Сочельник

   Тойво с самого утра возил по деревням и весям церковную молодёжь во главе с пастором Иваном. Его машину всё-таки не успели починить до Сочельника. Да в неё все ребята и не поместились бы. И вот, они в соседской машине колесили всё утро и день по извилистым хуторским дорогам. В каждый дом, где жили старики, помимо прочих подарков и угощений, Тойво вёз порядочный кусок свинины, от себя и от брата. Чтобы все могли приготовить в Рождество сочный окорок.
   Вернувшись к обеду, он первым делом заглянул в хлев. Покормил животных и отправился обратно в дом. Пообедал сам и пару часов поспал. С трудом разлепив глаза, он взглянул на наручные часы, которые забыл снять. Чтобы успеть на службу в церковь, нужно было подниматься. Зять обещал прийти к 6 часам пополудни, за оставшееся время следовало привести себя в порядок. Тойво не очень любил вчерашнюю, остывшую сауну, но делать было нечего. Всё-таки, хоть жар и ушёл, но тепло оставалось и вода была горячей. Эту баню рубил ещё его отец. Ему был известен секрет, благодаря которому потолок долго не выпускал раскалённый воздух из парной, Тойво этот секрет узнать не успел, к сожалению. Пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку, он вышел в предбанник и стал растираться полотенцем. На уровне его глаз, на стене висело маленькое треснутое зеркальце. Он подошёл к нему и оглядел шрамы на шее и подбородке. Они никуда не исчезли. Он подумал о Мирье. Вот она опять уедет и вернётся только весной. Эта девушка не выходила у него из головы все полгода, что они были знакомы. Вот именно,  только знакомы. А что он по сути о ней знал-то, кроме имени? Тойво оделся, вышел из бани и краем глаза заметил сбоку у стены брошенный и забытый таз со следами крови, валявшийся тут уже с месяц. Как раз со времени забоя скота. Опять припомнились слова сестры о необходимости хозяйки в доме. Роза со всем справиться не может, у неё и собственных хлопот предостаточно.
   Два дня назад, с раннего утра он трясся в грузовичке соседа, который вёз в город свежую курятину. Каждый год накануне Рождества Тойво возил в Петербург парную свинину под заказ. В этот раз сломалась машина! Сосед согласился взять его с грузом в свой пикап. Туда доехали как обычно, без проблем, никто к ним не цеплялся и не грабил. Господь берёг их в дороге. Тойво даже поймал себя на мысли, что начал привыкать к этому чуду, как к норме. В результате всё получилось, как планировали, что было в порядке вещей - они оба не остались внакладе. Богатые горожане ценили домашнее мясо и покупали кур и свинину - разом. Тойво переночевал в городе, в комнате у того же соседа, на матраце, на полу. Утром он возвращался один, налегке и повстречал Мирью в поезде. Это ли не чудо!
   Натянув вязаный свитер "для выходных дней", Тойво посчитал что выглядит вполне пристойно для праздника. В сущности, наряжался он, в общепринятом смысле, только на Юханнус, День Иоанна Крестителя. Тогда он вытаскивал из шкафа светлую рубашку с национальным узором, вылезал из старых джинсов и надевал аккуратно выглаженные брюки, и узкие чёрные ботинки, будь они неладны.
   Окно кухни выглядывало во двор, в конце которого виднелись приоткрытые ворота, ведущие к хлеву. Внутренний дворик для выгула свиней был пуст в эту пору. Новая длинная пристройка с низкой крышей лепилась к старому срубу, да ещё кухня для приготовления кормов и сеновал - всё это по периметру было обнесено оградой по старинному обычаю, из жердей. Тойво увидел, как из ворот вышел Тимо, муж его сестры. Давно ли он тут? Задержавшись у порога, Тойво взял рукавицы, на улице заметно похолодало. У самого крыльца зять налетел на него, поскользнулся на обледенелой дорожке. Её только-только успело припорошить снегом.
      - Здорово, Тимо! - поймав зятя за рукав, он не дал ему упасть.
      - Э, - крякнул Тимо, наклоняясь за свалившейся с головы шапкой, - ну, с наступающим, нас что ли...
      - Да, вот и до Сочельника дожили. Во сколько до церкви доберётесь?
      - В 9 корм зададим и ..., - Тимо безмятежно водрузил шапку обратно, - нас Вася привезёт.
   Говоря "нас", Тимо имел в виду себя, жену и сына. Роза обещала закончить домашние хлопоты к 9 часам вечера. Василий был их соседом, с которым Тойво ездил в город, его хутор находился дальше от Контули, там где река расходилась на множество узких проток, за болотом. Крепкий мост, соединяющий два сухих участка дороги, по берегам самого широкого ручья, вёл к его хутору. Тойво всегда приходилось делать порядочный крюк, проезжая на машине к своему дому через мост. Зато он порой мог заглянуть к соседу и выручить того, привозя по его просьбе то одно, то другое, из Контули или из города. Сестра с мужем и детьми жили к Василию поближе. По весне она покупала у соседа цыплят и всё лето растила своих бройлеров. Осенью начиналась одна и та же история - ей было жаль забивать птицу, к которой она привыкла за лето. Потихоньку от неё муж с братом похищали кур, одну за другой, но неизменно трёх-четырёх куриц она умудрялась спасти от неминучей гибели и оставить зимовать. Несушки из бройлеров были никудышные, но некоторые из них всё же оправдывали свой корм. В результате самые яйценоские доживали до весны и даже высиживали цыплят. И бройлерная эпопея начиналась сначала. Самым логичным в этой ситуации было купить хороших несушек, но каждый раз что-то мешало. Василий несушек не держал, а весенние хлопоты не позволяли Розе отлучиться из дому. Анна отказывалась продавать цыплят под разными благовидными предлогами, может затем, чтобы не создавать себе конкурентов, а может за неимением лишних.
   Ледостав в этом году был поздним, но к середине декабря река замёрзла. Само-собой этот тонкий ледок ещё не окреп, но навигация закончилась. Катера у хороших хозяев в эту пору сушились в лодочных сараях. По болоту была проложена лёгкая дорога. Где посуше, там из тонких жердей, а над трясиной - дощатый настил и мостики над узкими протоками. Машина по этому настилу, разумеется, проехать не могла, но для пешего перехода дорога вполне подходила. Тойво и Тимо следили за её состоянием, время от времени меняя прогнившие доски.
   На небе выступил тонкий месяц, слева от него светила серебром рождественская звезда. Тойво оглянулся на свою усадьбу, в тёмных её очертаниях окошко хлева выделялось крошечным жёлтым пятном, похожим на свечку в ночи. Снег хрустел под ногами, тропинку замело. Выйдя на дорогу, Тойво заметил, что тут кто-то уже проехал на снегоходе. "Наверное, с Южного хутора",- подумал он. Дом Антона был тёмен и  тих, и было непохоже, чтобы там кто-то находился. Окинув взглядом весь двор от берега до дороги, Тойво увидел лишь нетронутый снежный покров и пустые, без занавесок окна веранды. Юрок здесь давно не появлялся, Изабелла тоже уехала в город, судя по всему, с неделю тому назад. Не то, чтобы Тойво специально следил за соседями, когда они приезжают, просто замечал отсвет из их окна на той стороне реки.
   Тёмные ели вокруг него образовали густой шатёр из ветвей. Глядя вверх, Тойво видел в просвет между их макушками бледные звёзды, высыпавшие на чёрном небе. Шагая по колеям от снегохода, он сочинил на ходу стих:
Верхушки елей - в ночное небо,
Блистают звёзды, раскинув сеть,
Сметала вьюга стога из снега,
Нам вместе с нею не улететь.
Последняя строчка вызывала сомнения, но альтернативная выглядела не лучше:
"Их нам с тобою придётся съесть." Поразмыслив, он оставил первоначальный вариант.
   До детской ёлки оставалось ещё минут 40, и он надумал купить угощение для Мирьи. Потолкавшись по магазинчикам и заглянув в кафе, он увидел почти всех сельчан, некоторые из них тоже в последний момент делали покупки перед праздником. Хозяин кафе Борис, которого вконец задёргали, и его жена, крутились, как белки в колесе, стараясь всех обслужить. Наконец, хозяйка этого праздника изобилия наполнила последнюю чашку чая для посетителя. А Борис откашлялся и объявил, что сейчас закрывается, что все могут идти по своим домам, и что до вечерней службы осталось... тут он посмотрел на древние ходики на стене, - два часа. Раздумывать было некогда, и Тойво купил на праздничной галантерейной распродаже первое, что пришло на ум, велел запаковать всё в блестящую бумагу и перевязать ленточкой. В последнюю минуту в кондитерской он успел схватить ещё одну коробку мармелада и две булочки. Юная продавщица, приходившаяся дочкой владельцу магазина, захлопнула за ним прилавок и убежала по лесенке наверх, в дом, переодеваться к празднику.
   Тойво поднимался по склону и жевал булочку на ходу. В местной пекарне их выпекали на славу. Сливовый мармелад, который он припас для Мирьи, тоже делали здесь, в Контули. Мария, немолодая уже женщина, дом которой находился в самой середине посёлка всегда делала мармелад по старинному рецепту своей семьи, не только для себя, но и для немногочисленных заказчиков. Несколько лет назад ей пришло в голову увеличить объём продаж. Ягоды она покупала у местных жителей, в разгар лета к ней приносили малину, клубнику, морошку. Осенью - яблоки, абрикосы и сливы. Дело пошло, после того как она решилась потратиться на покупку машины для удаления косточек из плодов. До сих пор ей приходилось это делать вручную. В конце лета у них во дворе кипела работа: вдвоём с дочерью они скупали сливы вёдрами, платили недорого, но от предложений отбою не было. Сливы годились всякие - жёлтые, синие, венгерка, дикие, сортовые - словом, любые. Кто-то договаривался взять не деньгами, а готовым мармеладом. Разумеется, приходилось тратиться на сахар, составлять бизнес-план. Готовый сухой мармелад в белых коробочках, прослоенных изнутри папиросной бумагой скоро сделался знаменит,и первой же зимой все расходы с лихвой покрылись. Мария даже стала подумывать, не купить ли ей также машину для отделения семечек от яблок.
   Яблоня-китайка коварно протянула свои голые ветви из-за забора. В темноте  Тойво задел плечом ветку и ему за шиворот насыпало снегу. Он поёжился, проглотил последний кусок булочки, открыл калитку ирининого дома, зашёл на крыльцо и постучал в дверь.

   Ей снилась мельница, будто она привезла туда мешок зерна на перемол. Она перебирала крупные, необмолоченные зёрна ржи, пересыпая их в руках. Проснулась Мирья в полной уверенности, что должна посмотреть, как выглядит настоящая мельница (хотя тут она не мелет зерно, а вырабатывает электричество). Она знала, что сегодня встретится с Тойво и в сердце своём уже не рассматривала Юлию, как препятствие. Мирья не забыла, какими глазами он смотрел на неё вчера. Такой взгляд распознает каждая женщина. И потом, его слова... Уверенность в том, что всё сложится, как надо, крепла в ней с каждой минутой. Юлия может думать себе всё, что ей заблагорассудится, но у неё, у Мирьи, на данный момент есть такие же шансы, как и у неё, если не больше.
      - Иди чай пить! - крикнула Ирина из кухни.
"Как она узнала, что я проснулась?"- удивилась Мирья.
Приободрённая, она вышла из своей комнаты и подошла к столу. Ирина уже налила себе чаю в новую изящную чашечку, поставленную на блюдце и явно получала удовольствие от подарка. Зная, что Мирья, верная своим привычкам, предпочитает эмалированную кружку, Ирина вновь сняла с плиты горячий чайник и взяла её, чтобы налить кипятку. Внезапный стук в дверь заставил её руку дёрнуться и она пролила несколько капель себе на колени.
      - Ой! - вскрикнула она.
      - Сильно обожглась? - Мирья вскочила и забрала чайник у Ирины.
      - Нет, не очень, - Ирина подхватила край юбки, давая остыть обожжённой коленке, - пойду дверь открою.
Она откинула крючок на внутренней двери и впустила гостя. Тойво встал на пороге, держа в одной руке коробочку с мармеладом, а другой дёргая молнию куртки.
      - О, ты как раз к чаю! - всё ещё морщась от боли, Ирина тем не менее гостеприимно махнула рукой в сторону стола.
Тойво посмотрел на Мирью и их взгляды встретились. Мирья почувствовала, что её щёки заливает румянец. Досадуя на своё смущение, она оторвалась от стола и потянулась к холодильнику, чтобы достать торт. Ирина быстро налила ещё одну кружку чая и усадила гостя около окна. Мирья подала ему кусок торта на тарелке и с нескрываемым интересом уставилась на Тойво. Ей правда было любопытно узнать, по вкусу ли ему придётся её кондитерский шедевр? Возможно, он совсем не любит торты? Она была уверена, что поймёт, если он похвалит только из вежливости.
   Ирина и Мирья вели беседу, но участие Тойво сводилось в основном к тому, чтобы вовремя кивать. Он с наслаждением жевал торт и запивал чаем. После того, как он согласился на третий кусок, сердце Мирьи растаяло. Не подозревая о том, как сильно он вырос в её глазах, Тойво с энтузиазмом поддержал желание Мирьи посетить мельницу.
      - Только он не всех туда пускает,- предупредил Тойво, - но мы-то другое дело, я попрошу, - самодовольно пообещал он.
      - Скажи лучше, никого не пускает. - уточнила Ирина. - И с какой стати ему тебе разрешать? - ревниво поинтересовалась она.
      - А кто ему скидки на мясо делает? - разоткровенничался Тойво.
      - Ой, ой! Это ваши дела, а я ничего не слышала! - притворяясь шокированной, Ирина прикрыла уши руками. - Знать не желаю!
Бросалось в глаза, что в присутствии Ирины обычная сдержанность покидала Тойво, он становился более словоохотливым, а не ронял, как водится, короткие солидные фразы. Он сделался раскованным и Мирья в который раз подметила это особое влияние, преображающее его. По всей видимости сказывалась их многолетняя дружба, а может качества характера Ирины, кто знает. Прислушиваясь к их шутливой пикировке, Мирья пробовала мармелад. Она нашла его вкус превосходным, с кислинкой. Мирья повертела в руках коробку, пытаясь найти данные фабрики-изготовителя, она вознамерилась купить такой в городе. Никакой этикетки не было. Белая картонная коробка и гофрированная папиросная бумага внутри.
      - Откуда этот мармелад? - спросила она, обращаясь к Тойво.
      - Тебе нравится? - ответила за него Ирина. - Это наше местное производство. У Марии, она живёт внизу, поближе к реке, - пояснила она.
      - У неё что-то вроде кондитерского цеха. - добавил Тойво, допив чай.
      - Надо же, как у вас тут всё замечательно!- восторженно заявила Мирья и вышла из-за стола, чтобы ополоснуть свою кружку. Ирина и Тойво многозначительно переглянулись.
   Пора было отправляться в церковь, если они не хотели опоздать к вечерней службе. Вся компания вывалилась на двор в морозную ночь, снег захрустел под сапогами и валенками. Ирина захватила с собой нарядные туфли, Мирья - последние два кусочка торта, чтобы угостить Веру Михайловну и Лидию Павловну. Вечер задался. Всюду, со всех сторон, по тропинкам в церковь стекались люди. Молодые люди и девушки толпились у входа, создавая весёлый шум и суету. Пастор Иван смеялся над чьей-то шуткой. Молодая энергичная женщина с тёмными локонами, выбивающимися из под шапочки, встала перед ними. Она призвала всех к порядку, взмахивая руками, словно дирижёр. Наконец, все замерли, молодёжь вдохнула морозного воздуху в грудь и... посреди ночной тьмы разлился светлый рождественский гимн. Ирина, Мирья и Тойво остановились и вместе другими присоединились к хору.
...Мир так прекрасен,               
    Свод небесный ясен,
И с пути паломникам не свернуть.
    Через всю землю
    Радость возносим
И к небесам ведёт нас путь...
   Слова помнили все, или почти все, так что получилось довольно стройно. Последний куплет прозвучал особенно удачно, они дружно подпевали:
...Новость благую
    Пастухам пропели ангелы,
    чтобы весь мир узнал.
"Господу слава, пусть мир наступит,
    Ведь нам Иисус надежду дал".
Затем его спели ещё раз.
...Maa on niin kaunis...
Ирина пела на ливвиковском языке. Мирья отметила про себя, что по-фински поёт только она и ещё оказавшаяся рядом с ней сестра Лидии Павловны. Голос Оути придавал ей уверенности, остальные пели как будто похоже, но с каким-то неуловимым акцентом или даже на другом диалекте. С удивлением она обнаруживала, что это не только ливвиковский язык, как она поначалу решила. Если бы не невероятность предположения, то его можно было принять за полузабытый ингерманландский финский, его савакотский диалект, слышанный ею в детстве. Хотя, откуда, подумала Мирья, взяться тут в Карелии, ингерманландским финнам? Но ведь Тойво часто говорил на нём с ней, с Мирьей, и она его хорошо понимала.
   Она не успела спросить Ирину. Всей гурьбой они переместились под крышу церкви, так что через 5 минут на улице не осталось никого. Лишь чёрно-белый пёсик, оставленный кем-то, переминался с лапы на лапу, приготовившись терпеливо ожидать хозяев. Впрочем, он знал по опыту, что ожидание затянется надолго. Поэтому, потянув носом воздух, он вскоре убежал, надеясь успеть проведать всех своих братьев и сестёр в посёлке, а главным образом, проверить их миски.