Високосное лето или просто 2004-ый

Меня переломало как собаку,
попавшую костьми под грузовик.
Мне сорок. Сорок раз в клоаку
бросал меня немой, истошный крик.

Лежу в крови, не в силах шевельнуть ни членом,
ни мускулом. Мгновенья не спешат.
Разбито сердце, селезенка, печень
и, глубоко в нокауте душа.

А жизнь идет. Бегут, гудят машины.
Смеются люди. Дождь пошел. Гроза
мне смыла кровь, зализывает раны,
и, треплет за ухом:"Вставай, дружок, глаза

промой и собери-ка брюхо.
Давай скорей, давно уже обед"
"Да, хорошо," - дышу ей еле в ухо,
раздолбанный пытаясь свой поднять хребет.

Тут на балкончик вышло покурить Светило:
"Уж больно ты чувствителен, дружочек!
Жизнь горяча, породиста и сила
нужна, чтобы прожить без заморочек!

Вставай!
Заправь в штаны проблемы, гордость и присядь-ка.
И успокойся, жуй вот "Орбит" мятный.
Я вот, что думаю - ты слабо светишь, дядька!
Все остальное мелочи, как и мои на челе пятна.

Ты много хочешь - мало отдаешь.
Как шила утаить нельзя в мешке,
нельзя нам не заметить этого, в натуре...
(да, кстати, вот "Момент", дыру заклей в башке)
Ведь это брак в Творца архитектуре.

Поэтому, туда не побежит живая влага.
Где нет движения - тосклива пустота.
Конкретный сделать шаг нужна тебе отвага.
Замеченной должна быть красота!

Скажи себе: я есть, я сильный, я могу!
Владею потому, что отказался.
Скажи себе: я душу сберегу!
И возродится, кто себе признался."

Тут понял я, что раны заживают.
Уходит боль и чистым стал мой взгляд!
Глаза открылись, силы прибывают
и никогда уже не повернуть назад.

Тот грузовик умчался, смрад его пропал.
И стало холодно, светло и сыро.
Я огляделся, встать пытаясь, встал
и, кто-то близкий, руку мне подал,
и шепотом сказал:"Иди же с миром."

2005