Сырость

                СЫРОСТЬ
      
      Однако прежде   чем перейти к историческому опыту,  необходимо подметить одно очень существенное обстоятельство.
     Не смотря на сырость, холод, плохое питание, трудности с баней, мы не болеем. Это связано, на мой взгляд, с боевым духом,  с ясным видением  естественного характера имеющихся трудностей и чёткого понимания необходимости их преодолеть, так как иных путей и способов для выхода из создавшегося положения у нас просто нет. Перечисленное  каким-то образом поддерживает телесные силы, тем самым не позволяя развиваться болезням. Это обстоятельство известно с давних пор по опыту прошлых войн: люди остаются здоровыми в условиях, при которых болезни должны быть неминуемыми. Теперь приведём для сравнения сообщение о происходящем в рядах украинской армии:

"Сводки от ополчения Новороссии
13:35
21.01.16. Сообщение от журналистов.

"ВСУ на Донбассе мрут от заболеваний, командование объявляет их дезертирами. В зоне "АТО" украинскую армию по-настоящему преследует злой рок. В госпитале на территории поселка Станица Луганская (территория ЛНР,  оккупированная ВСУ) умерли 4 военнослужащих Вооруженных сил Украины. Об этом сообщает военкор News Front. В частности, двое военнослужащих скончались от пневмонии, один — от менингита и еще один — от последствия СПИДа. Тела умерших были вынесены на простынях из морга госпиталя и погружены в автомобиль, который  уехал в неизвестном направлении. Тем временем Украина, ее военное командование цинично называет умерших солдат дезертирами, преследуя цель не выплачивать и не тратиться на компенсацию родственникам.
«Позже, по истечении срока следственных действий, им присвоят статус без вести пропавших. И, вероятно, сделают это с одной целью: чтобы не выплачивать их семьям компенсации как за участников так называемой «антитеррористической операции», — отмечает News Front.
    Кроме того, продолжают поступать данные, что в зоне проведения так называемой антитеррористической операции среди украинских военнослужащих набирает обороты опасная вирусная эпидемия.  За последние два дня более 60 украинских военнослужащих были госпитализированы с осложнениями после гриппа, который также чреват смертельными исходами.  Об этом сообщает пресс-служба Министерства обороны Донецкой народной республики.

«Разведкой продолжают фиксироваться факты увеличения заболеваемости среди украинских военнослужащих, которые поступают с передовых позиций в военные госпитали городов Харьков и Днепропетровск. Только за последние два дня зафиксировано более 60 остро нуждающихся в медицинской помощи военнослужащих», — говорится в сообщении.
В Минобороны ДНР уточнили, что все украинские военнослужащие поступили с симптомами гриппа. При этом командование ВСУ тщательно скрывает данные об эпидемии в воинских подразделениях, которые расквартированы в Донбассе, так как на передовых позициях украинских силовиков отсутствуют элементарные условия достаточные для обеспечения нормального существования. "

   Надо честно признать, что нормальных условий существования нет и на большинстве наших позиций. Причин тому немало: здесь и отсутствие опыта строительства, порой даже не военного, а простого житейского, и нехватка нужных материалов с инструментами, и наше небрежное отношение к имеющемуся имуществу, и, в конце концов, главная причина - война, которая сама по себе несёт тяготы и трудности.
     Однако есть здесь ещё одно  очень неприятное обстоятельство -  неуважение к человеку и его труду. Этот вопрос очень сложен и требует отдельного рассмотрения, но в наших условиях данная отрицательная черта выразилась в виде бесчисленных ям нарытых вокруг позиций нашими бойцами. 
     Чтобы укрыться от огня противника, копают окопы, соединяют их ходами сообщений, делают блиндажи, по сути представляющие собой укрепленные землянки. Строительство таких укреплений даётся очень трудно, ведь почвы здесь тяжёлые, каменистые. Под верхним глинистым слоем залегают пласты песчаника, поэтому при рытье каждый вершок даётся с ломом или кайлой. В таких трудных условиях у нас оказалось множество начатых, но незаконченных блиндажей, недорытых ходов сообщений, а то и просто каких-то ям непонятного назначения. На всё это был затрачен тяжёлый, изнурительный труд и время. Роющих эти ненужные ямы,  надо было кормить, обеспечивать обмундированием и инструментом, работать им приходилось после боевых дежурств вместо совершенно необходимого отдыха. Теперь эти ямы оказались затопленными водой, раскисшая глина отваливалась от стен, сделав эти "сооружения" совершенно ни к чему непригодными. Огневые точки ещё удалось перенести в другие места, но как быть с блиндажами? Почти все они оказались тесными, узкими и низкими настолько, что некоторые из них пришлось углублять в перерывах между перестрелками. А ведь при разумном подходе и бережном отношении к труду  затраченных сил и времени хватило бы для обустройства самых отличных рубежей с глубокими блиндажами,  способными вместить двухъярусные нары,  и соединёнными непрерывными ходами сообщений с огневыми точками. Но вместо этого - разбросанные там и сям, никому не нужные и совершенно бесполезные ямы, ямы, ямы... Именно ямы, а не индивидуальные окопы или точки укрытия. Особенно досадно, что делалось всё это под руководством опытных командиров имеющих  боевые заслуги. Как бы ни было нам всем обидно, но надо честно признать причину такого положения дел: неуважение к человеку и его труду. Отмашки вроде "хватит с них и этого", "стерпят", и прочие тому подобные выражения говорят именно об этом самом неуважении, въевшемся настолько глубоко в наше общественное сознание, что мы почти перестали замечать эту дурную  черту.

    Такие невесёлые раздумья приходили  в тесном, низком и затопленном водой блиндаже. Однако замыкаться на них нельзя, какими бы верными и оправданными они ни были. Пасть духом  так же опасно, как и не заметить крадущегося противника.  Такое падение открывает прямую дорогу болезням, нравственному разложению, тяжелым воинским преступлениям. К тому же, как замполит,  я в первую очередь должен поддержать дух бойцов, помочь им выстоять в этих трудных условиях.
   Но прежде чем поддерживать других, нужно устоять самому. Мысль об алкоголе уже пробовала постучаться, но была высмеяна и прогнана с позором вон. Однако меня всё равно  сковало какое-то тяжёлое оцепенение, нежелание шевелиться и что-либо делать вообще. Это дурное состояние тела и духа надо сбросить, прогнать прочь эту отвратительную немощь. Наверное, именно с неё и начинается  конец...

    "Хватит! Подъём!" - приказываю я сам себе, и сделав над собой усилие, поднимаюсь. Намокший бушлат тянет  назад, противно холодит руки и поясницу. Делаю несколько шагов и выбираюсь из нашего подземелья на поверхность. Здесь по-прежнему безрадостно и уныло свищет холодный сырой ветер, в лицо летит мокрый снег. Хочется вернуться назад на нары, упасть и забыться, не взирая на сырость и холод, на чавкающую грязь и хлюпающую под ногами воду. Чтобы прогнать новый приступ слабости, заставляю себя собирать разбросанный вокруг блиндажа всякий хлам. Вот, например,  валяется несколько  открытых пустых железных банок из-под  патронов, кратко именуемых "цинками".


    Взгляд скользит дальше, и  на глаза попадаются то рассыпанные медикаменты, то опять открытый "цинк", но уже  с патронами, то какие-то наши вещи в виде мешков, одеял, сумок. Всё это портится и гибнет от сырости, всё это надо спасать, убирать, приводить в порядок. Но... нету сил, проклятая немощь не даёт лишний раз шевельнуться, нагнуться, и самое главное -  не даёт подумать. Последнее обстоятельство является, пожалуй, наиболее примечательным: дело здесь не только и не столько в телесной усталости, сколько в душевной немощи.      Трудно, очень трудно думать, как привести в порядок боеприпасы и лекарства, во что их сложить,  где укрыть от сырости и мышей вещи с продуктами. Для этого нет ни подходящей тары, ни сухого места. В голову так ничего путного и не приходит, поэтому беру лопату, кое-как выковыриваю с ее помощью  небольшое углубление на дне землянки. Затем беру большую кружку, черпаю  собирающуюся в сделанном углублении воду и выливаю её в пустой "цинк" из-под патронов. Прямоугольная невысокая банка быстро наполняется водой, и теперь надо встать, вынести ее наверх и вылить за насыпь, чтобы вода не стекла обратно в землянку. Подниматься очень не хочется, и опять приходится делать над собой усилие. К тому же на дне хода сообщения, что перед блиндажом, образовалась наледь, и на ней надо суметь не поскользнуться, держа при этом в руках полный "цинк" воды. С ведром было бы легче, его и нести удобнее, и воды в него вошло бы больше, но все наши вёдра давно прохудились. Ничего не поделаешь, надо собираться с силами и подниматься, хоть страсть как не хочется этого делать. Да и вообще ничего не хочется делать...   Взгляд безучастно падает на хмурое небо, и тут на память приходит  песня Александра Харчикова на стихи Николая Рачкова "От Любани до Мги":

От Любани до Мги всё леса да болота
И суровый, до блеска стальной небосвод....

    Песня повествует о Великой Отечественной, бои которой гремели  и в том месте, где расположено наше укрепление.  Правда, Мга и Любань расположены в совсем другой, северной части нашей страны, я же нахожусь сейчас в её южной стороне, в Новороссии. Место  где я сейчас стою особо не отметилось в истории, но фронт прошёл здесь дважды, если не считать предыдущей гражданской войны.
     Немцы брали Дебальцево зимой 1941/1942 годов. Легко ли было тогда нашим? Теплее ли была зима? Лучше ли питание и прочие условия? Меньше ли была опасность, слабее ли был враг?

НЕТ!

Всё было с точностью наоборот: и зима была намного суровее, и враг сильнее, и сама война была много злее нынешней, выпавшей на мою долю. Так что же я раскисаю-то?!

"От Любани до Мги погибала пехота,
Всё не веря, что помощь уже не придёт.."

    А мы-то хнычем о подмене, именуемой иностранным словом "ротация". Наши деды и прадеды стояли насмерть, мы же, пехота двадцать первого века, стонем в полном затишье. Сложившаяся обстановка придавила, видимо, и укронацистов-необандеровцев. Стихли обычные перестрелки, со стороны врага уже давно нет никаких шевелений. И в таких вот условиях мы падаем духом... позор!
    Можно бы дать волю мыслям и чувствам, размечтаться о возвращении домой, в уют и тепло, в спокойную и мирную жизнь. Да и что меня, солдата девятой роты  третьего батальона,  здесь держит? Сказать честно, никаких сколь-нибудь серьёзных препятствий для бегства с боевого рубежа у меня нет. Но в сознании звучит голос Харчикова:

«Где шестой батальон?.. Где четвёртая рота?..»,
За спиной – Ленинград. Невозможен отход.
«Только насмерть стоять! Только насмерть, пехота!..»,
И стоит. И уже с рубежа не сойдёт"...

   Молнией мелькнули в голове эти слова песни,  и подлым мыслишкам нет хода в мою душу. "Я,  рядовой  третьего батальона   девятой роты, стою на своем рубеже!"  - так хочется сказать отошедшим в мир иной воинам-соотечественникам, моему родному деду, сложившему свою голову в  боях под Харьковым.

"Гимнастерка намокла от крови и пота,
Израсходован в схватке последний патрон.
Но стоять, лейтенант! Не сдаваться, пехота!
Ты не станешь, не станешь добычей ворон"...

   Ой, как не хочется вставать! Как не хочется куда-либо идти в этом опротивевшем, мокром и грязном бушлате. Как не хочется выходить на этот злой ветер с его крупными хлопьями мокрого снега. Как не хочется нагибаться к "цинку" с намокшими патронами, брать его, доставать из наших расползающихся промокших матрасов ветошь для протирки. Но теперь становится хорошо видно, насколько кощунственна такая лень.
       Кощунственна спустя без малого восемьдесят лет после войны,  в которой каждый патрон был на счету. Да и в Первую германскую, именуемую Первой мировой,  когда мой родной прадед стоял в 1917-м в окопах под Ригой, положение с патронами было не ахти какое, как бы даже не хуже, чем в Великую Отечественную....
  Мысленно дав себе хорошего пинка, нагибаюсь за валяющимся на земле "цинком" с патронами. Внутри него вода и грязь. Сейчас затоплю нашу печку-буржуйку, сяду подле неё и стану протирать патроны.
   Воду из блиндажа я к этому времени уже вычерпал, и тут мне вспомнились валявшиеся в беспорядке остальные "цинки". Они плоской формы, вытянуты в длину и своей высотой  приходятся где-то на уровне щиколотки. Если их перевернуть дном вверх и уложить на впечатавшиеся в липкую грязь доски пола нашей землянки, то получится неплохое возвышение от  возможного нового затопления. Принимаюсь, начинаю, и быстро оканчиваю это простое дело.  Теперь мусора вокруг  землянки стало поменьше, а  железные банки хорошо и плотно уложились друг к другу на полу.
    А с потолка нашего блиндажа продолжает капать вода. Звук мерно падающих капель совершенно выводит нас из себя,  каждая капля не просто портит вещи, а долбит наши души.
-Кап! - твой автомат уже сырой,
-Кап! - мокнет твоё одеяло,
-Кап! -  я, капля, добираюсь до твоих документов в твоем рюкзаке,
-Кап! -  я, капля, не перестану капать, и ты хорошо это знаешь
-Кап! - думай, как быть со мною, каплей. Я, капля, пока ты думаешь, ждать не буду, и...
-Кап! - ах, ты не знаешь? Получи -
-Кап! - ах, тебе холодно?
-Кап! - ах, тебе сыро?
-Кап! - ах, ты хочешь просушиться?  Кап! Кап! Кап!

   Эти капли отравили всё наше и без того нелёгкое существование. Известна древняя пытка, при которой  на голову  падала капля за каплей. Оказывается, убийственное действие капли проявляется и в случаях, когда капает  пусть и мимо тебя, но в твоём жилище. Тут  осознание наносимого тебе неотвратимого вреда и проистекающей от него опасности способно расстроить человека до глубины души, лишить его всякого покоя и настроения.
    Как спастись от этого ужаса? Любой мало-мальски знакомый со строительным делом знает, как трудно преградить путь протечке, пусть даже самой небольшой. Мы напряженно думали, пытаясь изобрести здесь разные способы: то утоптать глину на крыше землянки, то досыпать на неё сверху холмик, чтобы она сделалась более покатая. Затем пробовали  и утаптывать, и досыпать, но лишь вымазались в грязи не добившись ничего, бросили свои бесполезные попытки. 
   Дело было бы совсем плохо, но тут кто-то из нас наконец вспомнил о  присланной движением "Новороссия" толстой белой двойной плёнке, кусок которой был аккуратно сложен и лежал  под легким летним навесом для полевой кухни.    Мы  быстро сообразили прибить  её гвоздями к  служащим в качестве потолочных перекрытий  бревнам акации, а края плёнки пустили по глиняным стенам, отчего вода стала теперь собираться на ней и стекать к краям нашей землянки.
    Плёнка спасла нас в прямом смысле этого слова!  Пользуясь случаем, выражаю огромную благодарность всем, благодаря кому эта плёнка имеется на нашей позиции! Без неё я не представляю себе, что бы мы сейчас делали и что стало бы с нами в ближайшем будущем,  за какие-нибудь  считанные дни этого холода и сырости. Защита от капель дала нам первое, пока ещё  не осознанное, основание для дальнейшей борьбы с тяжелыми природными условиями.
      Заняться теперь патронами у горячей печки стало даже приятно.  Приготовив ветошь и прикрыв грязным холодным одеялом вход в блиндаж, принимаюсь за патроны. Некоторые из них уже тронуты ржавчиной, другие же после протирки выглядят совсем новенькими. Почему-то гильзы трассеров ржавеют гораздо быстрее гильз обычных патронов, но все они выглядят ещё вполне пригодными. Надо заметить, что этот "цинк"  был лишь небольшой частью нашего боекомплекта, по небрежности брошенного на произвол судьбы. Основная же часть наших боеприпасов, не взирая на тяжёлые условия, была во вполне в удовлетворительном состоянии, и на этот брошенный "цинк"  можно было бы не обращать внимания, но раздумья и воспоминания о прошлом не оставляют места равнодушию к патронам.    Кроме того, в их производство вложен чей-то труд, который надо учиться уважать. Учиться всем нам, и не потому, что здесь речь идёт о боеприпасах, а потому, что речь идёт о труде вообще.

"Кто-то тонет, не сбросив с плеча пулемёта,
Кто-то лёгкие выхаркнул с тиной гнилой.
Вот она, сорок первого года пехота
Меж Любанью и Мгой, меж Любанью и Мгой"

Пулемёт? Вот он, стоит рядом. Рядом и наш пулемётчик Женя. Ну и как нам с тобой сейчас,  Евгений? Тяжело?
То-то же...

"В День Победы ты тихо пойди за ворота,
Ты услышь, как вдали раздаются шаги.
Это без вести павшая наша пехота –
От Любани до Мги, от Любани до Мги"

   Образные поэтические выражения окончательно преображают душу, искореняя упадническое настроение. Как-то незаметно оно рассеялось, и уже хмурое серое небо кажется не таким уж и мрачным, и мокрый снег с холодным ветром не ощущаются такими несносными. Даже промокший бушлат стал казаться не таким тяжёлым и противным, да и вообще... так ли нам трудно на самом деле? По сравнению с тем, что выпало на долю наших дедов и прадедов, не ведавших ни полиэтиленовой пленки, ни солнечных батарей, ни сотовых телефонов со светодиодными фонариками?

    Вот так звучащая в душе замечательная патриотическая песня подняла дух, укрепила, ободрила, помогла преодолеть некоторые затруднения. Приподнятое настроение передалось и моим товарищам по оружию. Мы попили горячего чайку, мало-помалу разговорились на самые обыкновенные житейские темы. Просушили наши бушлаты, умудрились высушить и одеяла с матрасами.  За хорошим настроением пришли силы, исчезла немощь, улетучилась лень и скованность. Капающие с потолка капли мерно постукивали по прибитой гвоздями белой пленке, но теперь  их звук  вместо раздражения и тревоги вызывал какое-то приятное удовлетворение, согревая сердце осознанием наступившего благополучия. Кстати, эта капЕль продолжалась очень долго, на протяжении четырех или пяти дней по окончании дождей и таяния снега.
    Присланная движением "Новороссия" белая двойная плёнка спасла   не только сама по себе,  нас в первую очередь спасло живое участие наших товарищей,  знАком которых и стала присланная ими  пленка. Именно это неравнодушие, эта оказанная от всего сердца помощь поддержала нас духовно в самые тяжелые минуты.  Поддержала свидетельством того, что где-то далеко-далеко о нас помнят, о нас заботятся, о нас думают малознакомые и совсем незнакомые нам лично люди, и такая забота возможна лишь при нашем незримом духовном единении вокруг какой-то великой, общей для всех нас цели.  Наверное, сразу мы не увидели этого главного  значения, но теперь, по прошествии времени,  начинаешь хорошо понимать, что без этой сердечной поддержки наших сил  могло бы и не хватить для преодоления трудностей...
   А протёртые патроны позже пошли на пристрелку автомата, которую необходимо проверять время от времени. Более того, в дальнейшем они очень пригодились нашим сменщикам, у которых с боеприпасами дело обстояло гораздо хуже чем у нас.

    И так ли тяжела на самом деле наша служба? И так ли необходим на ней алкоголь? Вот если честно, а?

   Тяжелые условия на самом деле вполне  преодолимы, в чём я  убедился и на собственном опыте, и глядя на своих товарищей по оружию. Главное - иметь твёрдость духа,  которая проистекает от серьёзных убеждений и крепкой веры в правоту совершаемого дела.   Но душа живого человека всегда может поколебаться под ударами внешних обстоятельств. Это могут быть как угрозы со стороны противника, например, ведущийся по тебе вражеский огонь, так и уже описанные  природные условия. Здесь душе надо помочь выстоять, дать ей опору, ободрение, какую-то поддержку. Опыт показывает, что кроме хорошей песни таковой является слово командира, его участие.
    Настоящий командир, как и вообще любая настоящая власть, должен не только распоряжаться  своими подчиненными,  наказывая их в необходимых случаях,  но и заботиться о них самих, об  обоснованных их нуждах, защищать и поддерживать своих людей. Лишь тогда власть становится полноценной и исполняет своё назначение, когда подвластные  могут твёрдо рассчитывать на  участие власти, на её помощь  в затруднительных случаях, на её внимание и заботу.

   К примеру, затопило блиндаж водой. Необходимо сразу доложить об этом командиру отделения, взвода, или роты. Конечно, командир вряд ли сможет чем-то помочь, он не приедет с насосом и не будет откачивать воду. Но во-первых, командир должен знать всё, что происходит на позициях его подразделения, а во-вторых, он может очень серьёзно поддержать дух бойцов своим участием. Например, ответить:
   - Принял! (так принято подтверждать в современной армии получение доклада - прим). Ребята, держитесь! Ставлю вопрос перед командованием батальона (бригады), ищем средства помощи, думаем, как и чем можно помочь. Что у вас с оружием и боекомплектом? Как обстоит дело с топливом? Исправны ли печи? В каком состоянии обувь? Что с питанием, медикаментами? Разберитесь, доложите мне как можно скорее. В ближайшее время буду у вас (к вам прибудет мой заместитель или кто-то другой из командиров).

   Такое отношение командира придаст силы бойцам и поможет перенести самые тяжёлые условия, преодолеть самые трудные случаи. И напротив: молчание, равнодушие, безучастность может подорвать силы и усугубить свалившиеся на воинов тяготы. С сожалением надо отметить, что наши бойцы зачастую вообще считают излишним докладывать о подобных вещах своим командирам, дабы не беспокоить их "по пустякам". Мол, а что командир сможет сделать? 
    Такой помысел проистекает от нашей самонадеянности, внушающей, будто мы наделены властью не меньшей, чем у командира, и поэтому не хуже его знаем  и видим, что следует делать. На самом же деле мы должны в первую очередь доложить командиру обстановку, и уже потом высказать собственные соображения на этот счет. С прискорбием надо отметить, что подобная самонадеянность встречается в армии Новороссии сплошь и рядом, что  говорит об имеющейся серьёзной недоработке политорганов  и требует обязательного исправления. К чему такая самонадеянность может привести и насколько  обманчивыми могут наши впечатления, мы увидим далее.

   Другим видом поддержки служит песня, примеры чему уже были приведены ранее. Однако песню надо суметь правильно подать, выбрав для этого подходящую обстановку. Если это будет сделано верно, то песня хорошо ляжет на душу, сотворив едва ли не чудо. Не к месту же всунутая песня вызовет раздражение и недовольство, злую насмешку и отторжение.
  Совершенно недопустимыми являются здесь алкоголь и наркотики, изменяющие сознание, связывающие волю и помутняющие рассудок. Ничего кроме самообмана они не дают, и этот самообман является, пока ещё  наименее тяжким последствием их употребления.
   Обманув на короткое время,  наркотики и алкоголь затем резко подрывают силы,  и вместо укрепления духа расшатывают терпение и выносливость, лишают уверенности и твёрдости, вызывают желание любым путём избегать возникшие трудности, а не преодолевать их. Это разрушительное влияние  наркотизации на дух не всегда бывает заметно со стороны, но оно держится намного дольше приятно-обманных ощущений на которые приходится едва ли пара часов, в то время как бессильно-убитое состояние духа продолжается сутками по окончании опьянения.
    О влиянии алкоголя и наркотиков на боеготовность говорить, я полагаю, просто излишне. Целиться мутными глазами и нажимать на спусковой крючок трясущимися руками? Да, мутными, потому что одним из последствий опьянения является временное ухудшение зрения, наступающее  обязательно, но не всегда замечаемое. Равно и дрожание рук после опьянения, говорящее о химической травме мозга алкоголем, зачастую бывает заметным лишь при необходимости выполнить мелкие точные движения.  А ведь кроме этого, нужна и бдительность, и повышенное внимание, и обострённое восприятие вообще.      Если в мирной жизни на гражданском транспорте категорически запрещена вся эта дурь, то может ли быть ей место там, где требуется ещё бОльшее обострение чувств, ещё бОльшая сосредоточенность, ещё бОльшая ловкость и проворность, и где на тебе лежит ещё бОльшая ответственность?