Одно сердце на сто миллионов

Москва - сердце, регионы - аорты, питающие главный орган свежим кислородом, мозгами, мыслями, идеями. Столица неизбежно втягивает в свою орбиту самое лучшее, самое деятельное, талантливое, пробивное, что есть в провинции. И даже называя себя коренными, многие москвичи в подсознании порой ностальгируют по землям предков, а фамилии выдают их орловские, нижегородские, грузинские, украинские, армянские, башкирские корни...
КОГДА ОПУСТЕЛА ЗЕМЛЯ
Слово "Москва" зазвучало для меня в детстве рядом с именем "Анна Ивановна Маканина". Она была завучем начальных классов в уфимской школе № 85 и учила нас русскому языку и литературе. Педагог божьей милостью, человек с большой буквы, прекрасная женщина, жена и мать. Самым главным ее талантом был талант любви и доброты. Ее любви хватало на всех, и она умела быть счастливой. Особенно тянулись к ней дети, испытывающие острый дефицит любви и внимания. При мне рассказывала одна родительница: «Мой Вовка прибегает, такой радостный. Спрашиваю, пятерку, что ли, получил? Нет, говорит, меня сегодня Анна Ивановна обняла".
Выйдя на пенсию, Маканины пере¬ехали в Подмосковье, ближе к детям, внукам. Без Анны Ивановны мир опус¬тел. Еще желаннее стала для меня столица. Но так хотелось появиться перед ней на белом коне. Я представляла себе, как со студенческим билетом и ее любимой сиренью в руках бегу к ней, счастливая и гордая, как воплощение нашей общей мечты.
Эта встреча состоялась не скоро. Как одну из лучших студенток филологического факультета меня зачислили бойцом интернационального студенческого строительного отряда, выезжающего в Гер¬манию. Пересадка била в Москве, и я назначила встречу у Большого театра. Солнечным днем я бежала к театру, и на дальней скамейке увидела родной до боли профиль. Анна Ивановна и рядом с ней Семен Степанович... Какой долгой была разлука. Какие глупые зароки мы себе даем, лишая себя самого дорогого в жизни - общения с любимыми родными людьми. Мы смотрели друг на друга, сдерживая слезы, и чувствовали, что нет между нами ни расстояний, ни усталости, что мы прежние. И я могу погладить ее большую сильную руку, сказать ей ласковые слова и в ответ получу еще больше доброты и любви. Еще в те давние годы мы мечтали побывать с ней у памятника Пушкину, и эта мечта сбылась. Мы говорили обо всем. Все у них в жизни хорошо, сыновья любят, заботятся, внуки рядом. Я рассказала, что у их дома в Уфе тополя шелестят листвой по-прежнему, что наша скамейка, на которой мы часто говорили "за жизнь", сломана. Что новые жильцы застеклили балкон и не свисают вниз зеленые стебли цветов, и наша аллея от школы до ее дома такая же тенистая и помнит наши шаги и наши разговоры.
Время убегало незаметно. Мне пора было на Белорусский вокзал. В метро Анна Ивановна кашляла каким-то глубинным кашлем.
"Это сердце", - объяснила она. Мы вышли из подземки и не узнали солнечный день. Выход из станции закрыла мощная завеса дождя. Он низвергался с небес тяжелым серым потоком, мгновенно стерев все краски, кроме темно-серой. Семен Степанович вынул из сумки кофту и плащ для Анны Ивановны, она даже не знала, что он взял их с собой. Последние поцелуи, объятия. Поезд "Москва-Берлин" стоял под парами. Я оглянулась. Они возвращались в метро: впереди седой, сгорбленный, но еще бодрый Семен Степанович, за ним Анна Ивановна в зеленом болоньевом плаще с собранными на затылке густыми волосами. Меня пронзила боль, и показалось, что мы не увидимся очень долго.
Я ошиблась - мы не увиделись больше. И не увидимся уже ни¬когда. За две тысячи километров над могилой самого дорогого мне человека цветет сирень, и светлой печалью веет ныне от слова "Москва"...
ПОЭТЕССА ИЗ «ПОСТОЯЛОЙ КВАРТИРЫ*
Ты приезжаешь на Казанский вокзал столицы. Никто тебя не ждет и приткнуться тебе некуда. Небо серое, душа безрадостная. Ну что Москва? Какие-нибудь "Текстильщики", "Бабушкинскую", «Профсоюзную" не отличишь от любого другого городского района в необъятной Руси......
(продолжение на сайте автора ufafira.site)