В танкисты за шесть месяцев - 8

На каком основании грек, плохо говорящий по русски, попал в Советскую Армию, да ещё и в морскую пехоту, я не понимаю. В начу часть он прибыл из сухопутных войск, поскольку первые дни он ходил в зелёной форме.
Панайот был в нашей части "солнечным мальчиком". И даже тогда, когда в начале службы "бичом" старослужащие использовали его вместо мальчика для битья, он принимал всё это с юмором и классическая греческая радость жизни и жизнерадостное общение не покидали его абсолютно никогда. Поскольку Панайот был патологическим заикой, то "старики" из этого его недуга часто использовали его в своих развлечениях. А именно то, что у Панайота была и своеобразная фамилия Папуджиджи, а отчество у него было Панайотович, как и его имя. И когда кому то из "стариков" было скучно, то он ставил Панайота одного  посреди казармы, давал команду "смирно" и грозно рявкал: "Фио!". После чего Панайот должен был ответить:"Папуджиджи Панайот Панайотович!". Но его нарушение речи не позволяло это сделать и на всю казарму разносился тоненький голос Панайота: "Папаппупуджиджиджи Папапапанайоооот Папапапапанайооооооототототвич". Это вызывало у "стариков" много весёлых эмоций и иногда маленькому греку приходилось пару десятков раз декламировать своё "фио" посреди казармы.
За своё "фио" один из эстонских ребят раз чуть не получил хороших тумаков. На какой то комиссии, где каждому надо было назвать своё "фио", молодой человек назвал свою фамилию Пыдер. Похоже, что задавший вопрос абсолютно неверно понял фамилию, вскочил со своего места и набросился на парня с кулаками. Скорее всего он решил, что Пыдер это совсем не фамилия, а русское оскорбительное слово "пидор". Такое выражение использовали в Советской Армии к тому, кого хотели особенно оскорбить и унизить. После долгих обьяснений удалось ему разьяснить, что эстонец не называл его "пидором", а Пыдер и есть эстонская фамилия.
"Однако и имена у вас в Эстонии" удивлялись.

МАТРОС СЛЕПУХИН.

Матрос Слепухин был маленького роста, примерно метр шестьдесят, с сияющими глазами, которые с первого взгляда оставляли впечатление слабости, даже какой то нежности. Но когда он снимал форму то становилось ясно, что всё это относительно. В действительности Слепухин был мускулистым и жёстким солдатом, который особо не хотел показывать не перед кем свою натренированность. Сам он был из глубокой Сибири и это уже было видно по его внешности.
У него были светлые курчавые волосы и если бы он был немного выше ростом, то он великолепно бы подошёл на роль в кинофильме "Весна" Арво Круусимента. Слепухин считал себя русским, но по внешности и глубоко синим глазам его также можно было считать и за эстонца. Поэтому я и предполагал, что он больше относится к финно-угорской группе, чем к славянской.
Слепухин был трактористом в своей родной деревне и именно поэтому в морской пехоте он стал механиком-водителем танка. В морскую пехоту он попал ещё и из за того, что на гражданке занимался дзюдо. Так что как и в подготовке по специальности, так и по физическому развитию он был как бы создан для морской пехоты.
Когда мы познакомились на первых днях армейской службы он всем говорил, что он сам и его родители гордятся тем, что он попал служить в такую героическую воинскую часть. В дополнении ко всему Слепухин был настоящий патриот родины. Защита родины была его мечтой с самого детства. Служба в армии для него была большой честью и он был готов абсолютно всё делать во имя защиты родины, как он этом говорилось в присяге.
Слепухин ещё был верующим. На военной службе были единичные случаи, когда кто то был готов признаться в этом, но Слепухин и не думал ничего скрывать. Для него это была естественная часть его жизни. По своей вере он был баптист и принадлежность к баптистской церкви была давней и многолетней традицией в их семье. Слепухин с гордостью рассказывал, как его дедушка во время войны сутками работал на заводе, чтобы сделать для фронта как можно больше снарядов. Так работала вся его семья. Мужчины, женщины, дети. Его дедушка, как богобоязненный человек, не мог брать оружие в руки, даже против врага он не мог направить оружие, но для тех, кто это делал во имя родины, он был готов оказать любую поддержку. Также и Слепухин не хотел напрямую иметь дело с оружием и на этом основании он лучше всего подходил на роль механика-водителя, ведь за рычагами танка не надо было нажимать на курок. По своей вере,надёжности, уверенности и осторожности Слепухин, по моему мнению, был идеальным солдатом, на которого всегда можно было положиться.
Но "старики" считали по другому.
Издевательства над Слепухиным начались сразу, когда узнали, что он верующий. Для того, чтобы его сломать, были выдуманы самые противные задания и наказания. Чистка сортиров, обслуживание "стариков" и другие идиотские развлечения в которых его заставляли принимать участие, были ещё из всего достаточно мягкими.
Если случалось, что Слепухин опаздывал на построение и некоторые из "стариков" из за этого должны были немного дольше стоять в строю, то опоздавшего начинали тренировать. Десятки застиланий постели, десятки одеваний и раздеваний по утрам, во время обеда и вечером для него стали ежедневной рутиной.
Если случалось, что ремень у Слепухина был слишком ослаблен, то его били массивной медной бляхой с такой силой, что символ морской пехоты на бляхе, якорь, было отлично видно на его заднице. Если случалось, что Слепухин был плохо выбрит, то он должен был бриться на время, после чего его лицо было настолько поцарапано и окровавлено, как будто его исцарапал своими когтями больной бешенством кот.
Обычным делом было и то, что его просто так, ради смеха, були - то в живот, то по спине, то по шее. Слепухин всё переносил молча и с достоинством. Он не клялся, не злословил, не жаловался и никогда не упоминал о мести. Когда он очередной раз получал удар или должен был играть дурака для веселия "стариков", он произносил сквозь зубы: "В самом деле". Это было самое грубое выражение, которое он себе позволял сказать. Другие молодые солдаты с радостью хотели бы его защитить, но они были сами в таком же бесправном положении, как он и сам, и из этого ничего не выходило.
В конце концов "старики" поняли, что Слепухина так просто не сломаешь. Слепухин по утрам всегда был первый в строю, кровать застилал с точностью часовщика. Если он знал, что утром не успеет побриться, то тайком вставал ночью, прокрадывался в душевую и там брился. Так что за невритость никто не мог ему назначить наказание на утреннем построении. Танк, за который он отвечал,всегда был идеально чистый и в рабочем состоянии - так что и за невыполнение служебных обязанностей ему также никто не мог предьявить претензий. Тогда начался следующий этап "дедовщины", высший пилотаж: "старики" решили, что худой Слепухин слишком толстый и поэтому его надо освободить от питания. Когда рота приходила в столовую, то за столы первыми садились и ели "старики" всё, что им нравилось. И когда они вставали, то за стол садились молодые. Но и тут кто то из "стариков" оставался для контроля, чтобы Слепухин ни в коем случае не смог что либо взять со стола. Так прошло несколько дней. Друзья старались что нибудь вынести из столовой для Слепухина, но этого было мало и он ходил постоянно голодным. Как то раз, когда Слепухин был в наряде по столовой, он засунул себе в карман несколько кусков сухого хлеба, предназначенного для свинарника. Придя в казарму, он спрятал сухари под подушку, чтобы ночью спокойно их сьесть. Но по какой то небьяснимой причине один из "стариков" нашёл заначку перед отбоем. Из этого сделали ужасный скандал.
"Ты что, хочешь нашей смерти?" орал "старик" на Слепухина. "Ты вор, ты украл еду из столовой. А сам ещё верующий".
Слепухин обьяснил, что это не еда, поскольку была предназначена свиньям, а сам он очень голоден. От его обьяснений не было никакого толку.
Я признаю, что творческой логики в мыслях "стариков" морской пехоты Северного Флота СССР найти практически не представляется возможным.  Их мысли двигались абсолютно непонятными и закрыченными путями и не было ни одного раза, что бы они не смогли придумать провинившемуся и удивить выдуманным наказанием как его, так и себя. Так случилось и в этот раз. Одного из молодых солдат в срочном порядке отправили на свинарник, его задачей было принести оттуда большой, примерно десятикилограммовый мешок из плотной бумаги, полный сухрей. Второй посыльный получил задание принести из столовой полное ведро свинного жира. В этот раз в качестве наказания Слепухину надо было сьесть мешок сухарей, намазывая их свинным жиром.
"Старики" Спутника были бы совсем неправильные "старики", если бы не сделали из наказания для себя весёлое зрелище. Поскольку в воинской части любили музыку и в Советском Союзе была неимоверно популярна песня "Миллион алых роз", которую написали Раймонд Паулс и Андрей Вознесенский и которые приобрели после написания песни огромную популярность. Песню исполняла молодая певица Алла Пугачёва. И вот "старики" решили сделать вечер, посвящённый Пугачёвой.
Матросу Слепухину за воровство сухарей, предназначенных для свиней, и для поднятия обороноспособности дали боевое задание: сьесть мешок сухарей со свинным жиром одновременно совершать бег на месте с высоко поднятыми коленями и во время всего этого насвистывать красивую мелодию "Миллион алых роз" звездного композитора Латвийской ССР Раймонда Паулса. Это был крепкий орешек, но голодный матрос Слепухин справился и с этим заданием.
"В боевую позицию!" - скомандовал "старик" имя которого я уже не помню.
Слепухин согнул руки в локтях так, что они образовали прямой угол по отношению к линии тела, и немного наклонился вперёд.
"К выполнению болевой задачи приступить!" - скомандовал "старик".
И матрос Слепухин приступил к отбытию наказания. Сперва он начал выполнять бег на месте, высоко поднимая колени, что оценивали "старики" ставя баллы, словно судьи по фигурному катанию оценивали выступление Ирины Родниной и Александра Зайцева. По мнению "стариков" поначалу Слепухин поднимал колени недостаточно высоко, он должен был поднимать колени настолько, чтобы они образовывали прямой угол по отношению к телу, иначе призовые баллы не присуждались. Далее Слепухин начал свистеть. Нельзя сказать, что он был самым музыкальным человеком, но некоторые музыкальные фрагменты композитора Паулса всё же были узнаваемы. Всё стало намного хуже, когда Слепухин приступил к выполнению основного задания, то есть к сухарям с жиром. Поскольку свист было запрещено прерывать во время еды, то жир и сухари и слюна брызгали на пол казармы в радиусе нескольких метров. Поскольку во время еды постоянно свистеть было невозможно, но по требованию "стариков" прекращать свист было нельзя, Слепухин периодически выдавал тоненький горловой звук, в то же самое время поднимая колени на требуемую высоту и стараясь проглотить сухарь с жиром. Но сухари, предназначенные для свиней, были большие и твёрдые, то их пережёвывание, когда в то же время надо было свистеть, занимало много времени."Старики" переживали за Слепухина всей душой и хлопали в ладоши в такт его бегу на месте. Заметив, что наказанный начал уставать, ему стали приказывать поднимать колени выше и "смазать" их, что означало намазывание более толстого слоя жира на сухарь.
Естественно Слепухин не смог сьесть все принесённые сухари и свинной жир. Может быть по килограмму того и того вышло, не больше. Большая часть еды были разбрызгана по полу во время часовой дистанции наказания. Когда "старики" заметили, во что превратился пол в казарме, разразился новый скандал.
"Слепухин враг народа" - орали они, "Слепухин испортил весь пол в казарме!".
Выполнение наказание срочно прекратили и Слепухину пришлось мыть пол. Это потребовало много труда, поскольку холодная вода не отмывала жир с пола. В конце концов ему пришлось использовать весь свой запас мыла и зубной пасты, чтобы очистить пол. Эта работа была сделана и он получил разрешение идти спать. В действительности после отбоя прошло уже несколько часов и ночной сон сократился до минимума.
На следующее утро в столовой Слепухин есть не хотел. Его живот пучило от сухарей и свинного жира.
В дальнейшем внимание "стариков" к Слепухину стало гораздо меньше, так что иногда он мог достаточно поесть в столовой, чтобы не чувствовать постоянного голода. Когда нам, другим молодым, удавалось вынести из столовой кусок хлеба, то Слепухин был нам всегда очень благодарен, поскольку у него появился страх, что его снова оставят голодным. Но за его веру "старики" не оставляли его в покое и продолжали издеваться и дальше.
Иногда мне казалось, что матрос Слепухин не выдержит первый год до конца. Он стал апатным, и если сначала несмотря на всё он старался ободрять и поддерживать других, позже я его часто видел в одиночестве и замкнувшимся в себе. К счастью выяснилось, что в этом не было ничего плохого. Он сказал, что каждый день благодарит Бога, что наступил вечер и молится за то, чтобы завтрашний день был лучше.
Наконец наступил день, когда Слепухин стал "черпаком" - воин второго года службы. НО ничего не изменилось, он так и остался спокойным и осторожным. Если другие свежеиспечённые "черпаки" сразу сдвигали береты на затылки и ослабляли ремень, то Слепухин этого не сделал. Он сказал, что не хочет быть похожими на тех, кто над ним издевался. Это создало ситуацию, когда многие "старики" и даже те, кто был с ним одного года службы, решили, что могут над ним и дальше издеваться.
Тогда мы пришли к нему на помощь и постарались придать ему вид, который по неписанным армейским законам ограждал его он посягательств и издевательств. Для этого хватило сдвинутого на затылок берета и ослабленного ремня. Мы еле уговорили его всё это сделать и через пару месяцев после приказа мы увидели снова того самого Слепухина, которого мы помнили в начале службы - сияющие глаза и гордого тем, что служит в морской пехоте. Также из Слепухина получился один из тех "стариков", которые никогда не били молодых, не издевались и не унижали. Мы сами стирали своё бельё, сами заправляли свои кровати, сами пришивали пуговицы и делали всё остальное, что по неписанным армейским законам могли переложить на молодых. Наши одногодки иногда смеялись из за этого над нами, но мы стояли на своём и от нас отстали. Мы делали это сами не потому, что волновались военную оборону. За это голова должна болеть у начальства. Мы делали всё это потому, потому что по нашему мнению это было нормально и человечно.
Естественно, наше поведение ничего не изменило. В последние годы я иногда смотрю на Ютубе бидео, в которых молодых солдат Российской армии бьют и унижают также само, как было и у нас в Советской Армии в восьмидесятых годах прошлого столетия. Но хотя бы в то время, когда мы были в военной части, некоторый молодой солдат мог почувствовать ослабление "дедовщины".

ОБРАТНО К ЧЕЛОВЕКУ.

Год огромных физических нагрузок и моральных истязаний точно не входят в число моих самых лучших годов жизни. Также на втором полугодии службы мне повезло неделю находиться в больнице, в этот раз в Лиинахамари, которая в 1944 вошла в состав Советского Союза как и Печенга. В советское время в Лиинахамари находилась база подводных лодок Северного Флота СССР.
Больница, кроме лечения плоти, давала возможность и просто отдохнуть. Когда я попал в больницу после очередных учений, я более трёх дней подряд просто спал. Больничный персонал относился к этому совершенно спокойно, посколько такое было в порядке вещей для всех, кто попадал в больницу из нашей воинской части. Основной причиной попадания в больницу были физические и душевные нагрузки, доводицшие плоть до полного истощения. И первой задачей больницы и было дать ребятам полностью выспаться и обеспечить их нормальным питанием. Поначали давали только бульон, после чего перешли к нормальному питанию, например к кашам, куда добавляли много масла. Первый раз за десять месяцев службы, которые прошли в часи, я пил яблочный сок. Это был на вкус божественный напиток.
Приход зимы вытащил на свет как старые, так и новые проблемы со здоровьем. Руки снова стали загнивать, но благодаря моим запасам стрептоцида я держал эту беду более менее под контролем. Новой бедой стали проблемы с суставами. Скорее всего причиной этого стала абсолютно лишённая витаминов и нездоровая пища, и свою долю добавило к этому и постоянная работа с танком, в котором температура могла достигать до плюс 30-40 градусов. На улице же было минус 20 и часто приходилось работать с потной спиной. Особо страдали колени и суставы пальцев. Последние с приходом зимы опухли и противно скрипели.  В больнице суставы почти пришли в порядок, поскольку к нормальным порциям питания в больнице полагалось целая горсть противовоспалительных лекарств. Но после выхода из больницы беда с суставами вскоре вернулась обратно. А вот борьба с постоянным недосыпанием иногда не приносила успеха даже в больнице, поскольку для этого было серьёзная причина. Мне удалось выработать свой аутосугестивный метод, что у меня есть чувство, как будто бы я достаточно выспался, поскольку были периоды, когда два-три часа сна в сутки были абсолютно обычным. И впереди было несколько бессонных ночей и даже иногда по три ночи подряд, если рота была на учениях и мне приходилось по трое суток подряд не спать. Так что по моему методу я перед сном внушал себе: будет сон, в котором ты увидишь, что выспался достаточно хорошо. Удивительным образом этот метод самовнушения стал работать. Я видел во сне, что сплю и время от времени посматриваю на большие настенные часы, которое отмеряли положенных восемь часов сна. Так я достиг результата, когда за короткие часы сна я чувствовал себя достаточно отдохнувшим.
То, что спать можно и на ходу, у меня не получалось попробывать. Естественно, глаза могут на ходу закрыться, но после этого следует падение носом об землю, если твои товарищи не успеют тебя в падении подхватить. Но бывало такое, когда я ходил пару километров как будто на автопилоте, не замечая никого и ничего вокруг, держа включёнными только те необходимые части мозга, которые отвечали за навигацию и движение. Силная усталость не являлась личной проблемой одного или другого военнослужащего, это могло кончится фатально для целой команды. Так нам рассказывали историю о трёх танкистах, которые погибли на учениях. А именно историю о заряжающем, о том, кто снаряд загоняет в ствол пушки - вместо специальной деревянной болванки, с помощью которой загоняют в ствол снаряд, он использовал стержень, которым скрепляют звенья танковых траков, и стержнем ударил при досылании снаряда по капсулю. В мгновенье из трёх танкистов получилось четверть тонны окровавленного фарша.
В конце первого года службы у меня начали разваливаться зубы. Могло случиться, что нечаянно подносил ложку ко рту под неправильным углом и прикусывал ложку немного сильнее, чем обычно, и от зуба сразу откалывлася кусок. Также в зубах стали образовываться дырки. Естественно эта проблема была не только у меня - зубы разваливались у многих. К счастью санчасти был фельдшер по прозвищу "медбрат", который умел зубы бурить и пломбировать. Когда зубная боль становилась невыносима, я решил обратиться к нему. Скорее всего у меня воспаление, решил он, и другим решением было сверлить. Аппарат, которым он делал эту работу, напоминал швейную машинку Зингера с ножным приводом.  Во веяком случае бур крутился с такой же скоростью, словно привод и был педальным и было очень больно. Было чувство, как будто кто то хочет добраться через череп до мозга с большим отбойным молотком. Пробурив дырку, фельдшер брызнул туда какую то коричневую, вонючую субстанцию и всунул в дырку пломбу, отблескивающую металлом которую я поменял в 1991 году, когда был в поездке по Финляндии. Я заплатил за это 700 финских марок и пропустил мимо ушей дружескую реплику зубного доктора, который посоветовал мне больше никогда самостоятельно не ставить себе пломбы. Кстати, доктор был членом клуба анонимных алкоголиков но пломба, поставленная трясущимися руками докторм в Финляндии, прекрасно держится на своём месте до сих пор.
Несмотря на всё пережитое конец первого года службы неумолимо приближался. На это обратили внимание и "старики", которые заметили, что молодые начинают поднимать головы и распрамляться. "Старики" пробовали укрепить своё влияние и выдумывали всё более новые и невозможные задачи и приказания.
Как то в одну из ночей на "стариков" нашла очередная волна сильного патриотизма. Сразу же были разбужены все те, кто прослужил меньше года. Они были построены посреди казармы и получили приказ петь гимн СССР. К своему стыду я признал, что в моей голове был только первый куплет гимна, а вот другие даже этого не знали. Несмотря на своё скромное умение петь, я я заголосил начало: "Союз нерушимый республик свободный сплотила навеки великая Русь. Да здравствует созданный волей народа великий, могучий Советский Союз!" Поскольку я больше слов не знал, то я замолчал и вместе с этим в казарме наступила полная тишина. "Старики" этим остались недовольны. "Вы что, моей смерти хотите?" - раздался рёв Клочкова. "Вы нашу огромную родину не уважаете?". Практически мгновенно "старики" нашли решение в создавшейся ситуации. Нас всех отправили в ленинскую комнату. Там нам дали задание выучить наизусть остальные пять куплетов гимна иначе, в противном случае, спать нам не придётся.
Слова гимна мы дружно выучили примерно за полчаса. После чего представление гимна прошло как частушки: один пел полный куплет, после чего хором дружно повторяли. В конце концом заслужили от "стариков" бурные аплодисменты. Если бы всё это проходило днём, то это было бы даже немного весело. Но ночью ужасно уставшими, наполовину спящими, стоя по стойке смирно, это было действительно пыткой.
В другой раз среди ночи к моей кровати подошёл "старик", разбудил меня и сказал идти за ним в каптёрку. "Старики" обычно собирались ночью в каптёрке и пили чай. Естественно пили и другие напитки, но в данном случае на столе был только чай. Они посадили меня за стол, налили в кружку чаю и бросили туда несколько кусков сахара. Чай с сахаром - мечта молодого солдата. Я пил чай и наслаждался жинью. И тут один "старик" мечтательно сказал другим, что если бы ещё к чаю было печенье, то это было бы здорово. После чего посмотрел в ною сторону и сказал: "Ганс, что ты думаешь - печенье подходит к чаю?". Я сказал, что очень даже подходит. "Тогда Ганс будь молодцом и принеси нам печеньЯ" - сказал "старик".
"Где же я возьму печенье ночью?" - наивно спросил я.
"А он этом ты сам думай" - засмеялись "старики" и дали мне час на выполнение задания.
Моё положение стало совсем унылым. Я находился за полярным кругом, в военной части посреди тундры, па пару тысяч километров от дома, до ближайшего посёлка сотня километров и вокруг ночь. И у меня час времени, чтобы найти печенье.
Первой мыслью было, что проще всего решить проблему с помощью верёвки и куска мыла, потому что здравым крестьянским умом я не видел другого решения. Задание было абсолютно невыполнимым. Но тут спасительная мысль влетела в мою голову:единственная возможность достать печенье - это пойти в офицерский городок. Поскольку я когда то уже ходил домой к одному офицеру, то я направил свои стопы в стороны офицерского городка. На КПП сказал, что иду в офицерский городок по приказу командира части. Почему то часовой даже не стал задавать мне никаких вопросов. Сам офицер был в командировке, но его семья была дома. У жены младшего лейтенанта я взял печенье, наврав ей, что командир части работает и просил что нибудь к чаю погрызть. Скорее всего она поняла, что я вру, но офицерские жёны относились к срочнослужащих в большим сочувствием. Может быть им просто было нас жалко. Я был уверен, что если бы у неё не было печенья, то она обязательно попросила бы у других офицерских жён.
Чуть больше, чем через полчаса я был обратно в каптёрке и положил печенье на стол. Я допил свой чай, взял из пачки печенье себе и пошёл спать. "Старики" не могли на это ничего сказать, только хмыкали. Ведь, скорее всего, наказание для меня уже было выдумано, но сейчас они не могли ничего нового придумать.
Самое большое удовольствие "старикам" доставляло то, что молодые, которые вскоре должны стать "стариками", напоминали им о скором дембеле. Для этого в Советской Армии были написаны десятки стихотворений, в которых выражались самые глубокие переживания и интимные мечты "стариков". Стихи молодые обычно читали "старикам" по вечерам перед отбоем также само, как дома мать или отец рассказывают своему ребёнку сказку на ночь.
"Старик" лежал на кровати под одеялом с благоговейным лицом, молодой сидел на краю кровати и декламировал, например, такое:"Чик-чирик, ку-ку, ку-ку, скоро дембель старику. Спи, старик, спокойной ночи, дембель стал на день короче. Масло сьели - день прошёл, старшина домой пошёл. Пусть приснится дом на речке, баба голая на печке, бочка пива, водки таз и Устинова приказ".
Когда долгожданный приказ наконец то вышел, в воинской части произошли большие изменения в отношениях между военнослужащими. Те, у кого закончился первый год службы, могли теперь дышать свободно, поскольку больше никто ими не мог командовать. "Старики" стали гражданскими или дембелями, любимым выражением которых стало:" Служи, сынок, как дед служил. А дед на службу *** ложил". Однако перед тем, как окончательно вернуться в человеческий образ, мне пришлось пережить ещё одно испытание.
В нашей части служил механик, грузин по фамилии Георгадзе, котороый с самого начала относился ко мне очень плохо. В этом не было ничего удивительного, поскольку он так же плохо относился ко всем, даже к представителям своего народа. Если мой главный "ментор" Клочков занимался со мной, то Георгадзе всегда был рядом, подавая Клочкову советы и старясь сделать мне как можно хуже. Я ни разу не слышал, чтобы он разговаривал с другими грузинами на родном языке, а использовал русский язык, которым владел свободно. Когда с выхода приказа прошла примерно неделя, Георгадзе вернулся с учений. Похоже, что нахождение вне части немного спутало его восприятие времени. В общем он не знал, что приказ уже вышел и я стал полноправным "черпаком".
Я сидел на своей кровати и читал журнал, который мне присылали из дома. Это разозлило Георгадзе, поскольку он не понимал, по какому праву я сижу и читаю на кровати. Ведь в свободное время сидеть на кровати имели право только военнослужащие второго года службы, другие должны сидеть или на табуретках, или в ленинской комнате. Георгадзе без долгих раздумий решил навести порядок в доме. К сожалению он не подумал о том, что другие "старики" спокойно сидять и не призывают меня к порядку. Георгадзе подошел ко мне, ударил меня ногой по ноге и рукой ударил по голове. Я поднялся, взял эмоции под контроль и спокойно спросил:"В чём дело, матрос Георгадзе?". Я специально назвал его матросом, поскольку хотел показать, что отношения теперь между нами официальные - я же был младшим сержантом. Он ничего не понял в моём поведении и поднял руку, чтобы снова меня ударить. Этого я не стал ждать. Я схватил его за воротник, резко пригнул и сильно ударил коленом по рёбрам. Это конкретно сбило его дыхание. Пока Георгадзе хватал воздух открытым ртом, я поддал ему сапогом сзади и кинул его на пол. Я бы с удовольствием добавил бы ему ещё несколько раз ногой, но собрал всю свою силу воли и не стал этого делать. Георгадзе поднялся, поднял с пола свой берет, который он, по моим воспоминаниям,уже полгода раньше положенного времени сдвинул на затылок, и посмотрел на других "стариков" с немой просьбой о помощи. Клочков, который стал дембелем, абсолютно открыто высмеивал Георгадзе. Клочкову Георгадзе никогда не нравился., последний, по его мнению, был слишком высокомерный. Задней мыслью он был прав. Если Клочков играл роль "старика" и идиотской прямотой, то Георгадзе был высокомерной и скользской личностью.
Грузин пошёл в мою сторону с ещё большей злостью, подняв кулаки. Но к сожалению он умел работать кулаками только тогда, когда в ответ не могут ударить. У меня же теперь было полное право. Я блокировал его удар и нанёс сильный удар в область левой скулы, где сразу же образовался синяк. Грузин споткнулся и упал на пол. Поскольку мой последний удар удовлетворил мою жажду мщения, то я успокоился, подошёл к нему и сказал:"если ты ещё не понял, то приказ министра обороны маршала Устинова уже давно вышел. И даже не пытайся даже подойти теперь ко мне". Георгадзе встал и прихрамывая пошёл в душевую, чтобы подставить синяк под холодную воду. Следующие пару дней он со мной не разговаривал. Потом одном утром мы разделили друг с другом кусок белого хлеба. Через некоторое время отношения стали нормальными, даже немного дружескими.
После этого случая я окончательно понял, что до конца службы остаётся год, но самое трудное время уже позади.


МУЖСКИЕ ИГРЫ.


Украинец Герасимович, или просто Герасим, служил на полгода больше меня. Когда я пришёл с учебки, он уже прослужил год и пришло время, когда срочнослужащий может себя чувствовать вольготней и человеком. На втором году, когда времени больше и физическая и психологическая нагрузка намного меньше, в голову могут приходить мысли, на которые на первом году службы даже места в мозгу не было. Герасимович и поймал такую мысль, и к мыслям добавились не только чувства, но и большие ожидания.
Герасимович выглядел своеобразно. Он был огромный как трактор, широкоплечий, немного сутулый и напоминал знаменитых борцов со старых, пожелтевших фотографий. Например представьте себе самого жестокого борца начала 20 века Збишека Цыганевича, которому натянули на голову рыжий парик - такой вот был Герасимович. Всё тело Герасима, за исключением лица, ладоней и подошв, было покрыто рыжими, длинными волосами. И на голове волосы были рыжими, так что его легко можно было спутать с гориллой. Он был полон жизни и особо это приявлялось в сфере, связанной с мужскими делами.
Так в Советской армии, как и сейчас в Российской армии, жила и живёт легенда, что солдатам в кисель подмешивают бром, который должен приглушать половую активность. Это делалось для того, чтобы солдаты думали не о девушках, а о защите родины. Был ли это бром или что то другое, но у большинства срочнослужащих в этой области проблем не было, интерес к девушкам просто пропадал.
Знаю это потому, что когда ребята между собой знакомились, то доверяли другу другу достаточно личных аспектов.  Темы о девушках и невестах стояли на вторых, или даже третьих местах. Если некоторые молодые солдаты поначалу посылали своим невестам любовные письма или часто смотрели со слезами на глазах на фотографии своих девушек, то по прошествии некоторого времени приоритеты абсолютно менялись как бы само собой. На первом месте появлялась еда, питьё и сон, всё остальное не имело большого значения. Иерархия необходимого по Абрахаму Маслову быстро расставляла всё по своим местам. Только если по Маслову к еде, питью и сну ставилось в один ряд сексуальная жизнь, то у большинства ребят это не было в приоритетах.
В части нам обьяснили сразу в самом начале службы, что у некоторых из нашего числа можно будет заметить изменения в привычной нам физиологии, но это будет связано только с тем, что в морской пехоте усиленно занимаются тренировками, и все остальное отодвигается на задний план. По моим воспоминаниям о физиолоогии, насколько она у нас была, говорили прямо - для борьбы с проблемой потенции надо как можно больше заниматься тренировками.
Но на Герасима не влияло ничего. Вся его сущность и мысли были были направлены на развитие его размножительной функции. У него не было конкретной девушки, о которой бы он мечтал, его мечты были более глобальными. Иногда по воскресеньям, когда было больше свободного времени,он мог часами лежать в своей койке с глазами, упёртыми в потолок,и своим громким голосом рассказывать всем свои мечты, в которых вокруг него несметное количество женщин желающих совокупиться с ним. Он любил рассказывать, что бы он сделал со своими воображаемыми партнёршами. Он этого оставалось впечатление, что когда он вернётся домой со службы, то через девять месяцев весь его родной город будет переполнен маленькими рыжеволосыми Герасимами.