Глава четвёртая

Глава четвёртая.

Сердце его — как  лютня,
Чуть тронешь — и отзовётся.

Двигатель отозвался пустым рычанием, заглох, мягко спланировав недалеко от расходящихся, заброшенных дорожек, вымощенные иногда и подручными материалами — вероятнее всего это окрестные жители имели некоторое уважение к могилам похороненных здесь. Это место располагалось поблизости с несколькими домами, что образовывали переулки и улицы, переходящие в целые площади, а затем и в самый обыкновенный город, напоминавший своим строением выпущенную стрелу с имеющимся началом, где стояли её ноги, нервно, будто в предвкушении чего-то постукивающие каменное покрытие. Забавным было вот что: дома обитаемы, а проходящий праздник вряд-ли был на столько  скучным и тихим, тем более убийство и предсмертные крики не могли остаться незамеченными, но, похоже, остались таковыми.
- И никто ничего не слышал? Кто нашёл трупы? - спросила она у задумчиво отскабливающего ногтем комочек грязи учителя.
- У семьи традиционное ежегодное посещение покойного деда. Не удалось цветы уложить — всё черти кровью забрызгали. Маленький ребёнок как увидел… Представь себе, какие вопли.
- Представляю. Ну что же, веди, Сусанин, вглубь леса русского и не очень.
Щёлкнула лёгкая вспышка, задрожал огонёк, колёсико повернулось, зажигая тлеющий кончик сигареты, чьё пространство внутри медленно стало подходить к самым её губам, будто стараясь обжечь горячим племенем, в то время как короткая, в меру затяжка мягко осела пуховым, смущающим теплом, а глаза забегали по строкам, изучая биографию Эзот (в её имени она сразу же заметила некоторую сатанинскую нотку), да и просто наслаждаясь чужим течением жизни, отличавшееся от её собственной. На листке так же присутствовали религиозные оттенки по содержанию, бунтарские вылазки и всё в таком виде запретное но не слишком скандальное, что обычно устраивают подростки, а не вполне нормальные девушки, чей возраст придвигался к двадцати восьми.
- The typical cult of Satanas, никаких сомнений.
Училась — бросила; сдавала экзамены спустя пару лет — провалила; пыталась записаться на курсы — точно так же не удалось. Зато бурная личная жизнь, в особенности в своей секте давала о себе знать как о весьма эксцентричной и яркой личности, — с сарказмом, конечно. Скукота скукотой, а нужны были магические ресурсы.
- Кста-а-ати, ты что-нибудь интересного в чемоданчике нашла?
- Нет, вовсе нет. Сигареты, наркота, кусочки одежды, огарки от свечей. Почему я, а не кто-то другой..?
- Ты не слышала? Повторяю для глухих: экзамены. Решили тебе, как выдающемуся объекту, дать небольшое задание на практике. Всё равно для смертных дело мёртвое… Сама посуди: сатанисты, то есть магика, кладбище, да и странное убийство.
- Вижу, вижу, - хмуро подтвердила Береслава, зарываясь в бумаги, - Ва-а-ань. Можно я откажусь? - спустя несколько минут она жалобным голоском протянула вопрос. - Или на некоторое время якобы умру?
- Нет. Понимаешь, ты единственная из всех многочисленных, кто может так легко и нетрадиционно связываться с духами, богами, с разнообразными эгрегорами диким для многих способом. Хотя бы взять то, что происходило пару часов назад — думаешь, все так делают? Мало того, что никто до такого состояния не доводил алтарь, но разве чтобы очистить его нужно вот так вот измываться над восприятием мира? Существует множество проверенных веками точных заклинаний, заговоров, жестов. Лишь ты помахала кадилом, сказала то, за что обычно сжигают — отрицательная энергия стыдливо удалилась. Логично?
- Я просто придумала свой вариант, и всё.
- Дело даже не в твоей силе! Ты отлично знаешь, как я на прошлой неделе с точно таким же процессом попытался почистить алтарь на основе твоих слов. На следующий же день оказалось, что на меня было наведено около четырёх порч из неоткуда. Алтарь стал грязнее прежнего. Объяснишь?
- Это то место? - так и не ответив, хмуро качнула головой в сторону яркой в полоску ленты, ограничивающая проход к месту совершения убийства.
- Оно самое. - несколько багровых капель замерли у самых их ног, наполняя тишину ещё более особенной тишиной, в которой незаметно натянулась струна, выводя на пределе низкую, невесёлую ноту. Дорожка из побуревших отпечатков вела к небольшой вмятине, а остальные двенадцать так же соединялись в единое целое — ещё одно запоминающееся место, заполненное доверху обуглившимся хворостом, согревающий, как видно, людей в ту роковую ночь. Тринадцать ровных отметин с их кровавыми полосками идеально распределялись по всей земляной поверхности, покрытая где-то замёрзшими лужами крови и только-только появившимися кучками грязного снега. В беспорядке дополняли на каждом земляном порезе виднеющиеся надгробии, кое-где покрытые острыми листьями на тонких стеблях плюща, опутывающие чужие имена и раскрывающиеся навстречу толстыми иглами, ощерившиеся, будто тоже указывающие с безымянной могилы на обугленные остатки от горячего, жаркого свободного костра. Не было сомнений — Эзот в то время была именно там. Кто бы пропустил такую вакханалию, в конце-то концов?
- Может, это ты убийца? - в попытке как-то разрядить атмосферу, она обернулась. - Не говорил даже мне такую значительную улику. - ведьма, не медля, бросила оставшийся от сигареты едва заметный между пальцами кусочек, достала новую, в серебряном ореоле красочной плёнки, чуть прикусила губами, удерживая её и зажигая кончик, сделала первую затяжку, тут же вдыхая обратно дым с невидимым привкусом мяты, сложила из свободной руки какую-то несложную мантру, для себя сухо и тихо пробормотав, словно в насмешку над самой собой: «Вот дерьмо», одновременно оглядывая расходящиеся во все стороны мёртвые лучи. На последнем вдохе она сказала:
- В морг.
- Но ведь пять часов уже…
- В морг.
- А ужин?..
- В морг.
- Фильм какой-нибудь… - в надежде жалобно протянул маг.
- Домой, - она согласилась, отбрасывая окурок и направляясь обратно. - Только сначала за кошкой к тебе заедем, и домой. О, и фильм чур выбираю я.
- Ко мне-е? Это когда так ко мне? Это с каких таких пор твоя живность в моём доме ходит?
- Где ты был вчера ночью? - мигом среагировала Береслава.
- Да так. - он замялся, прибавляя шаг.
- Не убегай от ответа в прямом смысле. По бабам, небось, шатался?
- Да какие бабы! - он оскорблённо нахмурился. - По мужикам!
- О как! Прогресс! Значит, сначала за Екатериной Арагонской. А это мне так вчера скоро по почте понадобилось избавиться от хвостатых. Её Высочество не хотело, как её муж и сто пятая жена прогуляться на ночь по райским садам.
- Боги, что у тебя за отношение к скоту.
- Вот ты скот. Что-то не нравится? Иди к чёрту, Варун.
***
Она ввалилась в свою квартиру, поддерживая сразу трёх брыкающихся котов, не желающие находиться друг от друга в столь равной близости, потому пытались вырваться и убежать в какой-нибудь тёмный угол, сверкая оттуда проблесками зрачков; следом за ними чинно зашёл Ворон, брезгливо обходя кучку столпившихся, и прямо направляясь куда-то в сторону «магической комнаты», на ходу бросив небрежно:
- С тебя картошечка с сальцем.
- У-у-у, троглодит прожорливый. - девушка аккуратно насыпала в три миски сухой корм, ровно укладывая его идеальной кучкой, расположив толстого и крупного, серого Генриха VIII ко тёмно-красной миске с золотой каёмочкой, голубоглазую, грациозную сиамку Екатерину к светло-синей тарелочке с серебряным полукругом, а оставшуюся хрупкую, чёрную Анну Павловну или попросту Ани Болейн к ореховой мисочке с похожим белым орнаментом, долила воды и всячески благоустроила королевскую семью.
Пока острая сталь ножа ловко счищала кожуру с картофельных боков, с лёгким плеском опуская сердцевину в глубокое блюдо, заполненное водой; подсолнечное масло разливалось по раскалённой поверхности сковороды, шипучим треском и ароматом поджаривающихся жирных, пахучих шкварок распространяясь по квартире, его палец, словно не веря собственным глазам скользил по неровной, извилисто-мягкой поверхности скульптуры, вовсе не замечая тех мечтательно-нежных черт, которые принимал его жест, думая о чём-то приятном, проводя по нескольку раз, будто запоминая впадинку между прямым носом, чуть вздёрнутым, изящным, и искусно выточенными глазами, прорисовывавшие даже обод зрачка и несколько ломких линий на хрусталике, внимательно, несколько высокомерно, но с любовью и хитрой, игривой полуулыбкой на губах, что он тронул последним мазком в своей памяти, забывчиво оставляя палец на спадающем локоне. Он ведь помнил, какую вначале имела цель эта глыба безжизненного камня, позже приняв некоторые греческие черты и тёмный блик лунной Гекаты. Знал… И как нелепо же сочеталась в нём слабая искра надежды и принимающий всё на смех оттенок ума. И как же ему больно было просто о понятии всей нелепости, которая увы, была серьёзна.
«- Я чувствую себя кухаркой, урод! Не глазей на кулинарные прелести, ну. Ты и их решил сожрать? Ну и извращенец… Всё же не прячься плут, ибо какого это ты дикого решил сделать тогда за меня домашку?».