  и нашим,  но –  невостребованным, наследием.

Сам Никулин убедительно пишет о проводившемся геноциде: «Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные — «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных. Легко писать это, когда прошли годы, когда затянулись воронки в Погостье, когда почти все забыли эту маленькую станцию. И уже притупились тоска и отчаяние, которые пришлось тогда пережить. Представить это отчаяние невозможно, и поймет его лишь тот, кто сам на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Не кто-нибудь другой, а именно ты, и не когда-нибудь, а сейчас, сию минуту, ты должен идти в огонь, где в лучшем случае тебя легко ранит, а в худшем — либо оторвет челюсть, либо разворотит живот, либо выбьет глаза, либо снесет череп. Именно тебе, хотя тебе так хочется жить! Тебе, у которого было столько надежд. Тебе, который еще и не жил, еще ничего не видел. Тебе, у которого все впереди, когда тебе всего семнадцать! Ты должен быть готов умереть не только сейчас, но и постоянно. Сегодня тебе повезло, смерть прошла мимо. Но завтра опять надо атаковать. Опять надо умирать, и не геройски, а без помпы, без оркестра и речей, в грязи, в смраде. И смерти твоей никто не заметит: ляжешь в большой штабель трупов у железной дороги и сгниешь, забытый всеми в липкой жиже погостьинских болот. Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?
А что же будет? Очень может статься, что не будет ничего. На лжи надолго ничего не построишь. И игнорирование правды о войне тоже выходит боком, оборачивается милитаризацией сознания,  глупым ура-патриотизмом и т.д. Когда были вооружены до зубов,  все же боролись за «мир во всем мире». Потом даже роль «сырьевого придатка»  становится не по зубам. Остается стать поставщиком «пушечного мяса» (в Сирии это уже опробовали). А что делать еще молодым мужчинам в стране с деградирующей экономикой, где, особенно в провинции, ни работы, ни денег. Остается завербовываться к «вагнерам», а военно-патриотический угар и шапкозакидательские истории о ВОВ создают для этого соответствующий фон.

А книга Н.Н.Никулина замечательная не только в документальном, но и в художественном отношении. Живые и страшные воспоминания, коротенькие зарисовки, новеллы о своем опыте и услышанных военных рассказах очень выразительны. Допустим, рассказ «Сон» (как автор заснул в яме-могиле для другого героя) стоит всех многотомных псевдо патриотических «опупей», сочиненных советским «литературными генералами», неустанно восхвалявшими «роль коммунистической партии в организации победу в Отечественной войне» и жравшими за это в три горла. Все как на фронте: одни воюют – другие пируют. Но и этому «пиру победителей» приходит конец. Сколько не проводи парадов, не прикрывай свой беспредел маршами «бессмертных полков» с портретами героев, не маши кадилом и георгиевскими ленточками, от коррупции и демагогии не отмахнёшся,  неправда жизни разрушительно даст о себе знать.
А святая для нас Правда о войне все равно пробивает себе дорогу.


Илл.:
Знак «25 лет победы в войне 1941-1945». В детстве я часто видел его на лацканах немодных пиджаков у немолодых, но еще крепких мужчин. Тогда многие ветераны, в том числе, и настоящие, были еще живы. И их награждение тогда имело смысл (ибо воевавшим даже наград не войне недодали. Например, моему деду за разведку обещали орден, а прицепили только медаль «За отвагу», орден получил кто-то из штаба). И если четверть-вековая медаль была больше похожа на на боевую награду, а на знак областной спартакиады, то к 30-летию победы выпущена была уже красивая медаль с волгоградской статуей, а к 40-летию раздавали ордена Отечественнйо войны».Юбилейных знаков отличия у ветеранов становилось больше, чем полученных на фронте. Тогда, при Брежневе начинал раскручиваться культ великой победы, как способ укрепления правящего режима. Конечно, нельзя отрицать положительных сторон: ветеранам стали помогать, погибших стали разыскивать и хоронить. Но правда о страшной Войне пробивалась «с боями» довлеющие мифы мешали осмыслить страшный опыт массовых убийств.

Никулин считал, что в целом никто не занимается серьезно увековечением памяти погибших. Жизнь идет своим чередом, у нее новые проблемы, новые заботы, новые задачи и цели.
 Откуда же такое равнодушие к памяти отцов? Откуда такая вопиющая черствость? И ведь не только под Ленинградом такое положение вещей. Везде — от Мурманской тундры, через леса Карелии, в Новгородской, Калининской областях, под Старой Руссой, Ржевом и далее на юг, вплоть до Черного моря, — везде одно и то же. Равнодушие к памяти погибших — результат общего озверения нации. Политические аресты многих лет, лагеря, коллективизация, голод уничтожили не только миллионы людей, но и убили веру в добро, справедливость и милосердие. Жестокость к своему народу на войне, миллионные жертвы, с легкостью принесенные на полях сражений, — явления того же порядка. Как же может уважать память своих погибших народ у которого национальным героем сделан Павлик Морозов?! Как можно упрекать людей в равнодушии к костям погибших на войне, если они разрушили свои храмы, запустили и загадили свои кладбища?
 Война, которая велась методами концлагерей и коллективизации, не способствовала развитию человечности. Солдатские жизни ни во что не ставились. А по выдуманной политработниками концепции, наша армия — лучшая в мире, воюет без потерь. Миллионы людей, полегшие на полях сражений, не соответствовали этой схеме. О них не полагалось говорить, их не следовало замечать. Их сваливали, как падаль, в ямы и присыпали землей похоронные команды, либо просто гнили они там, где погибли. Говорить об этом было опасно, могли поставить к стенке «за пораженчество». И до сих пор эта официальная концепция продолжает жить, она крепко вбита в сознание наших людей. Объявили взятую с потолка цифру 20 миллионов, а архивы, списки, планы захоронений и вся документация — строгая тайна.
 «Никто не забыт, ничто не забыто!» — эта трескучая фраза выглядит издевательством. Самодеятельные поиски пионеров и отдельных энтузиастов — капля в море. А официальные памятники и мемориалы созданы совсем не для памяти погибших, а для увековечивания наших лозунгов: «Мы самые лучшие!», «Мы непобедимы!», «Да здравствует коммунизм!». Каменные, а чаще бетонные флаги, фанфары, стандартные матери-родины, застывшие в картинной скорби, в которую не веришь, — холодные, жестокие, бездушные, чуждые истинной скорби изваяния.
 Скажем точнее. Существующие мемориалы не памятники погибшим, а овеществленная в бетоне концепция непобедимости нашего строя. Наша победа в войне превращена в политический капитал, долженствующий укреплять и оправдывать существующее в стране положение вещей. Жертвы противоречат официальной трактовке победы. Война должна изображаться в мажорных тонах. Урра! Победа! А потери — это несущественно! Победителей не судят.
 Я понимаю французов, которые в Вердене сохранили участок фронта Первой мировой войны в том виде, как он выглядел в 1916 году. Траншеи, воронки, колючая проволока и все остальное. Мы же в Сталинграде, например, сравняли все бульдозером и поставили громадную бабу с ножом в руке на Мамаевом кургане — «символ Победы» (?!). А на местах, где гибли солдаты, возникли могилы каких-то политработников, не имеющих отношения к событиям войны.
 Мне пришлось быть в Двинске на местах захоронения наших солдат. Латыши — люди, в общем-то, жесткие, не сентиментальные, да и враждебные нам, сохранившие, однако, утраченные нами моральные принципы и культуру, — создали огромное, прекрасное кладбище. Для каждого солдата небольшая скромная могила и цветы на ней. По возможности найдены имена, хотя неизвестных очень много. Все строго, человечно, во всем — уважение к усопшим. И ощущается ужас боев, грандиозность происшедшего, когда видишь безграничное море могил — ни справа, ни слева, ни сзади, ни спереди не видно горизонта, одни памятники! А ведь в Латвии за короткое время боев мы потеряли в сотни раз меньше, чем на российских полях за два года! Просто там все скрыто лесами и болотами. И никогда, видимо, не будет разыскана большая часть погибших.
 Что же реально можно сделать сейчас, в условиях всеобщего равнодушия, нехватки средств и материалов? Думаю, на территории бывшей передовой следует создавать мемориальные зоны, сохранить то, что там осталось в неизменном виде. На бывшем Волховском фронте это можно осуществить во многих местах. Поставить памятные знаки, пусть скромные и дешевые, с обозначение погибших полков и дивизий. Ведь ни Погостье, ни Гайтолово, ни Тортолово, ни Корбусель, ни десятки других мест ничем не отмечены! А косточки собирать… И давно пора ставить на местах боев церкви или часовни.
 Главное же — воскресить у людей память и уважение к погибшим. Эта задача связана не только с войной, а с гораздо более важными проблемами — возрождением нравственности, морали, борьбой с жестокостью и черствостью, подлостью и бездушием, затопившими и захватившими нас. Ведь отношение к погибшим, к памяти предков — элемент нашей угасшей культуры. Нет их — нет и доброты и порядочности в жизни, в наших отношениях. Ведь затаптывание костей на полях сражения — это то же, что и лагеря, коллективизация, дедовщина в современной армии, возникновение разных мафий, распространение воровства, подлости, жестокости, развал хозяйства. Изменение отношения к памяти погибших — элемент нашего возрождения как нации.

Никакие памятники и мемориалы не способны передать грандиозность военных потерь, по-настоящему увековечить мириады бессмысленных жертв. Лучшая память им — правда о войне, правдивый рассказ о происходившем, раскрытие архивов, опубликование имен тех, кто ответствен за безобразия.
 Говорят, что военная тема исчерпана в нашей истории и литературе. На самом же деле, к написанию правдивой истории войны еще не приступили, а когда приступят, очевидцев уже не будет в живых, и черные пятна на светлом лике Победы так и останутся нестертыми. Но так всегда бывало в истории человечества. Отличие лишь в масштабах, но не в сути происходившего, да и нужна ли по-настоящему кому-нибудь память о погибших?

НУЖНА, но далеко не всем. Мне - нужна!