Помню -рукописная версия акции Бессмертный полк 11

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА (продолжение)

Автор - Любовь Горбатенко (Имена изменены).

Я уже писал о том, что хотел бы создать в сети Интернет сайт помощи тем, кто хочет расстаться с наркотиками. Я особенно хочу остановиться на помощи близким. Так же «от первого лица» я напишу выдержки из писем матери того парня, от имени которого я написал рассказ.
Подумайте сами, кто получает наибольшую психическую травму в тот момент, когда факт употребления наркотиков становится известным близким наркомана? Наркоман зачастую даже не сразу осознает это. Но для его близких это - подобно взрыву бомбы, часто это - крушение собственных жизненных планов. В короткое время им предстоит узнать много информации о наркомании и обо всем, что с ней связано. Часто они вынуждены идти на огромные материальные потери. Иногда они бывают вынуждены оставить работу и даже изменить место жительства. Ведь наркомания - не простая болезнь, где достаточно операции или амбулаторного лечения. Она связана с образом жизни и кругом общения, которые нужно срочно изменять. Поэтому так нужна консультативная помощь близким наркозависимых.

Февраль 2001 года. «Даже своей сестре не могу рассказать этого. Полгода мне казалось, что все нормально. Я радовалась, что вот уже год, как Андрей влюблен в одну девочку. Это - настоящая первая любовь со страданиями и слезами. Да и пьяным он уже не приходил. Но что-то было не так. Иногда он отпрашивался к другу на ночь, приходил весь обкуренный, два дня глаз не мог открыть. Заниматься перестал совершенно. Да и голова у него болела систематически. А потом позвонила девочка и опять посоветовала обратить внимание на его узкие зрачки. «У нормального человека такие зрачки не бывают». Я не поверила сначала, но стала присматриваться.
Пыталась с ним заговорить, но он стал совсем другим. Он говорил мне чудовищные вещи, что я надоела ему, что все мои разговоры (задушевные беседы о смысле жизни, которые он часто начинал сам, или обсуждения фильмов, которые тоже велись по его инициативе) - как заигранная пластинка. И что я, наверное, надоедала своим студентам, так как не могу сказать им ничего нового и интересного. В него как будто бес вселился, и он хотел, как можно больнее обидеть меня. После одного такого разговора я просидела в оцепенении всю ночь, мне хотелось умереть. Я вдруг поняла, что никому не нужна, и вся моя жизнь прошла зря, раз мой сын говорит мне такое. 
В тот день все было не так уж плохо. Было уже совсем поздно, и я думала, что на сегодня опасность миновала. Но Андрей вдруг стал куда-то собираться. Я пыталась удержать его. Он оттолкнул меня, опять наговорил грубостей, и, обидевшись, я ушла в комнату. Входная  дверь захлопнулась, ноги мои подкосились, и я упала на пол. Нет, я не упала. Я растеклась по полу, словно большая бесформенная лужа. Я лежала долго, и ни о чем не думала. Оцепененье, апатия овладели мной. Я не спала и не бодрствовала. Я была не живой и не мертвой. Возможно, постепенно я уснула бы, лежа на полу. Но в это время началась гроза. Сначала гремело вдалеке, и эти звуки как бы насильно вытаскивали меня из оцепенения, потом начался сильный ветер. Разбилась балконная дверь, посыпались стекла, но мне было все равно.
Я почувствовала, что по щеке течет слеза. «По щеке течет слеза, очень сильная гроза…» - это было первой моей мыслью за долгое время. Это были первые строки нового стихотворения. «Резкий ветер бьет в окно, а в душе лишь боль. Темно». Проклятый мозг! Он рифмовал даже без малейших моих усилий! Это было всегда, мне снились сны в стихах. Я даже записывала иногда, когда, проснувшись, еще что-то помнила. «Ладно, - подумала я, - сделаю свой последний сонет. Что там получилось из первых букв каждой строчки? Вышло слово «пора». Я захотела оставить сыну такой сонет, чтобы он понял тогда, когда меня уже не будет, что я любила его. Что заботами о нем заполнена вся моя жизнь. Значит так, из первых букв каждой строки составим фразу «Пора уж... Прощайте…». Четырнадцать букв, значит, будет, как в обычном сонете четырнадцать строк.  Я поднялась с пола, села к столу и стала записывать сонет. Так в эту ночь родились стихи «Пора уж... Прощайте...».

                Пора уж, прощайте…
                (сонет)

                По щеке течет слеза.
                Очень сильная гроза.
                Резкий ветер рвет окно.
                А в душе лишь боль… Темно…

                Умирать, так умирать…
                Жаль, нельзя с собой забрать
               
                Праздник жизни. Коридор…
                Разве плохо? Свет, простор…
                О! Всевышний! Боже мой!
                Щедрою своей рукой
                Ад отвел. Я – налегке.
                И сиянье вдалеке…
                Только свет, любовь ведет.
                Ею полон мой полет.

На следующий день я взяла себя в руки. Я видела и эту покачивающуюся походку, и эти узкие зрачки. Но для того чтобы «ударить во все колокола» и начать лечение, нужны были анализы. И однажды я схватила его за руку, в которой он прятал наркотик, собираясь его нюхать. А утром я сдала его анализ мочи, который показал наличие морфина.
Что было потом, страшно сказать. Я потеряла ориентиры, как будто застряла где-то между пространствами. Я не могла поверить, что это произошло со мной и с моим любимым сыном. Я вдруг вспомнила о тех детях со страшными уродствами, которых мы видели когда-то в больнице. Я любила бы его и таким, но он родился здоровым  и красивым.
Может быть, Бог посылает нам теперь испытание за все это счастье, которое длилось 16 лет, за то, что мы забыли о страданиях других людей? И, поняв это, легче найти путь к действию. Я пообещала Богу, если мне удастся «вытащить» Андрея, я постараюсь помогать другим. Я металась, звонила.
Я взывала к Саше, я молила его. В ту же ночь он приснился мне. Мы сидели на диване, и он держал меня за руку.
«Что мне делать, Саша? Что мне делать? Помоги! Подскажи, что делать!» - шептала я.
«Люби его так же, как всегда любила. Это тебе и поможет, это и подскажет, что делать», - я прислонилась к нему, и мне стало так спокойно. Ночью я обнаружила, что уснула одетая, прислонившись к диванным подушкам.
На следующий день я позвонила Алику Геворкяну.
- Алик! У нас такое несчастье! Памятью Саши помоги, посоветуй, как быть, - я задыхалась. У меня началась истерика, и я бросила трубку.
Через несколько минут Алик перезвонил сам.
- Я не звонил сразу, дал тебе время успокоиться. Все, успокоилась, - медленно и властно сказал он, и я поняла, как мне не хватала именно такого властного голоса. – Я буду «вести» тебя. Я тебе не говорил. У меня племянник погибает. Да ты его помнишь, Руслан, сын Ады. Она уже прошла с ним семь кругов ада, и теперь надеется только на операцию по удалению центра удовольствия. Я во всем этом разобрался досконально, где, какое лечение, как вести себя родителям. Я тебе все расскажу при встрече. У Руслана все запущено. А если Андрей только начал пробовать, все еще можно исправить.
Через неделю Алик приехал в Ростов и вечером пришел ко мне. Мы сидели с ним вдвоем. Он был серьезен. Это было так на него непохоже. Мы говорили, говорили, говорили.
- Самое главное – разобраться самой. Ты ведь ученый, Верочка. А ученому свойственно все разложить по полочкам. Во-первых, не пугайся, возьми себя в руки. Они сейчас практически все пробуют. Я уже понял, что в этом деле все индивидуально. Все зависит от степени его проникновения в этот процесс, от того, кем он был до этого, что у него было за душой. Важно, если он – человек творческий, и я уверен, что это так. Он ведь писал стихи, увлекался музыкой, у всех вас были с ним близкие отношения, и у тебя и у сестричек. Все это поможет. А пока слушай.
От него самую ценную информацию получила от нашего друга, Он мне сказал, что спасти своего сына я смогу только сама, что я теперь - СОЗАВИСИМА, что каждая моя минута, только для него. Полная изоляция на первые 2 - 3 месяца, отказ от прежнего общения, формирование новых удовольствий из нормальных человеческих обязанностей, занятие спортом. «С ним можно не общаться месяца два. Это - бесполезно. Только тогда, когда он сумеет выдержать месяца два, три, ты снова увидишь своего мальчика, своего сына». Кстати, изменение отношения к близким - хороший индикатор выздоровления. Удастся ли переломить ситуацию в один раз, или со мной произойдет то же, что и с моим другом, я не знаю. Но появилась хотя бы какая-то определенность и какая-то надежда, хотя наш друг все время предостерегает меня: - «Не расслабляйся! Не верь ни одному его слову!»
Апрель 2001 года. «Вот и на исходе эти два месяца. Я успокоилась, Андрей стал прежним. С увлечением занимается программированием в сети Интернет, занимаемся английским, немецким языками. Все идет по плану. Но ему надоело дома. Стали отпускать самого, но как-то очень тревожно. Приходит веселенький. Не пойму, то ли выпил пива, хотя ему и этого нельзя, то ли опять... Не выдержала, и в ночь под пасху мы повели его на анализ. Ничего не обнаружили, а он - обиделся. Но что-то все равно не так, я чувствую это сердцем. Опять угасает интерес к делам. Уходит из дома на пару часов, а приходит домой часов через восемь. Опять стали звонить друзья.
В один из таких выходов он позвонил домой в восемь вечера, сказал, что встретил каких-то ребят из Краснодара. Им негде ночевать, и он хочет, чтобы к нам с ночевкой пришли две девочки и парень. Я стала возражать, но потом подумала и согласилась. Стала готовить им еду. Но они не шли и не звонили. Я не знала уже, что и думать. Думала о том, что они могли попасть в аварию... В 13 часов следующего дня Андрей позвонил, сказал, что он - у девочки, что хочет еще остаться. Я потребовала, чтобы он приехал. С этого дня все быстро стало меняться в худшую сторону. Он сказал мне, что эти ребята ходят туда, куда захотят. И в Ростов приехали, не очень-то спрашивались родителей. А мы его опекаем. Пришел выпивши, и я обнаружила, что у него нет часов, с которыми он уходил из дому. Нет и тех, которые накануне прислала ему наша старшая дочь. Он признался, что продал их, чтобы покушать в кафе. Это была очень неприятная история".
Май 2001 г. «Шестидесятилетие Саши мы отметили 3-го мая в квартире. Были родственники и друзья. А на следующий день Андрей опять гулял весь день. Я не возражала, были праздники. Он пришел в 22 часа, разделся, покушал. Был прекрасный весенний день, приподнятое настроение. А потом я зашла в его комнату, и увидела, что он опять одет, а на кровати лежит туго набитый рюкзак, в котором были собраны все его белье и некоторые вещи. Я испугалась. Я решила, что под влиянием этих ребят из Краснодара он хочет куда-нибудь уехать. Хотела позвонить мужу, но Андрей не давал мне сделать это. Он сказал, что выйдет через окно, через балкон (это у нас-то на 5-том этаже!). Наконец-то пришел муж, и я свалилась почти замертво. Они разговаривали, но муж не смог уговорить его, и в 2 часа ночи проводил в какую-то квартиру, где ему открыли дверь и впустили. Муж сказал, что теперь он будет жить у него. По-моему, он даже обрадовался этому, хотя в его квартире идет капитальный ремонт, она вся завалена строительным и другим хламом, нет отопления. Я была выжата, как лимон, и раздавлена всем, что сказал мне мой любимый сын. Мне уже было все равно. Муж уехал на 8 дней в командировку, оставив сына одного в квартире.
Но через день я спохватилась, что не могу так просто подарить сына каким-нибудь подонкам, продавцам наркотиков. Я знала, что сейчас он не пойдет домой. Я пришла и сказала ему, что ничего особенного не произошло, что наша ситуация стара, как мир, когда сын взрослеет, а мать пытается удержать его рядом. Я сказала, что по-прежнему люблю его, поцеловала его, в шутку сделала мизинчиками «Мирись - мирись, а больше не дерись», хотя мы и не ссорились вовсе. Посмотрев внимательно, я увидела, что выпито все спиртное, которое муж собрал для празднования своего юбилея на работе. Последнюю бутылку коньяка я унесла с собой.
А через день стали звонить соседи мужа. Они говорили, что в той квартире собираются по 15 подростков. Все курят. Соседи боялись, что сожгут дом (дом - очень старый, деревянный). Пришлось мне идти и разбираться. Мне долго не открывали, а потом я увидела, что его «друзья», как тараканы, убегают черным ходом. С Андреем осталась только одна девушка, как потом выяснилось, медалистка, и выпускница университета. Я поняла, что это — его новая девушка, и обрадовалась этому.
Она сказала, что они с Андреем не хотят такой большой компании. Я пригласила ее к нам. Но они поехали к ней. В один из дней они ездили с ней на ночной пикник. Я как-то успокоилась, ведь человек не может жить все время в состоянии напряжения. Теперь Андрей приезжал домой, работал за компьютером. 21-го мая он решил сменить все программное обеспечение компьютера на новое. Он сделал половину работы, как позвонила его девушка. Он оделся в пять минут и ушел к ней на встречу.
Говорят, что люди чувствуют боль близких. Я ничего не почувствовала.
В половине девятого позвонила девушка Андрея. Она все говорила мне, чтобы я не волновалась. «Андрей во второй больнице скорой медицинской помощи, он без сознания, - говорила она, - но Вы не волнуйтесь! С ним все будет в порядке!» У меня останавливалось сердце. Я была уверена, что мне врут, и Андрей уже умер.
Но к телефону подошел врач и сказал, что все самое страшное позади, что моего сына привезли к ним вовремя, и его состояние - стабильно. А дальше я не помню, как собиралась, как заняла у соседей деньги, поймала частную машину. У входа меня встретил какой-то парень. Мы бежали в отделение, а он рассказывал мне, как у Андрея еще днем сильно заболела голова, затылок. Они купили и дали Андрею какие-то лекарства (а их нельзя было давать из-за бронхиальной астмы). Как потом Андрей потерял сознание, почернел, у него запал язык, и начались судороги. Девушка делала ему искусственное дыхание, и вызвала скорую помощь. Врач сказал, что Андрей в коме. В больнице их не хотели принимать: - «Наркоман! Везите его в реанимацию сами!»
«Вот они, странности ощущения счастья, - думала я потом, когда уже стало ясно, что Андрей остался жив, - Мой сын без сознания лежит в палате реанимации, а я безумно счастлива потому, что он - жив!» Анализ показал передозировку анаши. Девушка сказала, что она опоздала на встречу, и он где-то покурил с парнями. Мне показалось, что это не правда. Да и моя дочь сказала, что днем Андрей был с друзьями в той квартире. Там было накурено. Пахло марихуаной.
Я сидела в коридоре, закрыв глаза.
- Саша! Что мне делать? Саша! –  Он не отвечал, и мне казалось, что он держит меня за руку, и мы сидим с ним, как малые дети, несчастные и счастливые одновременно, растерянные, и непонимающие, за что и почему все это случилось с нами.
Кто-то тронул меня за плечо. Это был мой брат Алексей.
- Алешенька! Милый! Если он выживет, я сделаю все, чтобы помогать другим. Всем, кто попал в эту мясорубку. Я даю зарок Богу. Я уже практически написала книгу.
Через два дня Андрея выписали. Но дома ему опять стало плохо. Головные боли до рвоты, повысилось давление. Врач скорой помощи поставил диагноз - гипертонический криз. Невропатолог обнаружила у него спазматическое сужение сосудов. «У тебя сосуды сорокалетнего мужчины», - сказала окулист.
«Бог дал тебе еще один шанс, - сказала я сыну, и мне показалось, что он испуган. Я прочитала ему статью из Большой медицинской энциклопедии о том, что даже после однократного употребления наркотиков остается в мозгу человека след на всю жизнь. Вроде он понял. Стал заниматься английским. Нам многократно звонили из милиции, хотели с ним побеседовать. Ждали его выздоровления. Там уже по нескольку раз переговорили с его друзьями. Алеша научил меня делать ему уколы.
Но даже в такой ситуации 8-го июня он снова сначала позвонил мне после занятий английским, что будет очень поздно, потом в первом часу ночи зашел к отцу, сказал, что внизу его ждет девушка, и убежал, несмотря на протесты отца. В половине восьмого следующего дня позвонил отцу, что их ночью выгнали на улицу, где его друзей сильно избили, а его раздели. Отобрали довольно дорогую куртку, предложили придти выкупить ее к стадиону «Динамо». Сказали, если еще раз встретят, то убьют. Муж ходил, но никого там не застал. Анализ мочи показал наличие морфина.
Я уже не знаю, может ли быть в этой истории счастливый конец. У меня уже нет того оптимизма, который был месяц назад. Я - в полном отчаянии... Я просто не знаю, что делать...»

Конец июля 2001 г. «Спасибо, Алик, что ты меня поддерживаешь. Мне все кажется, что мы выберемся из этого омута, и я не хочу говорить даже сестре.
У меня за 33 года работы с ребятами, которые приходят на первый курс из разных школ, выработался стиль работы с привлечением положительных эмоций. Это - целая методика индивидуальных заданий. Мои объяснения они должны слушать внимательно, так как знают, что последует задание, разное для всех. Я записываю на доске одно задание, в которое хитро включены три различных цифры, сделанные из номера, под которым стоит фамилия каждого в журнале. Они начинают работать. Я хожу по аудитории, объясняю, спрашиваю. Те, кто закончил свое задание, получают свою "пятерку" и начинают мне помогать. Они тоже ходят по аудитории, объясняют, иногда просят меня помочь. Я никого не ругаю, я только хвалю. Даже тем, кто не успел сделать все до конца занятий, я говорю: "Ну что ж, молодец, ты многое понял. А вот с этим надо еще разобраться. Позанимайся с ребятами, потом приди ко мне на консультацию". Я знаю преподавателей, которые все обучение проводят с привлечением отрицательных эмоций. Это - сплошной крик, угрозы, двойки, ответное хамство. Они тоже достигают каких-то результатов, но я так работать не могу.
Может быть, я была слишком демократична с Андреем? Но это время я еще раз четко поняла, что нельзя становиться на тот уровень общения, который присущ наркоманам в состоянии наркотического опьянения. Каждый их поступок «проверяется» новым гомеостазом, который требует постоянного приема наркотика. Прием наркотика для них, это как для нас – голод, или жажда. «Вытащить» из этого состояния любого из них можно только любовью.
За это время я прочитала практически 30 томов медицинской энциклопедии, массу книг, журналов. Я привлекла весь свой научный потенциал, я водила Андрея к лучшим психиатрам-наркологам нашего города, и просила самых глубоких объяснений. Я записывала, записывала и записывала. Потом - засела за компьютер, «перекопала» весь Интернет. Я написала целую книгу, по которой любая другая мать сможет разобраться в том, на какой стадии болезни находится ее ребенок, и какое лечение лучше избрать. А если ребенок мал, и еще не пробовал наркотики, родители будут знать, как следить за ним, чтобы не пропустить первый же прием наркотика. Я поняла, пока я не разберусь сама, лечение будет неэффективно. Да и сыну я не смогу все объяснить. Теперь - другое дело. Да это и не сложно. А главное - от этого никуда не денешься. Хочешь, чтобы твой ребенок остался жив, свернешь горы.
Я не хвастаюсь, но теперь я знаю некоторые вещи о наркомании, которых не знает никто в мире, ибо я нашла им объяснение на основе результатов моей научной работы. Раньше мне приходили письма из Индии, из Германии, из США и из других стран мира с просьбами прислать свои материалы по межмолекулярным взаимодействиям и с предложениями сотрудничества. А я все забросила, не стала защищать докторскую диссертацию, а вместо этого родила Андрея. Но вот оно все и пригодилось.
В чем же я разобралась? Во-первых, слава Богу, Андрей не перешел на вторую стадию болезни. Он пробовал разные наркотики, нанес ужасный вред своему организму, но не приобрел физической зависимости. У него не было ни одной ломки. Я имею в виду эти страшные болевые эффекты. Его самая большая беда - это психологическое привыкание, стиль жизни, окружение. За последние полгода дважды его анализы показывали наличие наркотика, хотя всего мы сдали анализы около десяти раз. Один прием наркотика едва не стоил ему жизни именно потому, что этому предшествовал трехмесячный "чистый" период. Конечно, ничего хорошего нет в том, что мой сын ни с того ни с сего вдруг может попробовать наркотик. Но все-таки это не система. И это вселяет надежду.
Андрей стал прежним. Сам заговаривает со мной на разные темы. Как прежде все любит обсуждать. Перед уходом три раза целует меня в щеку. Причем, это не так, что я стою у дверей и жду его поцелуев. Нет, сам находит меня у компьютера, говорит: "Извини, чуть-чуть не забыл".
Я проанализировала, с чем были связаны два его последних приема наркотика. Каждый раз он сначала выпивал. И я думаю, что это - очень важная уловка распространителей наркотиков. Дать человеку выпить, расслабиться. И психолог-психиатр, у которого Андрей в июле прошел 10 сеансов интенсивной психотерапии с применением методов глубокого расслабления и внушения, тоже говорит, что нельзя в течение года употреблять спиртные напитки. И вообще, любому человеку, употреблявшему ранее наркотики, нельзя пить во время лечения, реабилитации. То есть, фактически, несколько лет нельзя пить даже пива. Ибо наркотики, алкоголь имеют одну природу действия. Андрей тоже все-таки иногда (очень редко), но выпивает пиво. Эта проклятая реклама на телевидении. Она все-таки делает свое дело. Но разговариваем, договариваемся, что пока нельзя.
Но каждый раз, когда я не могу разобраться в его состоянии, я несу в лабораторию на анализ его мочу. "Дорого, - говорю я Андрею, - мне обходится каждая банка твоего пива. Ты платишь за банку пива десять рублей, а я за анализ твоей мочи - 155". Я предпочитаю анализ мочи всем этим тестам. Каждая тестовая полоска делает анализ на какой-нибудь один наркотик, а стоит она около двухсот рублей. Чтобы самому сделать в домашних условиях, этих полосок нужно набрать на тысячу рублей. Меня предупредили, что несведущий человек может их легко испортить. А в лаборатории проверяют на наличие всевозможных наркотических веществ. Я думаю, что тестирование на определенные наркотики хорошо проводить, как это планируют в Москве, в школах, в институтах и т.д.
Я рада, что у Андрея сейчас - очень хорошая девочка Соня, чем-то похожа на мою старшую дочь. Умненькая, интенсивная, симпатичная. Я сказала Андрею, что пора от беспорядочности встреч перейти к серьезным длительным отношениям. И все равно страх остался. "Ты думаешь, мне не предлагают наркотики на каждом шагу? Но я же отказываюсь", - сказал как-то Андрей. Он решил, что так он меня успокоил. Да что ж это за жизнь? Что ж это за страна, где на каждом шагу твоему ребенку предлагают наркотики?
Потом Андрей привел Соню домой. Девочка была очень бойкая, она рассказала мне о своей семье, о том, что с тринадцати лет работает с детьми в еврейских программах. Рассказала о том, что эти программы хорошо финансируются Израилем. Сказала, что Андрей рассказал ей о его еврейских корнях.
- Вы знаете, тетя Верочка, что еврейская родословная считается по женской линии. А, если так считать, то Андрей – чистокровный еврей, - засмеялась Соня.
- Да, действительно, эта еврейская веточка тянется к Андрею по женской линии. Но, Сонечка, у нас нет никаких документов о том, что моя прабабушка по материнской линии была еврейка. Так, осталась одна легенда. Возможно, эти документы уничтожил еще мой прадед. У казаков ведь не принято было жениться на еврейках. Так что наш Андрей по женской линии – чистокровный еврей, а по мужской – чистокровный казак, - посмеялась Вера.
- Документы нужны будут только тогда, когда он в Израиль соберется ехать. А здесь он может ходить на все наши мероприятия, и никому не нужны никакие документы. Отпустите его в наш еврейский лагерь! – попросила Соня, и стала рассказывать, что в течение целого месяца на Зеленом острове, который располагается на середине реки Дон, под надежной охраной будет функционировать молодежный еврейский лагерь, в задачу которого входит воссоздание жизни еврейского местечка конца девятнадцатого века.
- Боже мой! – воскликнула Вера. – Как интересно! Почему же наше казачество не сделает что-нибудь подобное?
- Мама, ты обалдела, где ж они возьмут такое финансирование?
- Андрей, Андрей, раньше были такие пионерские лагеря. И финансирование находили.
- Вы отпустите Андрея? Отпустите? Там все бесплатно! Целый месяц бесплатный отдых. Это же здорово! – тараторила Соня. – Я у них завхоз. Сейчас за нами заедет машина, и мы будем закупать продукты. А там я буду работать хозяйкой бара, безалкогольного, конечно. Алкоголя вообще там не будет. А Андрей может работать в моем баре. У нас будут игрушечные деньги. Но, чтобы заработать их, нужно работать по-настоящему, и настоящие покупки можно сделать на эти деньги.
- Что-то я давно не работал, - потянулся Андрей.
- А ничего там плохого не может случиться? – с сомнением спросила Вера.
- Да что Вы, тетечка Верочка, я знаю, о чем Вы подумали. Да кто ж нам такое позволит?!
- Ладно, посмотрим. – Вера решила, что Андрею сейчас лучше будет в этом еврейском лагере, чем скитаться по улицам, где на каждом шагу могут встретиться старые друзья.
Еще несколько дней они готовились, закупали продукты. Для выполнения каких-то проектов им нужны были канцелярские товары. Это была целая эпопея, в которую Андрей и Соня ушли с головой.
Потом они уехали, и Вера, привыкшая в последнее время контролировать сына по часам, потерялась. Она говорила себе, что все должно быть хорошо, но даже по ночам она просыпалась и лежала без сна.
Через неделю позвонила Соня.
- Все хорошо, я приехала в Ростов за продуктами. Андрей не смог, занят, - тараторила она, - Он работает на пяти работах. Стал самым богатым человеком лагеря. Ему очень нравится. Я звоню по сотовому, долго не могу.
«Господи! – думала Вера. – Мне все равно, кто ему поможет. Бабушка Сонечка! Спасибо тебе за то, что ты у нас была! Все говорили о том, как ты была так добра к чужим детям! – как будто молилась Вера. -  Это ты спасаешь сейчас своего праправнука, моего Андрюшку!»
Они приехали загоревшие, счастливые.
- А у нас с Андреем в лагере была еврейская свадьба, - сообщила Соня. – Нас с Андреем сочетал по старому еврейскому обряду почти настоящий раввин. Он еще учится, для него это – тоже практика. Завтра смотрите по телевизору, все будут показывать, и нашу свадьбу тоже.
Вера посмеялась, и пошла на кухню. Она даже не знала, как ей отнестись к этому событию. На кухню пришел и Андрей. Он поцеловал Веру и сказал:
- Мама, я тебя очень, очень прошу. Можно Соня будет жить у нас? Тебе будет спокойнее. Мы теперь всюду будем с ней вместе. Никаких глупостей. Я для себя решил. Хватит экспериментов. Мы любим друг друга.
- Андрюшенька, да я рада всему этому. Только уж больно рано. Да и как Сонины родители к этому отнесутся?
- Нормально, мамочка. Сейчас все так живут.
Соня жила у нас, и Вера была рада этому. Они жили в комнате Андрея. Вера познакомилась с родителями Сони и была с ними в хороших отношениях. Им было по 17 лет, и Вера была бы даже согласна на их ранний брак. Лишь бы не то, самое страшное…. Прошло несколько месяцев их безоблачной жизни. Веру огорчало только, что они частенько ходили в ночные клубы и Андрей иногда сильно выпивал. Вера уже разобралась в том, что людям, отвыкающим от проб наркотиков, нельзя переключаться на алкоголь, но дети этого не понимали. Но Соня каждый раз клялась, что ничего плохого не произошло.

*    *    *

Какие боги и святые опекают нас и наших детей? Еврейские, татарские, калмыцкие, наши милые православные, или строгие католические? Каким богам мы должны поклоняться, у кого просить помощи и прощения за грехи наши?

*    *   *

Потом они ездили вместе на какие-то еврейские мероприятия.
« Знаешь, мама, это удивительно, но я так быстро запомнил эти еврейские молитвы. В Краснодаре нас всех разослали по разным селам, и в этом селе мне самому пришлось читать все молитвы. Немного подсматривал, конечно. Собрали очень многих стариков, по-моему, половину русских. После молитвы там собирают хороший стол, и еще дают продукты в подарок. Ну, кто из стариков откажется от этого? Знали бы они, что я вообще и не еврей.
- Самое смешное, но по законам Израиля ты – чистокровный еврей, потому что по женской линии маленькая еврейская ниточка тянется в твоем роду от прапрабабушки Софьи, - засмеялась Вера. - А по законам казачества, ты – чистокровный казак, потому что по мужской линии у тебя все были казаками. Но, кроме того, в тебе столько всего намешано, что ты должен быть красивым, и очень умным.
- А мне особенно запомнился один старичок – продолжил Андрей. - Он сидел в ближнем ряду и смотрел на меня безотрывно. На меня никто никогда так не смотрел. Он смотрел на меня, как на Иисуса Христа, и только чуть-чуть шевелил губами. Наверное, читал молитвы вместе со мной. Потом они обступили меня, и стали благодарить. Они щупали и гладили меня. Одна русская бабуля, которая привела туда свою совсем уж престарелую мать, говорила, то давно никто не вспоминал об их существовании. А сюда их пригласили, накормили, дали гостинцев. И она в полном восторге и от молитв, и от пения. Ее только беспокоило то, что она православная, а пришла на еврейский праздник. Я успокоил ее, сказал,  что Бог – един, и каждый молится ему по-своему. Главное – молиться. Молитвы, да будут услышаны! Где-то я слышал подобную фразу. Бедные старички! Мама, я ведь совсем не верующий! Может быть, это святотатство с моей стороны, участвовать во всем этом без веры в Бога?
- А ты верь, - сказала ему Вера. – Нужно постепенно приходить к вере. А старички.… Для них это большой праздник, потому что им уделили внимание. Может быть, этот старичок, что не сводил с тебя глаз, вспоминал себя молодым. А потом, дорогой мой, у тебя такое лицо, что с него иконы можно было бы писать, если бы, конечно, ты систематически брился и немного убирал твои лохмы.
- Видишь, старички меня небритого, и с лохмами полюбили, - посмеялся Андрей. – Почему наше российское православие не идет в народ, не помогает им?
- Православию с этим не справиться, нужно огромное государственное финансирование.
- А ведь посмотри, как это делают из чужой страны, из Израиля. Начиная от малых детей, которых более взрослая молодежь учит и религии, и участию в возрастных деловых играх. Все заинтересованы. Молодежь получает малую оплату за свой труд, и одновременно учится управлять пусть детскими коллективами, родители знают, что дети пристроены, что проходят самое нужное в жизни обучение, и довольны. Потом эти вырастающие подростки идут к старикам, и поддерживают их. Среди подростков нет наркомании, нет алкоголизма.  Их любят, они с детства планируют свое будущее.
 - Тебе нравится политика Израиля? Ты бы поехал туда жить, если бы у нас сохранились документы твоей прапрабабушки?
- Нет, мама. Я – русский человек. Я родился в России, и воспитан здесь. И я бы хотел работать на нашу российскую детвору, на наших старичков. Я думаю, для того, чтобы в стране все было нормально, людей нужно любить.
- Может быть, будем переводиться на психологию, по стопам дяди Алексея?
- Может быть.

*    *    *

Потом что-то разладилось в их отношениях. Соня забрала вещи и ушла. Андрей сказал, что она стала видеться со своей старой любовью, а ему это не нужно. Сказал, что тот парень уже девять лет имеет наркотическую зависимость, и Соня еще до встречи с Андреем зарабатывала деньги ему на наркотики. На полях его тетради Вера нашла стихи:

Ты – забытая книга,
Ты давно поняла,
Не хочу быть с тобой.
Ты во мне умерла.

Но вчерашние строки
Опять на устах.
Снова боль и отчаянье
В этих словах.

И как добрый хирург,
Ты с улыбкою беса
Оставляешь на сердце
След живого надреза.

Отчего не оставишь,
Не бросишь опять
На пороге бессмертия
Смерть наблюдать?

И я знаю, исчезнешь
Сейчас, как всегда.
Но сначала осушишь
Мое тело до дна.

Кто тебя выдумал?
Правду (сука) скажи.
Ведь любовь – это мука
В мегаполисе лжи.

Любви нет в кратере,
Куда мы попали.
Здесь только статуи.
Мы их создали

И эти статуи
Непонимания
Убили в нас
Души сияние.

Мой огонь зажечь
Еще сможешь ты?
Я мерзну среди
Вселенской пустоты.

Вера оглянулась на прошедшие месяцы, и ей стало страшно.
- Неужели Соня и тебе покупала наркотики?!
- Да что ты, мама, она и Костю этого хотела «вытащить», но с ним у нее ничего не вышло. Я недавно нашел у нее стихи, посвященные ему. Я знаю, что они встречались. Просто, если ее к нему тянет, то, причем здесь я.
- А как же ты? – испугалась Вера. – Ты не вернешься к старому?
- Да я уже влюбился в другую девочку. Не хотел тебе говорить. Сказал только потому, чтобы ты не беспокоилась. Все, мама, к старому не вернусь. И я нашел себе работу.
- Как работу? Какую работу? А учеба?
- Мама, сейчас совсем другое время. Сейчас большая часть студентов даже дневного факультета работает. Мы хотим иметь свои деньги.
- А как же занятия?
- Там я два дня работаю, два дня дома. А кроме того, все мои друзья говорят, что больше учатся в коридорах университета, чем на занятиях.
- Это что-то новое, - удивилась Вера.
- А что ты удивляешься. Время сейчас такое, что если правильно не сориентируешься, если не обзаведешься хорошими друзьями, которые тебе многое подскажут, то и с дипломом не найдешь работу. Мне, кстати, очень помогает то, что я знаю практически всю активную еврейскую молодежь. Они – очень умные и хваткие. Учусь у них.
- Что за работа? – Вера была рада, что Андрей так коммуникабелен.
- Самый шикарный новый супермаркет города. Меня взяли продавцом в отдел компьютерных, музыкальных и видеодисков. Ребята подсказали, и я пошел. Но там был такой большой отбор. Там двадцати страничную анкету нужно было заполнить, на тысячу вопросов ответить.
- И ты ответил?
- А помнишь, надо мной еще Джон, муж нашей Наташи смеялся, говорил, что мне можно стать критиком кино. Они много зарабатывают у них в США. Я уже тогда знал все их фильмы, режиссеров, актеров, все музыкальные направления. Вот ты знаешь рок-н-ролл?
- Знаю.
- А сколько там разных направлений, знаешь?
- Нет, конечно.
- А их больше тридцати, и я все их знаю.
- Это вот я всегда ругалась, что ты ночами сидел за компьютером. А ты, оказывается, сидя за компьютером, самостоятельно получил специальность, и теперь тебя благодаря этому взяли на работу? Это – здорово! Что ж, попробуй, поработай. Как только с пропущенными занятиями будешь разделываться?
- Мама, сейчас все ксерокопируют. И преподаватели знают, что половина студентов – работает.
Потом Андрею стала звонить другая девочка.
Андрей стал участвовать в работе молодежного «Яблока».
- У них сейчас будут поездки на море. Наблюдателями в избирательной компании, - Объясняет он Вере. – Поедем с Ирой, искупаемся, отдохнем.
Приехал смертельно усталый.
- Меня оставили в каком-то черкесском ауле. Там такие хорошие люди, мама. У них была свадьба. Весь аул гулял. Они меня чуть на руках не носили. И с утра проголосовали все. А эти придурки из нашего «Яблока» говорят мне, пиши на них «телегу», раз они еще днем закрыли  избирательный участок. Я отказался писать. Они ведь еще утром проголосовали все до единого. Как я мог обидеть таких людей!