Как я учинил взрыв и пожар в лаборатории

Дело было задолго до развала знаменитой Берлинской стены, и тем паче до развала нерушимого Союза. Работал я в образцово-показательном "Всесоюзном Алюминиево-Мраморном институте", который вообще-то был алюминиево-магниевый, но погоняло такое получил за то, что лестницы там были мраморные, а стенки в коридорах из алюминиевой рифлёнки. Кроме того, институт был знаменит мощным партийным руководством и досрочно выполняемыми уборочно-посевными кампаниями за счет отрыва научных работников от науки ("Товарищи «ученные», доценты с кандидатами..." — © В.С.Высоцкий). Больше про эту организацию сказать ровным счетом нечего.

Утро нового рабочего дня выдалось самое обычное. Без пяти девять я выскочил из переполненного трамвая и, обдавая брызгами весенней слякоти таких же бегущих, как  сам, тружеников науки, рванул к проходной института. Выхватил липовый (взамен потерянного) пропуск и без минуты девять успешно миновал свалку у вахты, где грозная баба, исполнявшая в прошлом обязанности вертухайки на женской зоне Крестов, уже щерила металлические зубы, готовясь к задержанию опоздавших. Потом, уже не спеша, я поднялся по мраморной лестнице на второй этаж, прошел по длиннющему алюминиевому коридору мимо дирекции, парткома, месткома, туалета для руководящих партийно-хозяйственных лиц, мимо прочих многочисленных дверей, и в девять с копейками вошел в лабораторию, где в захламленном закутке пребывало рабочее место младшего научного сотрудника без степени Леопольда Павловича Козлова, то бишь меня.

В оном закутке дыбилась самолично построенная мною химико-аналитическая установка, для пущей верности укрепленная гвоздями и алюминиевой проволокой, и полка с книгами. Между полкой и научной установкой можно было при некоторой сноровке протиснуться к верстаку у дальней стенки. На верстаке валялись инструменты, а над ними царил и пугал ржавчиной сверлильный станок допотопного происхождения.

В лаборатории царил развал и беспорядок. Институтский рабочий класс, который почему-то приступал к трудовой деятельности на час раньше, нежели институтская наука, демонтировал старое оборудование и устанавливал новое, недавно полученное из ГДР. Всюду валялись обломки химических столов, вытяжных шкафов, осколки химической посуды, залитые кислотой и щелочью старые рабочие журналы, обрывки инструкций по ТБ, доски с торчащими гвоздями и прочий хлам. Понемногу подтягивались и вливались в научный коллектив девушки-лаборантки, составляющие, понятно, большую часть лабораторного контингента. Научной работы по причине тотального монтажно-демонтажного аврала для них сегодня не было. Но было другое бабье дело - уборка хлама, распаковка ящиков, развешивание новых занавесок.

Не успев заварить традиционную утреннюю порцию кофе и даже не выкурив ни одной сигареты, я услышал робкий зов:

- Леопольд Павлович.... не будете ли добры просверлить пару дырочек вот в этой вот железке?

Ну, как отказать даме в такой пустяковой просьбе? Железка оказалась кронштейном для подвески штор. Она входила в перечень предметов новой комплектной лаборатории, прибывшей из ГДР, и являлась ее органически-неотъемлемой частью. Только дырка в железке была не там. Наши братья-фрицы, научившиеся работать по-солнциалистически (повторяю: дело было до крушения Берлинской стены), промахнулись, и продеть болт через комплектное шторное сооружение не было никакой возможности.

Разметил место штангелем, взял керн, стукнул. Подобрал с полу кусок доски, дабы подложить под обрабатываемую деталь. Включил станок и дал подачу.

Дальше произошло нечто непонятное. Раздался оглушительный взрыв, которым мою правую руку, придерживающую деталь, отшвырнуло куда-то весьма далеко за спину, а самого меня бросило в узкий проход между книжной полкой и самопальным научным агрегатом. Раскаленной металлической стружкой мне облепило лицо и я почувствовал запах своей горящей бороды. Равным образом тлела на мне одежда, и что-то там еще в дальнем углу на верстаке, но из-за дыма невозможно было понять, что именно. Тут же на мою тлеющую плоть обрушился водопад - это в панике примчавшийся завгруппой оросил очаг возгорания в моем лице из конического пожарного ведра. (Хорошо, что пожарные ведра делают коническими - иначе бы точно спёрнули, и гореть мне заживо!) Начальник и сбежавшиеся бабы что-то орут, а я ничего не слышу, оглушенный взрывом. И ничего не вижу вокруг из-за дыма и копоти.

Слава Богу, до высокого начальства дело не дошло, инцидент был исчерпан местным порядком и лабораторные головы не полетели. Пожар довольно быстро удалось "локализовать", что на рабоче-крестьянском языке означает потушить. Мои травмы (контузия правой кисти и ожоги лица, осложнившиеся потерей бороды, усов и части шевелюры) решено было не считать тяжелыми.

Так в чем же, мать-перемать, была причина взрыва? Химию знать надо, дорогие мои граждане, чтобы ответить на этот вопрос. И еще основы пиротехники. Химию я, вроде бы, знал, ибо кончал химический факультет и пол-аспирантуры, а "Основы пиротехники" уважаемого профессора © Шидловского (черная такая была книжица) изучил от корки до корки еще в детстве, когда строил ракеты и готовил свистяще-вопящие составы. Но практического толку от моих знаний оказалось мало.

Причины инцидента крылись в нижеследующем.

1. Старый вытяжной шкаф был советского производства, деревянный, а бабы постоянно работали в нем с хлорной кислотой (H2ClO4),а ион ClO4, как известно из авторитетных источников, является сильнейшим окислителем. Соли хлорной кислоты - перхлораты - используются для производства взрывчатки. Ион ClO4 в комбинации с горючим материалом образует взрывчатую смесь типа пироксилина.

2. Сама по себе взрывчатая смесь на основе хлорной кислоты и древесины при обычных условиях не взрывается, а просто горит, не нуждаясь в притоке кислорода извне. Для взрыва необходимо использовать детонатор, или поместить смесь в замкнутый объем. Такой объем и был мною создан, когда деревяшку, выломанную из старого вытяжного шкафа, я зажал между деталью и плитой станка.

3. И кроме того, чтобы бухнул (треснул, грохнул) взрыв, надо умудриться в этом замкнутом объеме взрывчатую смесь как-то поджечь. Деталь, которую я сверлил, поместив ее на пропитанную хлорной кислотой деревяшку, была сделана из нержавейки. Нержавеющая сталь, титановые сплавы и еще некоторые металлические материалы обладают паскудно низкой теплопроводностью. Это значит, что при сверлении (строгании, фрезеровании) таких материалов образуется зона сильного местного перегрева - образующееся тепло не успевает распространиться по толще металла, и зона воздействия режущего инструмента на металл раскаляется докрасна.

Вот потому-то все оно и грохнуло (треснуло, ахнуло, бухнуло).