Ибо хочет он гибели...

Утро

 ''Человеческая сущность всего лишь разновидность машины, что нельзя сказать о его уме.''

   Как-то утром или, может, вечером, спешно выходя из дому, я вдруг кое что заметил. На моем крыльце спиною ко мне сидело оно, окутанное в чёрный плащ. Лица его я не видел, однако, узнал кто это.
- Что ты тут делаешь? – спросил я этого грустного скитальца.
- Сам не знаю. Может, ты скажешь? Ведь по твоему зову пришёл я сюда, – ответила Смерть…

   Неважно когда я засыпаю. Сегодня заснул ночью примерно в 04:00, но всё равно проснулся как всегда, в своё время – в 08:00. Ведь не могу я спать, когда день уже начался, и началась колоссальная человеческая активность. Начался день, и время, чтобы жить, чтобы бодрствовать. Но вдруг я замечаю, что из глаз моих катятся слёзы. Слёзы? Очень удивительно. Ведь откуда в моём холодном рассудке нашлось место таким эмоциям?  Ах да, верно… Однако странно само это чувство, которое вызывает у меня эти слёзы. Слабое, никчёмное чувство, которое, кажется, что надо не воспринимать всерьёз. Ощущение слабое, почти не чувствуемое. Тихое, странное и почти незнакомое,  однако, при всей своей никчёмности, она заставляет меня плакать, даже особо не дожидаясь пробуждения моего ума. Ах да, верно, вчера…

Общественность

''И умрёте вы либо от моей ненависти, либо от чрезмерной любви…''

   К чёрту слёзы. Однако выйдя из дому и прошагав до остановки, я вдруг осознаю, что что-то изменилось. До сей поры я всегда устраивал социальные проекты и опросы, знакомился с людьми на улице, или где попало. Я говорил с ними на их возможной глубине ума, и это было ужасно интересно. А намерения мои были немного-немало благородны. Незнакомцы, пока они остаются такими, имеют влечение познания их, и пока ты ещё не познал незнакомца, то есть шанс и надежда, что он окажется умным человеком. Конечно, нужно уметь и принимать такой ум, выслушивать его и что важнее критиковать ради его усовершенствования. Я критикую, даже когда согласен с собеседником, критикую, чтобы он отстоял свою же идею или замысел. Тогда я буду уверен в его полном понимании собственных слов или мировоззрений, а если нет, то я продвину его ещё на один шаг в этом направлении. И не только незнакомцы, но и все кто есть со мной рядом. Я был честен со всеми, насколько это было возможно, и всё чего я хотел от них, это раскрыться перед ними и перед самим собой. Всё чего я хотел это лучшее будущее для своего рода и к этому я шёл чуть ли не самоотверженно… Однако теперь всё стало по-другому. Сейчас я не хочу кого-то слушать, и слова мои поведут всех к гибели. К гибели? Сам удивляюсь я своим мыслям, и холодный пот бьёт по моему лбу. Разве мои убеждения стремились или же шли к этому? Нет, не было такого. Ни один мой замысел и ни одно моё учение не благословляла смерть. Смерть. Мой сон. Я вдруг вспоминаю его. Зачем же во сне ко мне приходила Смерть? Что не так? В чём моя ошибка? Зачем моё сознание во сне указало мне на моё поражение? В чём моя ошибка? Разве мои холодные расчёты были не правильны? Может, они были не настолько холодны? Нет! Все они были верны. Не безупречны пока ещё, но верны. Я не верю в провидение снов, и толковать свой сон могу лишь по одному: я изменился…
   Я сел в автобус и мне становилось всё более и более неприятной компания окружающих людей. Я решил не думать - дать отдых своему разуму, ведь может, что я не так всё воспринимаю, и всё это вскоре пройдёт, и я снова стану тем, кто нёс в себе бескорыстную любовь ко всему человеческому виду. Поэтому, сев в автобус, я закрыл уши от людского шума наушниками, а также закрыл глаза. Эти голоса и лица были мне так чужды и неприятны…

''Для новой хорошей мысли есть два обязательных требований,
во-первых, она должна быть верной, а, во-вторых, она не должна прежде быть сказанной кем-либо.''

   Передо мной села девушка, но не смотря на её долгое подглядывание в мою сторону, я игнорировал её, так как был погружён в свои мысли. После я глянул на неё и заметил, что она очень даже привлекательна. Точнее у неё было все необходимое для этого. Однако мои мысли шли совсем в другую сторону и были против этому переглядыванию. Вскоре, посмотрев на неё ещё раз, я вдруг без явной причины начал чувствовать отвращение к ней. Настолько, что моё лицо залилось гримасой этого самого отвращения, и она без труда могла бы заметить его.  Это отвращение накатило на меня из банальности и естественности её поведения и движений. И не обыденность, как бывало иногда, а именно банальность сделалась для меня омерзительной. И ещё её плоть, которую она так искусно демонстрировала и к которой хотела прикоснуться одна лишь моя похоть.  Мне стало тошно от неё и ото всех, и я отвернулся к окну…

   Моё учение не обожествляло смерть. Оно даже не исходило из моих личных побуждений, моя важность в этом учении заключалась лишь в том, что я всегда должен был быть его самым первым послушником….
   Я вдруг задался вопросом. Теперь, когда я понял суть всех этих людей, передо мной встал выбор -  либо обойти их всех и бросить в том состоянии в каком они есть, либо полюбить их без капли скромности и помочь. Но что мне теперь до них? Они все вдруг стали мне такими чуждыми и ненужными - бессмысленными. Как будто связь, что я испытывал ко всем членам человеческого рода, оборвалась и я… отделился от них. Но почему?
   Я знаю, что они видят меня, но мне всё равно. Пусть даже примут за спящего. Они теперь для меня всего лишь огромные мясные куски неполноценности и несовершенства. Несовершенство, к которому я больше не хочу прикасаться. Раньше я критиковал всё и вся, и не ради удовольствия, а для их же прогресса. Я твёрдо знал, что смогу потянуть человечество на лучшие поля, в которых будет веять более спокойный ветер существования. Но теперь я больше не думаю. Я лишь смотрю, вижу и ничего не делаю. Но ещё и сдерживаю приступы тошноты. Я просто замыкаюсь, еле сдерживая омерзение, которое хочет вылиться наружу прямо на чьё-либо лицо. Так чего же я хочу теперь? Гибели всего? А может только своей? Что за…? Ах да, вчера. Вчера ведь потерялась всякая надежда. И всё из-за одного явления, которое, вероятно, я и сам ещё не осознал до конца… Сейчас мне и слов не хватит. Лучше уж повременить…


 Все обыденно

''Много плохих вещей есть на этом свете, но надо их воспринимать как ошибки, которые следует исправлять. И ты должен считать так, если ты и себя не посчитал ошибкой.''

   Я чувствую, как дрожь идёт по моему животу. Мои руки горят, но они не пусты. Откуда у меня этот нож? И что я намереваюсь им делать? И кто это, вообще, передо мной? Почему он так близко? Он что не боится? Он что умер? Я… убил?

   Снова я просыпаюсь посреди ночи. Это почти стало обыденностью. Я хожу немного по дому, где стоит умиротворённая тишина. Потом подхожу к своему окну и вглядываюсь в дома, в которых кто-то тоже не спит. Быть может, они и хотят бодрствовать ночью, но не я.
   Я иду в ванную и неожиданно вижу себя в зеркале. Да, это ведь я. Я касаюсь своего лица и убеждаюсь, что оно моё. Кажется, я забыл, как выгляжу. Да, неплохое лицо. Не ужасное и даже привлекательное, о чём говорит также мой успех среди женщин. Возможно, я мог ещё и понравиться какому-нибудь художнику с нетрадиционной ориентацией по фамилии Холлуорд1. Но я ведь мог быть не таким. Я не раз
 уже говорил себе всё это. Это просто случай, и он был удачным. Это просто оболочка, которую видят другие, но не я. Мне важно лишь, чтобы чистым было зеркало моей ''души'', a не только оболочка. И в других я всматриваюсь так же, как и в себя.
   Я пытаюсь снова заснуть, но получается только спустя час. Я довольствуюсь и днём и особо не в восторге от вздрагиваний в 5 часов утра из-за снов, которые я почти и не помню. Я даже не понимаю всю их суть, если их и удаётся иногда вспомнить. Бессмысленные сны. Лишь мусор всяких мыслей бывшие во время бодрствования. Их никак не следует воспринимать всерьёз. В этом я уверен…

   Восемь часов вечера. Я шагал по улице, и у меня вдруг захватило дыхание. Ноги мои попытались подвернуться, но силой воли я устоял. На меня так подействовала какая-то незнакомая девушка, которую я видел не больше трёх секунд. Но если говорить точнее - её обыденность. Я сконцентрировался на своей дороге и пошёл дальше. Был я на центральной улице города, и как всегда гулял один. Сам не знаю зачем. Я продолжил дорогу, как ни в чём не бывало…
   Я не брал всерьёз свои такие выходки, но спустя время, после того как  перешёл улицу, я почувствовал ещё одну очень неприятную вещь. Мне показалось, что у меня, что-то отняли. Что-то очень важное. Как будто кусок тебя, который быть может и был твоим дополнением, но теперь ушёл или может, иссяк в тебе - как причина для бодрствования. Как может и причина для жизни. Одно я знаю. Что всё, что важно и значительно, меняется или предъявляется не сразу. Всё, что искренно и важно, имеет вполне неудивительное свойство нарастания. И поэтому, я понимаю, что то, что я чувствую сейчас – это негодование и чувство неполноценности или пустоты, не может быть вызвано, скажем, моим утренним обедом или же той мерзкой девчонкой, которую я увидел около минуты назад.  И так же, как боль того утра, оно нарастало во мне тихо и незаметно. Я знаю это чувство, и догадываюсь, откуда оно идёт. Нельзя усомниться в искренности этого чувства. Оно не даёт предупреждений. А когда настанет час, когда оно достигло видимого (чувствуемого) размера, уже бывает, мягко говоря, очень неприятно, и быть может и поздновато. Такие чувства не поддаются контролю. Они же чувства.  Это дух. Дух для твоего разума. Это искреннее чувство, которого вызвал не ты сам. Твой разум как-то чувствует их, но они чрезвычайно дики, непонятны и непредсказуемы для него…
1Холлуорд- Персонаж из книги ''Портрет Дориана Грея''
   Мне жутко захотелось ударить кого-нибудь и в ответ на возмущение вскричать ''Все вы до ног грешные''. Эти украшения, это ничтожество, это наивность, это глупость. У всех я вижу эти недостатки мозгов и морали. У некоторых сразу, а у остальных возможно и после, но факт остаётся фактом, что нету человека с верной моралью или мировоззрением. Для меня это не ново. Но сейчас у меня нет терпения больше. Я не хочу больше быть снисходительным к их недостаткам. Я потерял в них всякую надежду. Надежду и стремление в будущее. Но наверное я не прав кое в чём, ведь это у меня, вероятнее всего, пропал мотив для веры в них. Я не могу не принять правду. Правду о том, что их будущее возможно ещё впереди, но тем не менее я больше не вижу себя в этом будущем. Их будущее больше ни капли не волнует меня. Виною в этом то, что вчера моя господствующая мудрость лишилась - лишилась своего фундамента…

Счастливый сон

''Во сне ты найдёшь свой страх, свою мечту и свою прихоть.''

   Где я? Что это за место? И почему оно мне так знакомо? Все эти здания и эта дорога. Даже эта насыпь, на которой я стою, мне так знакома. Как будто здесь произошло много чего. Эти стены и одно единственное окно, которое смотрит сюда. Что же тут было? Чем важно было это место? Здесь сохранилась какая-то приятная и полноценная ''аура''. Но чувство потери и пустоты не покидает меня с того дня. Не покидает и сейчас. Я пытаюсь понять, что же я тут делаю. Но и здесь чего-то не хватает. Я был здесь много-много раз. По большей части ночью. Или когда уже садилось солнце. Я бывал здесь даже зимой. Было тут что-то, ради чего я не страшился холода. И было тут тепло. Что-то грело тело сквозь душу и сердце. Я приходил сюда даже издалека. Меня всегда тянуло сюда. Что же тут было такого, чего нет сейчас? Что-то точно было, но что? Дорога сама повела меня сюда, а мои ноги, словно сами рады были идти по этой тропе. Что это за место? Что тут было? Или будет вернее спросить, кто тут был? Я ли? Или кто-то из былого прошлого, которого сейчас уже не сыскать? Я помню радость. Много радости. Даже чувство потери решительно угасает во мне. Я помню девушку. Здесь было много похоти, однако это была не похоть, это была…. Я помню тёмные волосы и белые зубы, светящиеся во тьме и раскрытые в улыбке. Помню объятия. Много объятий. И помню ещё больше поцелуев и пару сердец, бьющихся с бешеной частотой, и дающие отпор зимнему холоду. Сердца умиротворённые. Довольные и даже счастливые. Я помню юношу с раскрытым сердцем и помню девушку, сотворённую из сокровенной мечты этого юноши. Чьи же эти воспоминания? Oстались ли эти люди в прошлом, или я увижу их тут ещё?  Здесь было достаточно счастья и очень мало слёз утрат,  много страсти и похоти, но это была не похоть и даже не страсть, это была… Почему тут сейчас никого нет? Разве всё это могло быть не верным? Я бы сел и подождал, ведь может эти люди вернутся сюда, и я снова увижу их. Может по одному, а может даже вместе. Главное, чтобы они пришли сюда.  Будут ли этот юноша и эта чудная девчонка вместе снова здесь? Ясно ведь одно, ушли они отсюда разными дорогами. Я не знаю даже, живы ли эти люди. Ведь может, уйдя отсюда, они ушли и от самих себя? Вернутся ли они сюда, как и обещали друг другу в своих общих мечтах? Обманывать себя больше нету смысла и сил. Ведь я знаю, что тем юношей был я. И тут вполне логично всплывает следующий вопрос… Важно лишь, чтобы они вернулись. Ведь здесь была не похоть и даже не страсть, не просто объятия и поцелуи, здесь была любовь…
   Они были здесь, ходили, стояли подолгу. Я помню эту тропу. И знаю, куда она меня приведёт…
   Я знаю это окно. Здесь, где один конец этой тропы. Но теперь за окном нет того лица, что было раньше. Я помню улыбку и полную луну. Я помню ночь и также светлые дни. Помню юнца, что вглядывался в это окно с надеждой. Мысленно он проникал сквозь стены и стекло. Ему было плевать и на снег, и на ветер прохладный. Он хотел лишь взглянуть на самое чудесное в мире, увидеть своё сокровище и нырнуть в умиротворение и счастье…
   Всё это было подобно сну, но подобно сну оно и закончилось…

''Само''
 
''Ты человек разумный или всё же зверь?''

   Теперь всё яснее - выходка, что была у меня в тот день в центре города, когда мне жутко захотелось падать наземь. Теперь я знаю, что это было. Теперь оно предстало передо мною во всём своём росте. Это то, от чего я избавился когда-то. Мой блудный сын. Моё первое творение, которое я сейчас уже презираю. Это первый выход, который я нашёл в большой пустыне жизни. Моё первое учение, имя которого я произношу шёпотом и с уважением. Учение невиданной красоты. Учение, которое ведёт тебя только к гибели. Учение, которое я назвал ''Самоуничтожение''. Теперь оно предстало передо мной. Снова. Да, я помню тебя. Ты, что так любило меня. Ты, что подарило мне полноценность духа. Ты, что вернулось ко мне. Пришло как дар. Но дар, который я не могу теперь принять. Это учение было лишь моим. Учение на одного. Я смиренно нёс её и был доволен этим. Но оно было неполноценно. Неполноценно, потому что мир сокрыл от меня кое-что, когда мы были вместе. Одно сокровище, которое невозможно истратить. Оно сокрыло от меня ''её''…
   Когда мой первенец устроился в душе моей до оснований его, ''она'' пришла с шумом грома и светом, колющим глаза. Она разбила ворота мрака и принесла в мой мавзолей тусклый свет. Слабый, но достаточно сильный для зарождения дьявольских теней в моем царстве мрака. Может и быть, что они и пришли вместе с ней. Из мира света и шума. Они кололи меня достаточно долго. Но теперь, годы спустя, когда я познал новую мудрость, высшую, праведную, бескорыстную и совершенную; тот тусклый свет, что грел моё сердце всё это время и то, ради которого и я пошёл вслед за истинной, теперь погас. Я просто не успел. Не успел освободиться вовремя и освободить также мой свет. Теперь оно покинуло меня, теперь, когда я так высоко забрался.  ''Она'' и есть мой мост к человечеству. То ради чего я полюбил их всех. Их будущее стало самым важным для меня. Ведь их будущее - это будущее моих сыновей. Но неужели теперь я должен вернуться в свой прогнивший замок медленно ползучей смерти? Смерть. Вот что значил его приход в спящий разум мой. Моё я, моё ''Само'' со всей сокровенностью теперь хочет гибели моей. Коварный ветер хочет унести меня обратно в мой мавзолей медленной смерти, поэтому теперь, я, как никогда прежде, должен вернуть себе тот тусклый свет. ''Её''… Моё учение достойно, чтобы выжить, и я не хочу оставлять человечество, ведь оно с каждым днём всё больше нуждается в нём… И ещё я хочу жить. Жить ради человечества, ведь что хорошо для всех, хорошо и для ''неё''. Жить ради неё…

Сова и дом без окон на улицу

''На самом деле не в ночи кроется страх твой.''

   Я проводил очередную свою, так сказать “любовницу”, до дома. Да, их у меня много. Но до той степени, чтобы было времени встречаться с каждой регулярно. Сейчас их около трёх. Я не выбираю дур, или обыкновенных женщин. Я выбираю умных, потому что меньше всего я хочу их обманывать, говоря, что люблю их, или же что буду с ними навсегда. От них же я беру то, что они могут и хотят мне дать, и также я отдаюсь им настолько же взамен. Не больше. Но я не хочу с ними особо разговаривать. Это я называю философией тела. Мне не хочется им что-то рассказывать о себе или слышать их бредовые и полные дефектами мысли. Лучше уж поддаться инстинктам - философии тела, которое почти что совершенно, то есть заняться любовью. Но меня вдруг начал мучить вопрос - нужны ли они мне вообще? Настолько ли я животное, что не могу без них? Может это привычка, которую если убрать ничего плохого не будет?… Я и так один, и даже с ними моё одиночество никуда не уходит. Я перестал временами их чувствовать, даже крепко их обнимая. Они не пусты, но такие чуждые…

   Было уже поздно – автобусы перестали ходить. Я достаточно далеко от дома, чтобы дойти не менее чем через полтора часа, а на такси денег нету, и вряд ли бы сел, если и были. Мне это всегда казалось роскошью, которую я избегал. Да и ещё. Мне хочется пройти кое-где. Мне это пришло в голову только что, и, хотя для этого тоже нужно было много прошагать, я всё же решаюсь…
   Из-за волнения я дважды повернул в неправильном месте, хотя и знал это место достаточно хорошо. Но и удивляться нечему. Ведь при каждом упоминании о ''ней'' я теряю контроль над собой. Так было всегда. Теперь же я думаю про неё, вспоминаю, злюсь и грущу. Я пытаюсь вспомнить один из многих наших счастливых моментов, и  тут она предстает передо мной со своим страстным взглядом. Я касаюсь её нижней губы, а она с опьянением в глазах смотрит на меня. От былых ощущений, которые я чувствовал в такие моменты, по телу пробегает дрожь, и меня тут же возвращает в реальность. Реальность, в которой стоит кромешная тьма.  Разговаривая сам с собой, или может с ней, я не замечаю, что уже остаётся пройти совсем мало…
   Я достигаю цели, и сердце с каждым шагом становится всё тяжелее. Тёмная кошка, тихий двор, абсолютная тишина. Дрожащая темнота. Дрожащая, подобно мне. Я не слышу ни своего дыхания, ни своих шагов. Даже все мысли мои перешли в шёпот. Волнение критическое. Я всё больше замедляю свои шаги. Подобно вору я подхожу к её окну…

   Очередной раз обещая себе никогда больше не приходить сюда, я шагаю прочь по мостовой дороге, восстанавливая дыхание, ибо сдержал его я очень долго. Машины нарушают эту мерзкую и злую тишину. Но тут случается кое-что, кое-что важное для меня в этот не очень-то приятный момент. Без причины я выхожу на лестницу, которая спускается из середины моста. Когда я ступаю на первую ступень, то вижу кое-что интересное. Хоть вокруг темно и ничего особо не  разглядеть, однако я узнаю то место, в котором сам никогда не был. Это место под носом, но его не легко заметить. А сам я видел это место по её очень старой фотографии. Она в нём была ещё такой маленькой. За оградой моста было небольшое место, где можно было спокойно сидеть и наслаждаться видом железных рельсов, уходящих вдоль заката. Теперь, когда я вспоминаю это время, неприятная боль просаживается у меня в груди. Интересно. Когда я увидел эту фотографию, мне стало интересно о том, где это место, и вот через пять лет  я получаю ответ, которого уже не жду и не жажду. Скоро пробьёт полночь, но ни голод, ни сон, не помешают мне остаться тут, рядом с её призраком. Только один здравый смысл может заставить мои  ноги медленно пошагать в сторону дома…

   Меня начали трогать. Бедные, больные, нищие, бездомные. Чего же вы хотите? У меня нет для вас ничего. Мои карманы пусты. Смотрите, на мне даже нет обуви, или хоть что-либо из одежды. Смотрите, мои руки прозрачны, в них нету цены. Так чего же вы хотите? Накрывая меня и таская вниз, они – нищие духом – хором вместе заурчали ''Твои мозги-и-и''

   Я очнулся около дома. На своём любимом месте, недалеко от улицы. Наверно я задремал около минуты или может дольше. Была тихая ночь, иногда проезжали машины, одна из которых и вероятно разбудила меня. Много мыслей у меня тут появилось. В этом, моём, тёмном уголке, который так близок ко всему миру, но и так незаметен. Я не знаю который час, наверно час ночи или может ещё позднее, да это и не важно.
   Однако тут я даже был не один. Как-то из здания напротив, меня заметила одна девушка лет наверно семнадцати или может девятнадцати, я не знаю. Она увидела меня, когда я доставал телефон, свет которого и выдал меня ей. Сам я заметил её намного раньше. Жила она на четвёртом этаже. Ночами она сидела у окна, тыкая в свой телефон или же разговаривая по нему. Иногда она оставляла свет комнаты включённым, а иногда нет. Всё это имело тень загадочности и романтики. Таинственная пара, которая видела друг друга лишь в ночи. Одни на всём свете, когда как всё земное окутывает ночь. Мы передавали друг другу сигналы – светом от телефонов – а иногда и махали друг другу. Да, всё это было бы очень романтичным, но только если бы я был полным идиотом. Ведь такого не бывает. Всё это просто случайность и, если бы встретились мы днём и познакомились, то возможно не понравились друг другу. Она уже мне не нравится. Всего лишь обычная девушка, а точнее очередная. Да, это слово больше подходит. Очередная из многих, кто сидит ночами на пролёт в сети из телефона, ища там счастье или что-то в этом роде. Сидя дома, мечтая сбежать, вглядываясь в окно, в ожидании чего-то спасительного для неё. Очередная, у которой нет достаточно смелости, ума или наглости, чтобы самой отпереть дверь своей клетки и выйти наружу. Очередная, от которой мне сейчас стало мерзко, и от которой ухожу я прочь…
   Направляясь к дому, я в голове обдумывал ещё одну вещь. Не её я ведь люблю, и всех таких же очередных или даже необычных. К черту их. Они мне не нужны. Они мне даже не интересны…
   Открывая дверь, я вспомнил, как вчера после ночной смены не направился сразу же домой. Точнее не хотел. Я сел на скамейку на улице и было достаточно тепло, чтобы и остаться там. Я сидел в тишине улицы и понимал, что хочу остаться так до самого утра, и мне было всё равно даже на сон. Принимая в себе нового гостя, я негромко ему сказал ''Так вот какое ты – безумие?''.

Реальность

''Я охотно буду есть плоды своей славы, но никогда не замахну ручкой или хотя бы лопатой лишь ради славы…''

   Как же я хочу пролежать здесь так вечность. Остаться в грёзах, где ''она'' лежит рядом со мной. Воображения и силы мысли мне хватит надолго, и я даже могу потеряться в них, отлучится от реальности и, обманув самого себя, стать на время счастливым….
   Я заметил огни за окном, и это заставило меня подняться. Горел наш небольшой дворик, в котором ничего кроме сухой травы не было. Перед тем, как побежать его тушить, я, всматриваясь в огонь, понимал, что подобно этому огню, исчерпаюсь и я.
   Пожар потух бы и сам, но я всё же потушил его. Был он вызван наверно из-за окурки, или чего -то такого. Просто случайность, ведь бывает…

''Истинный искатель правды не боится объективной критики.''

   Я знал его и раньше и не был особо хорошего мнения, да мне и до него не было дела. Просто смазливый чудак, ищущий славы. Всё это было видно и с одного взгляда, но когда было ясно, какую роль он решил сыграть в моей жизни, только тогда я захотел узнать про него получше, а точнее всё. Как он пел, мне не было дела. С серьёзностью я отнёсся только к его текстам, которые он сам и писал, и которыми он так гордился. Однако, как же было мне противно, когда я прочёл их, пытаясь проникнуться в их суть. Читая я вертел головой с мыслями ''Ну что за дебилизм. Как можно писать такое?''. Мимолётно у меня появилось чувство жалости к нему, а после, жалости ко всем, кто слушает или читает такое. Всё что я смог найти в этих песнях, было невежество, расизм, собственная гордость автора, также местами яркие сцены и громкие слова патриотизма, для создания впечатления добряка и патриота.  Но эти слова хоть и громкие, звучали они очень по-детски. Вряд ли автор хоть сам понимал их суть. Ясно было видно, что его интересовала только его слава, а музыка для него не стоила ни гроша. Поэтому был он в моих глазах лишь клоуном, который ровным счётом ничего не стоит. И мне не приятно этого признавать - признать, что мой враг всего лишь ничтожное насекомое. Это ведь может сделать насекомым и меня самого…
   Того, кто умничает, всегда недолюбливают, потому что недалёкие люди в его словах всегда видят попытку возвышения над ними. Или же потому, что новая мудрость может разрушить своей правотой множество иллюзий, которые временно освобождают от осознания важных проблем. Так что, такие как эти, которые лишь дают корм для… Ничего они не дают. Всё, что может дать этот пустозвон - это лишь чувство омерзения и всё, что он может сказать, что где-то в мире есть несправедливость и много гнусных вещей, как гомосексуализм, рок субкультуры и церковь. С последним, конечно, я согласен, но это не значит, что мы хоть в какой-то степени плывём с ним в одной лодке. Я уверен, что даже наши представления об этом в корне отличаются. Такие как ''эти'', будут любимчиками публики. Ведь кое-что он всё же может, и местами даже бывает интересно, но я не знаю каким нужно быть чокнутым, чтобы воспринимать эти произведения всерьёз. Нет ничего благородного в том, чтобы обсирать меньшинства, в которых также находятся люди. Его ''творчество'' равно ужастикам, которые создаются лишь для веселя публики и убийства времени. Он будет плясать и кричать на горе возвышенную на глупости, нося на шее величие и славу, когда как истинные мудрецы, которые передвигают своё слово лишь в тени из-за его опасной правоты, плюнут на эту гору с шутом на вершине и с неслышными шагами отойдут от него и от горы его безумцев прочь…

Общество глухонемых

''Человек сбивается с пути, когда перестаёт думать головой.''
   
   После ужасного собеседования для новой работы, я пошагал к друзьям. Мне стала неприятна музыка, что была у меня в плеере, поэтому я выключил её…
    На самом деле они не были глухими или немыми, а просто иностранцы, которые говорили только на английском и на французском. Сам я говорил только на английском, однако чтобы понять их, мне надо было напрягать слух и вслушиваться в их слова, а также быстрое произношение. Плюс был во всём этом то, что если я не хотел их слушать, то просто переставал в уме переводить их диалоги и мог спокойно погружаться в своё. Тогда они становились для меня не говорящими, глухонемыми людьми, которые просто сидели со мной рядышком. Двигающиеся декорации. Иногда мне нужно всего лишь это. Быть якобы с кем-то, чтобы не забыться в одиночестве, но если подумать, то я делаю это лишь для того, чтобы считать себя нормальным членом общества, как и все. Но сегодня мне противна всякая компания. Они хоть и пытались разговорить меня, но я не хотел говорить с ними. Я просто хотел бездвижно умереть. Да, мне хочется умереть. Остаться лежать на этой траве, где мы уселись, и ждать, когда из меня вытечет вся жизнь…
   Мне становилось всё хуже с ними, поэтому я оставил их. Лучше уж гулять одному. Одному всегда комфортно, когда сам ты себе не враг. Хотя это уже не про меня. Ведь моя сущность хочет того, чего хотеть не стоит. Она искренно хочет гибели моей…

Уличный музыкант

''У всех вас есть большой потенциал, вы ещё живы…''

   После ухода от так называемых друзей, я гулял один по улицам вечернего города. На самом деле у меня почти нет друзей. Точнее я их не завожу слишком много и не подпускаю близко тех, кто уже есть. Хотя они и сами не смогут достаточно заглянуть в меня. Моя пещера покажется им слишком непонятной, а глубина её слишком чёрной. Зачем мне нужны друзья? Мне всё равно не нравится компания больше одного или двух людей. Они нужны, чтобы чувствовать себя нормальным? Может нужным? Нужен я только себе. И никто не позаботится обо мне больше и лучше меня. А друг, он не помогает, он ослабляет даже. Друг мой должен быть и самым лучшим моим врагом. Ведь именно враг заставляет меня стать выше и лучше…
''Знает ли твой друг об этом?''
  Есть иногда такие, что нельзя сразу понять, что это за заведение. Кажется всё же это клуб, а не бар. Тут должен был состояться какой-то концерт или что-то в этом роде, и я решил зайти, ведь может, что тут будет что-то интересное или новое.  Всё хорошее и классное, что могло бы быть тут, я уже видел, будучи тинэйджером. Но и не отрицаю, что может найтись что-нибудь новое, что сможет меня удивить. Однако атмосфера даёт мне ясно понять, что не в этот раз, и точно не здесь.
   Если бы эти заведения придерживались бы своего правила ''18+'' – то есть не впускали детей и не давали им алкоголь – то осталась бы здесь от всего этого сброда только десятая его часть. Музыка, кажется всё такая же дрянная, но, кажется, я хотя бы не вижу маленьких курящих девочек. Осматриваясь, я с усмешкой беру свои слова назад. Концерт начинается. Но я вижу и кое-что ещё. То, что мне не стоило бы видеть…

   Как он сказал мне ранее – этот уличный музыкант, к которому я пришёл за настоящей музыкой -  “Очень многие великие музыканты начинали с этого” и это, я думаю, очень правильно и разумно. Играть на улице для всех, для прохожих и за деньги. Тут критикуют по-настоящему и намного честнее. Тебя не будут слушать, и даже не кинут ни копейки, если ты не играешь нормально.  Может именно это и сделало многих нынешних знаменитостей достаточно хорошими. Вряд ли несовершеннолетние мальчики в том клубе, которые напрасно пытались совместить флейту с электрогитарой, думают также. Им бы только сцену подавай.  И так же публику, которая свидетельствовала бы о том, что их музыка не полное дерьмо, хоть она и достаточно воняет...
   Я опускаю глаза, чтобы не видеть их недостатки. Людей, что ходят между мной и этим бродячим музыкантом. Однако, теперь я вижу их тени. Тени прохожих. У них все симптомы даже одинаковые – либо недостаток внимания, либо показушность себя самого, ещё пониженная самооценка, а ещё некоторому большинству просто скучно – смертельно скучно. И мало того, что они искажают своим телом звук музыки, который доносится до меня, они ещё и заставляют меня взглянуть на каждого из них. Потому что я стою, а они все ходят. Но в моей недвижности есть куда больше смысла, чем в их передвижении…
   И да. Я увидел там петлю,  там, в клубе, перед тем как убраться оттуда к чертям, позади музыкантов, позади всей сцены, где шли электропровода, я увидел петлю, которая была только моею, которую видел только я…

Несчастное искусство

''Заглавие это то же самое, что и имя. Нужно лишь, чтобы можно было отличить от других, ведь если бы она могла передать весь смысл рассказа, то зачем тогда нужен был бы сам рассказ…?''

    Где то я прочёл ''Человеческая сущность всего лишь разновидность машины, что нельзя сказать о его уме''. Глупости. Мозг - это тоже часть сущности человека и тоже, как и машина, работает по определённым правилам и закономерностям. Наверно автор просто-напросто восхищался умением познания и имением большого интереса ко всему миру. Восхищался тем, что наши мозги могут работать и без чувств и страхов, и что ради познания истинны, они могут забыть своё собственное “я”. Да, по-моему, он думал так. Я не то, чтобы противлюсь сказанному, просто немного подправляю. Может кто-то скажет, что это излишне, но как иначе можно совершенствоваться? 
''Неужели я так и не нашёл никого совершенного или же того, кто швырнул бы мне в лицо мою несовершенность, со всей её серьёзностью?''
   Я сидел с такими мыслями в одной из моих предпочитаемых парков, где я любил время от времени читать книгу или просто посидеть и подумать. Здесь каждый день была выставка и продажа разных картин. Вдруг я увидел небольшую толпу возле одной из картин. Я увидел, как кто-то, кто стоял спиною к полотне, разъяснял что-то, и мне тоже стало интересно. Подойдя, я сразу узнал картину, у которой все собрались. Это была картина нидерландского художника Иеронима Босха. Она называлась ''Корабль дураков''. Пожилая дама рассказывала и, что важнее, объясняла суть картины. Но разве есть в этом смысл теперь? Когда настали такие времена, скрывать что-то под покровом загадки? В этой картине показана глупость и несправедливость жизни, которую видел художник. Но разве есть в этом что-то благородное? Скрывать своё слово на первый взгляд под тонну бессмыслицы. Сделать загадкой. Может это философия художника, которую он познал позднее, чем умение и любовь к живописи. Не люблю я распознавать спрятанную правду. Ведь правда сама по себе горда, и, скрывая её, ты делаешь её трусом и изгоем. Да и современных ценителей я не очень то симпатизирую. Слишком уж они мелочные, пустые и незначительные. Не многие видят глубину творчества. Большинство видит одну лишь красоту или в лучшем случае красоту глубины, но без её познания. Да хоть эта дама – говорит она хорошо, но её драгоценности не могут остаться без моего внимания. Все её руки покрыты ими и вряд ли она та, для кого мир искусства имеет глубину, а не просто красоту. Зачем было рисовать, если можно просто сказать? Однако ответ прост. Это всего лишь долгая переписка между интеллектуалами. Обычным крестьянам или работягам не дано было понять такое. Только тот, кто ищет такую глубину самовыражения, найдёт так надёжно спрятанную правду. И ещё одна важная деталь. Правда может нравиться не всем, или быть против их выгоды. Скажем против власти, а ведь властям это может очень не понравится, и, чтобы не быть раздавленным влияющими глупцами, иногда правда блуждала и под одеянием клоуна. Также имеет место и одиночество. Вряд ли великие люди былых времён могли, как сейчас, легко найти своих единомышленников, поэтому они, наверняка, молча в одиночестве чертили и созидали в неведении о них, и вероятно, что даже не находя себе подобных, у них не было достаточно оснований считать себя ненормальными. Тяжело было некоторым. Большинство умерло в нищете, но вряд ли это заботило их в первую очередь. Что-то я затянулся на этом. Я ведь по сути не люблю рисование и живопись, однако я смог понять их и даже нашёл общую черту между мной и ими — художниками. Но в моем времени всё по-другому. Я благодарен случаю, что мне посчастливилось родиться в этом времени, ведь сейчас мне не обязательно скрывать своей правды, боясь за свою безопасность. Конечно, тупые, человекоподобные дикари и до сих пор неизменно существуют на этой земле, но теперь настало время для звучной и громкой истины, ведь правда должна внедриться в нашу реальность, которая до сих пор в нём так нуждается. И не пожалею я собственного роста и не побоюсь своего голоса, когда её тень покроет и мой рост. Моя мудрость, моя правда и истина. Она ведь должна пойти выше. Дальше, чем мы сами, достойна она устроиться. И готов я ради этой цели снять всякие оковы с рук моих, только вот, одна из них, что пригвоздила меня к земле, та, что властвует над всякой моей храбростью и волею, сделана из несокрушимого титана. ''Она''…

Письмена

   Гремит компьютер в углу комнаты полной жары. Сам по себе он тихоня, но в этой безжизненной тишине он звучит раздражительно громко. Мелодия, которую я поставил, уже закончилась, как и все ужасные переживания, что она дала мне. Я выключил компьютер. В комнате стоит ужасно тяжёлый воздух, а если открыть окно, комары тут же влезут и покусают тебя до смерти. Хм, в плену у комаров. Смешно даже…
   Я ошибся на счёт художников, говоря, что это письмо для интеллектуалов или просто для людей умных и наблюдательных. Ведь это всего-навсего немой крик. Они хотели хоть как-то высказаться обо всей этой несправедливости, сидя одни, как я сейчас, внутри четырёх стен, в раздумьях о жизни. Немой крик…
   Может это жара? Может это она приковала меня сейчас к постели и не позволяет сдвинуться? Или может это моё безумие, празднует свой звёздный час? Да, подходящее время, и подходящее место для этого. Для безумия. Я познавал мир всю жизнь, но теперь, кажется, меня это не спасёт и может даже и погубит. Моё ''Само'' теперь полностью взяло надо мною вверх, и теперь я ясно вижу те картины будущего, которые она предлагает мне. В конце, конечно, стоит единственный, истинный, великий бог. Его зовут все Смерть. Сделало его богом лишь наше нежелание умирать, но сейчас мне всё равно. Чёрт, да я и прямо сейчас могу сделать несколько шагов до кухни и воткнуть себе нож в сердце. Да, я могу это сделать. Да, это нужно сделать. Моё ''Само'' ликует от моей храбрости, а мой разум задаёт мне вопрос ''А что же будет дальше?'' Я понимаю, что может матери и ещё нескольким близким будет больно, или обидно, но это уже не важно. Важно моё решение и оно не должно меняться из-за других, что за решение это не было бы. Они все, взрослые, а точнее старые люди, не познавшие ни дуновения жизни, ни смерти, скажут, что я сдался, или у меня была какая-нибудь психическая болезнь или же депрессия. Они посчитают меня трусом, а друзья, возможно и предателем, но… К этому времени меня уже не будет. Я закончу свой путь по своему желанию и навсегда заточусь в бездонную пропасть прошлого. Но моё безумие не лишено ума, и перед тем, как двинуться к моей возвышенной судьбе, которую хочу выбрать, я сначала должен всё обдумать…
   Смерти жаждет моё подсознание, а мой разум, как всегда, спокоен и расчётлив. Я не боюсь и мне не страшно. Я спокоен. Теряя свою цель, мне больше нечего здесь делать, и я без какого-либо испуга могу и готов принять ничто и стать ничем. Высшую цель. Единственную, истинную, верную, которой у меня больше нет…
   Я сел. Всё слишком серьёзно. Потерял я цель? Но так ли это? Да, без сомнений моё ''Само'' уверенно хочет нашей гибели, но ведь у моей цели была и обратная сторона - кое-кто ещё. Она не только моя. Эта цель и эта мечта принадлежат не только мне, подобно моему первому творению.  Моё ''Само'' ведь стоит в ответе лишь за моё тело и подсознание. Оно честное и не обманет ради гроба, нет! Но ведь я не осведомлён о другом, о ''ней''. Нет! Моё слепое ''Само'' не знает ничего о ней, как и она сама, и поэтому пока она жива, мне рано умирать. Надежда умирает последней, но надежда слишком мелка, чтобы быть решительной, так что это не одна лишь надежда, это ещё и вероятность… Да, ведь моё ''Само'' всегда было слишком доверчивым и наивным. Оно просто не понимает моих слов, и возможно, что оно всего лишь зеркало моей доверчивости. И ещё, я знаю что она разделена со своим подсознанием - с тем, что я называю ''Само''. Я знаю, что она не понимает его так, как я понимаю своё. Слишком многие не понимают его. Для этого надо откинуть все плотские желания и всякую зависть. И если это будет так, то твоё ''Само'' возможно и предстанет перед тобой во всём своём росте. Но голос его будет дик, а шёпот будет звучать громче всех твоих криков. Оно не знает слов и не училось буквам. Оно не училось языкам и даже не было никогда во всей вечности воспитано кем-то. Оно твоё честное. Оно твоё светлое. Ведь что честно, то не может быть худым. И даже смерть, что хочет оно, лишь милосердие для тела и разума моего. Виновен в этом я, что сам солгал ему и себе, сам откинулся от всех надежд и вероятностей. Ведь я, как всегда, слишком доверчив ко всему. Своё ''Само'' я должен теперь переубедить. А вот ''её'' подсознание… Боюсь теперь она лишь осталась на бумаге старых писем, что когда-то они писали мне вместе. Но она потеряла всякую честность перед самим собой. Письма! Верно ведь, письма!
   Я быстро вскакиваю к своему шкафчику и открываю самую нижнюю полку. Из её дальнего угла, под книгами и старыми тетрадями я достою штук восемьдесят писем. Они все адресованные мне, в военную часть. Она писала мне, когда я служил в армии. И я ей писал, ничуть не меньше. А перед тем моим несчастным утром, она нежданно пришла ко мне. Можно ли было это назвать прощанием? Вряд ли. Она пришла лишь за письмами, она пришла за своим прошлым. Я знал, что всех восьмидесяти ожидает одно лишь испепеление, но я всё же отдал их ей. Своё прошлое. Кажется, она забрала и то светлое будущее, что у нас могло бы быть….
   Я открыл первое по дате отправления письмо. Я уже перечитывал каждую из них не менее трёх раз, но также долгое время запрещал себе и думать о них. Я удерживал себя от прочтения их снова, ведь там всего лишь прошлое, что имеет с настоящим мало чего общего. И в конце концов, сам отправитель уже не тот, что прежде...
   Однако в письмах было столько любви, а во мне её загоралось от них ещё больше. Я вдыхал строку за строкой и думал о том, когда же моё сегодняшнее волнение дойдёт до своего предела. Это случилось, когда я дошёл до строчки, написанной с юмором. Я засмеялся, так, как не смеялся уже наверно долгое время. И вот тогда и, наконец, вылились мои слезы, которые так и напрашивались наружу весь день, с того момента как я начал думать о ней и вспоминать наше прошлое.  Когда я открывал следующее письмо, я уже начал чувствовать себя намного лучше и с каждой секундой ещё больше. Радость и тень счастья снова покрыли меня, и я опять ощутил душевный покой. Я вновь ощутил в себе жизнь….
   Я слышал эту мелодию и раньше, но сегодня днём, когда я снова её включил, она прозвучала особенно властвующее и даже более грозной. Стоило мне на компьютере включить её, она сразу же заполонила моё тело и разум. Она проникла даже в моё ''Само''. Двадцать пятая симфония Вольфганга Амадея Моцарта. Она начала звучать у меня в голове. Кружилась там и пыталась показать мне что-то.  Она сказала мне ''Закрой свои глаза'' и я закрыл их. И тогда она сказала свою вторую и последнюю фразу, но так, что только от его произношения по моему телу прошли мурашки. ''Представь свой самый страшный сон'' сказала она мне. И я увидел её, в объятиях ''его''. Злость вместе с тошнотой присоединились к судорогу, что был уже. Они вместе начали разрушать мой разум изнутри. Я пытался перестать их видеть, но мелодия заставляла меня снова и снова смотреть на них и даже усилить мой взор. Всмотреться в каждую деталь, в каждое их движение, сколь бы боли оно не причиняло мне.  Она пыталась сказать мне ''Вот твоя правда. Вот истина, которую ты превозносишь. Так прими же её. Прими же истину, если ты так честен перед собственным разумом и тем, что называют духом. Прими же её!'' Так сказал голос в моей голове – не Моцарт, не ''Само'', а я…
   Я положил письма обратно в шкаф. Письма, которые я не хотел читать, чтобы не забыться в них. Но и те, которые не дадут мне в такие моменты утонуть во вселенской отчаянии моего сердца. Письма, которые были написаны с такой искренностью, но которые она так яростно хотела уничтожить. Жаль что эти - всего лишь копии. Копии, о которых знаю один лишь я… Я всегда знал, что этот день придёт.

Громче

''Тому, кто уже познал достаточно мудрости, не имея в начале демона под названием ''деньги'' или ''сила'', можно доверить уже всякое богатство, ведь тот, кто понял истинную ценность жизни, никакие алмазы уже помимо его кармана не коснутся сердца…''

   Второе собеседование было таким же гнусным, и я уже думал, что не видать мне этой работы, однако через несколько дней они позвонили мне и дали ту должность, о которой шла речь с самого начала. Вероятно, они хотели продать эту вакансию, как можно дороже. Думали, что я заплачу им за такую хорошую должность. Однако что бы там не было. Не имея высшего образования, я всё-таки устроился на удобнейшей для меня работе. Так же отбросив все мысли и даже совесть, я уже на второй день имел неплохой доход, хотя и без везения не обошлось. Теперь мои карманы больше не будут пустовать, однако это никак не делает меня счастливым или умиротворённым. Ведь есть и такие цели, для которых деньги не имеют значения. Цели, которые несут в себе благородие или может красоту. Красоту такую, которую не купит ни одна женщина, ни в одном магазине и ни за какие деньги своего мужа…

''Да, я не спорю, вы знаете много мудрости – вы начитаны и громко говорите, но я никак не вижу, чтобы кто-то из вас беспрекословно следовал той мудрости, о которой говорил…''

   Может, когда я показывал бы им свои скрижали мудрости, они начали бы царапать их своими гнилыми ногтями? В своих учебных заведениях они бы заставили меня бросать всё то, что не удавалось им, и в итоге я стал бы никем, как и они. Кричащим никем. Моя мудрость любит высказываться шёпотом. Она говорит, как можно тихо, чтобы её тон не возвысил и не отдёрнул её от земли, на которой она стоит. Она говорит тихо, но со словами, которые покоряют гром и решительно стоят против ветра. Потому что важны одни слова, а не то, как нужно их говорить. Таких примеров очень много вокруг. Да хоть и этот водитель такси, который под конец очередного рабочего дня везёт меня домой и из-за которого мне вспомнилось всё это. Видно, что он образован, он говорит с шармом и выбирает умные, интеллигентные слова. Однако стоит спросить таких, как он ''Какой в этом толк, если ты был неудачником по жизни, а теперь работаешь на низкорейтинговой и малооплачиваемой работе?'' Какой толк в ваших красивых словах, когда слова ваши лишены того смысла, которого заслуживают?  Знавал я одного философа, как он себя любил называть. Разглагольствовал, как черт, а морали было ни капельки. Если человек закончил факультет по философии, то это не делает его ещё философом. И если он хочет быть философом, то он наверняка навсегда и останется им, а его ''Философия'', тьфу, так и останется парить над землёю, не соприкасаясь с ней. Тогда, он либо сам начнёт похохатывать и потешаться над своим ''учением'', сидя в каком-то баре для неудачников, запивая свою совесть перед самим собой, или же просто забудет про неё в погоне за деньгами и карьерой. Что есть у таких в своих карманах ума? Всего лишь слова, много слов. И говорить они могут красиво, аж, хлопать хочется. Но что есть слова, которые сами не в состоянии звучать громко?
   Я помню тот день, когда мне сообщили, что я не поступил в университет. Я думал, что через пару минут, когда я осознаю всё, мне станет паршиво, но всё случилось совсем наоборот. Выходя, я подшучивал охраннику, который был у входа, говоря ''Откройте дверь, не имеет смысла задерживать меня здесь, ведь я не поступил''. Подшучивал, чтобы продлить момент неосознанности своего положения. Но когда я уже удалялся прочь от зданий института, мне вдруг стало легко и спокойно. Мне показалось, как будто что-то очень плохое миновало меня. Я понял, что меня не заковали в цепи их стен, и я не должен был в течение долгих лет учиться по их желанию и только тому, что они знают или думают, что знают. Я чувствовал свободу, и что моя жизнь опять в моих руках. И теперь, когда я вспоминаю тот день, то благодарю случаю за то, что оставило оно меня дышать свежим свободным воздухом. Не закрыли они меня в темнице среди тусклых свеч, старого или слишком молодого маразма и глупости, скрывающейся в их стенах под словом ''Философия''. Всё что они могли бы дать мне, я могу забрать и сам: так я даже избегу и от лишнего их.
   Я никак не хочу, чтобы мои слова были всего лишь философией. Чему нужна она, если отделить её от всего мира? Моя мудрость хочет не этого. Она хочет возвыситься и стать для всех даром. Но после она хочет, чтоб дар этот оказался у всех, и дар его стал обыденностью. Чтобы в нём не было тогда ничего удивительного и нового. Оно хочет, чтобы человек прошёл по голове её. Вот, чего не боится учение моё и мудрость моя. Нету места в нём тщеславию и особенно обману. Не боится погибать она, когда придут на замену лучшие мысли. Она сама хочет быть опорой для лучших мыслей, чем она. Ведь она хочет не возвыситься, а возвысить. Возвысить хочет она, и стянуть человека на лучшие поля. Туда, где веет более спокойный, холодный ветер. И ради этого она не пожалеет и спины своей…

Talarium1

''Скажи мне дитя, ищешь ли ты правду?''   

   Я никогда не ходил на балеты и даже особо не интересовался ими. Однако мы пришли сегодня сюда. Я и мой младший брат, которому всего одиннадцать. Пришли, потому что нашей бабушке подарили пару билетов, но сама она не смогла прийти. Я не был против, пойти с братом в место неё, хоть и был почти уверен, что нас ожидает нудное представление. А поскольку брат опоздал, мы зашли только тогда, когда уже увертюра2 давно закончилась.
   Я не особо люблю танцы, но мне очень понравилась музыка, и, если бы только всё это было в какой-нибудь другой день... Ведь эта восхитительная музыка, которой я бы с радостью насладился и дал бы себя унести в великое и далёкое, сейчас лишь прокармливает мою возвышенную злость. Да, злость. Ведь перед представлением, пока я ждал брата, случайно наткнулся на целый родник моей злости. Я нашёл ''его''. Того ублюдка, того грёбаного певца, который и сейчас сидит недалеко от входа в театр и, сам того не понимая, усмехается надо мной
   1 Talarium –слово на латыни. Переводится как ''Балет''
   2 Увертюра – Музыкальное вступление в начале спектакля
 своим явлением и существованием. Если бы не брат, я так и остался бы там снаружи, сидел бы неподалёку и всматривался бы в его мерзкую рожу. Но сейчас я здесь, а он сидит там со своими друзьями, прислонившись к какой-то девице, курит, а лицо его всё так же отражает непонятное мне настроение…
   Спектакль начинается. Герой спектакля сидит на стуле и грациозно вертит руками, потом тащит стул в дальний угол сцены. После этого появляется ещё один парень, который подходит к первому, снимает пиджак и пожимает ему руку. Он просто молча курил, а медленная струя дыма, что он испускал, гадко играла на моих нервах. Танцор, что был с самого начала, видит перед собою сцену геноцида – кажется, он вспоминает всё это. Это мучает его, и он отвергает молодую девушку, которая пытается ему помочь. Он, кажется, обезумел, и к нему присоединяются и другие безумцы... Быть может, он грустил, но надеюсь, что нет, ведь грусть слишком высокое чувство для него. Для такого, как он. Ведь грусть одна из тех чувств, которые я всегда уважал и чтил. Так пусть же ему просто будет скучно. Пусть он сдохнет от скуки… Безумцы бездвижно лежали на сцене, а рядом с ними кружились несколько других танцоров… Эти золотые часы, эти кольца и эта золотая цепь – я всегда презирал таких разукрашенных, а теперь… Моё сердце кричало мне '' Подойди и врежь! Убей его!''… Безумец лежит снова один, жадно и с усталостью вздыхая воздух. На сцене появляется снова та девушка. Мне показалось, что она иностранка. Она танцует, осторожно держась от него подальше, но через некоторое время подходит и начинает ласкать его. Тот посмотрел на неё и снова закрыл глаза. Она отошла и начала медленно танцевать на одной ноге. Кружилась и кружилась. Она изображала горе и дважды перешла по лежащему герою. Но на второй раз тот резко схватил её ногу, но она освободив её, ушла прочь…
   Засеяло солнце… Безумец – герой пьесы – подошёл к источнику света, но тот, угас. Однако безумец уже встал, и стоял он на ногах достаточно крепко. Он не мог снова упасть. Он танцевал счастливый танец. Кажется, его приступ прошёл. К нему присоединились и другие… Этот никчёмный, ненужный, пустой и… Они плясали как будто на пире, и пир этот длился не одну минуту. Но когда он остался один, то увидел одинокую девушку, сидевшую на краю сцены с грустным видом, обхватившую свои колени. Он подошёл к ней и изобразил сострадание. Но та молчала, и герой уселся за её спиною. Спиною к её спине. Они руками дотронулись друг друга, а после он обнял её и оторвал от земли. Он опустил её, и они держались за руки. Это был парный танец. Они кружились, держась друг за друга…
   Всё это, конечно, неплохо, и этот парный танец тоже прекрасен, но я с нетерпением всё жду, когда же он закончится чтобы выйти. Я нервно жду и мысленно уже бегу по коридорам, к выходу. Но тут почему-то знакомая музыка начала вливаться мне в душу, и мне на секунду даже стало всё равно, что тот ублюдок сидит у входа и дожидается, когда  я, наконец, пущу ему кровь… Девушка начала плакать, а парень согнуто кружился вокруг неё. Он преклонил свои колени перед ней, а она обняла его голову и прижала к груди.  Занавес, антракт. Я беру брата, и мы спешно выходим из зала.
   Я уверенно шёл к выходу, таща за собой брата, но тут он остановился и попросился в туалет. Из оперы мне было не выйти. Пока он вернулся, антракт закончился, и мы снова вернулись в зал, на своё высокое место, на левой стороне балкона…

   Тьма. Герой стоит один. Начался заглушенный хор без музыки. Появилась тень худой, очень молодой девушки. Она танцевала под такой же тонкой, как и она, музыке скрипки. Тут я, наконец, узнаю музыку. Да, я ведь узнаю её везде. Это же Комитас. Великий армянский композитор прошлого века. А перед этим была музыка Иоганна Себастьяна Баха. Она была изменена, поэтому наверно я не смог её узнать сразу. На сцену вышла девушка. Мне показалось, что она одета в красное, но через секунду, когда она вышла на свет, я ясно увидел, что платье мрачно зелёное. Герой стоял в тени, и видны были одни лишь его ноги и сверкающие глаза… Пожалуйста, заканчивайте. Но что же мне делать с братом? Не бросить же его, хоть он и достаточно самостоятелен, чтобы одному пойти домой. Нет. Этот ублюдок не заслуживает этого. Он не стоит того, чтобы из-за него я оставлял своего брата…. Кровавая сцена. Девушки бежали в страхе со всех ног. За ними гнались. Толпы людей  шли под градом пуль. Одни тащили трупы других, пока и сами не становились мертвецами. Их заковывали кандалами, а они пытались освободиться. Обессиленных людей, которые непрестанно шагали в никуда, терзал голод, и они умирали, держась за свои животы. Они проложили за собою море жестокой и бессмысленной смерти.  Но тут, среди тел, появилась высокая дама, в белом платье, с собранными волосами. Она стала ходить среди трупов. Она не изображала собою горе или же ужас. Но она возвела руки к небу и как будто промолвила Богу ''За что?''. Не получив ответа, её одеяние перекрасилось в ало красное – в цвет жестокости и крови. Она уложилась рядом с остальными трупами, и движения её прекратились. Жертвенная душа девицы осталась при ней, но все остальные души поднялись и ушли со сцены мёртвыми, медленными шагами. Толпа людей заметила её, и само Солнце, заметив её, осветило своим светом, одарив её одеяние белоснежным цветом. Толпа ушла с этой белой феей на руках, а безумец… Безумец, который был всё это время неподалёку и наблюдал за всем происходящим, остался один и вернулся вскоре к своему стулу. Он уселся на своём старом стуле и зазвучала грустная и медленная мелодия пианино. Эта музыка сама подсказала мне своё название. Я уверен, она называется ''Старость''. Герой снова одинок, герой страдает. У него есть свой дом и комфорт, но он мучается в своих четырёх стенах. Его мучают воспоминания. Он таскает свой стул по всем комнатам, но нигде не находит ему места. Он швырнул его в сторону, и его поглотило забвение. Он ушёл от реальности. Сам я сидел недалеко, поэтому слышал его тяжёлое дыхание, которое он, лёжа на спине, пытался восстановить. На сцену вышла снова та девушка – иностранка. Она грустила. Главный герой попытался обнять её, но она оттолкнула его, а он оттолкнул её в свою очередь и отошёл в край сцены. Девушка долго смотрела на него, а потом подошла, подняла его разбитый стул и потащила в центр сцены. После с трудом тащит и самого героя и усаживает его на его же стул. Герой был неподвижен. Он перестал видеть её, и та, угнетённая своей бесполезностью, ушла от него прочь, со сцены и с его жизни… Стул не удержал безумца, точнее он сам не смог удержаться и повалился на пол. Свет значительно погас, и видны были лишь две тени, которые кружились вокруг стула и, когда свет резко прибавили, на стуле стоял безумец и, выпрямившись, смотрел куда-то вдаль. Он начал окутывать свою шею чем-то и через пару секунд пнул свой разбитый и потёртый временем старый стул. Его ноги повисли в воздухе, а вскоре прекратились и все его конвульсии… Занавес.
 
   Мы опять-же, торопясь, вышли из зала, но перед этим я с благодарностью в глазах, на прощание, посмотрел на актёрский состав, который к тому времени вышел на сцену и кланялся аплодирующим им зрителям. Я снова устремился к выходу, но мой брат снова всё испортил тем же требованием. Я разозлился, но не стал перечить ему. Ведь мелкие всегда такие: могут раз в пять минут бежать в уборную. Пока я ждал его, я впервые взглянул на билеты, отданные нам бабушкой. Я смотрел на них и раньше, но лишь для того, чтобы узнать где наши места. Теперь же мне была интересна информация о спектакле. Зазвонил телефон, и я, посмотрев на экран, выключил его. Звонила любовница. Я всё время ловлю себя на мысли, что перед тем, как позвать кого-либо из них, в моей голове звучит сначала ''её'' имя. Можно назвать это жестокой шуткой моего разума или просто его высшим желанием. Но каждый раз я удерживаю себя, подправляю и только потом раскрываю рот, с намерением назвать уже правильное имя. Но больше всего я хочу без всякого раздумья или благоразумия назвать, хотя бы один раз её имя, сказать и лишиться одной груды мяса, ради одного мимолётного мгновения, в котором мне покажется, что это именно она лежит рядом со мной и целует мои губы. Похожее заблуждение наполняет меня и тогда, когда я не смотрю на них, но чувствую их прикосновение. Но иногда я вовсе не могу почувствовать их прикосновения, якобы они лишь груда пустого мяса, лишённые жизни. А после всех этих ''пошлых'' интриг я ненавижу и их и себя…
   ''Аршил Горки''. Пьеса называлась ''Аршил Горки''. В честь армянского художника сюрреалиста, избежавшего смерти во времена массовой резни армянского народа. Так же, как и Комитас, и ещё около двух миллионов других армян в начале прошлого века. Аршил жил в Америке, но когда ему исполнилось 44 года, он повесился. Говорили, что он уже не мог рисовать, что семья, которой он обзавёлся там, его бросила, и, что он был смертельно болен. Теперь пьеса стала куда яснее…
   Он уже ушёл. Его компашка всё ещё тут, но его самого я не вижу. Вдруг вопрос брата бросает меня в замешательство и в ужас. Он спросил ''Ты идёшь со мной?'', а я тупо посмотрел на него и даже не мог проглотить слюну. Я не хотел уходить,  ведь он мог и вернуться. Я боялся уходить. Но к счастью, и те, кто остались, тоже начали уходить, но вместо того чтобы пойти домой, я повёл брата в закусочную.
   Мы стояли в очереди у стенда с едой, и меня начало трясти. Я хотел убить его. Настолько, насколько не хотел никогда и никого. До сей поры у меня бывали в жизни лишь краткие ощущения ненависти к кому-либо, и они быстро улетучивались. А когда я всерьёз занялся познанием человеческой натуры, то негативные чувства все разом ушли из моей головы. Однако он, он, что так близок мне. Он, что рушит колонны моей утопии. Как же я могу не возненавидеть его? Однако всё это, всё равно неверно, будь он кем угодно. Он крадёт моё счастье, крадёт бессмысленно, ведь оно только моё. Моё ''Само'' искренно мечтает остановить его дыхание смертельной хваткой в моих руках. И хоть он и не виновен ни в чём… Зачитайте мой единственный грех на небе…

Несправедливость восторжествовала

''Любой, кто пытается унизить тебя, уже является человеком ниже, чем ты… ''

   У столика, в клубе ''Миссисипи'', мы остались одни, пока все остальные пошли себе что-то заказывать. Мой друг пригласил меня на концерт. Один из тех немногих, кого бы я хотел назвать близким. Того, кто мог бы заслужить такое доверие. Того, кто мог бы с этим справиться. Я бы хотел высказать ему всё, но поделился лишь с небольшой частью своей больной мудрости. Да, больной! Ведь все эти слова звучат теперь из уст больного, хотя они и по-прежнему верны. Вряд ли я когда-нибудь смогу рассказать о ней миру. Ведь моё ''Само'' постоянно находит новые пути с целью обездвижить меня. Я уже давно не в гармонии с ним. A всё потому, что нашлась истина, которую я не в состояние принять. Поэтому теперь, я играю сам с собою в выживание, излечивая последствия болезни, но не саму болезнь…

''Зверь ли ты?''

    Концертище. Народу не мало, но по большей части это компания друзей. ''Его'' друзей. Халява ведь, и плевать на качество. Ему хочется славы, и не важно даже как. Я понятия и не имел, что он будет сегодня выступать. Одно лишь только это слово ''Слава'' звучит у него в голове. Оно написано у него на лбу. Такие как он – певцы или актёры, которые сами и сценаристы, и продюсеры своих проектов, очень часто обожествляют на сцене самих себя. Это ужасно, однако это явление распространённое и обычное. Искусство в руках таких мерзавцев ходит в жертвах. Мне жаль, что они созидают для удовлетворения своего порока и желаний, и жаль, что некоторым людям, особенно девушкам, это ужасно нравится. Ведь они так и тают от такого. От сцен, величия, славы, подиумов, камер… Всё это просто мимолётный блеск и шик, которого они жаждут. Также и этот, ублюдок: написал пару песен и уже хочет признания и славы. Он мечтает оказаться в телевизионном ящике, однако единственный ящик, которого он достоин, будет деревянный. Черт, как же я ненавижу его. И как мне противно, когда он так низок. Ненависть; одна из тех негативных чувств, от которых я отказался давным-давно, но этот подонок заставил меня ощутить её вновь. Одно сказать могу я точно, его цель для него не первостепенна. У него вряд ли что-нибудь получится, ведь он больше празднует, чем трудится. Помню тот день, когда услышал, что он ищет себе спонсора. А когда узнал, сколько отказов он получал… Грех смеяться над неудачами других, однако смеялся я как чёрт, как дьявол, как само зло. Да, я зло! По отношению к нему я такой, каких презирал всю свою жизнь. Уж слишком близко он подошёл туда, где я могу потерять всякую объективность и даже рассудок…
   После концерта, когда все уже расходились, мы с друзьями остались. Кажется, один лишь я чертовски устал. Мне хотелось бы сейчас быть в своей постели. Или же в любом удобном месте, где можно было бы ничего не делать. Однако было тут то, что могло лишить меня всякой дремоты, а также покоя…
   Я увидел ''его'' не сразу. Однако у меня не было конкретной цели, что не очень-то хорошо. Он не ушёл домой после выступления, а сидел у бара и пускал дым сигареты изо рта. Пустой дым из пустого, в пустое пространство. Он был так жалок в моих глазах. Так низок по моей шкале низости, что я даже не мог бы определить точно. Я хочу, чтобы он был равен мне. Пусть будет хоть выше. Так будет хоть какая-то справедливость в выборе одного из нас. Однако он слишком жалок, и я не в состоянии так опуститься и так забросить свой разум. Ведь я ''врач'', а не клоун….
   Я подошёл к нему – к стойке бара.  Заказал себе что-то и, пока барменша готовила мой заказ, я не сводил пристального взгляда с его лица. Однозначно действовал я очень нагло, но вопрос в том: понял ли он это? Почувствовал ли он мой взгляд? И не поворачивал ли он ко мне свою голову нарочно? Однако, когда барменша принесла мой заказ, он внезапно встал и направился к выходу. Меня взбесила эта трусость. Напрочь забыв о своих, я, оставив деньги за выпивку, со спешкой вышел за ним. ''Куда же ты? Трус!''
   ''Не уйдёшь!'' Думаю я, идя за ним. Но какая у меня цель? Кажется, я начинаю думать всё меньше и меньше, и меня накрывают не очень-то хорошие чувства. Держа от него дистанцию, я ходил за ним около 10-и минут. Улицы становились всё пустыннее. Фонари всё реже, а свет их тусклее. У меня, как некстати, зазвонил телефон. Звонил один из друзей. Наверно из-за того, что я вышел, никому ничего не сказав. Но сейчас я не могу говорить…
   Наконец, я застаю его в одном не очень узком переулке, но, несмотря на это, я не останавливаюсь. Прислонившись к стене, он курит с удовлетворённым выражением лица, пока я иду к нему. Вид у него, как у смазливых парней из мира движущихся картинок. Множеству из женщин он показался бы сейчас восхитительным, и у них, в свою очередь, не было бы сомнений или желания в удостоверении подлинности его прекрасного лика. Ведь, как правило, они не принимают к сведению то, что чем больше красив ты снаружи, тем больше возможность, что внутри ты ублюдок и полная мразь. Это очень странно, ведь не женщинам ли лучше всех знать это?… Наверняка, он уже заметил или услышал меня. Да ещё и звонок, возможно, выдал меня раньше. Однако сейчас уже всё это не важно. Я перестал отчитываться себе с момента, когда увидел его, и поэтому мне было абсолютно всё равно, заметит он меня или нет, или же что будет дальше. С бурлящей, но даже с приятной наглостью я медленно шагаю к нему. Иду прямо на него, но так медленно, как только могу. Ведь он уже дожидается моего приближения, и я знаю, как это может быть напрягающе и раздражительно. Так пусть же поволнуется подольше. Он выпрямился и повернулся лицом ко мне. Ну и прилип же он к этой сигарете. Странно, что он до сих пор не закурил себя до смерти.
   Когда нас уже разделяло меньше двух метров, я с самым спокойным тоном, что есть на свете, спрашиваю
- Ты избегаешь меня?
Он ухмыльнулся, но тем временем и опустил голову на миг. Из его движений я понимаю, что будет дальше, и я тянусь в свой правый карман. И так, ты хочешь скрыть свою никчёмность. Но сможешь ли ты?
- Ты  же видел меня. Ты узнал меня! И ты знал, что я искал с тобой встречи, - голос мой почти шипел от нетерпения и волнения. Из-за безудержности я стиснул даже левый кулак.
- Чего ты хочешь?- Наконец, он заговорил с повышенным и неучтивым тоном,- Отстань от нас.
- Не тебе решать! У тебя нет права решать за двоих, и ты слишком мелок даже для одного, - говорю я ему.
   Он подходит всё ближе и ближе и, когда подходит достаточно близко, то хватает меня за воротник. Он на голову выше меня, но именно это ввело его в заблуждение об исходе этой встречи. Я вытаскиваю руку из кармана вместе с кое-чем ещё, и думаю ''Боже, спасибо тебе, что сам начинаешь то, чего так жажду я сам. Так предвкуси же теперь вкус моей искренней ненависти и сдохни…''. Его куртка и футболка, этот нож, который оказался в кармане сегодня случайно, это место и он. Сон, что я видел! Ведь желания иногда сбываются… Тогда я… Нет. Мой разум не хочет убивать его, но вот моё ''Само''… Я бросаю нож на землю. Ведь разве я нуждаюсь в нём? Разве я слабее, чем он? Прежде, чем нож коснулся земли, он уже почувствовал ярость моего кулака.  Но это только начало. Я ударяю ещё. А потом снова. Я потерял всякую человечность. Я бью его, как настоящий зверь, хищник, дикарь. Я монстр. Сейчас моя сущность – самый настоящий монстр. Ответный кулак подлетел к моему лицу, но он не мог остановить моё зверство. Может в этот момент он и пожалел, что у него такое худое и слабенькое тело, но уже было поздно. Ведь несправедливость, которую я вершу, сейчас восторжествовала…

   ''Кто-то может родиться в бедности, а кто-то будет иметь всё с рождения. Кто-то может быть здоров и силён, а кому-то не повезёт. Мир наш с вами устроен на случае, и не надо искать в нём никаких моралей справедливости.''

   Прошло несколько минут, пока я восстанавливал дыхание и приходил в себя. ''Блять, что же я натворил?''. Я сидел, прислонившись к стенке, и смотрел на его бездвижное тело. Ко мне возвращался рассудок, и я уже начал жалеть о содеянном. Но тут он внезапно повернулся на бок, и из его рта вылилось много крови. Он, наверное, задохнулся бы, если вовремя не пришёл бы в сознание. Убедившись, что жить он будет, я с трудом встаю и, оставляя его лежать на земле, удаляюсь прочь…
   От безудержных и безрассудных ударов моё правое плечо сильно болело. Так же, как и боковая часть живота, по которой он успел ударить пару раз. Мне было больно двигаться, но это та боль, которую я заслуживал. Ведь это было дикостью. В тот момент я перестал быть человеком. Нам обоим повезло, что ему не вздумалось подниматься, ведь тогда… Всё это было дикостью. То, что я презирал в других всю свою жизнь. Лишь бессмысленность и жестокость, ничего более. Ничего благородного. Я до сих пор не верю в то, что я всё-таки способен на такое. Я презираю себя и не важно, кто он, что сделал, или кто всё это начал. Я был настоящим зверем. Я это отчётливо помню. Но интересно было бы узнать, как бы я поступил, если бы мог вернуться на десять минут назад…

''Единственная мораль, которую я вам предложу, это быть человеком разумным, жить ради людского рода и стремиться стать лучше, в каком запое вы бы не оказались…''


Факел Мудрости

''И создал Бог человека, по подобию своему, а после создал ещё – женщину, чтобы ни один из них не смог превзойти его.''

   Ночь полная тумана. Я закрываю за собою дверь и ухожу вглубь мрачного и безжизненного леса. Мои ноги сами несут меня, и я даже не смотрю куда. Я этого никак не знаю. Или знаю? Да, знаю. Догадываюсь ведь. Куда же ещё? Я чувствую, как рассудок покидает меня, и моё тело также ослабевает. Осталось не долго. До обрыва осталось совсем немного, но я уже еле двигаюсь. Я почти что ползу на четвереньках. Я никогда не чувствовал себя таким слабым. Я больше не могу. Я усаживаюсь на холодную землю. В метре от обрыва. Я просто больше не могу. Из мрака леса на меня начали смотреть пара сверкающих глаз, и меня начал пронизывать страх. Что это такое? Это не зверь, а что-то пострашнее. Вокруг темно, но мне кажется, что всё его тело покрыто тенью. Оно решительно и быстро идёт в мою сторону, и я от страха просыпаюсь…

   Я был с друзьями, когда увидел её в 100 метрах от кафе, в котором мы сидели. Я не мог точно разглядеть, но мне показалось, что это ''она''. Точнее они. Я встал и, оставив свою компанию, зашагал к этой паре. Прошагав половину расстояния, я уверенно вздохнул и приободрился, потому что это были не они. Я радовался, что не увидел их вместе, и уже было хотел развернуться и пойти обратно, как вдруг она опять мне привиделась. В этот раз я увидел ''её'' на другой стороне улицы. С какой-то девушкой. Я уже хотел перейти к ней, как заметил ещё одну у кафе, где сидели мои друзья. Ещё одну я увидел ещё дальше, в противоположном направлении. ''Она'' была повсюду. Куда я не смотрел, мои глаза видели лишь её похожие черты. Что за…? Мягко говоря, это не хорошо.  Совсем не хорошо. Я опустил взгляд на землю и, не поднимая их, вернулся и тихо уселся на своё место в кафе…
   Когда мы закончили, я почувствовал сильную надобность пойти в клуб ''Миссисипи''. Хоть и было светло, и вряд ли там что-либо могло бы быть. Однако я пошёл в сторону клуба, даже не обдумав всё до конца…
   Я попрощался со всеми и направился туда, куда вёл меня инстинкт. Когда я остановился у перехода, рядом встала женщина в предельно коротком платье. Я посмотрел на неё и тут меня осенило. Я разгадал ещё одну тайну человеческой сути. Это даже не тайны, просто мы их до сих пор не знаем и одаряем их такими мистическими словами, как ''тайна''. Я записал свою мысль и сразу же о ней забыл, потому что меня волновало совсем другое. Я иду к ''ней''. По дороге я ушёл далеко с мыслями, но вдруг заметил, что начинаю дрожать. Я знаю, что это из-за ''неё'', но дело в том, что я вообще думал о другом. Подсознание, оно смиренно и верно думало о ''ней''. Если бы я мог заглянуть в неё. Если бы мой разум с подсознанием снова стали едины. Ах, как же я был бы велик и счастлив собою!
   Я шёл по противоположной улице клуба ''Миссисипи''. Я не намеревался туда входить. Мне не нравилось это место, и ещё я не хочу конфликтов, если мы случайно надорвёмся друг на друга. И даже если конфликта не будет, я всё равно не знаю, что мне делать тогда. Я усаживаюсь в кафе напротив и заказываю себе круасан. Сел я снаружи и из прозрачных дверей клуба отчётливо мог видеть стойку бара и большую часть клуба. Внутри не было почти никого, ведь было ещё светло. У бара стояла одна лишь официантка и говорила с барменшей. Я очень рад, что их там нет. Ведь я боюсь увидеть их вместе. От этого мне становится ещё хуже. Но увидеть её, я ужасно хотел и мне даже стало грустно, что этого не случилось. Но теперь я могу быть спокоен, хотя бы сегодня. Мне нужно всего лишь закончить свой круасан и уйти. Скоро, кажется, и дождь начнётся.
   Я не стал медлить и, не закончив есть, попросил принести счёт. Я расплатился и, положив последний кусок себе в рот, хотел встать, но еда застряла у меня в горле…
   Они шли по противоположной стороне улицы. Я забыл, как дышать. Я забыл, как думать. Я лишь смотрел на них. На ''неё''. Сколько я уже не видел её? Она кажется, улыбается. Она ведёт его. Они идут в клуб ''Миссисипи''. Как же мне хочется вскочить, перейти к ним и обнять её. Как же я люблю её…
   Они зашли в клуб. По большей части я пытался взять себя в руки и мало что успел разглядеть, даже в них самих. Я еле рассмотрел, во что она одета. Они поздоровались с официанткой и зашли вглубь клуба, где я их не мог видеть.
   Начинается дождь. И что, мне теперь просто уйти? Я так хотел войти туда, что моё воображение само оказалось там. Я видел, как они сидели вместе, и даже мой ''дух'', который якобы видел их, зарождался гневом.  Я смотрел на неё, и меня всё глубже поглощало в воображение, где я снова мог видеть её. Теперь, когда она так близка, как могу я отдалиться от неё? На плеере сменилась песня, и оно отвлекло меня от поглощающих рассуждений и мыслей. Он был всё это время включён? Я даже не заметил. Прозвучала одна из моих любимых песен. Припев песни был ''Come back my dream, into my arms''...
   Темнеет, а дождь всё усиливается. Я понимаю, что мне скоро придётся уйти. Я встал и подошёл к краю улицы. Я пристально посмотрел вглубь клуба и увидел, как она подходит к бару и что-то говорит барменше. Как же я люблю её!
   Похоже, дождь будет сильным. Гром сурово повелевает убраться всем, пока не поздно. Я начал подпевать себе под нос, и это снизило волнение. Как же я люблю её…
   Дождь уже переходит в ливень. Надо мною только небо, и я уже весь промок, хоть выжми. Оставшаяся часть благоразумия велит мне уходить. Благоразумие. Её бы сейчас не было, если бы я мог видеть ту, за которой сюда пришёл…
   Медленными и тяжёлыми шагами я покидаю улицу, и даже такой жуткий ливень не может унять мою тоску и мою ярость. С каждым шагом я всё больше жалею об этом уходе. Я чувствую себя самым нищим человеком на свете. Тем, у кого не осталось ни черта ценного. И как же чувствовать себя лучше, когда видишь, что твоя ''семья'', твоё ''счастье'' идёт по противоположной улице, не замечая тебя…

   Я зашёл в автобусную остановку и сел там. Теперь же я всем сердцем жажду вернутся туда. Я знаю, что это ничего не изменит. Да и что я буду там делать?
   Людей становится всё меньше, так же, как и машин. Дождь усиливается, но я сижу в остановке и никуда не хочу двинуться. ''Само, помоги! Хоть твоя цель и твоё желание - снизить до нуля моё существование. Но ты моя сущность, моё подсознание. И ты жаждешь мне смерти. Медленной, меланхоличной смерти, в одиночестве и в отчаянии. Однако бежать от тебя нету смысла. Ты моё искреннее желание. Моё высшее хотение. Моя мечта. Так делай, как считаешь нужным. Мне больше некому довериться''.
   Холод царствует над улицей, но мне уже плевать. Я уже не уйду отсюда. Я не хочу уходить. Моё ''Само'' - я овладею своим телом и разумом до его оснований и, упиваясь этой болью, счастливо довершу себя. Здесь, в этот дождливый день, в этой автобусной остановке, на этой скамейке, под этим навесом, я отдаюсь посмертно холоду, чтобы тот надёжно  закончил мой путь. Я закрываю глаза и ухожу в себя, пытаясь вспомнить дорогу, по которой я дошёл до всего этого…

   Не хотел я предстать перед ''ней'', пока не избавлюсь от всяких заблуждений и оков, но в это время, она, в свою очередь, избавилась от меня. Я познавал и строил свою высшую мудрость, я удачливо шёл к истине, и ничто не стояло у меня на пути, способное мне помешать. Мой путь стал прямым и ровным. Я видел себя и мир, что вокруг, насквозь, потому что в моём рассудке снимались по очереди все ограничители и комплексы. Я не лгал себе больше, а моё ''Само'' не хотело моей смерти и показывало мой верный путь. Путь, который освещало солнце, а я упивался этим светом. ''Она'', стояла на пьедестале моей цели, а за нею и весь мир, который был мне не менее важен. Всё это я делал лишь ради неё. Она была моим солнцем, моей целью и счастьем. Она единственное, что я когда-либо любил по-настоящему. Моё ''Само'' безвозмездно любило её, и, любя её, я любил и весь мир. Но теперь стою я в тени. Погас всякий свет, и утеряна всякая цель. Моё ''Само'' утратило свой блеск, а я пытаюсь снова дотянуться до света, но что-то сильное тянет меня вниз, и я тону в бесконечный мрак…

   Я сижу в метре от обрыва. Но я устал и больше не могу двигаться. Мне не хватает всего лишь метра, и тогда наступит мой конец. И я буду счастлив. Я буду завершён. Меня больше не станет. Всего лишь метр. Мне не хватает сил преодолеть его. Из-за деревьев на меня смотрят пару сверкающих глаз. Они подходят всё ближе, и я настораживаюсь. Вокруг темно, но его тело, кажется, само состоит из тени. Если этот зверь доберётся до меня, то мучения мои продлятся намного дольше. Мне нужно встать и сделать свой последний рывок. Проявить мужество в конце.
   Я еле встаю и тяжёлыми шагами иду свой последний метр. У края я смотрю вниз, но и там всё покрыто туманом, и я не знаю, что будет дальше. Наверняка ничего. Я поднимаю руки и хочу податься в свободный полёт, но тут что-то набрасывается на меня сзади и со всей грубостью бросает меня наземь, подальше от обрыва. ''Кто же ты? Чего ты хочешь?''
   Тень стояла передо-мной и смотрела на меня со сдержанным огнём в глазах. Его глаза показались мне полны сострадания, но его тело источало из себя гордость. Она преградила мне путь и ясно показывала, что мне не пройти. ''Кто же ты? Но я узнаю тебя. Да! Теперь я вижу''…

   Я, наверное, заснул… Я сидел всё там же, а мои конечности онемели от холода… Ко мне пришло озарение. Моё ''Само'' заразилось отчаянием, и мы вместе почти  погрузились во мрак, однако я позабыл, что перед тем, как у меня отняли всё, я всё же успел создать нечто воистину великое. Моё второе учение, то, что несло в себе любовь к человечеству. То, чем так же двигало любовь. Спасительная тень правосудия, вот что я видел во сне. То, что создал я, теперь показывая мне правду, перегородило мне дорогу к гибели. И если я продолжу так сидеть, если я сдамся, то канет в небытие и моё учение вместе со мной. Оно проиграет, вместе со мной. А это невозможно. В ней нету места отчаянию или поражению. В чувстве собственного неуважения к себе, я разрушу все свои колонны жизни одну за другой, а вскоре встречу позорную смерть. Струсив, я буду надеяться, что муки мои на миг прекратятся, и что жизнь покинет меня достаточно быстро и достаточно больно, и ещё с достаточной несправедливостью, чтобы я мог поворчать ещё немного напоследок. Но вот в чём проблема. Как я и сказал ''Моё учение не обожествляет смерть. Оно не исходит даже из моих личных побуждений, и моя важность в этом учении заключается лишь в том, что я всегда должен быть его самым первым послушником''. Оно ведь не может проиграть, а я в свою очередь, как её первый послушник, должен быть живым примером её правоты. Она не может сдаться. Я его первый послушник, и по мерке моего же учения я опущусь на самое низкое дно почёта и правоты. Я стану не правым, и хоть это и продлится не долго, однако я не могу этого допустить. Хоть и до последнего вдоха, хоть и перед последним врагом, и тем более, что перед последним, ты должен оставаться правым. Как можно вообще жить, не понимая всей морали жизни и правды? Как можно жить без правоты? Разве человеческая совесть и уважение к самому себе могут так отпасть, и мы сами можем ли быть такими слабыми, чтобы не смочь принять всего-навсего правду? Как можно снова и снова вдыхать жизнь в свои лёгкие, живя как крот, как раб, как трус и не искать правды жизни? Может, люди боятся друг друга? Они боятся быть одни, но все мы всегда и везде одни, и никто не может вселиться в нас и заполнить это одиночество. Они боятся не найти смысла в истине. Боятся, что в дали неверия и правды, они предстанут перед бессмысленностью и тупиком. Они боятся быть отвергнутыми, будучи слишком мудрым, но что для мудрого быть отвергнутым от глупцов? Он вознесёт свою мудрость на плечах своих, выше головы своей. Он поднимется на гору величия, но гора эта не будет держаться на славе. Она даже не будет опираться на землю. Так она будет величаво собою. И не глупых она будет скармливать желчью и тем временем возвышаться над ними. И хоть также взберётся на эту гору мало кто, но кто сумеет найти путь, тот будет достоин считаться мудрым и праведным...
   Я уже встал и иду, сам не понимая ещё куда. Дождь прекратился, а мой рассудок возвращается ко мне. Согнутая спина беспомощного снова выпрямляется. Я впервые за долгое время снова чувствую, как тверды и сильны мои ноги. Я снова чувствую в себе силы способные изменить всякое заблуждение. Моё учение, да. Оно достойно, чтобы выжить. Оно совершенно собою, ведь оно говорит только правду. Да, когда-нибудь оно принесёт в мир много света, но теперь свет должен нести я. Теперь я должен вылечиться, держась за то учение, которое посеял пока лишь в себе…
   Говорят ''Если любишь, отпусти''. В жизни не слышал ничего глупее. Да и что знают люди о любви? Они, что не видят даже смысл своего существования, когда он под их же носом. Они, что боятся меня и правды, что несу я. Сегодня, однако она понесла меня. Вернула в жизнь. Ведь не потеряна ещё моя цель. Смерть - это неприемлемое поражение. Я не хочу, чтобы жизнь вытекала из меня, не хочу остывать. Я не хочу умирать, ведь ещё не время. Если и умереть, то от огня собственного пламени. Я хочу пылать в своей любви до последней секунды моей жизни. И если и умирать, то только приняв бой. А если уж жить, то лишь ради добра тех, кто рядом. Всего, что рядом. Всего что есть. И пусть же человек будет богом, богом процветания во всём свете…
   Я достаю телефон, чтобы напечатать свою мысль. Заголовок ''Саморазрушение''. Я был совершенен в своей цели, это факт. А когда я потерял цель, моё ''Само'' приняло решение умирать, это такой же факт. Я не особенный, и значит эта угроза перед всяким, кто поднимается по этой трапе познания. ''Люди в нашем мире не склонны к самосовершенствованию. Любовь к своей расе не является для них мотивацией. Для них это не цель. Им надо показать не светлое, а свет в их же тьме''. Это значит, моя мудрость была неправильной. Да, она может признать это, ибо не боится она оказаться неверной. Ведь признав это, она сможет стать ещё лучше. ''Хвала всему, что закаляет''. ''Совершенство, счастье. Чувствовали вы это когда-либо? Можете ли принять их в себя?'' Сам я понял это слишком поздно. Лишь отделившись, я понял, что любил. Слишком поздно я осознал правду. Но в основе моего учения была и будет одна лишь любовь. И как иначе любить, если только не желать лучшего, вместо того чтобы потыкать тому, что любишь?
   Люди, пока что просто животные, и нет на свете бога, который смог бы обожествить их. Человек сам должен себя полюбить. ''Любящим хочу я слово сказать. Кто вы? Любите ли вы кого-то? Любите ли вы этот мир? Его будущее ведь - это будущее наших сыновей. А сыновей своих вы, наверняка, будете любить. Но не говорите мне, что вы хорошие родители своего дома. Разве будет он жить в вашей крепости, отрезанный от всего? Разве только у вас он будет познавать мораль?''  Как иначе любить, если не любить весь мир? И мы также должны зажечься этой любовью в нашей тьме, с опаской заразиться отчаянием. Да, только любовь! Сколько бы я не бродил в мире в поисках истины, в центре, где сходились все пути, я  всегда находил полноценную собою любовь. Она и была истинною. Благородною. Той, что отделит нас от зверя и разрушителя…
   Я должен вернуться и найти способ вылечить себя. Вылечить от ''Самоуничтожения''. Найти брешь в отчаянии. Ведь за счастье нужно бороться, но оно может быть далеко. И для этого нужны крепкие ноги. Как мог бы я быть завоевателем своего счастья, не имея сильных рук? Моя цель не изменилась. Я всё так же люблю её. И всё так же иду к ней.  Но мне не дойти, если не вылечиться сначала от отчаяния.  Ничто не должно меня останавливать. Хоть даже моя или её воля. Ведь на то она и любовь, что непреклонна перед человеческой глупостью. Если я не лжец и не предатель, то я должен понести её до самого конца. Должен биться за неё до последнего вздоха.  На то она и любовь. Она сама не сдастся. Может сдаться лишь человек. Да, моё верное учение строилось на любви к ней, и довериться ему не будет опрометчиво. Да, на то она и любовь, моя любовь. И неважно насколько далеко ''она'' убежит, да пусть хоть даже будет той, кто пронзит мне сердце в конце моего пути. Даже последним вздохом я попытаюсь отдать ей всё то хорошее, что мог бы я ей дать. И если мне выпадет шанс, хотел бы я ей сказать ''Моя жизнь, моя цель, моё счастье и солнце. Спасибо тебе. За непорочную мечту… Спасибо''