Закон талиона главы 1, 2, 3...

                «Делайте, пожалуй, всё, что вы хотите,
                но прежде, научитесь хотеть».
                Ф. Ницше («Весёлая наука»).

В подъезде пахло подгоревшей кашей. Этот запах был сильнее других. Он главенствовал над запахами мусоропровода, кошачьей мочи и сырой штукатурки, что были особенно сильны, и даже над мощнейшим шлейфом дешевых духов, оставленным недавно прошедшей здесь женщиной. Для человека в длинном сером плаще, что прятался в подъезде, запахи всегда имели огромное значение. Наверное, так чуют их животные, различая по тысячам оттенков и значений.
Человек стоял, плотно прижавшись к холодной, сырой стене, в тесном пространстве за дверью. На улице шел нескончаемый дождь. От этого всё казалось вечной декорацией к фильмам Акиро Куросавы.

Ночь, волнующая и влажная, как девушка только что вышедшая из воды, размахивала гривой зеленых спутанных волос, рассыпая вокруг мелкие, серебристые в свете полной луны, брызги.
 
По городу метались в поисках пассажиров и топлива потерянные кем-то автомобили. Они изредка  вспарывали ровный шум дождя вскриками клаксонов и снова пропадали в мокрой темноте.

Ружьё пахло холодной сталью, немного порохом и смазкой, а ещё – сотнями маленьких утиных смертей. Оно стало совсем неподъёмным, так, что у человека занемела рука.  Он скинул жесткий ружейный ремень с плеча  и поставил оружие в угол, словно подвергнув его наказанию.
 
Человеку было очень холодно. Всё его тело сотрясала крупная дрожь. Он снял старомодную шляпу с обвисшими краями. Промокнув платком выступивший на лбу холодный пот, он снова надел шляпу, стараясь засунуть в нее голову поглубже, словно это могло защитить его от начинающейся лихорадки.
 
«Может быть, сегодня он вообще не придет домой? А я, третий час, торчу здесь зря?» Эта оправдывающая минутную слабость мысль юркнула через его сознание трусливой мышкой и тут же исчезла, изгнанная все возраставшим возбуждением. «Нет! Он обязательно придет, - убеждал себя человек в старой шляпе, -
он и так вчера с трудом обманул жену, когда вернулся домой от любовницы,  далеко за полночь. Он должен реабилитироваться, как это обычно делают мужчины. В постели. И просто обязан сегодня  быть на высоте, иначе она ему не поверит».

Вспоминая подслушанный вчера разговор  супругов, человек брезгливо поморщился. Он так много знал про них, что поневоле не мог сдержать чувства гадливости, словно заглянул в яму с нечистотами. Думая о них, он физически ощущал тошнотворный запах, который они источали. Это не следовало понимать буквально. В мироощущении странного человека, спрятавшегося за дверью, существовало понятие внутреннего запаха человека, характеризующего его душевные качества. Поэтому, источаемые обоими супругами запахи чистых, ухоженных тел и благоухание французской парфюмерии, не могли ввести его в заблуждение. Они пахли, как могут пахнуть две прожорливые и наглые крысы. И сегодня вечером, одна из этих крыс должна сдохнуть.
               
                *   *   *
ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Не надо было вчера пить с Романом», - запоздало раскаивался Юрий Андреевич Темнов, массируя, просто на куски разваливающуюся голову. «Почему, каждый раз, как я с ним встречаюсь – мы напиваемся? – недоумевал он, пытаясь оторвать от постели непослушное, тяжелое тело, - надо разобраться в этой закономерности, только уже без Ромки!»

Кое-как добрёл он до ванной, и,  встав под душ, принялся лечить себя вечно живой водой. С наслаждением, надраив зубы и даже язык крепко пахнущей зубной пастой, и стоя под струями очень горячей воды, он резко перекрыл доступ горячей и открыл на всю мощь холодную. Ледяные струи, окатив распаренное тело, заставили сердце, сначала сжаться и замереть, а потом застучать с удвоенной силой, разгоняя подпорченную алкоголем кровь. «Вот та-а-ак! Вот та-а-ак!» Снова, горячую. Потом ледяную. И так, чередуя резко контрастную по температуре воду, и уже не чувствуя кожными рецепторами разницы, Юрий Андреевич изгонял из себя вчерашнюю муть и грязь.

Очищаясь, он с отвращением вспоминал тот прокуренный и весь будто засаленный изнутри ресторанчик, где они кутили с Ромкой, стародавним, ещё по школе, приятелем. Тот жил своей, малопонятной Юрию Андреевичу жизнью, и вот так, раз в год, а то и реже, пересекаясь орбитами, они до чёртиков надирались и творили всякие непотребства.

Каждый раз он обещал себе, что следующая встреча с приятелем закончится вполне пристойно, и даже обещая себе это, уже знал, что «фигушки» - они снова надерутся, как свиньи. Это совсем не значило, что Юрий Андреевич был алкоголиком. Пить он умел. Употреблял в меру, и соблюдал четыре золотых правила: «Не пить натощак». «Не смешивать». «Не запивать». «Не опохмеляться». Но вот с Романом почему-то всё это летело к чертям, и всегда умеющий себя сдерживать, он, что называется, перебирал.

Приведя себя в порядок, он надел старенький тренировочный костюм и выбежал на улицу. Недалеко от его дома раскинулся старинный парк, где он собирался побегать среди огромных  сосен по засыпанным иголками тропинкам и окончательно выгнать из себя вчерашнюю дурь. В парке было безлюдно.  Неожиданно для себя, он разошёлся и носился по дорожкам, удовлетворенно чувствуя, как вместе с обильным потом, выходят из него яд и слабость, и мышцы наливаются привычной силой и выносливостью.

Эта радость перерождения полупьяного задохлика в привычное состояние мощного зрелого мужчины, так наполнила его душу, что ему хотелось заорать на весь парк, вспугивая с лавочек одиноких старушек. Он уже с трудом сдерживался. «Ещё пара кругов, и достаточно, а то сердце посадишь», - скомандовал ему внутренний тренер, и он, подчиняясь, сбавил темп, выбегая на длинную, парковую аллею, что вела к его дому.

Предвкушая теплый, успокаивающий душ и обильный завтрак, Юрий Андреевич не мог сдержать довольной улыбки, и всё так же счастливо улыбаясь, смотрел, как хищно прижавший уши, здоровенный пёс несётся прямо на него, явно собираясь, если уж не сожрать целиком, то уж точно, порвать на куски. Спинной мозг сработал, как всегда, быстрее головного и спас его от растерзания. Тело на бегу подобралось, по нему пробежала мгновенная холодная дрожь. Не сбавляя скорости и не перестраиваясь, он бежал навстречу собаке, обнажившей огромные пожелтевшие клыки и глухо рычащей от злобы. Пёс не успел сгруппироваться для прыжка и атаки. Человек повёл себя неправильно, совсем не так, как он ожидал. Обычно, эти двуногие поворачиваются и бегут, или встают столбом, выставив вперед руки и пытаясь защитить себя. Этот все сделал иначе.

Со всего маху врезал с правой ноги, обутой в тяжёлый и крепкий кроссовок «Reebok», прямо в горло растерявшейся псине. Удар был так силён, что собаку подняло на дыбы. Встав во весь свой огромный рост, она нелепо посучила в воздухе передними лапами, и завалилась набок. Жалобно проскулив и поцарапав землю когтями, глупая животина выпустила из пасти струйку алой крови, и в струнку вытянувшись на ковре из сосновых иголок, замерла.

Всё произошло так быстро, что Юрий Андреевич даже разозлиться не успел. Стоя рядом с дохлой немецкой овчаркой, он не сразу заметил двоих, выскочивших из-за кустов – парня  и девушку, лет по двадцати. Оба были одеты в яркие спортивные костюмы. Парень бросился к собаке. Схватив пса за голову, и заглядывая в его неподвижные глаза, он растерянно повторял: «Анчар! Анчар! Вставай!» Девушка поняла всё быстрее. Её миловидное лицо исказила маска гнева.  «Ты что сделал, урод? Ох…л совсем?!»

Эти слова так не вязались со всем её журнально-рекламным обликом, что Юрий Андреевич слегка опешил и расстроился. Ситуация была нестандартной и весьма неприятной. Парень поднял кверху лицо с успевшими навернуться на глаза слезами и тоже силился что-то сказать, но не находил слов. Остатки адреналина всё ещё поступающие в кровь и неприятный осадок после грязных слов девицы подвигли Юрия Андреевича на агрессивный тон. Наклонясь к парню, в котором он сразу учуял сынка какого-нибудь «Большого Папы», почти ласково спросил: «Неучёная была собачка? Прохожих кушала? Если ещё есть одна – приводи сюда. Поучу!» И круто повернувшись, специально не спеша, потрусил к воротам парка, на ходу поднимая и опуская с выдохом руки, восстанавливая дыхание и заодно - испорченное настроение.

Проработав пятнадцать лет в прокуратуре, он, как законник, понимал, что, уходя с места происшествия, и никак не объяснившись с хозяевами собаки, поступает неправильно и возможно, создаёт себе ненужные проблемы, но ничего не мог с собой поделать. Хамство и неприкрытая ненависть девушки, её уверенность в своём превосходстве вывели его из себя. Он уже не раз сталкивался с «новыми хозяевами жизни» и нельзя сказать, чтобы они вызывали у него чувство симпатии.

Как бы то ни было, ему сейчас следовало поспешить. Необходимо ещё привести себя в порядок и позавтракать.  Опаздывать на планёрку к шефу, да ещё в понедельник – было опасно для нервной системы, да и для карьеры.

Яичница у него подгорела. Кофе «убежал». Бреясь, он порезал скулу. Начищая ботинки, испачкал чёрным кремом рукав нового пиджака. С этого происшествия с собакой в парке, всё явно пошло кувырком. А может, это случилось раньше, ещё вчера, со встречи с Романом? Исследуя, как врач рану,  надлом в своём настроении, он пришёл к крайне болезненному для себя выводу, что всё испортилось в его жизни в тот проклятый день, когда от него ушла Марина. Вместе с ней из его жизни ушла большая часть смысла, и теперь, он жил, по инерции, в силу привычки.

Имея дело с грубыми материями, сталкиваясь каждодневно с жестокостью, грязью, ненавистью, он даже не подозревал в себе романтика. «А может бросить всё к такой то матери, и уехать на родину, в Приморье? Устроиться сторожем на турбазе, у моря? Летом – суета, отдыхающие, а всё остальное время: тишина, покой, тайга и море». Эта идея на время захватила его ум, и он даже не заметил, как быстро добрался до места работы.

Здание прокуратуры – уродливое, казённое, было построено в конце девятнадцатого века. Последний генеральный ремонт в нём делали лет двадцать назад. Каждый раз, входя под его унылые своды, Юрий Андреевич испытывал чувство тоски и внутреннего протеста. Но потом, его захватывала работа, общение с коллегами и разными людьми, которых заносила сюда нелегкая, и он забывался до следующего будничного утра.
 
На лестнице, его догнал сослуживец – Валентин Генрихович Беленький, сорокалетний живчик с вечным блеском в карих, немного навыкате, глазах и неуёмной жаждой движения. Его невысокая, плотно сбитая фигура перемещалась в пространстве с большой скоростью. Мысли скакали, как кенгуру, а слова, которые он выпускал из своего рта короткими, частыми очередями, часто опережали сами мысли.

Вот и сейчас, не успел Юрий Андреевич, погружённый в свои мрачные думы, расслышать за спиной дробный перестук его шагов, как уже получил фамильярный шлепок по спине. Пока он оборачивался, Беленький уже обошёл его слева, и перескакивая через три ступеньки, успел таки выкрикнуть новость:
«Слыхал, Андреич?  Сержанта ночью замочили! Теперь пойдёт такой шухер!» В последние годы, общаясь с коллегами, он перешёл на «феню» и не мог избавиться от пагубной для работника прокуратуры привычки, даже получив пару выговоров.

«Какого ещё сержанта? Почему из-за него переполох? Мало ли за последние годы сотрудников милиции поубивали? Многие из них, сами похуже бандитов», - недоумевал Юрий Андреевич, входя в свой кабинет. И не успел он войти, как его окликнула новая, молоденькая секретарша Самого – Люся, уже неделю проверявшая на нём силу своего женского обаяния и усиленно «строившая  глазки».
Юрий Андреевич, у вас телефон не отвечал, вот я сама и спустилась к вам. Сироткин просил вас к нему подняться, срочно!
Хорошо, Люсенька! Спасибо. Я только портфель положу.

Позволив себе это «Люсенька», он решил в ближайшие дни обратить на неё более пристальное внимание. Девушка расцвела, и, одарив его на прощанье одной из самых обольстительных своих улыбок, зацокала каблучками по гулкому коридору.
В кабинете он критически оглядел своё отражение в мутном настенном зеркале, осторожно стёр капельку подсохшей крови на скуле, и на всякий случай, разжевав ароматическую таблетку «Рондо» - («Облегчает понимание»), пошёл «на ковёр» к начальству.
                *   *   *
ГЛАВА ВТОРАЯ

(Из криминальных новостей) «В ночь, с девятнадцатого на двадцатое ноября, в нашем городе был убит выстрелом в упор, в подъезде своего дома, депутат Краевой думы, известный предприниматель и общественный деятель Евгений Сержантов. Как нам стало известно, орудием убийства послужило  охотничье ружьё. Обычно, киллеры используют более современное оружие. Странно не только это. Установлено, что в качестве пуль, убийца использовал несколько человеческих зубов, микроскопические частицы которых были обнаружены криминалистами на одежде и в черепной коробке убитого. По неподтверждённым данным, Сержантов имел довольно тесные отношения с печально известным Гунном, который отбывает сейчас пятнадцатилетний срок заключения за совершенные и организованные им преступления, а также с несколькими другими лидерами преступных группировок.

Кто и за что убил Евгения Сержантова? И почему убийство совершено столь экзотическим способом? Об этом мы постараемся информировать наших читателей. Следите за следующими номерами газеты».
               
                *   *   *   *   *   *
«Лучше переесть, чем недоспать». Эту сентенцию Кирилл запомнил крепко, ещё со студенческих времен. Служба в армии после университета только подкрепила её правоту. Поэтому он всегда старался плотно позавтракать, предполагая, что пообедать и может быть даже поужинать, ему сегодня не удастся. День был заполнен до предела. Рабочий график часто и неожиданно менялся. Тем более, что он уже опаздывал. Часовая стрелка подкрадывалась к десяти, а в десять тридцать начиналось его монтажное время.

Кирилл зарабатывал себе на «хлеб с маслом» на телевидении, где он числился заместителем директора телеканала, и был автором и ведущим еженедельной, спортивной программы «Без пределов», из-за которой приятели дразнили его, называя «беспредельщиком». Однако, ему название нравилось, тем более придумал он его ещё до того, как этот криминальный термин стали раскручивать СМИ, и категорически отказывался менять его на другой.

Программа выходила в пятницу вечером и повторялась в воскресенье днем. Вторая аппаратная сегодня была на профилактике, поэтому журналисты буквально сидели друг на друге, ожидая своей очереди на монтаж. Несмотря на то, что он все-таки какое-никакое, а начальство, его запросто могли подсидеть коллеги, захватив его монтажное время, если он опоздает. Тогда придется договариваться с монтажерами на ночной аврал, а согласятся они или нет, и во что это ему обойдётся – большой вопрос.

На ходу, дожёвывая кусок копчёной колбасы, он быстро оделся и вышел из дома. «Боливара», так Кирилл называл свой «Опель», он с вечера поленился отогнать на стоянку, да и обстоятельства в виде двух очень сексапильных красоток, которых он еле выпроводил утром, тому не способствовали.
 
«Богатырская застава», в лице тёти Груни, бабы Даши и Маргариты Семёновны – желчной особы неопределённого возраста, конечно, была на своём неизменном посту – у подъезда, на лавочке, отполированной их задами до блеска.
Казалось, что годы разбиваются, как волны о гранитный утес, об эту монолитную троицу, не оставляя на них никакого следа.

Кирилл, давно потерявший всех своих бабушек и дедушек, относился к соседкам, как к родным. На его задорное: «Привет, девчонки!» бабушки дружно фыркнули, а баба Даша съязвила ему вслед: «Ну и жеребец ты здоровый Кирка! Это ж надо, с двумя девками всю ночь безобразил, а утром уже, как огурчик! И морду свою бесстыжую на телевизор едет показывать!» Кирилл засмеялся и уже из окна машины, послал бабулькам воздушный поцелуй. Те опять дружно заквохтали.

Эта, вечно бдящая троица, знала всё и вся про каждого жильца их дома, а к Кириллу из-за его бурной жизни, относилась с особым пристрастием. «И когда они только заметили, как я с девчонками вчера приехал? Ведь уже час ночи был?» - как всегда изумляясь бдительности бабулек, думал он, включая зажигание.

Баба Даша, всегда сидела по центру. Она, имевшая в «богатырской заставе» амплуа Ильи Муромца, по своему, даже любила его, как непутевого внука. Смотрела все его передачи, порой делая нелицеприятные, но удивительно точные замечания.

Всё ещё смеясь, он даванул на газ, и помчался на работу. На студии, как всегда, был полный дурдом. Экзальтированная и жеманная ведущая программы для женщин, Алла, не успевала «долепить» свою передачу, выходящую этим вечером. Судя по тому, как она взглянула на Кирилла, едва он показался на пороге, Алла собиралась посягнуть на его монтажное время. Она ругала весь свет, дергала и без того замученных техников, нарушая инструкцию, нервно курила, и разбрасывала по всей комнате свои кассеты и листы со сценарием. В ответ на её умоляющий взгляд, он, конечно, поворчал, но  уступил полчаса, решив за это время еще раз отредактировать свой текст и выпить чашку кофе.

Алла, во имя спасения своей передачи, была готова на любые жертвы, о чем весьма прозрачно намекнула Кириллу, не стесняясь присутствия посторонних. Вообще, народ на телевидении работал довольно раскованный, без комплексов, и сторонние люди, случайно попадающие в рабочие помещения телеканала, потом рассказывали про телевизионщиков самые невообразимые байки.

Кирилл не стал подниматься в свой кабинет, находящийся на восьмом этаже здания – студии и монтажные располагались на минус первом, и, сделав себе крепкий кофе, примостился в кресле, тут же в «монтажке». Он с удовольствием прихлебывал кофе, и «чистил» текст, а вокруг бурно кипела телевизионная жизнь.
 
Носились туда-сюда встрепанные, крикливые  режиссеры. Наглые операторы, приехав со съемок, свалили кучей съемочное оборудование, прямо в «монтажной», и убежали в буфет. Вечно, слегка «под шафе», главный редактор Стас, меланхолично оглядев весь этот беспорядок, узрел Кирилла. Подойдя на дистанцию ближнего боя и уставясь на него глаз в глаз, он пророкотал сочным басом бывшего оперного певца: «Приветствую усердного жреца культа насилия и жестокости!»

Кирилл, с подачи своих друзей – представителей жестких видов спорта, львиную долю своих передач посвящал каратэ, боксу, различным видам борьбы. Он и сам много лет отдал единоборствам. Поэтому, Стас, большой поклонник видов спорта близких к искусству: художественной гимнастики, фигурного катания, спортивных танцев – то в шутку, а то и всерьез критиковал Кирилла за его «мордобойные», как он говорил, пристрастия.

Сегодня с утра, Стас пребывал в состоянии меланхолии. Об этом свидетельствовали его небритость и некоторая небрежность в одежде. Он, с надеждой на понимание, смотрел на Кирилла, но не дождавшись, когда тот отреагирует, спросил: «Будешь?» и слегка засветил из оттопыренного кармана твидового пиджака початую бутылку «Хенесси». Никто бы не смог ответить наверняка, почему он с утра пьет такой дорогой коньяк, и где он его взял? У Стаса были вечные и, неразрешимые проблемы с деньгами. Он содержал двух бывших жен и троих детей, а кроме того, имел сильную тягу к азартным играм и часто просиживал ночи в казино. Главный режиссер вообще был человек – загадка, которую никто уже не собирался разгадывать.

-  Ну? – снова вопросил Стас, скалой нависая над Кириллом.
Извини, Стас, не могу. У меня запись скоро и монтаж еще. Да и не пью я, на второй день.
А-а-а! – понимающе - разочарованно протянул Стас, и по звуку это было похоже на гудок отплывающего навеки к чужим берегам эмигрантского парохода – столько в нем заключалось печали.

Стас «выпустил пар», наорав на подвернувшегося ему под руку режиссера за брошенную в «монтажной» аппаратуру, грустно улыбнулся Кириллу и отчалил в неизвестном направлении.

За те шесть лет, что Кирилл проработал на телеканале, он так и не смог привыкнуть к этому странному явлению, именуемому - телевидение. Порой его раздражала суетливая активность и интриги, без которых телевидение, как живое тело без крови, а бывало – восхищало коллективное творчество, которое объединяло всю эту толпу таких разных людей в одну, слаженно действующую команду.

В таких случаях, «на гора» выдавалась отличная телепрограмма, которая радовала телезрителей и привлекала рекламодателей. Кирилл со всеми коллегами был в добрых, приятельских отношениях, но особенно близко ни с кем не сходился – был сам по себе. Да и положение обязывало – всё-таки зам! Никто к нему не лез. Хозяин канала был ему кое-чем обязан, поэтому создал все условия для наибольшего благоприятствования. В своё время, Кирилл спас его сына от тюрьмы. Но это другая история.

В общем, если сравнить работу Кирилла с футболом – он был вратарь-игрок. Хочешь – стой в воротах и лови мячи, а надоело – иди на опережение и играй на поле. Задачи себе он ставил сам. Иногда загружался работой по самую макушку, а мог позволить и отдохнуть. Чтобы уж совсем не расслабляться, он взялся делать еженедельную передачу о спорте. Это его увлекло. Пришлось вспомнить старые связи. Да и сами былые приятели по спорту напомнили о себе.

С начала пресловутой перестройки бывшие спортсмены вошли в большую силу и заставили с собой считаться. Они создавали разнообразные спортивные и коммерческие объединения и активно лезли всюду, где пахло деньгами и властью. Кирилл сам брал деньги за рекламу в своей передаче, да и к другим программам привлекал солидных клиентов.

Платой за рекламные услуги могло быть что угодно, - в большом ходу были бартерные сделки, не закрепляемые письменными договорами. Устные договоренности хоть и несли в себе определенную долю риска, зато позволяли обходить налоги. Кирилл «делал» на этом не только «черный нал», но и машины, бытовую технику, мебель, продукты, турпоездки, дорогие услуги, даже квартиры. Всем этим он делился с хозяином – своим патроном, владельцем золотодобывающей артели. Тому телеканал нужен был скорее для удельного веса и политических  интриг, а не для добычи денег.  По его совету – многое отдавалось наиболее ценным сотрудникам, чтобы покрепче привязать их к фирме. При случае, телевизионщикам напоминали о дорогих «подарках», если  те забывали и вдруг начинали зарываться. Многое прилипало, конечно, к цепким ручонкам генерального директора – скользкого типа Жени Сержантова, который совмещал свою работу на телевидении с депутатской деятельностью и всякими темными махинациями.
 
Женя был человеком увлекающимся и несколько раз ставил фирму под угрозу полного разорения, но каждый раз, каким-то чудесным образом выскальзывал почти невредимым. Он умудрялся «подставляться» и бандитам и властям. Телеканал терпел огромный ущерб, и материальный и моральный, но хозяин не выгонял непотопляемого Женю, ограничиваясь нагоняями и временным отлучением шкодливого директора от излишних земных благ. Как-то он заставил его пару месяцев прозябать на одну зарплату. Это было большим наказанием для привыкшего жить на широкую ногу Жени.

То, что хозяин терпел его,  для всех было загадкой. Ходили неясные слухи о том, что они были чем-то связаны в прошлом. Некоторые остряки намекали даже на их нетрадиционные отношения. Но точно никто ничего сказать не мог. В свое время, хозяин и свел их, почти ровесников, тем не менее, продолжая общаться с каждым из них отдельно. Вероятно, это была для него своего рода страховка.
 
Поначалу, Кириллу нравился весёлый и общительный директор. Они стали добрыми приятелями, почти друзьями. Но после того, как Женя несколько раз подставил его, причем довольно жестоко, Кирилл изменил своё к нему отношение. Он стал замечать, как подло директор относится к людям, превращая их в свои игрушки. Сержантов неплохо владел прикладной психологией и мог просчитывать поступки людей, заставляя их делать то, что ему было нужно. Власть над человеком опьяняла его -  он получал огромное наслаждение, перекраивая чужие судьбы, не обращая внимания на то, что они иногда от этого ломаются. У него были несомненные способности к управлению, сильная интуиция и к тому же - постоянная практика.

Он и Кирилла пытался вовлечь в свои сатанинские игры, искушая наркотиком власти. Намекал на их с Кириллом избранность. Ему, как воздух, нужны были зрители, которые бы восхищались им. В Кирилле он видел не просто рядового ценителя его выдающихся способностей, а будущего мэтра созерцания, способного заменить собою весь зрительный зал, на его «моноспектаклях». В конце – концов, болезненный опыт, полученный от общения с начинающим монстром, оттолкнул Кирилла от него так далеко, что иногда ему хотелось даже убить Сержантова.

Однажды, в порыве отчаянной откровенности, он имел глупость сказать ему об этом. Женя не преминул воспользоваться такой полезной информацией, и всем раззвонил о том, что Кирилл сходит с ума и страдает манией убийства. Весьма кстати пришлось и многолетнее увлечение Кирилла восточными единоборствами, и его коллекция холодного оружия, и еженедельные походы в тир УВД. В общем, умело вплетая всякое лыко в строку, Сержантов сумел создать у окружающих довольно стойкое впечатление некоторого отклонения психики Кирилла от норм. Пошли сплетни. Вовремя не вычислив подлой  «подножки», Кирилл с опозданием начал контр – игру. Поэтому на восстановление «статус кво» у него ушел почти год.

Самым тяжелым испытанием стала потеря любимой. Женя, отлично изучив за эти годы его слабые и сильные стороны, сумел влезть в его отношения с Людмилой и настроить девушку против него. Они расстались. Кирилл переживал разрыв очень болезненно. А Женя, почти в открытую, потешался над ним, маскируя жестокие уколы дружескими подначками. Склонность к изощрённому садизму сочеталась у господина депутата Краевой думы Сержантова с нездоровой тягой к малолеткам, которую он пока ещё сдерживал усилием воли, компенсируя эту страсть оргиями в саунах.

Как говорится «с кем поведёшься», и Кирилл научился играть по правилам Жени. Он вычислил некоторые его слабости и нанёс несколько болезненных ударов. Сержантов страдал манией величия и приходил в бешенство от проигрышей, будь то потеря денег в казино или отказ женщины. Был и ещё один демон, терзающий его душу. Это жестокая, неутолимая зависть ко всем, кто хоть в чем-то превзошёл его, будь то имеющий талант, красавицу жену или более классный автомобиль. В эти его «болевые точки» и нанес Кирилл свои удары. Но это не принесло ему удовлетворения, а начинать войну на полное уничтожение противника он не хотел.

Несколько раз, Кирилл хотел уйти на другую работу, но его удерживала привычка к лёгким деньгам, весёлая и интересная жизнь телевизионщика, сталкивающая с интересными людьми, необычными ситуациями и позволяющая постоянно чувствовать себя в центре событий. А ещё, в этом Кирилл не хотел признаваться даже самому себе, его увлекла болезненная и опасная игра, в которую его вовлёк Сержантов, просто обожающий всякие психологические эксперименты.
               
ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Прокурор края, старший советник юстиции генерал Сироткин был человеком, если уж не либеральным, то, по крайней мере, не лишенным передовых взглядов. Поэтому и пробился наверх в начале перестройки, всячески демонстрируя  эти свои передовые, «демократические» взгляды. Однако сегодня, он был суров. Причин для этого было несколько. Его мучил застарелый геморрой, заработанный многолетней сидячей работой. Давно надо было решиться на операцию, но он панически боялся боли и под любыми предлогами избегал радикального лечения, опробуя на себе все средства, о каких только узнавал от знакомых - «товарищей по несчастью» и из назойливой рекламы, каждый раз обещающей решение болезненной проблемы очередным чудодейственным препаратом.

Второй причиной была жена, достававшая прокурора похуже геморроя. Старая грымза, насмотрелась мыльных опер по телику и теперь разнообразила свою скучную жизнь вечной домохозяйки импортными латиноамериканскими страстями – вздумала ревновать его к молоденькой секретарше. Звонила на работу через каждые полчаса, отслеживала каждый его шаг. Дошло до полного маразма – супруга стала нанимать старушек из их дома, чтобы те следили за Павлом Михайловичем. Естественно, это не могло остаться незамеченным, и весь дом активно обсуждал «бурную личную жизнь прокурора края». Идиотизм, конечно. Но ведь могло дойти и до вышестоящего начальства. Да и враги не дремлют – всегда готовы «подсидеть».

У него даже мания преследования началась. В кошмарных снах его преследовали злобные седые бестии, которые превращались то в кровожадных вампиров, жаждущих прокурорской крови, то в группу ведьм, летающих на старой лавочке от подъезда их дома и постоянно грозящих ему сверху бомбёжкой пустыми кефирными бутылками. В последние дни супруга изменила тактику. Стала ходить в косметический и массажный кабинеты и посещать группу здоровья. Кроме того, накупила ярких платьев и начала пользоваться почти забытой ею в последние годы косметикой. Удовлетворенная его встревоженными взглядами, сообщила ему позавчера, перед  уходом на службу, что завела себе любовника. С ума сойти! Павел Михайлович не знал, что делать. Не в «психушку» же её сдавать? Хотя, кто знает, может быть, это было бы наименьшим из тех зол, что свалились в последнее время на его голову.

А тут ещё странное убийство этого проходимца Сержантова! Кое-что о «художествах» господина депутата Краевой Думы до прокурора уже доходило. Доносили «добрые люди». И всё же, это ведь ни в какие рамки не лезет! Когда бандюки «мочат» друг дружку, это нормально, издержки их «профессии». А тут все-таки – депутат, представитель власти! А посягать на власть, это уже беспредел, даже если эту власть представлял не самый лучший из людей. Подняли телефонным звонком ни свет ни заря! Губернатор к себе вызывал, даже машину свою прислал к подъезду – будто у него своей нет! Все службы на ушах стоят. Город оцепили. Злые все, как собаки. Ещё бы – даже из «первопрестольной» звонили, интересовались, как они допустили такое! Будто у них в Москве депутатов не отстреливают, причем регулярно. Быстро же кто-то подсуетился - настучал на самый верх. Теперь недели три, а то и весь месяц не дадут покоя, пока что-нибудь другое не стрясётся, и об этом деле благополучно забудут.

Павел Михайлович нажал на селекторе кнопку вызова секретарши и, подождав несколько секунд, вышел из кабинета крайне раздраженный её отсутствием. Люся ему нравилась. От неё веяло молодостью, здоровьем, какой-то утренней свежестью. Он вспомнил, что несколько минут назад сам услал её с заданием, найти следователя по особо важным делам майора Темнова, которому он собирался поручить расследование явного «висяка» по убийству депутата. Он конечно мог, да и обязан был по службе оставить это в компетенции своего зама, начальника следственного отдела, но дело обещало быть очень щекотливым, а Темнов подавал в свое время большие надежды.

Одно время, Павел Михайлович даже видел в нём своего возможного преемника, в обход трех своих замов, но потом что-то с Темновым произошло на самом жестоком фронте – фронте личной жизни, и он «сломался». Как-то весь поник, потух в нём огонёк. Темнов стал выпивать, опаздывать на работу, к порученным делам относиться формально.
 
Решив поручить ему это крайне запутанное дело, Павел Михайлович загадал, если у «важняка» что-то получится, то надо заняться им лично, выяснить причины хандры, и, поговорив по душам, настроить его на карьерный рост, снова проча в дальнейшем на своё место. А если Темнов отнесется к поручению с прохладцей и ничего не накопает, то поставить на нем окончательно крест и «повесить на него всех собак», которые к тому времени накопятся.

Предварительным звонком он поставил в известность своего зама по следствию, прямого начальника Темнова. Тот не возражал. Поговорив с замом по телефону, он вышел в приемную, и стал нервно прохаживаться туда-сюда. В приёмную впорхнула Люся, и озадаченно стрельнув в хмурого  шефа голубыми глазками, заняла своё рабочее место, за столом у окна. Следом за ней вошёл Темнов. Выглядел он неважно. Лицо бледное, на щеке свежий порез от бритвы, под глазами траурные круги. Наверняка вчера пил, подлец!

Ну, заходи, заходи, дорогой! – приветствовал его прокурор, изрядно подпустив иронии в голос.
Темнов поднял на него изнурённые тайной мукой глаза и молча прошёл в кабинет.
Павел Михайлович открыл сейф и достал оттуда бутылку коньяка и пару хрустальных рюмок. Наполнил их. По селектору скомандовал Люсе, - велел принести лимон и сделать кофе. Сделав приглашающий к столу жест, ободрил:
Садись, Юрий Андреевич, угощайся, лечись.
Спасибо, Павел Михайлович, я никогда не опохмеляюсь, - честно признался тот во вчерашнем.
Зря, - сосуды расширяет, и врачи советуют, - не удержался от банальности прокурор.
Выдержав длительный, изучающий взгляд, Юрий всё же пригубил коньяк, зажевав его терпкий вкус долькой лимона. Стал пить кофе.

Не радуешь ты меня в последнее время, Юра, - по отечески пожурил его Павел Михайлович, - к делам относишься абы как, жалуются на тебя. Выглядишь плохо. С коллегами не общаешься, дичишься. Что случилось?
Да так, это личное. Неважно.
Ну, вот что, дорогой, - слегка повысил голос прокурор, - личное твое не должно влиять на коллективное! Давай, кончай хандрить и жалеть себя! Соберись и делай своё дело! Решили вот поручить тебе ответственное задание. Сегодня ночью убит известный депутат и общественный деятель Сержантов. Звонили даже из Москвы. Губернатор на свой контроль это дело взял. В общем, не подведи! Бери машину и дуй в Центральный РОВД. Всё что будет нужно, получишь без промедления. Твоего начальника я предупредил. Так что он в курсе. Ну, давай!
Не давая ему опомниться, прокурор пожал Юрию Андреевичу руку и похлопывая поощрительно по плечу, выпроводил из кабинета.

В приёмной, Темнов поймал на себе в высшей степени сочувствующий взгляд Люси, но никак на него не отреагировав, вышел в коридор.
 
Идя к себе, пытался выстроить схему своих дальнейших действий на сегодня. Включился механизм профессионала и подчинил себе его мысли. «Ну, вот и всё. Похоже, это твое последнее дело на этой работе, Андреич. «Висяк» явный. Очередное заказное убийство. Ловить здесь нечего. А потом начнётся «разбор полётов» и тебе припомнят всё, что было и чего не было».
Вот с таким безнадёжным настроем он и начал это дело. (Продолжение следует..)
               
http://proza.ru/2016/05/15/560