Жестокое милосердие

     Жили-были бомжи. Особо они никого не донимали, за исключением каких-нибудь редких случаев вроде драки или криков неадекватных жильцов. Тут поневоле вспоминался Высоцкий: «Ну, сумасшедший, что возьмёшь?» Ещё они топили самодельную печку какими-то невероятно вонючими «дровами», а поскольку в жилище, видимо, всегда было сыро и неуютно, то печка дымила почти всегда…

     Временами к их утлому домишке подъезжали фуры, и тогда обитатели сами, как могли, выгружали ящики с провизией и прочим добром, никому неведомым.  В зелёной лачужке наряду с людьми без определённого места жительства обитали многочисленные животные: кошки, собаки, подобранные птенцы. Вот от этих было много шума и неприятностей. Собаки лаяли в несколько мощных глоток, а кошки нахально гадили в чужие грядки.  От бомжей к соседям бежали крупные мерзкие крысы… По весне дачники обнаруживали на своих участках пустые бутылки и множество окурков…

    Собирал всю эту компанию некий Михаил, молодой человек, называющий себя соцработником, да к тому же верующим.  Правда, до своего обращения к Богу он был подвержен всем земным порокам: пил, курил и ругался так витиевато, что прежде никто и не слышал. Также говорили, что церковь каким-то образом  помогла ему избежать армии, а он помог ей: предоставил кров для нуждающихся, пусть и такой плохонький.  Однако, как бы там ни было, но проблемный Мишель вдруг ударился в веру и милосердие. На обыкновенном садовом участке на неполных 8 сотках он учредил приют. Кого там только не было! Водители автобусов, беженцы из плена, египтяне, киргизы, кубинец, душевно больные, беременные, даже женщины с малыми детьми.

     Когда этим необычным явлением заинтересовалось дачное правление, Мишель доказывал, что там живут его друзья. Но, как оказалось, он собирает бомжей, какое-то время даёт им перекантоваться у себя и потом, выправив им утерянные документы, отправляет на родину, если, конечно, она у них имелась.  Ну, а на нет и суда нет… Кто-то из постояльцев  попадал на печально известные кирпичные заводы и там исчезал без следа… Но в целом работать этот люд категорически не желал, поэтому многие возвращались в приют не раз и не два… И всё повторялось по кругу…

     В зелёном, побитом временем летнем домишке,  без всяких удобств одновременно пребывало человек 6-8.  Они жили круглый год, изумляя прохожих. Зимой из ржавой, собранной из кусков трубы, всё время валил чёрный дым, и это было похоже на пожар, а за покосившимся забором кипела жизнь! Они менялись: одни приходили, другие уходили, а заведующей всем этим нехитрым хозяйством была очень странная, неопределённого возраста особа женского пола с нечёсаными волосами.  За глаза её так и прозвали - Лохушка.

     Лохушка разводила живность. Она приносила со всех помоек вместе со старыми шмотками, коробками, досками и прочей рухлядью брошенных щенков, выращивала их и якобы бы куда-то пристраивала.  Потом, зная эту её особенность, стали подбрасывать щенят прямо ей в сад. Их прошло через Лохушкины руки несметное количество… При этом она давала им совершенно невероятные клички. Было очень смешно, когда она кричала какому-нибудь нашкодившему псу: «Байрон, на место!» или «Эсмеральда, фу!» Там были и Моцарт, и Сальери, и Тристан, и Изольда, и Доминго, и Паваротти, и даже Квазимодо… Наверное, такие же клички носили и кошки…
 
    Ещё у Лохушки была сильно развита нездоровая моторика: ей всё время необходимо было что-то красить, приколачивать, переделывать из старья.  На заднем дворе для своих нужд она настроила несколько убогих лачуг, укрыв их полиэтиленом. Непрекращающаяся стирка грязного белья превратила былой яблоневый сад в пейзаж из фильмов ужасов…  От количества вылитых под них химикатов яблони засохли и почернели, пугая в сумраке своими безобразными скелетами.

    Когда случился экономический кризис, приют сам собою прекратил существование.
 
    Перестали приходить фуры с едой, за неуплату отключили свет, еду готовили по старинке - на печке. Немного посидев со свечами, бомжи, видимо, нашли другое пристанище, утекли в более тёплые и уютные места.

    У чудной Лохушки неожиданно обнаружилось жильё в деревне на Урале, и однажды она уехала, прихватив с собой всех кошек.

    Мишель практически не наведывался в свою обитель, и судьба других животных волновала его мало.  А они выли и лаяли днями и ночами… На бесчисленные СМС-ки соседей горе-хозяин отписывался так: «Приеду-утоплю»,  «Бог поможет», «Бог терпел и вам велел». Но коронным было «На всё воля Божья»...

    От зверинца осталось всего два пса, один из которых, чёрный, в скором времени попал под машину, а другой, более сообразительный, жёлтый, остался, сторожа утлый домишко, в котором прожил со щенячества.  Он целыми днями лежал на дороге, высматривая знакомых и громко облаивая чужих. Все жалели этого бедного Моцарта и кормили, чем могли.  Он отвечал горячей любовью и преданностью.  Очень любил ласку и долгие прогулки. Ему был нужен хозяин! Он так мечтал ему служить!

     Мишель от общения с соседями и правлением категорически уклонялся, перестал отвечать на звонки, - видимо, и сказать-то ему было нечего.
 
    Пришла зима, дачники давно уехали в город.  Мало кто остался в посёлке. Однажды случилось то, что должно было случиться давно - чужие бомжи легко пробрались внутрь и ночью сожгли это утлое прибежище... И Моцарт вернулся на пепелище...

    Он мотался от дома к дому, кое-что перехватывал на помойке, потом ушёл в стаю и там отчаянно бился за своё место под неласковым подмосковным солнцем.
 
    Наконец настал час, когда жёлтый серьёзно пострадал от сотоварищей. В лютой схватке он едва не потерял глаз, ему разорвали ухо и сильно повредили заднюю лапу. Обессиленный, окровавленный и хромой, он с трудом приполз к солидному особняку, где по всему угадывалась жизнь. Но кто мог услышать его тихое поскуливание за высоким кирпичным забором?
 
   Однако через какое-то время загудели автоматические железные ворота, на столбах замигала сигнализация, и на улицу выехала огромная чёрная машина. Моцарт издал последний слабый вопль и затих, царапая когтями наст…

   Очнулся он в тёплой конуре, на хорошей чистой подстилке. Рядом с ним стояли две миски: с водой и неведомыми ему круглыми шариками. Приподняв голову, пёс начал жадно лакать воду, потом навалился на сухой корм, который ему сразу же понравился. Пока он хрустел, в его новое жилище всунулась острая чёрная мордочка и приветливо взвизгнула, лизнув его в нос. Моцарт обнюхал собачку и устало повалился набок.

   Потом подошёл  двуногий незнакомец, присел на корточки, смело просунул руку в будку и, почесав его за ухом, сказал:

  - Эээ, Рыжик, очухался? Ну, молодец, хороший пёс. Ты же почти помирал.  А мы отвезли тебя к ветеринару,  зашили, подлечили, ну всё, теперь жить будешь. А это Жулька, подружка тебе.  Вы уже, смотрю, познакомились…

   Моцарт два раза благодарно стукнул хвостом и задремал.

   Так началась его жизнь в другом месте.  Со временем новый хозяин узнал, где обитал пёс, но странные люди ответили ему, что понятия не имеют, да и не хотят ничего слышать о каком-то жившем здесь псе…

  - Тут вообще-то приют «Милосердие» был! – рявкнули на него из-за забора.

  - Это очень заметно, милосердные вы мои, - махнул рукой мужчина, нажал на педаль газа, и огромный джип резво взял с места в карьер. Рядом, на пассажирском месте гордо восседал Моцарт, глядя вдаль влажными карими глазами.

    Он был уверен, что дома его ждут тёплая будка, «Чаппи» в миске и весёлая подружка во дворе.
 
10 мая 2016 г.