Взятие Каргорода

Дед Антип  после  ужина — большого ломтя ржаного хлеба и миски простокваши, вышел на крыльцо и раскурил глиняную трубку.   Старика плотно обступила белоголовая детвора мал-мала меньше и принялась упрашивать: — «Расскажи, Антип, ну расскажи, как ты Каргород брал!»
Дед Антип выдохнул сизые кольца дыма, одно маленькое колечко догнало остальные и прошло сквозь них. Задумчиво поглядев на прижимающийся к земле вечерний туман, дед Антип начал рассказ: «В ту пору я был молод. Росту богатырского, грудь колесом, румянец во все щеки. В сборном лагере глянул на меня командир и определил в императорскую гвардию. Что говорить, форму дали красивую — синий мундир с золотыми галунами, сапоги из козьей кожи желтые и еще мушкет с стволом, куда мой кулак  свободно проходил, а кулак мой был не маленький. В то время соседи наши -  горные арзуны пошаливали на границе. То скот украдут, то деревню спалят, мужиков перебьют, а детей и баб в полон уведут. Направили нас на дальнюю заставу в подкрепление тамошнего гарнизона порядок навести. Неделя спокойная была, обустроились, отдохнули, ведь  два месяца туда пешим ходом добирались. А тут депеша о набеге на деревню Колесо. Мы выступаем в боевом порядке со знаменами и барабанным боем. Гвардия идет, это, скажу я вам, зрелище. Все в  ногу, мушкеты ровным строем на плечах покачиваются, начищенные медные пуговицы блестят на солнце как огонь, усы у всех одинаковые, как по ниточке и все настоящие великаны. Любо-дорого глянуть. Дошли до места, а от деревни одни угли остались. Колодцы трупами завалены, в церкви кучи навоза. Женщин и детей налетчики увели. Мы за ними, догнали только у их крепости Каргород и пошла потеха. Окружили, пушки вперед  и давай бомбардировать.  Гром стоит, клубы дыма вокруг, пули визжат, горцы  палят и метко». - «Страшно было, дедушко?» - спросил черноволосый внучек деда Антипа Артур. «Конечно, страшно. Я в такую переделку первый раз попал. Откуда пули летят не понимаю, что делать не знаю. Хорошо, взводный за телегу оттащил и говорит — Отсюда стреляй. Я мушкет зарядил — и бабах. Ружье меня так ударило, что я навзничь упал и плечо чуть не вывихнул. А арзуны со стен вопят — Рус, рус! Твоя смерть пришел! Пушки, мушкеты палят, басурмане орут — я едва не оглох. Но понемногу стал в себя приходить, гляжу, как старшие товарищи себя ведут. Ходят пригнувшись, открытые места перебегают. И я так стал. Тут кричат — на приступ, на приступ! Штыки примкнуть! Лестницы берите! Подхватил с другими длинную лестницу и вперед. Солнце печет, мундир насквозь мокрый, по лицу пот струится, глаза заливает, а вытереть нечем, руки заняты. Рядом в товарища пуля угодила — он даже не охнул, а меня всего кровью забрызгало. До стены добежали, а там самое веселье. Горцы камни кидают со стен и раскаленное масло льют. Цепляют крючьями лестницы и сбрасывают вниз, на камни. Повсюду гвардейцы лежат мертвые - как мешки с ветошью. Мы лестницу к стене и вперед. Как наверху оказался, не помню. Кого-то колол, затем мушкетом, как дубиной махал. Загнали мы выживших арзунов в княжеский дом. Они заперлись и давай из бойниц постреливать. А взять этот дом возможности нет, дверь узкая, видно чем-то завалена изнутри — не поддается. У нас то один, то другой, схватившись за грудь, падают. Обозлились мы, натаскали под дом хвороста и кизяка, и  разожгли огонь. Дым внутрь пошел, они стрелять перестали, а потом наружу полезли, а мы по ним из мушкетов. Оставшихся штыками добили. Пошли мы по крепости, нашли в хлеву полонянок с детьми. Они плачут, благодарят нас за изволение. В одном из домов в подполе увидел арзунскую девчонку. Когда вытаскивал, она меня за руку до крови укусила. Зубы белые, глаза черные — огнем сверкают. Взял к себе в услужение — одежду штопать, белье стирать. Дичилась долго, потом нашему языку выучилась, обычаи переняла. А дальше вы знаете».  На крыльцо, тяжело ступая вышла черноглазая бабка Зара, присела рядом с дедом, вытащила трубку и набив ее махоркой, задымила. «- Опять старый о взятии Каргорода рассказываешь? Пол-деревни собрал.» «- Так они просят, мать.» «А ну кыш отсюда!», кричит Зара  и малышня разбегается с крыльца во все стороны.  Внучек Артур идет на сеновал.
Сидят дед и бабка на крыльце, прижавшись друг к другу, молчат. Дым от трубок смешивается с туманом и оттого туман на вкус горчит. Одно за другим загораются окна в домах. Слышно мычание коров, которых привел с поля пастух и теперь разводит по домам. В гнезде над крыльцом устраиваются на ночь ласточки, птенцы попищав, замолкают. Выбив трубку о ступени, дед Антип идет в дом, следом за ним тяжело ступает Зара.