Даниил Кравченко Сие творите в Мое воспоминание
"И, возблагодарив, преломил и сказал: приимите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание. Также и чашу после вечери, и сказал: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет. Посему, кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против тела и крови Господней. Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о теле Господнем. От того многие из вас немощны и больны и немало у м и р а е т".
Дорогой читатель! Однажды, посещая церковь, я внимательно следил за братьями и сестрами, которые один раз в месяц, как принято для членов, имели право принимать (и большая часть их принимала!) участие в Вечере Господней (хлебо преломлении). Как обычно, почти в самом конце богослужения (перед сбором "десятины"), пришедшие члены церкви, соблюдая определенный порядок, становились один вслед за другим, затем молча, смиренно, медленным, прерывистым шагом, продвигались бесшумно, втихомолку в сторону стоящих помощника с хлебом и пастора с вином. Подошедший (брат или сестра), отщипывал крохотный кусочек от одной из разделенного пополам, части батона, благопристойно съедал его и, передвинувшись на шаг по направлению к чаше, принимал из рук пастора крохотный стаканчик, тут же до краев им уже наполненный вином. Причащающийся осторожно, дабы ни капельки не пролить благословенной жидкости, подносил этот стаканчик к устам своим и, выпив до дна или только пригубив, ставил его на стоящий на столе хрустальный поднос. Затем, благоговейно, прошептав про себя слова благодарственной молитвы, уходил на место свое, заранее занятое им в одном из рядов жестких деревянных церковных скамеек.
Подошел и её черед... Смело, решительно, предварительно, не глядя, под скамейкой одев на босые ноги простоватые босоножки, по хозяйски (почти два десятка лет посещений родной семьи в приветливых, теплых церковных стенах, не могли не сказаться!), сестра Екатерина, приветливо улыбнувшись вереницей стоящим прихожанам, порывисто подходит к помощнику, отщипывает кусочек хлеба и вкушает его. Затем из рук пастора принимает стаканчик с вином, энергичным "гусарским " движением правой руки опрокидывает его в уста свои и, опорожнив до дна, ставит стаканчик на найденное на подносе свободное место, где уже стоят десятки таких же крохотных мензурок (пустых или частично наполненных), изготовленных из совершенно прозрачного хрустального стекла, искрящегося в золотистых лучах церковных люстр. Отойдя еще на шаг в сторону, она самозабвенно, с пылающим , одухотворенным лицом, прикрыв глаза, совершает краткую благодарственную молитву, адресованную спасителю нашему Иисусу Христу и, мгновенье постояв в низком поклоне Богу, направляется к неподвижно сидящему, как бы закаменевшему яко столб соляной, почти не дышащему, возможно, терзающемуся в муках совести, мужу, и тихонечко садится рядом с ним.
Удивительная решительность, не содержащая признаков малейшей робости и императивно востребованная жажда её в "принятии" глотка вина, неожиданно буквально ошеломили меня, и я, откровенно залюбовавшись ею, по крайней мере на подсознательном уровне, неожиданно для самого себя … начал краснеть... И вдруг, во время мимолетного поворота её головы в мою сторону, встретившись с нею взглядом, я увидел (не исключено, что мне просто почудилось) на её нижней, алой, умеренно пухлой губке, как бы застывшую крохотную рубиновую росиночку! Может быть это была смоченная вином хлебная крошка, может быть это была действительно сиротливая, единственная, драгоценная капля святого вина, может быть это сверкнули лучики света, отраженные от микроскопических капелек вина в уголках её почти плотно сомкнутых губ, но умиротворенное, сияющее, наполненное внутренним душевным светом, лицо её, фотографическая эротичность которого спонтанно спровоцировала в моем подсознании явно "безнравственный" вопрос: а что если эту теплую, еще не испарившуюся с влажных, мелко дрожащих губ, винную "частичку вселенной", муж или кто либо из братьев (исходя из его состояния, допускаю, что скорее всего все же это будет не муж) слижет её, в прямом смысле этого слова, своим небезгрешным, греховно соблазняющим языком?
Дочитав до этого места, кто-либо из читателей может подумать: автор рассказа либо выжил из ума, либо ему не место и не время находится в данный момент на обряде Вечери Господней! Тысячи лет до него такая "мудреная" мысль ни кому в голову не приходила, ему же вдруг восхотелось эту парадоксальную, априори сомнительную идею об информативно генетическом представительстве благословенной капли вина, не только слизать, но еще и, хотя бы частично, изучить, осмыслить, а затем в рассказе, описать её религиозную, психофизиологическую и др. индивидуальность.
Но так ли уж на самом деле вопрос "о капле вина" тривиален и донельзя прост? Не уверен! Более того, для полноты описания исходных условий по этому вопросу, отмечу, что по неизвестным причинам муж этой сестры участия в Вечере Господней в тот полуденный воскресный час не принимал, а брат, которому возжелалось поучаствовать в процессе "слизывания" обнаруженной капли вина, вообще членом церкви не являлся! И в довершение к этим немаловажным обстоятельствам, не могу не дополнить их еще и предписаниями апостолов (Павла, Петра и др.), которые как бы подводя христианскую базу под "безнравственность" рассматриваемого вопроса, многоместно рекли: "Кто будет есть хлеб сей или пить чашу Господню недостойно, виновен будет против тела и крови Господней", от чего многие из вас будут немощны и больны, а немало и вообще умрут (1Кор.11:30)! А апостол Петр, ситуационно (директивно; наставнически), также как бы "потворствуя" возможности возникновения такой или подобных мыслей о слизывании капельки вина из уст причащающейся сестры, повелевает: приветствуйте друг друга лобзанием любви (1Пет.5:14). Не оставляет без внимания эту же мысль и апостол Павел, рекомендуя: "Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви" (Рим.13:8)! И еще конкретнее: "Перед лицом церквей дайте им доказательство любви вашей " (2 Кор.8:24), в частности, «приветствуя друг друга святым целованием» (1Кор.16:20).
Из выше изложенного явствует: "Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!" (Н.С. Хрущев. Заключительные слова выступления на 22 съезде КПСС). Допустим, автор с трудом, в борении с самим собой, но все же, пусть мысленно, серьезно задумался о возможных последствиях своего виртуального деяния! Но что делать дальше? Поставить в рассказе «промежуточную» точку, ожидая возможных подсказок от критически мыслящих единоверцев, или прямо на взлете, предать все, как бы случившееся, глубокому забвению?
Шло время... Сменяя друг друга, летели дни и недели; на смену одной поры года приходила другая. Точно как в псалме: " Летит безжалостное время. Промчались тысячи годов. Пройдет и нынешнее племя вослед исчезнувших родов. Так в вечность день за днем стремится...".
Не находя внутреннего покоя, почему то терзаясь совестью, я вновь и вновь возвращался к анализу событий того воскресного дня и благоговейно, смиренно проходившего обряда Вечери Господней... При этом совесть моя испытывала явный дискомфорт и перед сестрой, и перед её мужем, и перед апостолами, но более всего, - перед Богом! Только по какой причине, из-за чего, не угасая, настойчиво, днем и ночью, вновь и вновь возникали эти угрызения совести? Что такого неугодного миру и Всевышнему мною сделано? Ведь я всего лишь только подумал об эмоционально влекущей меня капельке вина... Мало ли о чем мы временами думаем! Пусть, стыдно признаться, даже во время быстротечного, систематически с заметным опозданием начинаемого и сопровождаемого детскими криками и плачем, церковного богослужения!
Неужто, неужели это уже началась активная фаза воздействуя извечного противника нашего, который заметив, что я внутренне расслабился и недостаточно трезвлюсь и бодрствую, решил проглотить и меня (1Пет.5:8 ), возмутившись моим чистосердечным желанием посещать церковь, умышленно, не без помощи сестры, "вдунув" мне в голову святотатственный вопрос о капле вина? Вернее не о капле, образ которой с каждым уходящим днем все больше и больше тускнел, увядал и бесследно исчезал из памяти моего встревоженного сознания. Нет! Теперь меня начали беспокоить возможные последствия и мера плотского и духовного наказания тому или тем, которые решились бы эту капельку вина слизать из губ дорогой, строгой, но доверчивой как дитя сестры! Постепенно, все меньше и меньше лично меня уже интересовала "духовная" судьба её мужа; в то же время начали зарождаться и выползать на передний план "зерна" вины перед находящейся за рубежом женой; перед братьями, сестрами, пастором и правлением церкви, конечно же - перед самой сестрой, чудесное, дружеское, почти святое ко мне отношение которой, в основном большей частью виртуальное, мною же, таким образом, как бы вероломно попираемое... Даже самому себе мне трудно было ответить: что это, - ненасытное и все еще неудовлетворенное стремление, более того, настоящая жажда не только к необычной, противоречивой постановке вопросов, но и желание их же, по возможности, исследовать, лелея при этом еще и робкую надежду на жизнь вечную (Иоан.5:39)? Или это банальная мещанская "трусость", прикрываемая как бы муками пробуждаемой совести?
Мучительная, жестоковыйная, упорная внутренняя борьба, как мне казалось, с самим собой, продолжалась! Вереницей рождались разного рода страхи! Формулировка вопроса, гипертрофируясь, сместилась в область о понятии греха, в частности: было бы "это" деяние, если бы оно воплотилось в жизнь, грехом или нет? И если грехом, то грехом к смерти (1Кор.11:30) или только к наказанию? Более того, могли бы уста его и как лента алые губы её (Песн.4:3), еще когда либо наполниться радостным восклицанием и смехом (Иов.8:21)? И найдут ли они в дальнейшей жизни своей ликование, усладу и веселье, а печаль и воздыхания навсегда удаляться из их живых, чувствительных сердец (Ис.35:10)?
Находясь в тупиковой, хотя, как мне кажется, все же с элементами оригинальности, ситуации, в части осмысления вопроса о капельке вина на устах вожделенной сестры Катюши, я обратился непосредственно к ней за помощью, поставив несколько простых вопросов: 1. У тебя, как главной причине всех моих "бед", нет ли желания оказать посильную помощь в написании рассказа о тебе? 2. Как лично ты чувствуешь и понимаешь обряд участия в Вечере Господней? Каково твое отношение к отдельным атрибутам этого обряда, особенно к хлебу и вину и пр.?
К сожалению ничего нового она мне не поведала, хотя и подтвердила, что во время Вечери Господней хлеб и вино не являются, как она понимает и чувствует, чисто механическими атрибутами, это во-первых, а во-вторых, полушепотом промолвила она, как сам Христос, так и все евангелисты, апостолы и ученики, как и тьма богословов и других исследователей, уже давным давно исчерпывающе свое представление о хлебе и вине и др "духовных" предметах обряда изложили на страницах печатных изданий, так что добавлять что-либо к апробированной тысячелетиями информации вряд ли необходимо. Но лично я, заметила Екатерина, абсолютно убеждена, что во время Вечери Господней Бог особым, далеко не для всех понятным и явным образом, присутствует рядом, а лично мне уже больше ничего и не надо!
В то же время, "принятие" хлеба и вина, продолжила она, является весьма ответственным актом нашей глубокой веры в Бога, актом преданности ему, нашей искренней благодарности за бесконечные щедроты его! В момент обряда Вечери Господней мы ощущаем душевное примирение как с Богом, так и со всем окружающим "миром" и, прежде всего, с братьями и сестрами нашей церкви, со всеми, с кем мы за период со дня предшествующего причастия, общались дома или на работе, при этом, конечно же в той или иной мере грешили, затем просили прощения, примирялись и т.д., но главное, что на момент участия в "новой" вечере моя совесть по моему собственному, личностному ощущению, является чистой и она не осуждает меня. Т.о., Господь через внешне элементарно простые и ежедневно на каждом шагу встречающиеся "элементы" (хлеб и вино), в процессе обряда позволяет детям его, кому расплывчато, а кому более четко, внутренним зрением, личным умом и сердцем, с помощью непоколебимой веры в искупительную кровь Сына Божьего, увидеть, почувствовать бесконечное величие и милость Божью, не знающую границ любовь его ко всем любящим и славящим имя его, чтобы как можно точнее через меня (Екатерину), в процессе общения , донести и до ушей автора этого рассказа, свое представление о капле вина. И как бы в дополнение к сказанному, она, поразмыслив и перейдя на свой родной язык, написала:
«…i don't believe that taking communion is just a mechanical act. For example, if i were unconscious and someone poured the wine into my mouth, i don't think god would judge me for that. But god is looking at the state of my heart as i take communion. I am joyfully, and in awe, taking part in this means of grace. I am taking the elements trusting only in christ's sacrifice, not my worthiness. I often feel almost a desperation that i need this so much, or a great joy that i get to participate in this. That may be why you saw such desire as i was taking communion».
Я же, не владея языком, на котором более миллиарда человек общаются в любой точке земного шара (и, скорее всего, в пределах всей видимой части нашей, не имеющей ни начала, ни конца бесконечной вселенной!), вынужден был прибегнуть к помощи электронного переводчика (systran home translator и др.). И вот что он выдал:
« Я не считаю, что обряд Вечери Господней является просто механическим актом. Например, если бы я была без сознания и кто то, дабы, например, привести меня в чувство, налил мне в рот вино, я не думаю, что Бог осудил бы именно меня за «это»! Но Бог смотрит на состояние моего сердца во время причастия, а я с радостью, хотя и в страхе, принимаю участие в этой благодати. Я беру элементы доверяя великой жертвы Христа и в этом никаких моих личных заслуг практически нет! Я часто чувствую себя почти в отчаянии, что мне нужно еще так бесконечно много благодарить Спасителя за все щедроты его, за его пролитую кровь…и, как это не странно, все вместе доставляет мне радость и гордость, что я могу трепетно принимать в этом обряде участие. Я допускаю, что именно благодаря всему этому тебе удалось так глубоко ощутить мою бесконечную радость во время того воскресного участия в Вечере Господней…»
Прочтя перевод текста, возможно несправедливо, но я настойчиво начал сестре возражать, заявив: категорически не согласен с твоим примером о "влитии" в уста твои стакана вина в тот момент, когда ты находишься в бессознательном состоянии! Почему? Да уже хотя бы потому, что когда участвуешь в обряде Вечери Господней ты же не находишься в бессознательном состоянии , это, во-первых, а во вторых, когда я следил за капелькой вина на устах твоих, они, уста твои, как и лицо твое, как и вся ты выражали массу трепетных одухотворенных эмоций, которые могли быть присущими только Катюше в состоянии "живее всех живых" ("зрелый" читатель, по-видимому, еще помнит стихотворение В. Маяковского, в котором, скорее всего, именно это словосочетание, появилось впервые: "Время! Снова ленинские лозунги развихрь! Нам ли растекаться слезной лужею. Ленин и теперь живее всех живых - наше знанье, сила и оружие...").
Затем продолжил. Как я, так и все присутствующие на богослужении, не заметили у тебя: снижения уровня бодрствования; патологической сонливости; помрачения, затемнения сознания, равнодушного бредового отношения к окружающим; оцепенения; кратковременной потере сознания; угнетения функций ЦНС, мозга; ты не находилась в коме; ты не находилась в состоянии внешнего гипноза; у тебя никто не заметил самопроизвольных физиологических отправлений ни по первому, ни по второму! Уже только это перечисление признаков, указывает, что ты была в абсолютно полном "сознательном" состоянии! При этом никто тебя насильно не поил бурбоном, бренди, джином, водкой, коньяком! Ты даже не выпила ни одного стакана церковного одесского вина, поэтому твой пример с "влитым" в уста твои стаканом алкоголя, не выдерживает никакой конструктивной, рассудительной причинно-следственной критики!!! Не спорь и согласись с тем, что ты действительно была в "сознательном", дееспособном состоянии. При этом целенаправленно, обобщенно и оценочно могла анализировать объективную реальность в чувственных и логических образах и т.п.! И хватит об этом!
Возвращаясь к новозаветной терминологии, я склонен заявить, что в выше анализируемом, издревле внедренном в человеческую практику "процессе" слизывания с губ каких либо "капель", в том числе и винных, ты, сестра, была и остаешься для меня главным соблазном!!! Понимаю, не зная об этом, ты как бы и не виновата, но ведь для чего-то же написано: "Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит..." (Матф.18:7).
И в других местах Нового Завета также говорится: "таковые бывают соблазном на ваших вечерях ..." (Иуд.1:12); лучше не есть мяса, не пить вина и не [делать] ничего [такого], отчего брат твой претыкается, или соблазняется, или изнемогает (Рим.14:21); берегитесь однако же, чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных (1Кор.8:9); не подавайте соблазна ни иудеям, ни еллинам, ни церкви Божией (1Кор.10:32). Таким образом, можно утверждать, что прежде всего и более всего именно ты, искренне дорогая сестра, явилась виновницей возникновения этого безнравственного богопротивного моего вопроса самому себе! А раз так, то почему я не могу попросить тебя поразмыслить над словами евангелиста Матвея, написавшего: "А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской...?" (Матф.18:6 )
Я понимаю, тебе ох как не хочется лицезреть на шее своей висящую каменную глыбу! Поэтому ты и адресуешь мне стих: "И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную..." (Матф.18:9)! Но ведь такое предложение с твоей стороны по отношению ко мне, брату твоему, возможно даже по крови, если рассматривать множественные исторические связи между нашими прародителями, является крайне жестоким и не совсем справедливым! Получается, что только за то, что я чистосердечно признался, что мысленно, пусть даже с некоторым вожделением наблюдал за процессом твоего участия в Вечери Господней, мне необходимо вырвать глаза и выбросить их вон? А не лучше ли, в таком случае, вообще воздержаться от посещения богослужений, когда проходит такое действо с твоим участием? Не так ли? Тогда и излишне наблюдательный брат останется с глазами, и у Катюши на шее не будет висеть мельничный жернов! Одним словом, побеседовали...
Однако последние две строчки перевода её текста, заставили меня серьезно задуматься. И на очень долго! То, что сестра имеет право на участие в "причастии", стремится своей непорочной жизнью заслужить это право, а сама Вечеря Господня с её участием доставляет ей же самой огромную чувственную духовую радость и наслаждение, гордость за то, что Господь именно её избрал из множества кандидатур и допустил к участию в вечере, это мне, в основном, понятно! Более того, она сама указывает, что именно это её возбужденное, возвышенное душевное, ею на яву переживаемое состояние мне и довелось наблюдать в ту воскресную вечерю, что это "состояние" она дистанционно мимо воли своей, возможно на квантовом уровне, "телепортировала" мне, а я его принял, ощутил, прочел и зафиксировал в сердце своем. Затем, скромно, по девичьи, улыбнувшись, она тихим, смиренным голосом, добавила: возможно то, что ты так подробно запомнил целую анфиладу деталей из того 13-секундного моего участия в Вечере Господней, является как бы следствием того, что я с большим и трепетным желанием и предельной серьёзностью была к нему духовно сопричастна, при этом мое искреннее боговдохновенное восприятие жизни, а может быть, и тебя лично, в чем то неуловимом и не объяснимом так эмоционально тебе и передалось... Что тут скажешь? Сошлись на том, что все свершившееся, не подлежит сомнению ("усомниться — значит утратить силу") и должно быть признано нами как некую осязаемую эмоциональную явь, случающуюся далеко не каждый раз и не с каждым участником тысячелетнего обряда Вечери Господней.
Но вот фрагмент фразы Екатерины, что она "часто чувствует себя почти в отчаянии", мне не до конца понятен! Чем может быть вызвана такая отрицательная астеническая эмоция? Какие обиды пробуждают в ней страдания и жалость к самой себе? Какую внутреннюю или внешнюю потребность она не может удовлетворить, какие вселенские негативные явления так глубоко влияют на всегда улыбающуюся, внешне довольную, удачливую в жизни, сестру? Что она не в самой себе или у ближних своих не может успешно контролировать, почему она не в состоянии исправить неизвестную, по крайней мере мне, ситуацию, что, не исключено, и вызывает временами субъективное ощущение собственного бессилия, безысходности и бесперспективности в настоящем и в обозримом будущем? Ради чего и что заставляет далеко небезразличную мне сестру отчаянно страдать, на фоне общей духовной близости с Богом , при наличии комфортных, благоприятных земных условий бытия её близких, прекрасных семейных отношений с мужем и детьми, в кругу большой, дружной, счастливой семьи, в церкви и др.? Не понимаю...
И вдруг, внимательно глядя мне в глаза своими ясными зеленоватыми глазищами, приблизившись ко мне почти в плотную, сбросив с плеч кофточку, Екатерина, совершенно неожиданно для меня, заявила: мне кажется, что эту тему "о капельке вина ..." можно и нужно было бы, не откладывая в долгий ящик, обговорить с моим мужем (любимым и весьма достойным), что она предчувствует значительную пользу от такого коллективного обсуждения этой темы, например, в любое время в стенах её чудесной квартиры! И тут, даже не знаю почему (хотя смутно и догадываюсь), я пришел как бы в раж и совершенно неожиданно для самого себя, чуть ли не набросившись на Катюшу, категорически начал отказываться от участия и отговаривать её от осуществления такого мероприятия. Немного фиглярствуя, я прямо спросил Екатерину: ты представляешь себе реакцию твоего мужа (с которым у меня прекрасные доверительные отношения!), когда я ему скажу: Дорогой! Ты не будешь возражать, если я каждый раз, когда увижу на нижней губе твоей жены даже самую крохотную капельку вина или хотя бы, домыслив, мономолекулярный слой этого напитка, не владея собой, остервенело и страстно, возможно преодолевая её легкое сопротивление, начну его слизывать? Пусть даже без почти разрешенных церковных поцелуев в уста? Затем, несколько опомнившись успокоившись, примирительно и смиренно сказал: я знаю, что он в достаточной мере овладел и строго соблюдает все тонкости Новозаветного Учения Христа; конечно же он помнит предписание апостола Павла о необходимости "приветствовать друг друга с целованием святым" (Рим.16:16)! Тем не менее, не пошлет ли твой любимый муженёк меня куда подальше? Вытаращив, как малое удивленное и неудовлетворенное дитя, свои глаза с пульсирующими зрачками, она обиженно, слегка надув губы, и, ничего не ответив, с гордо поднятой головой, предоставив мне уже в одиночестве выпутываться с неожиданно возникшей, в чем то с двойственным подтекстом, ситуации, быстрым шагом начала от меня удалятся . И, как оказалось, - надолго. Но, благодарение Богу, не навсегда!
P.S.1. По-видимому, из-за утечки информации о рассказе, еще до его публикации, ко мне начали поступать предложения, о замене имени Екатерина, на имя "Джульетта" (Ежечка и др.), поскольку якобы живая носительница имени этого, как и она сама, более соответствует описанным образам событиям , чем, по их мнению, имя Катюша. Не оспаривая этот тезис, замечу, что на мой взгляд это замечание не принципиально! В то же время, если откровенно, имя "Екатерина" мне кровно дорого, трепетно близко и незабываемо с первого моего самостоятельного вдоха, после появления на эту Богом сотворенную землю. Ныне же, по происшествии многих лет, я лишь как бы могу подтвердить, что не только я, но и все остальное создано Им, и что на небесах и что на земле, видимое и невидимое (Кол.1:16)...
P.S.2. Дорогие мои возможные читатели! Буду вам искренне признателен, если вы не станете приторачивать к моему выстраданному рассказу "ваши" трех словесные, в лучшем случае - одно строчечные, простите, никчемные отзывы! Запретить это "делать" вам я не могу, поэтому лишь смиренно прошу! Неожиданно вспомнились строки из песни: когда ты позабыт, одинок, как на море забытый челнок, никому ты не нужен тогда, но не вини никого... никогда!!! Вот я и не виню вас ни в чем, просто предчувствую, что и эту часть вашей работы, мне нужно будет со временем сделать самому! Да хранит вас Всевышний!
Продолжение рассказа будет изложено во второй и третьей частях.
Одесса
2015 - 2016.
Свидетельство о публикации №216051301311