Ленин в Горках. Быль

ЛЕНИН В ГОРКАХ

Однажды, когда Илья Либ пробирался малохоженной тропой к Елангинскому дворцу, он увидел у себя на пути что-то высокое и знакое. Этим был некто широко известный для многих моншер Тихомилов. Они обнялись сурово, как Жилин и Костылин и в один голос спросили одинаковый вопрос друг и друга. Оба подумали, что раз другой стороне известен вопрос, то значит известен и ответ, и на вопрос отвечать не стали, а вместо этого вышли к свету, чтобы быть опознаными наверняка. Моншер Тихомилов, как выяснилось позже, работал на программе  «Люби и знай свой край» определителем и указателем генеральной публике именно тех мест, которые ранее не были хорошо всем известны. Для этого ему приходилось немало путешествовать в черте города и за ее пределами на своих, как говорится, двоих, но не чурался он и городского подземного транспорта.  Что касается всего надземного, то оно едва двигалось даже без пассажиров. Снаряжен  моншер был на любой случай жизни: на ремне через одно плечо у него весела в плетеном бутылка с жидкостью, на другом плече -  фото камера

Смена -24М с коническим объективом нестандартных диоптрий. Оба друга удивились такой встрече, потому что один из них жил на другом острове, а другой из них – в другом полушарии, и никакие геометрические или иные законы и правила не предусматривали их встечи у Елагинского дворца. Поэтому оба задали одновременно по второму одинаковому вопросу :  «Что ты тут делаешь?»

Моншер Тихомилов возможно из вежливости, а возможно и от жажды вместо ответа стал отхлебывать из плетеной бутылки, так что отвечать первому пришлось Илье Либу. Тот сказал, что собирается снимать оперу на открытом воздухе, и флигель рядом с дворцом ему может подойти. Моншер, утолив свою жажду, сказал, что забрел сюда, чтобы сделать несколько ответственных фотографий, пояснявших текст. Потом они еще немного потоптались против часовой стелки, как борцы сумо,  и решили пойти в кафе и поговорить там сидя. В кафе было пусто, тихо звучала музыка и столики  для посетителей приглашающе сверкали чистотой.  Моншер Тихомилов знал как правильно обращаться в таких местах с заказами, чтобы получить в ответ скорый и качественный продукт, поэтому он и заказывал.

Пока они ждали свои каппучино, разговор еще не вошел в главное русло, а топтался кругами как пара сумо рестлерс. Но вот принесли напитки. В одной чашке молочное сердце было проткнуто молочной стрелой, а в другой – едва заметная ассиметричная улыбка на рожице «Будь счастливым».

Моншер на этот раз начал первым: « О чем будет петься в опере на открытом воздухе? Кто герои и кто исполнители?»- спросил он ровным голосом , как если бы задавал подобный вопрос дважды в день.

Илья Либ выбрал для себя чашку с улыбкой, в которую старательно засыпал третий пакет сахара, думая что это может вернуть ей утерянную симметричность и подсластить заодно.

- Помнишь Андрюху Курехина. У меня с ним была неожиданная встреча в конце 80-х в Нью Йорке. Он летел в Токио за своим белым роялем, а в штатах остановился, чтобы дать пару концертов и заработать на карманные расходы. Кто-то из его знакомых договорился в музыкальном кафе-клубе Ниточная фабрика в Вилладже, что он даст несколько концертов. Я прочитал объявление в газете и помчался.

- Он был один или со своей популярной механикой?

- Был он один. Я приехал туда между его одночасовых концертов, которых в день должно было быть четыре. Было дневное время, и место было полупустым. Там весь рок-н-ролл начинается после 11 вечера. Андрюха сидел с банкой пива и незажженной сигаретой. Я припомнил ему пару случаев, когда у него не было спичек во время  прогулок его ребенка на Белинского. Он не особенно удивился увидеть меня. Мне он сказал, что спички у него есть, а вот сигарета последняя. Поговорить мы толком не успели – за ним пришли для следущего представления, и я пошел в зрительный зал.

Концерт из себя был скорее постановкой с музыкальным Андрюхиным сопровождением на рояле. В зале было темно, но вот зазвучала музыка, появился луч света из кинопроэктора сквозь дым от курильщиков в зале, и на небольшом киноэкране замелькала черно-белая кинохроника спортивного парада с Красной площади. Плечистые гимнасты шагали со стагями в протянутых руках, поедая глазами трибуну на мавзолее с Калининым и Ворошиловым. Между ними в ритме вальса кружились гимнастки с лентами в руках. Хроника озвучилвалась популярной нацисткой мелодией, под которую обычно крутила бедрами какая-нибудь Эрика Рекк или Ева Браун. Курехин сидел в полоборота к экрану, как маститый тапер и довольно умело вписывал аккорды под движение спортсменов. Вдруг экран погас, но вместо него засветился другой рядом. На нем тоже показывали спортивный парад и на первый взгляд он выглядел, как продолжение предыдущего, но что-то было в нем не так. Этим чем-то были люди с фашисткими штандартами и Гитлер с Герингом на трибуне. Андрюха вдохновенно играл советские песни довоенных и военных лет типа первым делом самолеты и прочее все выше и выше и выше. Кино и музыкальное сопровождение срослось без швов. В зале было немного народу, из которого было только 4 русских, понявших суть. А остальные думали, что это просто разогрев перед выступлением реальной команды и спокойны пили пиво.

После сеанса мы сидели с Андрюхой в буфете, и он мне рассказывал, как ему задробили это выступление и в России и в Германии, что люди по-прежнему не понимают и боятся. Потом он сказал, что хочет получить большой грант, если пройдет на позицию профессора теории музыки в университете Сары Лорренс в Нью Йорке, и дописать оперу Ленин в Горках. Я, должно быть, неуважительно заулыбался, чем только завел его еще на пол оборота. Он рассказал мне про Ленина-гриб, про которого тогда еще широко не знали. Здесь наша беседа опять была прервана. Я оставил ему свой адрес и телефон, если он все-таки надумает приехать-погостить, и уехал. А через месяц получил бандероль с запиской от Курехина. В записке было, что что на профессора он не прошел из-за недостаточного знания языка. В бандероли была партитура оперы Ленин в Горках.  Илья Либ отсосал пенки из своей чашки и продолжал -

Вот я и подумал, что случай свел нас не случайно: ты бы мог сфотографировать свою излучину реки Невы в любое другое время, а не когда я осматривал флигель около дворца. Думаю, что я нашел и главного исполнителя к опере.

- Позволь спросить, кто же это?

- Как кто? Петь за Ленина будешь ты!!

Моншер Тихомилов грустно улыбнулся. Так улыбаются дедушки, когда нечаянно слышат, как их внуки еще неумело пользуются матерными ругательствами:

- Спасибо, конечно, за доверие, но я не оперный певец в последнее время, и тут могут быть сложности с гримом и общим перевоплащением...

- Я  все продумал: Ленин попал в Горки после тяжелого ранения, все больше сидел или лежал, говорил мало, но много писал и диктовал. Мы посадим тебя в кресло на колесах, накроем ноги одеялом, как на фотографиях того времени, и большевичка-фанатичка будет катать тебя перед флигелем.

- Ну а похожесть лица и прическа?- и моншер стянул с головы бейсболку. Как и обычно копна полупокорных волос вываливась наружу.

- У меня есть фантомаска под Ленина, натянем на тебя. Вместо волос будет лысина под кепкой, татарские челюсти и раскосые глаза. В маске такой громко не запоешь, даже если и захочешь. Тебе и не надо громко после ранений.

- Если я правильно помню историю в Горках дело происходило зимой, а на дворе май-чародей.

- Снимать начнем очень скоро. Как только получу разрешение от города и парка. Снега  искуственного привезем. Пока съемки будут идти, там как обычно народ будет собираться, так что можно книг попродавать, если есть. Со съемками на самом деле спешка: деньги на постановку оперы должны быть осжоены до конца года.  Эти деньги были выделены универом в форме гранта на создания оперы, а меня контактировал универ, как уполномоченного Курехина в штатах. Им было даже неважно, что Андрюха у них не работает, а важно только, что на их средства создаст.

- Но ведь Андрея давно нет.

- Они этого не знают и не узнают. Я веду с универом деловую переписку, посылаю им прогрессивные отчеты, подтверждающие, что на их деньги Линин в Горках запоет еще до рождества.

Моншер Тихомилов покрутил в руках достанную мною фантомаску Ленина, потом примерился и натянул ее на себя. Ленинская фуражка органично сидела на голове моншера под правильным углом. Он посмотрел на себя в полутемную зеркальную стену кафе, выкинул вперед короткую ручку и сказал, картавя  по-ленински ...Товаищи, Еволюция, о котовой так много говоили большевики, свеушилась.