Дом у сиреневой тропинки

Ничего не слышал от Сони я уже полгода. Почти ровно полгода, в пятницу можно было бы “отмечать”. Расходились мы без большого шума, даже шутили украдкой на эту тему друг с другом – мол, все наши знакомые пары, когда расставались, делали это как надо, с криками, делением друзей и клятвами в вечной ненависти. А у нас это было совсем по-другому, мирно, по обоюдному согласию, без эксцессов. Было даже как-то неудобно перед всеми.

Вместе мы были долго, слишком долго, к чему мы в итоге оба и пришли. После решения мы еще продолжали жить вместе около двух недель. Мы заранее договорились удалить друг друга из социальных сетей, чтобы не испытывать себя. Никто не должен висеть на этой глупой ниточке, полный злобы, зависти, ревности и ложной надежды. Так мы решили.

Постепенно из квартиры начали пропадать Сонины вещи, а за ними в один прекрасный день исчезла и сама Соня. Обычно после того, как девушка обитает в доме, можно еще долго находить маленькие признаки того, что она тут жила – заколки на полу, забытые чашки, тетрадки. От Сони в моей квартире не осталось ничего.
Не было ни одной вещи, которая напоминала бы о ней. Казалось, это должно было помочь с переживанием, но вместо этого внутри появилась глубокая пустота. Какие бы эмоции я не испытывал, казалось, что я кидаю их внутрь себя, как палку в пропасть.

Соня с тех пор так и не выходила на связь, ни в каком виде – ни звонков, ни сообщений, ни, тем более, встреч или визитов. Однажды, будучи пьяным, я пытался по памяти набрать ее номер на домашнем телефоне, но то ли я ошибся, то ли она не взяла трубку. Забавно было, что на утро позвонить бы мне больше не удалось, потому что с того вечера Сонин номер вылетел у меня из головы начисто.
На протяжении нескольких месяцев каждый день был пыткой, но проклятая дыра на уровне желудка как будто становилась чуточку меньше. В какой-то момент что-то даже начало приносить радость. Скоро были такие дни, когда я не вспоминал Соню. Спать становилось легче и жить стало возможно. Пусть дыра и была со мной, с ней уже можно было совладать.

В среду я получил от Сони письмо, настоящее, в почтовый ящик. Писем, написанных вручную, мне не приходило уже лет десять, а когда я узнал ровный Сонин почерк, я уже и совсем не знал, как мне нужно реагировать. В письме она рассказывала, как проходит ее лето – похоже было, что она проводила его на даче и много времени была на свежем воздухе. Соня очень хотела, чтобы я приехал ее навестить на выходные по обратному адресу письма. Мысли, которые переполняли меня в этот момент, было трудно проанализировать. Конечно, я решил поехать. Не знаю почему, но в тот момент мне казалось, что каждый бы в такой ситуации поехал, несмотря ни на какие сомнения.

Место было далеко на северо-востоке от Москвы. Жара стояла нестерпимая, в электричке было душно до одури. Какие-то бабки, одетые почему-то в пальто, везли в вагоне рыбу, которая так его провоняла, что когда они, наконец, вышли, запах вовсе никуда не исчез.

Электричка была набита битком, когда я отправлялся со станции, но постепенно люди выходили и выходили до тех пор, пока я не остался наедине с пассажиром, который сидел на противоположной стороне вагона спиной ко мне. Я так и не понял, мужчина это был или женщина. Вдвоем мы ехали до предпоследней остановки, после чего пассажир вышел, и я остался совсем один.

Солнце начало садиться. Последняя часть пути мне показалась бесконечной. Я смотрел в окно, а пейзаж оставался точно таким же, с точностью до размера кустов и количества берез. Время стояло на месте. Несколько раз я даже начал подозревать, что сплю, и пытался ущипнуть себя за запястье, но ничего не происходило. Но вот поезд начал замедлять свой путь и остановился на пустой станции, практически в середине леса. Я сошел, и когда он уехал, не осталось ни одного убедительного доказательства того, что где-то рядом есть живая душа.

В письме Соня говорила, как добраться до ее дома. Где-то на правой стороне у станции по направлению поезда должна была быть тропинка, которая привела бы меня близко к ней, несмотря на свою извилистость. Дальше деталей было немного, но я решил, что пора выдвигаться, пока совсем не стемнело.

Тропинку я обнаружил с трудом, она была очень неприметной. Но то там, то тут вокруг нее можно было заметить маленькие кустики сирени, и, держась их, можно было не потеряться. Я шел так какое-то время, и даже прошел по ней через небольшой лесок. Входить в него было страшно в это время суток. Когда я выбрался на поляну, дышать стало легче. Я увидел конец тропинки у последнего сиреневого куста, и у него меня ждала Соня.

Откуда она знала, когда я приеду, я не знал. Наверное, посмотрела расписание электричек, и догадалась по моему обычному графику. Я подошел к ней близко. Она была в легком голубом платье, босая, волосы ее легко шевелились из-за июльского ветерка, а на лице была красивая, беззаботная, счастливая улыбка. Я любовался Соней долго, ничего не говоря, потом, наконец, выдавил из себя “Привет”. Соня обняла меня, потом протянула мне руку и повела куда-то.

Я все смотрел то на ее руку в моей, то на ее ровное, нежное лицо, и даже не запомнил дорогу, по которой она повела меня от тропинки. Скоро мы стояли у черного деревянного дома в два этажа. Бревна были крупные и грубоватые, местами с гнилью. Дом был большой, и за ним можно было увидеть огород, где, похоже и проводила так много времени Соня.

К дому были протянуты провода, но в окнах горели свечи. Как объяснила Соня, электричество работать перестало здесь уже лет тридцать назад, а все, кто тут жил, привыкли и без него. Труб тоже проведено не было, и за водой ходили на ручей.

Я был почти уверен, что сейчас Соня представит меня своим родителям, но встретили меня трое молодых людей – две девушки и парень. Девушек звали Настя и Алиса, а парня – Никита. Никита казался мне странно знакомым, мне даже показалось, что Соня когда-то мне о нем говорила, а, может быть, даже встречалась с ним. Все они были как на подбор стройные, красивые, и немного бледные, особенно для тех, кто много бывает на солнце. Я был сильно удивлен, но постарался не подать виду.

Меня попросили разуться и сразу провели в гостиную, где был накрыт большой стол, а на скатерти стоял здоровенный самовар, который по виду мог легко найти себе место в музее. Я сел с краю, Соня рядом со мной, а Настя с Никитой напротив нас. Алиса сказала, чтобы мы не начинали, пока она не позовет остальных, и вышла. Я вопросительно посмотрел на Соню, но та как будто меня не поняла и в ответ снова улыбнулась.

Я плохо понимал, что происходит, и совсем не знал, кто все эти ребята. Кроме своих имен они не сказали практически ничего. За столом молчали. Мне стало не по себе, и я решил выйти на улицу, чтобы умыться. Соня объяснила, куда повернуть от входной двери, я вышел из столовой и обнаружил, что моей обуви там уже не было. Я огляделся, но ни одного комода или полки, куда бы их мог кто-то убрать, видно не было.  Все в доме было чисто убрано, только на деревянных стенах была местами то ли пыль, то ли плесень. Я ступил на траву босым, и меня обожгло холодом. Грязь липла к моим ногам, пока я шел до самодельного умывальника, и ее было так много, что, казалось, отмыть ее будет уже нельзя. Путь назад пришлось проделать почти вслепую, так темно стало на улице за эти пару минут, но свечка у окна в гостиную задавала мне направление. Когда я подошел поближе, я увидел, что свободных мест было мало, и понял, что все, должно быть, ждали меня.

Я снова вошел в дом, закрыл за собой дверь и увидел маленькое, сутулое тельце на лестнице, ведущей на второй этаж. Это был очень старый мужчина, весь в морщинах, лысый, но с бородой почти до пояса. Он смотрел прямо на меня, когда я повернулся. Я вскрикнул от неожиданности, и старик суетливо засеменил вверх по лестнице и скрылся из виду.

Мне сделалось страшно, я снова начал пытаться нащупать свою обувь хоть где-нибудь и уйти из этого дома прямо в эту минуту, хоть точно и не знал, как добраться обратно. Когда я уже готов был покинуть дом, я увидел Соню, которая вышла на мой голос. Я рассказал ей, что произошло, и, наконец, спросил, что она здесь делает. Соня снова улыбнулась, на этот раз снисходительно. Она нежно взяла меня за плечи и, глядя прямо в глаза, объяснила, что они живут здесь все вместе, ввосьмером. Вдевятером с Львом Ивановичем. Это его дом, и только благодаря ему они здесь. Он стеснительный и редко выходит из комнаты, но если бы я узнал его лучше, Соня была уверена, мы бы хорошо поладили. Все, что им нужно делать, чтобы жить с ним в его доме – это работать в огороде и ходить на “смены”. Про смены Соня сказала, что расскажет потом, а сейчас не было времени. Она сказала, что ей нигде и никогда не было так хорошо, как здесь, и она хотела разделить это со мной. Потом она прижала меня к себе и нежно поцеловала в губы. У меня было так много вопросов, но уходить я больше не хотел. Я хотел только, чтобы она продолжала меня обнимать.

Соня сказала, что все нас давно ждут, и что нужно идти в гостиную. Мы сели на свои старые места. Считая нас, там теперь было семь человек и два свободных места. Поймав мой взгляд, Настя объяснила, что двое – Вадим и Наташа, были на смене. Я хотел спросить про смены и про все остальное, но так сильно хотелось пить, что я не мог больше ни о чем думать. Чашек на столе не было, и все пили чай из блюдец, как в детстве. Чай был с сиренью, очень сладкий, но в то же время под языком можно было иногда уловить горчинку.

Более вкусного чая я вспомнить не мог. Сразу после первого блюдца я налил себе второе. В груди стало тепло, понемногу беспокойство начало меня покидать. Ребята рассказывали забавные истории об их лете, об огороде, о животных, которые забегали к ним из леса. Соня держала мою руку под столом все это время, и я начал чувствовать себя как в хороших гостях.

После третьего или четвертого блюдца я почувствовал, как безумно я устал. Я попросил разрешения покинуть ребят и отправиться спать. Идти было тяжело, каждый шаг давался с невероятным трудом и в голове было немного мутно. Никита помог мне добраться до комнаты – ночевать меня положили у него, потому что там была свободная кровать. Я с огромным трудом стянул с себя одежду, и лег в чудную, мягкую постель. Я чувствовал себя виноватым из-за грязных ног, боясь испачкать простыни, но Никита лег босым так же, как и я, и я перестал об этом думать. Обычно сон дается мне с трудом, особенно в незнакомых местах, но в этот раз я начал забываться с момента как накрыл себя легким одеялом и услышал его тихое шуршание. Я думал о Соне, как завтра я снова увижу ее в ее красивом платьице, и о том, как приятно было лежать сейчас здесь с закрытыми глазами.

Спал я очень хорошо до раннего утра, когда меня на минуту разбудила закрывшаяся дверь и тяжелое дыхание двоих людей. Судя по звукам, они прошли на второй этаж. Я все еще чувствовал жуткую усталость и начал снова проваливаться в сон. Снились мне мужские и женские стоны, железное бряцание и странный топот, все в глубокой темноте. Но проснулся я полный сил и в чудесном настроении, только голова чуточку кружилась, должно быть от непривычного свежего воздуха. Внутри было чувство дома, и хотелось, чтобы эти выходные с Соней никогда не заканчивались. Может быть я задержусь тут еще на пару дней. Кажется, мне никогда и нигде не было так хорошо.