войной взрощенный. часть1 начало

ВОЙНОЙ   ВЗРОЩЕННЫЙ
ВВЕДЕНИЕ

Мне  шестьдесят  семь  лет и  вот  уж  пять  лет  как  я  работаю  над  папиными  дневниками. Папы  давно  не  стало,  но  после  него  остались   дневники,  которыми  он  чрезвычайно    дорожил. Дневники – это  клочки  бумаги,   исписанные  мелким  и  ужасно  не  разборчивым  папиным  почерком. С  исправлениями,  вставками,  зачёркнутостями -  перечёркнутостями -  вообщем  не  читаемо.  А  к  старости  этот  почерк  вообще  перешёл  на  шифрограмму. Как  военный  отставник, бывший  замполит,  я  привык  чётко  доводить  до  конца  поставленную  задачу. А  задача  возникла  ,  как  итог  происходящих  перемен  жизнеутверждающих    основ,  их  крушение  и  расплывчатое  видение  прошлого.   После  пенсии, долгих  пять  лет,  я  с  лупой  расшифровывал  этот  труд. Пришлось  дописывать  целые  абзацы,  предложения,  увязывая  логически  в  единое   повествование. Ели  где-  то я  вставил  лист  непоследовательно – то  это  логично , из  за  общего  хаоса.  Отсутствие  дат,  так  же  создало  проблемы  в  последовательном  изложении   материала. Я  то же  не  молод  и  не  специалист,  потому  дописывая , у  меня   менялся  слог   и есть  временные  не  соответствия. Но  больше  чем  есть – я  не  могу. Мы  профессионально  заказывали     редактирование  и  корректировку  дневниковых  записей  несколько  раз,-  но  тогда абсолютно   терялся  стиль  папы. Окончательный  вариант -  мы  оставили  всё  как  есть. Это  решение  моё  и  сестры.
Боже  мой,  какой  исполин  жил  рядом  с  нами! Как  мелки  и обманчивы  цели,  которые  мне  казались  важными  и  как  мудр  и  последователен  был  мой  папа!  Мне  стыдно,  что  я  не  стал  одесситом,  не  воспитал  одесситами  ни  детей,  ни  внуков.  Стыдно  и  больно.  Мне  стыдно,  что  я  не  понимал  папу ,  считая  его  замкнутым  человеком  со  странностями.    Мне  безумно   стыдно   за  ту  иронию,  с  которой  я  относился  к  его   «гуляниям»   по  городу. Мне  до  тошноты  стыдно  за  те  глупые  разговоры,  которые  я  уверенно  вёл. Мне  больно  и  стыдно  за  те  слова  ,  что  я  сказал  папе  на  сорок  дней  смерти  матери. Боже,  как  же  я  был  глуп!
Папа,  прости!  Я  молюсь  за  тебя,  став  верующим  человеком. На  седьмом  десятке  я  стараюсь  стать  одесситом,  прожив  всю  жизнь  в  Великом  Городе.
                Надо  подписаться   Михаил,  а  я  пишу  Мишка,  именно  так  звали  папиного  друга,  в  честь  которого  меня  и  назвали.
Брат  всё  верно  написал. Мы  все  не понимали  его,  а  он  с  мудростью  и  любовью    мужа  и  отца  взирал  на  нашу   суетливую  глупость. Много  больных  и  обидных  слов  мы  говорили  ему ,  а  он  ни  разу  даже  не  упомянул  о  них  в  своих  дневниках. Проведя   скромную  жизнь  на  Севере  ради  нашего  благополучия,  он  жутко  тосковал,  чему  я  искренне  удивлена. Мы  даже  не  знаем , где  именно  он  жил  и  работал. Иногда  весной,  но  почти  всегда  летом -  он  приезжал,  привезя  скромные  подарки  и  живя  чужим  человеком  с  нами.  Оказывается , ежемесячно  почти  всю  зарплату  он  высылал  маме,  а  мы  об  этом  с  братом  ничего  не  знали. Нет,  мама  говорила,  что  он  помогал,  но  так…!
Мы  с  братом  близнецы.  И  физически  и  духовно.  Даже  живём  в  одном  квартале. Я  подключилась  к  работе  брата  над  дневниками  понимая  то,  что  для  молодых  читателей  и  для  читателей  не  одесситов   много  может  показаться  непонятным ,  именно  поэтому  я  разнообразила  дневники  фотографиями ,  разными  выписками  из   документов,   взятыми  из  интернета. Папа  описывал  своё  понимание  событий  с  1940 года  по  год  смерти  1993 .
Я,  преподаватель  политэкономии  в  одесском  политехе,  доцент,  кандидат  наук,  вдруг  поняла,  что  я  неудачная  папина  дочка. И  моя  задача   реабилитироваться,  в  пояснениях    труда  моего  отца. В  чём  мне  помогали   мои драгоценные   внучки    Лиля   и  Валя.
Мы  не  знали  отца,  в  чём  я  каюсь. Он  стремился  к  одиночеству  и  к  бесконечным  прогулкам  по  городу  и  окрестностям.  « Дежурный  по  городу» ,-  смеялись  мы,  не  смущаясь  его  присутствием.
Папа  закончил  дневники,  так  он  сказал,  накрыл  стол,  а  готовил  он  даже  лучше  меня  и  мы  поужинали. Где - то    через  неделю  он  пошёл  на  свою  прогулку  и  пропал.
Через  сутки  мы  нашли  его  в  морге.  На  скамеечке  в  сквере  ,  возле  Степовой,  он  умер.
Папа ,  прости  меня!  Мне  очень  стыдно  за  себя!   Только  теперь  я  понимаю  величину  невосполнимой  утраты.  Я  молюсь  за  тебя.


ДНЕВНИК  ПАПЫ./начало/
Все  годы  жизни  я  вёл  дневник ,  стараясь  выплеснуть  всё  то ,  что  радует  и  терзает. Начал  ещё  в войну,  мыслями  возвращаясь  в  довоенное  время. Зачем  пишу ?
История  Одессы – это  история   разных   горожан,  неразрывно  сплетённых  в    отрезок    исторического  каната. Я  стар  и  остаток  жизни  посвятил  систематизации  своих  записей. Пальцы  практически  не  позволяют  писать,  память  путается  и  забывает  многое. Я  пишу  для  тех,  кто  интересуется  Одессой  и  захочет  стать  одесситом. Здесь  нет  объективности  и  знания  истории,  здесь  есть  то,  что  я  видел,  о  чём  думал,  что  пережил. Есть  сомнение  в  необходимости  этой  работы, но  если  хоть  в  ком  то ,  когда  то , она  пробудет   интерес    к  Великому  Городу – это  было  бы  высшей  оценкой  для  меня.


Я  27  года  рождения.   Первичные   рассуждения  подростка   существенно  повлияли  на  мою  жизнь,  потому  и  привожу  мотивировку,  приведшую  в  последствии  к  поступкам  определённого  рода. В  1939 году  мне  было  всего  двенадцать   лет  и  я  начал  что – то  понимать.  Это  очень  важно,  потому  что  это  время ,  когда  состоялась    единственная  в  мире  страна  трудящихся – рабочих  и  крестьян.  Страна  ,  сбросившая  эксплуататоров   и  сами  трудящиеся непосредственно   и  строят  будущее. Меня  воспитали  в  духе  преданности  интернационализму.  Я  понимал,  что  любовь  к  своей  земле – это  пережитки. Какая  разница  степи  Монголии,  горы  Кавказа  или красота  Прибайкалья ?!  Красота  природы,  красота  народных   традиций – везде  красота. Нужно  научиться  её  понимать. Это  буржуи  эксплуататоры  создали  и  использовали  государственный  аппарат  идеологии , чтобы  сеять  вражду. Это  их  главная  цель -  иначе  трудящиеся  соединятся  и  сбросят  этих  нахлебников. Трудящиеся  всё   равно  объединятся,  просто  они  в  ужасе  затягивают  время. И  религия   на  их  стороне.  Правду  же  сказать  нельзя – иначе  они  перестанут  управлять  людьми  духовно.  Люди  расцветут  в  своём  творческом  порыве    ,  творя  будущее  для  себя  и  своих  детей.  Почему  наша  армия  непобедима  ?  Потому  что  она  и  есть  народ. А  народ,  в  его  стремлении  к  свободе,  к  светлому  будущему  победить  нельзя!  Не  возможно!  Чтобы  не  талдычили  капиталисты   и  духовенство    своему  народу,  как  бы  не  отстал   и  не просвещён  был  бы  их  народ -  все  распри  временны.  Население  Земного  Шара  всё  равно  будет  составлять  только  трудящиеся. Без  всяких  нахлебников  и  захребетников.  Мы,  мальчишки  много  об  этом  говорили.  И  игры  наши  были  такие  же. Будёновки,  деревянные   мечи,  имитация  боевой  лошади – это  раннее  детство.  Чуть  старше -  понимание  своей  роли  в  обороне    страны ,  роли  к  которой  надо  готовиться.  Агрессоры  капиталисты  не  смиряться  пока  будут живы.   А  живы  они  будут  не  долго. Наша  идеология –их  смерть.  Наши  мысли,  которые  как  ветер  стремительно  распространиться  по  миру    угнетённого  пролетариата   усвоятся  рабочими  и  они  восстанут  против  экономического  рабства.  Это  все  понимают. Но  некоторым  не  хочется   это  признавать  и  они  выдумывают  сотни  всяких  зацепок  оттягивая  время  краха  эксплуататоров. И  потому  культивируют   свою  политику.
Мы  с  Мишкой ,  моим  закадычным  другом,  бесконечно  спорили  об  этом.  Если  я  понимаю  всё  это,  потому  что  оно  очевидно,  то  что  я  делаю,  строя  своё  будущее ?!
-  Миш,  вот  твои  родители  неправильно  тебя  настраивают. Сестра  Соня  пилит  скрипку.  А  зачем  это  пиликание  нашей  стране,  которая  в  кругу  врагов ?
- Это  ты  ничего  не  понимаешь!  А  оперный  театр?  А  представители  культуры  нашей  страны ?
-А  кто  строил  оперный ? Буржуи. А  чьими  руками ?  Тяжким  трудом  рабочих. А  для  кого ?  Для  себя,  чтобы  развлекаться. А  пролетариат  должен  был  убирать,  красить  и  прислуживать.  Как  ты  этого  не  понимаешь ?
- А  Айвазовский ? А  Шевченко ?
- А  кто  спорит ?  Те,  кто  понимал  красоту – тот  и  создавал  красоту. Кто  понимал  народ ,  тот  и  писал  о  народе. А  это  что ?  Ангелочки,  греческие  боги  и  прочая   ахинея.  Фраки,  оркестры,  белые  воротнички,-  оркестры – одно  слово – буржуи. Их и  скрипка  развлекала. И  вообще  скрипач – это  не  пролетарий! А  значит  кто ?
- А  наши  песни?!  Кто  для  них  играет ? Музыканты.
- Это  пролетарская  музыка,  скрипки  там  нет.
- Пока  нет. Придёт  время  и  будут  и  скрипки  и  рояли.
- Смешно. Агитбригада  со  скрипкой  и  роялем.
Так  спорили  мы  бесконечно. У  Мишки  был  брат  Гарик,  он  был  старше  и  с  большим  гонором,  так,  когда  он  что -  то  утверждал,  мы  объединяли  усилия   и  единым  фронтом  спорили  против  его  доводов. Спор  доходил  до  криков и  их  мама , Куна  Михайловна , заходила  в  комнату,  чтобы  примирить  нас  разрезанным   ярко  красным  арбузом  с  тонкой  шкуркой,  а  не  полосатым   херсонцем.   Холодная    сладкая  мякоть   закрывала  нам  рты  и  мы  остывали,  вобрав  немного  холода.  Сытость  не  располагает  к  спорам ,  а  клонит  ко  сну.
- Я  к  себе, если  чего  зайдёшь,- говорил  я  Мишке  и  шёл   спать.
Шёл  и  лениво,  на  малых  оборотах  перебирал  абсурдные  доводы  Гарика,  и  по  сути  Мишки  и  гордился  нечаянно  родившимся  у  меня. Кое-  что  из  их   слов  я  вычёркивал,  себе  кое-  что  добавлял,  чтобы  картина  выглядела  в  нужном  свете.  Весь  путь  к  своему  двору, и  перед  дневным  сном  я  вяло  всё  « прокручивал» и  на  этапе ,  что  школа  полностью  подтверждает  мои  доводы -  заснул.
Школа  нам  открывала  глаза  на  мир. Электростанции, освоение  космоса,  трудовые  рекорды,  громадные  корабли  и  поезда -  всё  это  наше.  И  это  только  начало. А  военные ?  Учения,  наша  конница … И  вообще. Надо  спортом  заниматься, учиться  стрелять,  прыгать с  парашюта  в  парке  Шевченко.  Жить,  строя  будущее – одним  словом.
Жара  ещё  не  спала  и  наглая  ,  бесчеловечески  назойливая  муха  разбудила  меня, посеяла    в  душе  твёрдую  тягу  к  убийству.  Подкараулить  и  убить  эту  сволочь  хлопушкой.  Размазать  по  поверхности,  а  не  просто  убить. Я  схватил  хлопушку  и  начал  преследование.  Но  и муха  была  не  дура.  Я  решил  притаиться,  подставив  ногу  под  луч  света,  как  приманку. Гениальность  сработала  -  муха  села. Я  ловко  щёлкнул  хлопушкой ,  причиним  себе  боль ,  но  нисколько  не  испугав  муху.  Она  сделала  круг  и  села  мне  на  макушку. Хорошо.  Изменим  тактику. Затаимся  с  поднятой  рукой. Не  будем  реагировать  на  её  провокации  в  виде  присаживания  на  хлопушку.  Пусть  сядет  на  стол,  или  на  вазу -  не  важно,  и  будет  приведен  в  исполнение  суровый ,  но  справедливый  приговор. Поиздевавшись,  муха  вылетела  в   форточку  с  порванной  марлей.
Я  брызгал  уксусом  с   твёрдой   уверенностью  шамана,  что  дух  мухи  не  сможет  преодолеть  уксусный барьер. Успокоившись , совершил  набег  на  припасы  и  начал  готовиться  к  Мишке. Хлеб  той  поры  был  иной,  чем  сейчас. Сливовое  варенье ,  намазанное  толстым    слоем   на  тот  хлеб,  ловко  подхваченные , лениво  падающие  с   хлебной  твердыни   куски  слив  в составе  варенья,-   все  эти  декорации  великого  действа  сочетались  с  продолжением  логических  рассуждений.
Конечно,  я  понимаю,  что  традиции,  местные  обычаи  это  обречённый  пережиток. Это  из  буржуазного  прошлого. Но, Боже  мой,  как  я  люблю  Привоз. Опять  таки – Боже  мой. Я  же  атеист  и  знаю,  что  Бога  нет. Что  всё  это  из  темноты,  отсутствия  просвещения  и злопыхательства   разных   захребетников. Таких  оговорок  множество, но   у  них  нет  будущего.  Как  нет  будущего  и  у  русского  языка. Русский,  украинский – это  всё  от  физической  и  политической  ограниченности.  У  пролетариев  всех  стран  будет  один,  универсальный  ,новый  язык,  в  котором  не  будет  буржуазных  предрассудков.   Всё  понимаю. Даже  Мишка  понимает. Даже  его  Соня – скрипачка. Но  в  душе   прочно  сидит мир  Привоза.  Квашенные  арбузы  в  громадных  бочках,  капуста,  которая  хрустит  на  зубах,  синенькие  фаршированные  маринованной  морковкой  и  заботливо  перевязанные  стержнем  сельдерея – всё  это  сочетается  с  колоритом  продавцов  и  продавщиц,  зазывающих  покупателей. Эти  немыслимые  причёски,  призывные  крики,  надпись   « только  у  нас продажа  тушек  кур  нетоптаных» ,  смех,  остроумие -  всё  это  целый  мир. А  рыбные  ряды!  Громадные  рыбищи  извивающиеся  на  столах ;  угри,  сплетающиеся  и  расплетающиеся  в  причудливые  формы  и  раки!  Раки. Большие  и  маленькие  голубые  и  зелёные. Клешни,  усища   выглядывающие  из  под  листьев  лопуха. А  разговоры  с  покупателями!  Это  Одесса!  Это я , это  во  мне!  Но  с этим  надо  бороться.  Нещадно  и  беспощадно,  не  оставляя  место  жалости. Мы  же   понимаем -  в  чём  состоит  будущее. Наверное  так  же  не  хочет  отмены  крепостного  права  дворецкий ,  который  устроился  к  хорошему  барину.  Воронцовский  переулок  ,где  живёт  Юлькина  тётя,  переименовали  в  Краснофлотский,  как  и  большинство  улиц  города. И  правильно. Ничто  не  должно  нас  наталкивать   на  буржуазное  прошлое,  которое  полно  позора  рабства  угнетённых. Мы  не  рабы,  рабы  не  мы!  Я  всё  это  понимаю,  понимаю,  но  не  могу ,  не  имею  сил  бороться   со  всем  этим. В   национальной  одежде  молдаванки  продают  чернослив  и  яблоки и  их  говор – то  же  органичен. Они  одеты  как  то  не  так  ,  как  все.  С  западной  Украины  ходят  ,  предлагают  сушенные  грибы. Предлагают  своим,  неповторимым  говорком. Русско – украинский  одесский  язык  с  западным  акцентом.  Цыганки.  Много  цыганок  и  ещё  больше  их  детей. Всё  это  бродит, восходит,  переливается  и  перекатывается   меняя    формы  и  ароматы.  Но  всё  равно  это  пережиток.  Всё  равно.  А  я – слабак.  У  меня  просто  нет  сил  преодолеть  в  себе  это  прошлое  наследие. Мало  я  над  собой  работаю. Надо  быть  решительнее  и  смелее ,-  ведь  именно  такие  как  я  и  будем  строить  социализм  во  всём  мире,  мире  справедливости  и  равенства.
Вечер.  Летний  одесский  вечер  застал  нас  на  пляже  Ланжерона.  Истовые  пляжники,  пожилые  и  совсем  юные  ценители  вечернего  пляжа  уже  разместились  на  своих  подстилках  . Солнце  пекло  со  страшной  силой,  хотя  и   чуть  снизив  градус.
Мы  вдоволь  накупались,  наловили  мидий,  соорудили  костёр  со  спрятанным  куском  металла  и  начали  их  жарить.  В  такую  жару аромат  дыма  и  моря  кружил  голову.  Море  отливалось  миллионами  светящихся  солнышек,  прибой  мягко  накатывался   на  прибрежный  песок  и  лениво,  с  сожалением   покидал  берег.  Чайки   торопливо  пролетали  над  нами ,  не  крича,  не  высматривая  пищу,  просто  проносились  по  каким  то  важным  для  них и  непонятным  для  нас  делам. Стайка  воробушек  перекрикиваясь  собирали  мошек  у  выброшенных  на  берег  морем  водорослей   и  осторожно  обходили  медуз.  Мидии  начали  раскрываться  и  аппетит  заставил  нас  замолчать  в  преддверии  царственного  пира.
Мы  ели,  обжигая  руки  и  рот. Сок  мидий,  нежнейшее  мясо ,  всё  это  с  ароматом  дымка  поглощалось  нашими  молодыми  организмами  с  жадностью  дикого  зверя. Мишка , утолив  голод  физический  перешёл  к  удовлетворение  голода  духовного.
- Вот  мы,  государство  окруженное   врагами  и  завистниками,  должно  активно  готовиться  к  обороне. Так ?
- Так.
- Вот  немцы – они  же  за  социализм?
- Да.
- Но  только  за  социализм  для   своей  нации. Национал – социализм. В  этом  их  ошибка.
-  Согласен. Мы  же  не  за  социализм  для  русских,  мы  за  социализм  для  всего  пролетариата.
- Вот  потому  наши  вожди  и  подписали  мирный  договор.  Суть  то  одна. Социализм  и коммунизм. Всеобщее  счастье.
Рядом,  на  подстилке  с  зонтиком  и  кучей  надувных  игрушек  сидел  в  панаме  толстый  дедушка  с  тремя   внуками.  Они  строили  крепости  на  песке ,  а  дед  с  умилением  наблюдал.  Мы  лежали  рядом,  прямо  на  обжигающем   песке,  нежась  на  солнце  и  рассуждая. Нашу  беседу  прервал  дед.
- Я  конечно  извиняюсь,  но  я  вмешаюсь.  И  где  это  видано,  чтобы  такие  молодцы  говорили  не  о  барышнях,  не  о  драках,  а  о  политике,  пропади  она  пропадом…
- Вы  ошибаетесь  дедушка.
- Я  ошибся,  когда  второй  раз  женился. Что  вам  немцы? Они  себе  ,  а  мы  себе. Я  в  ваши  годы   уже  целовался  по  полной… И  с  какими  барышнями… Да –с.  Послушайте  сюда -  пока  есть  Сталин – мы  в  безопасности. Потому  идите  купайтесь,  а  то  сгорите.
Мы  пошли  купаться.  Пока  плыли,  Мишка , отфыркиваясь ,   сказал :
-  Деклассированный  элемент.   
-Понятно.  Воспитывался -  то  он  до  революции.  Вбили  всякий  хлам  в  голову….
- А  тебе  моя  Соня  нравиться ?
Я  чуть  не  утонул, захлебнувшись. Он  прочёл  мои  сокровенные  мысли. Я  был  влюблён.  Влюблён  тайной  страстной  первой  любовью,  за  которую  готов  был  на  всё. Но  это  была  тайна. Личная,  глубокая  тайна.  И  Соня  понимала  это  и  когда  мы  встречались  глазами,  то  сердце  билось  у  обоих  с  ускоренной  частотой.
- С  чего  это   ты ?
- Так  спросил.
- Она  сестра  моего  друга  и  не  может  мне  не  нравиться,-  выкрутился  я.
Мы  молча  плыли,  остывая.
- У  деда,  только  животная  похоть  на  уме.  Сам  брак – то  же  отсталость. Любовь  должна  быть  свободной.
- А  детей  государство  воспитывать. Вот  этот  дед  внушит  карапузам  всю  эту  чушь,  итак  с  поколения  в  поколение.
- Эту  цепь  надо  прервать.
Мы  вышли  на  берег  и  начали  сохнуть. Купаться  больше  не  хотелось  и  мы  планировали  пойти    на   мыс,  чтобы  побросать  камни  на  дальность.
Сегодняшний  день  закончился  миром. Мы  решили,  что  в  союзе  с  немцами  большое  будущее  для  развития  пролетарского  движения  во  всём  мире. А  немецкая  культура  должна  быть  переведена  на  какой  то  общепролетарский  язык,  как  и  произведения  Горького  и  Маяковского. А  Есенин – это  пережиток,  который  всё  равно  забудется. Всё  равно  будет  единая  общепролетарская  культура,  куда  как  раз  и  войдёт  всё  самое  лучшее  любой  страны.

Летние  каникулы – это  по  сути  и  есть  школьное  детство.  По  мне  так  это  и  есть  настоящая  учёба,  настоящее  познание   родного  города. Дни  были  расписаны  по  минутам.  Некоторое  отвлечение  на  домашние  задания  не  мешали,  а  наоборот,  создавали  конкурентоспособность. Афишы,  представления,  мотоциклисты  на  Привозе,  зоопарк  и  открытые  площадки  в   парке… Ой  и  ой!  Соборка  с  шахматами  и  спорящими,  дюковский  с бильярдом  на  деньги,  Черноморка  с   прокатным  пунктом…  И политика,   как  показатель  взрослости.   Это  надо  же  разобраться :  где  маскирующиеся  враги,  и  где  непонятые  друзья.  А  параллельно  Черноморка  с её  отмелями… Бычки,  глоська.  Камбала… Рыбалка  на  Днестре  и  ставках…
Много,  много  всякого  разного,  замешанного  на  политике,  потому  как  без  политического  окраса  ничего  не  было в  то  время. Ведь  есть  передовые,  но  есть  и  много  несознательных,  кому  объяснить  ещё   можно.  А  кто  и  упрямится,  не  понимая  своего  счастья?  Того  силой  загнать  в  рай,  ведь    он  потом  ещё  и  спасибо  скажет,  хоть  нам  его  спасибо  как   зимой   крем  для  и  от загара.
Дел  было  так  много и  такой  важности,  что  времени  катастрофически  не  хватало.
Староконный.   Глупо  описывать  густонаселённый  континент  с  его  изобилием  животного  и  растительного  мира,  с  уникальными   культурами  и  историей  народов  и  племён.  Староконный -  не  меньше. А  в  чём -  то  и  побольше  будет  иных  некоторых.  Мишка  разводит  кенаров.  Точнее  Гарик  его  брат.  Ну  и  Мишка.  Того  на  рынок  мы  ходили  довольно  часто.  Нас  знали,  но  делали  вид  что  нет,  мы  же  дали  каждому  кличку,  а  у  некоторых  было  такое  соответствие   облика  имени,  что  придумать  что - то  большее  было  уже не  возможно.  Скажем  Жора. Он  Жора  и  говорить  нечего.  Жора.
Был  одноглазый,  худая  жердь -  мужчина,  потерявший  глаз  в  недавней  войне,  де  солдат  за  людей  не  считают, так  он  говорил,  выпивши.
Мы  долго  спорили. Если  недавно  была  где-  то  война,  то  наша  одержимая  историчка   уже  все  уши  бы   прожужжала   своими  сравнениями  и  поучениями   для   патриотического  воспитания. Чтобы  прониклись  до  печёнки.  А  она  - ни  слова. И  никто .  Что  не  знают ?  А  то,  что  трудовички  муж  военный – это  как ?  То  же  не  знает?  И  советский  солдат -  это  как  сын  для  командира,- это  же  с  детского  сада  нам  говорили.  И  в  воинскую  часть  водили  и  показывали. Армия  то  народная!  Это  белые  офицеры    в  солдатах  людей  не  видели.  Перчатками  по  лицу  постоянно  били.  А   наша  армия  народная.  Да  и  видел  он  парад ? Такая  силища,  что  если  кто - то  только  подумает – забьём.  Где - то  в  драке  глаз  вышибли,  так  ему  теперь  неудобно  и  вспомнить  об  этом. Ясное  дело. Выдумал  сказку для  легковеров.
Был  требухатый,-  здоровый  толстый  детина.
И  птица!  Шикарные  кенара!   Многих  мы  узнавали  безошибочно.  И  расцветка  ни  при  чём.  Можно  по   песне  сразу  узнать.  Один  так  увлекается  песней,  что  поднимает  лапку  и  ей  как  дирижёр  палочкой    вторит. Крохотное  тельце  его  в  напряжении  тоже    участвует  в пении,  а  пёрышки  на  горле  вообще  двигаются  в  такт  пению.  Другой,  увлёкшись , крылышками  как  бы  подыгрывает,  третий  хохолок  распускает.  А  как  выводят!  Тут  не  только  коленца,  их  последовательность  и  разнообразие,  здесь  даже  громкостью  песню  усиливают,  то  снижая  тональность,  то  усиливая.  И  каждый  такой  поворот   любителями   в    деталях    обсуждается   часами.  И  тут  не  отвлечёшься.  Одесский  говор,  шутки,  остроумные  сравнения,-  всё  это  в  изобилии. Такой  же  островок  голубятников  или  дикой  птицы. И  таких  островков   множество  и  каждый  целый  мир.
От  марок ,  до  антиквариата ,  от  гуппи,  до   японского  карпа… Растения… Ой,  за  всё  и  не  сказать -   не  возможно.
Последние  полгода  только  о  политике  и  говорили.  О  союзе  с  Германией  и  о  том,  что  объединившись -   мы  разобьём  капиталистический  мир. Где  им  устоять  против  двух  самых  прогрессивных  государств.  И  то,  что  в  союзе  с  нами  им  станет  ясно,  что  национальный  социализм – это  ошибка. Социализм  - он  для  всех  трудящихся.  Говорили  о  том,  что  они  с  нами  проводят  военные  учения,  чтобы  можно  было  действовать  как  одно  целое.   Было  ясно,  что  границы  нашей  страны  скоро  утратят  смысл,  так  как  многие  страны  вольются   в  пролетарское  строительство , скинув  своих  буржуев.
Но  кенара   перешибали  эти  разговоры.  Натренированное  ухо  слушателя,  услышав    особо  высокие  ноты  или  фрагмент    виртуозного   исполнения   тут  же  сообщала  команду  в  мозг  о  прекращении  любой  деятельности  кроме  прослушивания.  И  разговоры  внезапно  обрывались,  навсегда   оборвав  мысль  повествования…
Лицо  хозяина  поразившей  всех  птицы  расправлялось  в  блин,  расправив  все  мимические  морщинки. Он  излучал  гордость  мэтра,  сумевшего  из  птенца  воспитать  такого  певца!!!!  В  середине  мая  на  продажу  из   Проскурова  привезли  кенара,  который  говорил «  па – па «  ;  и «ма-ца «.
Это  нас  всех  так  поразило,  что  все  другие  разговоры  стали  неуместны. Это  был  толчок  к  новому  развитию  птицы  вообще.  Всем  хотелось  повторить  подвиг.  Птицу ,  как  учителя,  тут  же  купили  и одноглазый  сверкал  своим  злым  блестящим    глазом  на  выразительном  лице,  утверждаясь  в  своём  превосходстве  над  другими.  Продавать  на  Староконном  кенара,  который  не  поёт  , а  разговаривает?!!!  Это  невообразимое  чудо!  Такого  не  было  даже  в  Одессе. С  мая  до  конца  41  года  вполне  можно  было  получить  уже  какие -  то  реальные  результаты.  Реальные…Не  оспоримые….  И  шанс  только  у  него ,-  ведь  реальный  кенар  учитель  только  у  него!
            

Наши  родные  всячески  стимулировали  наш  дружбу,  видя  братскую  привязанность,  потому  иногда  выносили   общее  решение  об  общем  времяпровождении. И та  весна  была  не  исключение.
Ужас  экзаменов  и  годовых  оценок  закончен  и  мы  все :  Гарик,  Мишка,  Соня,  тётя  Берта  едим  в  Вилково  на  клубнику. Нам  дали  почти   неделю  на  сборы и  мы  эти  четыре  дня  провели  на  Староконном  у  кенаров. Хотелось  прицениться  и  купить  самочку,  она  несопоставимо  дешевле и  спарить  её  с   ручным  чижом  /  у  Кольки  такой  был,  Мишка  бы  взял  взаймы/ . Такой  гибрид  был  отличным  певуном,  но  потомства  не  давал.  План  был  серьёзный  и  изучали  детали,  спрашивая   у  сведущих. Не  мешало  снастей  прикупить  для  рыбалки,  свежей  мамалыги  и   макухи  для  приманки;   выплавить   из  свинца  грузила  и  ещё  массу  нужного  и  неотложного  сделать. Четыре  дня  пролетели  как  мгновение! Нам  уезжать,  а  у  того   же  Кольки   появились  голубята,  да  такие  забавные , его  папа  ещё  николаевскую  пару  прикупил,  мы  помогали  голубятню  выровнять. Всё  пронеслось  и  вот  очередным  утром  состоялся  выезд  всей  компашкой  на  клубнику. Для  меня -  первый  выезд  в  те  края,  хотя  в  Измаиле  мы  были  и  крепость  видели.
 Меня  конечно  больше  всего  волновали   Мишка  и  Соня. Ну  уж  никак  не   тётя   Берта,  которая  постоянно  всех  поучала  и  наставляла.  Вилково  это  чудесный  населённый  пункт,  где  между  домами  не  улица ,  а  каналы   реки!  Мы  жили  в  той  части  Вилково ,  где  нормальные  улицы  и  дороги,  но  многочисленная  родня хозяев   жила  на  островах. Деревянные  просмоленные  лодки,  умение  управлять  шестом, лавируя   на  крутых  поворотах, живописно  развешанные  сети ,-  это  заставило  полностью  всё  забыть. Всё  и  напрочь.  Если  и  был  какой  то  маленький  свободный   кусочек  памяти ,  то  в  течении  двух  суток  он  полностью  завоевал  остальное  пространство.
Представить  себе  острова  на  несколько  участков ,   где  вместо  травы  растёт  клубника ?!  Клубника,  что  продают  на  Привозе!  Это  реально ?  По  ней   ходят,  вытаптывая   тропинки,  на  неё  кладут  вёсла,  на  неё  струшивают  мусор,  по  ней  бегают  кошки  и  собаки. Здесь  всё  другое.  Коты  громко  кричат  прося,  нет -   требуя , перевести  их  на  соседний  остров    на  важные  личные  встречи,  собаки  плавают  сами ,  как  утки.   Гуси же  и  утки  живут  по  соглашению    с  хозяевами ,   арендуя  по  договору  птичник.  Сказка.  Фантазия,  облечённая  в  сказку.  А  громадные  иконы  со  свечами?  Какой - то  ужас  средневековья.  Понятно  же,  что  Бога  нет,-  зачем  этот  цирк ?  Мне  на  каком  то  странном  наречии  показали  икону,  на  липовой  доске,  с  которой  венчали  прабабушку  этой  старушки. В  чём  гордость - то ? Что  задурманенный  народ  верил ?  Что  венчались  в  церкви,  совершая  обряд  цена  которому – обман ?  И  зачем  эта  древняя  икона  и  кому  она  нужна ? Вот  если б  я  вырос  и  женился  на  Мишкиной    Соне -  то  зачем  нам  икона ?  К  чему ?  Не  нужный  хлам. Вот   то,  что  клубника  просто  так  растёт -  это  вызвало  у  меня  шок.  А  развешенная  рыба ?!  На  этих  островах,  без  всякой  охраны  висели  рыбные  балыки  и  краснопёрка,  лещ  и  карась… Да  что  угодно .  И  как!  В  живот  была  вставлена  палочка,  чтобы  всё  проветривалось. Я  такого  не  видел  и  сошёл  с  ума  от  новых  впечатлений. Я  никогда не  видел  процесс  копчения,  а  тут,  у  какой - то тётки  с    экзотическим,  неслыханным  именем -  Марьяна,-  в  огороде  своя  коптильня!  Она  с  мужем  -коптили  рыбу!  Это  было  какое - то  царство  запаха. Аромат  был  такой,  что  практически  насыщал  без  еды!  А  копчёная  рыба?  Особенно  маленькая.  Её  чешуя  по  настоящему  золотая  и  каждая  маленькая  золотая  чешуйка  отдельно  радуется  солнцу.  Вы  себе  такое  можете  представить  в  городе?  То - то.  Но  спустя  какое  то  время   яркость  чешуи  тускнеет  и  перед  вами  просто  копчёная  рыбка.  Я  завораживающе  смотрел  на  действо  не  в  силах  отвести  взгляд.  Тётка  Марьяна  работая,  вдруг  нагнулась,  прямо  из  под  ноги  сорвала  клубничку  и  не  помыв   съела. Это  добило  меня. Под  ногами  и  не  моя… Тогда  как… Да  моя  мама ,  если б…  Нет.  Слов  нет.
Вечером  сказочный  ужин.  Свечи  у  иконы.  В  каждой  комнате  маленькая  икона  ,  а  в  гостиной  большая ,  с  каким  то  пожилым  человеком  с   неестественно  большим  лбом. Больше  чем  у  Сократа.  Перед  едой  все  перекрестились  и  пробурчали  какую - то  молитву. Потом  сел  хозяин  и  все  за  ним.  И  есть он  начинал  - первый.   Мы  боялись  нарушить  свод  правил  и  копировали  взрослых,  участвуя  в  каком  - то  ритуальном  спектакле.  Всё  было  настолько  ново  и  необычно,  что  я  растворился  в  происходящем.  Открыв  рты,  затаив  дыхание,  мы  забыли  друг  о  друге.
Я  что-  то  в  школе  слышал  о  старообрядцах,  но  это  было  так  далеко,  Как  Невский  и  Пётр  1.  А  это  оказалось  реальностью.  Большая  часть  людей  здесь  старообрядцы!  Старой  веры! Это  при  школе  и  памятнике  Сталину!  Какой-  то  каламбур.  В  каждой  хате -  иконы.  Почти  в  каждой.  Зачем ?!  Мы  смотрели,  впитывали,  приберегая  силы  для  спора  и  осмысления.  Уникальный  виноград.  Ни  с  чем  не  перепутаешь!  Не  получиться! Отдельный  сорт… Местный..
  А  этот  дикий   крик  соседки утром  на  соседском дворе?!  Оказывается,   ночью  кабаны  пробрались  по  плавням  в  огород  и  полностью  его  разорили,  сломали  сарай  и  ушли. Я  чуть  не  умер.  Я,  мальчишка  с  Хуторской,  и  тут  кабаны,  ночной  рейд… А  если б  я ,  скажем,  пошел  в  туалет  ночью….  Ни  о  чём  не  думая ,  а  тут  стая  эта…
А  если  б  Соня?  Я  б  их  разогнал,  одного  бы  ранил,  а  Соню  б  спас.  Не  меньше.
Кабаны ,  настоящие  кабаны  минувшей  ночью  с клыками  бродили  вокруг  хаты  где  я  спал!  Мыслимо  ли  такое?!  Это  всё  нельзя  маме  рассказывать,  а  то  никогда  не  пустит  больше…
А  эти  мостики ?  Ты  идёшь  по  каким -  то  гнилым  доскам,  которые  шевелятся  и  трясутся,  а  под  ними  река.  И  ты  идёшь , при  этом   еле  сохраняя   достойный  вид.  Хочется  стать  на  четвереньки  и  уверенно  перебраться.  Но  на  тебя  смотрят! И  ты  идёшь  так,  как  будто  всю  свою  жизнь  ты  занимался  этим  привычным  делом,  и  тебе  безразлично  видит  тебя  Соня  или  нет.  Мне  казалось,  что  эти  демонстрации  бесстрашия  окончательно  её  влюбят  в  меня. Но,  всё  по -  другому  вышло.  Мне  Мишка  говорит :
-  У  меня  Соня  спрашивает,  что   твой  друг  совсем  без  ума,  если  покалечится   не  боится ? Кому  калека  будет  нужен ?  И  зачем  это ?
Так  спрашивала  сестра  у  брата,  ходившая  в  белых  носках  и  безумно  боящаяся  их  запачкать. А  это  была  задача  не  из  простых.  Деревянные  мостики  поперёк  и  вдоль  каналов,  грязь  в  лодке,  куда  предлагали   ей  сесть,-  всё  это  её  коробило  и  возвращение  на  место  было  её  неосуществимой   целью,  мечтой. Ей  не  нравилась  громадная  рыба,  её  не  впечатлили  жирные  угри, ей  не  нравились  голубые  раки ,-  решительно  ничего. Ни  экзотика ,  ни  пища  на  керосинке.  Ничего,  решительно  ничего,-  до  такой  степени  привередлива  была  мишкина  сестра. Она  бесконечно  переодевалась и  пачкалась , ограничив  себя  в  передвижениях. Собственно  из - за  неё,  спаковав  полный  мотоцикл,  оставив  Гарика  и  тётю  Берту  нас  отправили  домой.  Соня  без  Мишки,  и  я  без  него  никуда  бы  не  поехали.  Известная  троица.
Собирали  нас  невиданным  манером ,  пакуя  невиданные  подарки.   Судите  сами :
Как  они  сумели  сохранить  вяленный  виноград  прошлого  года ?  А  этот    трёхлитровый   бутыль ,  как  бутылка,  с  вином,  закрытый  качаном  от  кукурузы,  завёрнутый  в  тряпочку !  И  клубника.  Засыпанная  сахаром,  свежая,  варенная    и  иная.  Как  мы  разместились  в  мотоцикле  с  коляской  до  сих  пор  не  пойму. Семнадцатого  июня  сорок  первого  года  в  пять  утра  нас  отправили  в  Одессу, домой. Я это  запомнил   потому,  что  у  братьев /  наших  друзей/   общий  День  Рождения – девятнадцатого  -  и  мы  были  приглашены. Все  трое.
Дорога  была  не  близкой,  я  наблюдал  окружающее,  и  пытался  не  заснуть. Соня  и  Мишка  сидели  обложенные  по  шею  в  коляске,  я  сидел  за  водителем,  привязанный  к  нему  верёвкой.  Сзади  меня  были  сплошные  корзины  и  сумки.  Мотоцикл  ревел,  мы  заряжённые  впечатлениями  летели  домой,  готовя  рассказы  и  страшилки.
Восемнадцатого  мы  отсыпались,  а  девятнадцатого  вместе  и  по - рознь  начали  давать  визиты  с  рассказами  и  комментариями. К  братьям  мы  пошли  вместе.
Что  мы  им  рассказывали ,  перебивая  друг  друга -  уму  не  постижимо. Даже  взрослые  слушали,  открыв  рты. Братья  не  поверили, сперва,  что  вместо  дороги  могут  быть  каналы,  но  дядя Коля  твёрдо  и  решительно  нас  поддержал. Дальнейшее  воспринималось  уже  не  критически,  мы  поняли  это  и  остановить   нас  было  не  реально.  Соня  сидела  напротив  меня  и  потому ,  ориентируясь  насколько  ей  интересна  тема ,  я  пел  соловьём  о  всём,  что  её  хоть  чуточку  задевало.  Братья   поняли,  что  настоящую  жизнь  просто  скрывали  от  них. Дядя  Коля  при  всех  публично  пообещал   этим  же  летом  отвезти  их  к  своей  «своячке»  на  экскурсию  на  несколько  дней.
Ещё  несколько  дней  мы навещали  знакомых  своих  и  друзей  братьев,  в  качестве  живых  свидетелей  их  пересказов.  На  Староконный  мы  так  и  не  успели,  зато   поучаствовали  на  Дне  Рождения  в  нашем  дворе ,  который  закончился  глубокой  ночью.
ВОЙНА.

Война.  С  немцами. Этого  не  может  быть!   Какое - то  трагическое  недоразумение. Все  бесконечно  спорили  об  этом. Соборка  и  Привоз, Дюковский  и  Староконный ,  Аркадия  и  Фонтаны, Черноморка  и  Пересыпь ,  Мельницы  и  Молдаванка.   Все!  Война. Мобилизация. Личное  и  общее.  Батя  сразу  же  ушёл  на  войну  и  у  меня  и  у  Мишки  в  один  день.  Безумие  происшедшего  сплелось  с  безумием  суеты.  Как  рыдали ,  провожая  их  на  войну! Нет,  нас  поразил  не  плач  матерей,  а  искренне  горе  и  даже  слёзы  на  глазах  у  соседей -  мужчин ! Пришли  братья  с  родителями… Нас  почему – то  жалели ,  что  было  совсем  не  понятно… Безумно  тоскливо  ныла  душа  не  от  понимания  войны  и  ухода  на  войну  отцов,  а  от  этой  атмосферы  общего  горя.  Так  папа  на  меня  никогда  не  смотрел! Умирать  буду,  тот  взгляд  не  забуду! Не  могу  передать  что  в  нём  было,  но  было  так  много  и  такого  сокровенного,  что это  потрясло  на  всю  жизнь. Я  боялся  заплакать,  даже  Соня  не  плакала,  а  что  ж  я.  И  Мишка  не  плакал…
Без  отцов  наша  жизнь  кардинально  изменилась,-  во  дворе  каждый  хотел  оказать  Мишке  и  мне  какую – то  любезность, хоть  маленькую,  но  заботу. Мы  ждали  весточки от  пап  и  слушали  радио  и  разговоры.
  Было  понятно ,  что  сбылась  провокация  мировых    капиталистических  держав,  которые  смогли  обманом  и  экономическими  провокациями  подтолкнуть  немцев  к  войне.  Стравить  наши  державы. Это  Америка  и  акулы  Европы.  Жадные  кровососы,  веками  скапливающие  богатства,  эксплуатируя  наёмный  труд. У  нас  же  с  Германией  Пакт  о  ненападении. Не  с  Америкой  или  Англией,  а  именно  с  Германией,  которая  является  родиной  Маркса. Германией,  которой  не  чуждо  слово  социализм. Это  надо  же  так  стравить,  доведя  до  войны. Но  это  будет  не  долго. Мудрости  Сталина  хватит  ,  чтобы  восстановился  здравый  смысл.
В  подобных  разговорах  потонул  город. Военные  ходили  особенно чётко,  олицетворяя  силу,  которую  ну   никак  не  возможно  преодолеть  и  это  успокаивало. Но  затишье  было  совсем  коротким, хотя  время  для  нас  было  параметром  весьма  условным,-  шло  всё  то  же  лето  1942 года.
Всё  рушилось. Взрыв  безумия. Бомбят  Одессу. Чабанка.  Оборона  Города.  Это  сон. Пролетарий  на  пролетария. Что  нам  делить ?  Похоронки. Плач,  горе.  Множество  беженцев. Женщины  в  чёрном.  Их  много. Похоронки  без  похорон. Эвакуация.  Какое - то  наваждение. Город,  мой  город   разрушают.  Гибнут  люди. За  что ?  Зачем ? Что  происходит ? Ладно,  эти  капиталисты  без  морали, звери,  но  не  они  же   воюют. Воюют  рабочие  и  крестьяне. Что  они  ищут  у  нас  на  земле ? Зачем  им  Одесса? Зачем  её  рушат?  Вот  недостатка  в  воде ,-  убейте  не  помню. Уж  и  не  знаю  в  связи  с  чем,-  фокус  детской  памяти.
Голод  помню . Нужду. Надо  добывать  пропитание,  помогать  разбирать  завалы,  бегать  к  родственникам  и  друзьям  за  новостями. Что  слышно?!  Такая  суета  и  мишура  в  головах,  что  времени  нет  ни  минуты,  но  сказать  что  занимаешься  чем -  то  дельным  то  же  нельзя. Скорее  всего  нам  нужно  было  чем -  то  заняться,  чтобы  отвлечься.  Мы  суетились ,  пытаясь  понять  и  не  в  силах  это  сделать. Мы  хотели  выдумать   объяснения, хотели  поверить  в  свои  фантазии,- но  не  верилось. Происходящее  становилось  в  очевидное  категорическое  противоречие  с  тем, чему  мы  выучились,  чему  научились,  во  что  верили  и  продолжали  верить. Пусть  не  так,  а  как  по  другому?  Мы  искали  ответы  в  самих  себе,  в  политике,  во  всём.
Наша  армия  самая  сильная  в  мире,  потому что  народная,  непобедимая  Красная  Армия,  которая  разгромила  белогвардейцев  и  войска    Антанты,  разбили  интервентов,  Красная  Армия,  которую  как  чуму  боялись  все,  наша  армия – отступает. Мыслимо  ли  это?!  Армия,  где  каждый  готов  отдать  до  капли  крови  за  свой  народ – отступает. И  с  какими  темпами! Дошли до  Одессы.  Этот  рубеж  им  никак  не  пройти. Одесский  военный  округ – как  пол европы. Куда  там!  А  наш  флот!!!!
           Паникёры  всегда  были. Не  новость. И  разговоры  о  сдаче  города – это  признак  слабости. Не  более. И  эту  слабость,  паникёрство  раздувают  враги. Именно  им  это  на  руки . на  это  и  рассчитано.
Уже  никто  ничего  не  боялся.  В  открытую  говорили,   о  какой  то  финской  войне,  о  том  как  идеально  была  организована  эвакуация  мирного  населения для  тех  кто  хотел  убежать  на  Запад  в  последние   дни  гражданской.
Мы  волновались  за  пап,  фантазируя   как  они  отважно  бьют   врага. Гарик  считал,  что  ему  будет  восемнадцать  через  год  и он  не  успеет  побить  эту  сволочь.  Я  доказывал,  что  это   не  сволочь,  а они  такие  же  труженики,  как  и  мы,  просто  их  ввели  в  заблуждение.
Продвижение  немцев  настолько  было  не  естественным,  что  практически  каждый  был  уверен  в  тактическом  манёвре,-  их  просто  заманивают,  потом  окружат  и  заставят  сдаться. Так  думало  большинство  и  тревога  была  суетливой.  Беды  мы  не  чувствовали. Красивые  военные  по  прежнему  ходили  по  улицам,  сверкая  начищенными  сапогами.  Их  спокойный  мужественный  вид  убеждал  сильнее  любых  доводов -  Одесса   в  безопасности.  Вот  отцы  воюют – это  да.  Как  им  там…
 
     Уходя, коммунисты разбросали листовки, содержание которых может быть охарактеризовано как феноменальная наглость: «Ко всем гражданам Одессы и Одесской области! Областной комитет партии и исполком областного совета призывают вас не складывать ни на минуту оружия в борьбе против румыно-немецких оккупантов. Беспощадно расправляйтесь с захватчиками, бейте их на каждом шагу, преследуйте по пятам, уничтожайте их, как подлых псов. Пусть в каждом доме, в каждом дворе и улице, на больших и малых дорогах врага подстерегает смерть. Пусть в каждом районе, в каждом селе нашей области и в городе Одессе грозно пылает пламя партизанской мести! Действуйте смело и беспощадно, беспощадно бейте и уничтожайте врага! К оружию, товарищи! К оружию и грозной мести врагу!».


Немцы  под  Одессой. Угроза  взятия  города.
Логически  я  понимал ,  что  это  не  возможно.  Узловая  станция,  порт. Ну,  кто  позволит ? Да,  может  сил защитить  всю  территорию  страны  нет,  но  узловые  точки – города ¬,_  будут  наверняка  в  безопасности.  Все  разговоры   об  отходе  наших  войск  я  воспринимал  скептически. Доверять  нельзя  никому. Не  только  их   шпионы,   но  и  наши  болтуны   растрезвонят … Этого  нельзя  допустить. Вот  и  готовят  какую  -  то  операцию  ловушку  в  тайне.  Оставить  порт,  узловой  транспортный  узел ?!  Абсурд. Полный  абсурд.  Сознательно  уйти ?  И  то,  что  перед  уходом  взорвали  все  инженерные  коммуникации  города  -   меня  не  смутило.  Взорвать  можно  так,  что  восстановить  не  сложно. Главное - то  порт   и   ж/д    узел. Это  и  есть  показатель. До  хрипоты  спорил  с   Мишкой. Главное  то -  логика.  Если  нас  оставляют,  то  в первую  очередь  взорвали   бы  именно  порт – это  же  очевидно!
Разговоры  на  эту  тему  вели  не  только  мы. Других  тем  просто  не  существовало. В  очереди  за  водой, хлебом,  за  домашними  делами – темы  две / какие  весточки  от  родных  с  фронта  и  сдадут  ли  Одессу/. Погода   для  октября  была  не  то  что  тёплая  , а  чуть  ли  не  жаркая,  подогревая      пыл  нашего  спора ,  когда  мы  шли  с    дворовых  построек  Хуторской  на  Алексеевский  рынок. В  любое  свободное  время  туда  сбегались  все  мальчишки. Оказать  услуги  сторожа  или  грузчика – и  ты  сыт  и  с  прибытком.  Только - только  мы  зашли  на  рынок,  как  увидели  какую- то  неестественную  суету. Все  пытались  сдержать  бег.  Марафон  с  озабоченными  лицами. Мы  замерли  в  воротах -  так  поразила  нас  картина   увиденного. Что - то  закрывали,  что -   то  грузили,  что  - то  на  плечах  бегом  уносили ,  но  всё  это  с  пониманием  того,  что  времени  осталось  ничтожно  мало. Какой -  то   товар  рассыпался,  но  хозяин  и  не  думал  его  собирать. Вавилон!  Не  иначе! Последний  день  Помпеи!   И  вдруг  ниоткуда  истошный  крик :
-  Не е е мцы!!!!!
Все  кинулись  в  противоположную  от   крика  сторону  к  ж/д   узлу. К  переулку  толпа  сужалась,  началась  давка. Давка,  которая  разлучила   меня  с  Мишкой.  Разлучила  меня  с  прошлым. В  распахнутые  ворота  меня  внесла  толпа  на  просторы   бесчисленных  железнодорожных  путей. Это  была  ловушка. Зачем  мы  сюда  бежали? Парадокс.  Со  всех  сторон  в  невиданной  форме  стояли  немцы,  сдавливая  нас  в   два  полукруга. Всё  было  точно  организованно – каждому  дулом  автомата  показывали  куда  идти. Кто  по  нерасторопности  не  понял  - били. Были  слышны  выстрелы,  но  в кого  стреляли  я  не  видел, вовлеченный  в  происходящее.
- Юда, ефрэй ?,-  спросили  меня.
- Что  Вы! Это  какая - то  ошиб…
Я  не  успел  договорить,  как  получил  удар  прикладом  в  лицо. Потекла  кровь. Мне  указали  на  отряд  с  военными  и  штатскими . Детина  замахнулся  ещё  раз  и  я  рванул  к  этой  группе. Военные,  раненые  и  нет,  но  все  ужасно  грязные  потные,  в  крови  и  в  противовес    чисто  одетые  всполошённые   евреи . Единство  разных.  Я  увидел  тётю  Розу  и  протиснулся  к  ней.
- А  тебя  чего  сюда? Ты  же  не  наш?!
Я  не  мог  отвечать. Чувствовал,  что  разносит  щеку. Пострадала  щека  и  язык, рот  был  полон  крови. А  люди  всё  прибывали  и  прибывали.  Я  это  слышал  по  голосам  и  по  тому,  что  в  просвете  между  взрослыми  я  уже  не  видел   света.  На  свои  четырнадцать  лет  я  был  крепкого  сложения , но  небольшого  роста. Люди  в  большинстве  молчали,  пытаясь  осознать  происшедшее  за  последний  час. У  кого - то  была  истерика,  но  это  не  отвлекало  от  ощущения  своей  беды.
Приближался  бесконечный  гудок  паровоза. Толпа  заволновалась -   мы -  то  стояли  прямо  на  путях.  Рельс  было  бесконечно  много  и  понять  замыслы  машиниста  с  гудящего  паровоза  было  никак   нельзя. Я  сразу  догадался,  что  поезд  набирает  скорость,  отъехав  с  нашего  вокзала. Видимо  немцы  испугались  и  оставив  конвой    отступили.  Толпа  моментально  начала  рассыпаться. Где  то  стреляли,  но  страшный  вой  паровоза  затмил  всё  остальное. Не  знаю  как  так  получилось,  но  поезд  ехал  прямо  на  меня ,  а  я  убегал  не  в  сторону  ,  а  прямо  от  него. Не  понимал,  что  творю. Мне  казалось,  что  бегу  я  один  и  бесконечно  долго,  а  поезд  гонится  именно  за  мной. Прошла  целая  вечность  ужаса. Поезд  промчался  по  соседней  колее,  обдав  меня   ветром  и  шумом. Я  приостановил  бег  на  рысцу. Прямо  из - за  строение  выехал  товарняк  и  совершенно  откровенно  начал  набирать  скорость. Я  кинулся  к  нему  наперерез  к  открытой  площадке , где  почему   то  лежали  люди.  Меня  подхватили  и  втянули  в  уже  на  значительной  скорости   едущий  товарняк. Все  жали,  держась  друг  за  друга,  чья-то  тяжёлая  рука  накрыла  меня ,  прижав  с  усилием  к  днищу.  Впереди  идущий  вагон  был  оббит  железом  и  металл  точечно  искрил. Я  хотел  приподняться  на  колени,  чтобы  осмотреться,  но  меня  кто -  то  сильно  прижал  к  полу
- Идиот,  стреляют.
Я  замер,  прижавшись  к  полу. Болела  щека, болела  голова. Я  не  понимал   происходящего. За  какие - то  часы  я  превратился  из  умничающего  одесского  мальчика  с   Хуторской   в  затравленное,  униженное  ,  побитое  существо. Без  роду -  племени,  появившись  ниоткуда  и  едущий   в никуда.  Поезд  мчался   не  к  месту,  а  от  места  опасности  неизвестно   куда. Постоянно  стреляли.  Я  думал ,  что  все  выстрелы   именно  в  нас. Я  распластался   на  полу,  боясь  пошевелиться. Время  остановилось, для  всех  нас,  мчащихся  на  комете  в  вечность космоса.
Ехали  мы  неизвестно  сколько.  Мы  лежали,  а  время  остановилось. Точнее  мы  перестали  его  воспринимать.   Поезд  начал  резко  притормаживать . Появились  жилые  постройки .Ещё до  полной  остановки  к  нам  начали  лезть  люди.  Много,  очень  много  людей. Лежать  стало  не  возможным,  мы  сели,  чтобы  освободить  место.  Поезд  полностью  остановился,  а  люди  всё  лезли  и  лезли,  мы  вынуждены  были  встать.   Не  представляю , как  мы   поедем  стоя  на  площадке.  Я  жался  к  середине,  чтобы  не  упасть  во  время  езды. Поезд  тронулся ,  а  люди  всё  лезли  и  лезли.  Я  слышал,  что   кто  -то  кричал  падая. Поезд  набирал  скорость.  Стоять  было  не  возможно. Нас  качало  из   стороны  в  строну.  Мы  проехали  городок  и  начались  поля. Устоять  на  ногах  было  очень  и  очень  сложно. Вдруг,  на  полном  ходу  поезд  начал  резко  поворачивать. С  криками  ужаса  люди  выпали  из  площадки.  Мы  резко  присели,  упёршись    руками   в  пол. Я  сел, силой  раздвинув  соседей. С  криками  кто – то  опять  выпал. Ужас.  Ужас,  проникнувший  во  всё  естество,  ужас  заставивший  думать  только  о  том,  чтобы  выжить. Животное  естество  легко  и  быстро  вытеснило  во  мне  всё  человеческое. Бесцеремонно  толкнув  меня , рядом  легла  женщина. Я тут  же  лёг  сам, оттолкнув  кого - то.
- Будьте  людьми!  Лягте  все  на  бок.
Я  повернулся  вместе  с  соседями. Лежали  так  плотно,  что  у  меня  возле  колен ,  с двух  сторон  лежали  чьи -  то  головы.
Солнце  практически  село. Липкий  пот  и  боязнь  пошевелиться – вот  и  все  мои  ощущения. Как  там  дома,  как  мать,  что  вообще  происходит -  ничто  не  волновало  меня. Как  повернуться  на  бок  и  как  можно  реже  это  сделать. Бока,  голова,  щека  - всё отчасти онемело ,  ныло  и  болело.
Ночь. Я  то  ли  спал,  то  ли  впадал  в  беспамятство – не  знаю .Голова  жутко  болела,  бил  озноб,  но  я  был  начеку. Жить  и  выжить ,-   вот  что  я  понял  сейчас  главное.  Поезд  начал  снижать  скорость.  Мы  засуетились. Поезд  стал. Мы  молча  готовились  к  новому  штурму  нашей  площадки.  Тишина. Ни  звука. Мы  сели,  боясь  ,  что  если  поезд  тронется,  то  многие  выпадут. Ночь. Тишина  и  неизвестность.  Спустя  какое - то  время    мы  услышали  приближающиеся  голоса. Люди  шли  от  паровоза.
- Выходите. Дальше  рельсы  разбомбили.
Все  пошли  в  хвост  поезда.  Почему?   Прошлый  раз  я  то  же  побежал  со  всеми  с  Алексеевского  рынка  прямо  в  ловушку. Я  пошёл  в  сторону  паровоза. Рельсы  не  только   разбомбило,  но  паровоз  сошёл  с  рельс. Сзади  мелькали  огни  какого  то   поселения ,  а  впереди  была  кромешная  мгла.  Совсем  недалеко  я  увидел  копну  сена. Решение   пришло  моментально. Я  сошёл  с  рельс  и  через  какое -  то  болотце  в  низине поднялся  по  склону  холма  к  стогу  сена.  В  стоге  никого  не  было. Уютно  расположившись,  после  пережитого –  я  уснул. 
 


Трели    жаворонка   и  доброе  утреннее  солнышко. Нежное  тепло   удачно  сочетается  с  прохладой  утра. Вставать  не  хочется. Прохладно,  а  в  снопе   тепло . Может  жар ?  Скорее  всего. Щека  настолько  распухла,  что  двигаясь,  я  чувствовал   как  бы   инородное  тело.  Всё  ломило  и  болело  по -  прежнему.  Надо  было  что-  то  решать. Стратегически.
Как  далеко  я  от  Одессы ?  Война  войной – но  немцы  - это  цивилизация. Ладно,  наша  отсталость,  наши   убитые  дороги,   страшные  хаты  деревень,  колодцы  и  туалеты  на  улицах. Они  же  должны  нести  нам  цивилизацию! А  они  повели  себя  как  средневековые  варвары. Стрелять  в  мирное  население?! Расстреливать  поезд?  Зачем  они  всё  это  устроили ?  Ведь  население  надо  было  заставить  на  себя  работать  ,  а  не  уничтожать !  В  чём  смысл?  Пленные  военные -  это  же  рабочая  сила.
Почему  меня  спросили – еврей  ли  я ? Ну  и  что,  если  да?
Может  это  только  у  нас  так?  Может  какая -  то  дикая  дивизия? В  поезде  никто  не  разговаривал – только  по  делу. Шумно,  тяжело  лежать,  а  стояние  забрало  практически  все  силы.
Сколько  я  смогу  пройти ? Пусть  десять  километров. Пусть  пятнадцать.  Что  это  решит ?  Здесь  немцы  или  нет  ?  Хотелось  пить.  Есть  не  хотелось.
Одежда  настолько  пропиталась  грязью  и  потом,  что  и  одеждой-  то  не  была. Я  подошёл  к  месту    крушения.  Валялись  какие  то  тряпки,  среди  которых  я  выбрал  два  тёплых  женских платка  и  какое  то  покрывало. Вернулся  к  воде,  чтобы  помыться  в  этом  болотце,  потому  как  небывалый  зуд начал  преследовать  меня.  Таким  грязным  я  в  жизни  не  был. Волосы  слиплись  с  грязью,  обувь  была  не  обувь , а  сплошная  матерчатая  грязь.  Солнышко  начало  пригревать.  Выдался  последний,  видимо  ,  тёплый  денёк.  Вообще  удивительно,  но  определить  время  от  начала  и  по  сию  пору я  бы  не  смог.  Сколько  мы  ехали, ?  Сутки ?  Больше ?  Меньше ?  Я  периодически  отрубался  во  время  езды,  но  усилия  были  столь  значительны,  что   всё  окружающее  померкло.  Да  всё э то  меня  интересовала  весьма  условно. Мне  было  неестественно  жарко    и    громадная  щека,  инородным  телом  повисшая  на  моём  лице ,  забирала  последние  силы.
Прополоскал  свои   вещи  и закутавшись  в  ткань  и  старые  старушечьи  платки,  босой  и  голый  сел  ждать  пока  они  высохнут. Пить  эту  воду  побоялся, но  постоянно  жевал  подорожник,  полагая,  что  это  подлечит  рану. Сидеть  было  холодно  и  я  топтался  на  месте. Мне  хватило  ума  не  мыть,  а  соскрести  грязь  с  обуви  и  я  одел  на  босу  ногу  свои  штиблеты.  В  поисках   каких -  то   ягод,  как  леший  одетый,   я  отошёл  достаточно  далеко  от  вещей,  когда  услышал  шум  приближающего  поезда. Со  всех  сил  кинулся  к  вещам,  но  щека  , болтаясь,  так  заболела,  что  я  перешёл  на  шаг. Ехал  поезд , с  краном. Возле  крана  стояли  и  немцы  и  наши.  Мои  вещи  я  развесил  возле  взорванного  пути. Меня  заметили.  Я  пробрался  к  вещам,  практически  одновременно  с  ними. И  немцы  и  наши  надрываясь  смеялись , наблюдая  за  мной.  Я,  сбросил  костюм  лесного  дикаря и  бешено    начал  быстро  одеваться. 
Все  вылезли  на  насыпь. Меня  жестом  подозвали. Наш , с  какой  то  повязкой  на  рукаве  рубашки,  спросил  на  украинском
- Местный ?
- да,-  не  знаю  почему  ответил  я.
- Откуда ?
- С  Грушёвки,-   прошипел  я.
-  Этот  тот  хутор ?,-  он  показал    в  сторону  стога  сена.
Я  отрицательно  махнул  головой  и  показал  в  другую  сторону. Я  объяснил,  что   я  упал  и  сильно  разбил  щеку  и мне  сказали  подождать  ремонтников,  которые  будут  чинить  путь,  а  уж  с  ними  вернуться  на  станцию.
Я  нагло  врал. Врал  от  безысходности.  Врал  без  подтекста. Это  был  экспромт   лжи. Меня  спасло  то,  что  я  еле  говорил  разбитым  ртом.
Судьба  спасала  меня,  уводя  от  беды. Смеялись  они  оттого,  что кто-  то  удачно  пошутил,  что  я испугался,  что  они  сопрут    у  меня   одежду.  Они  приехали  чинить  путь ,  а  кто - то  на  днях  приезжал  смотреть     степень  разрушение  полотна. Всё  сходилось.   Меня  заставили  помогать  рабочим. Работа  была  не  сложной . Нас  покормили.  Я  пил,  но  не  ел. Рана  во  рту  сильно  болела. Рыжий   немец  дал  мне  две  таблетки  и  ощутилось   значительное  облегчение. С  рабочими  обращались  вполне  сносно. Рабочие  присматривались  ко  мне,  я  же  старался  как  мог.  На  станцию  мы  приехали  поздно  вечером. Ко  мне  подошёл  бригадир  после  ужина  и  спокойно  так,  по  -  домашнему  сказал
- Если  не  еврей -  оставайся. Дома  будет  голод,  а  может  и  в Германию   отгонят.  А  так   по  всей  территории   бывшего  СССР  будем  ездить -  чинить  пути.  Нам  малой  сгодиться – а  ты  вроде  как  не  из  ленивых.
- А  что  я должен  делать ?
  -  Работать.  Нас  везут  к  месту  ремонта,  а  потом  на  какую - то  закрытую  станцию. Кроме  как  с  немцами  и  друг  с  другом  ни  с  кем  видится  нельзя. Боятся  партизан  и  диверсий.  Кормят  - поят   без  ограничений. Фронт  далеко , к  своим  дорога  заказана – расстреляют  как  предателя. Хочешь   - уходи  прямо  сейчас. Если  отпустят.
- Останусь.
- Иди,  спи.

Прошло  три  месяца. Я  полностью  отошёл,  приобрёл  специальность. Немцы  к  нам  относились  вполне  терпимо.  Работа  квалифицированная  и  не  особо  тяжёлая.   Местные  шарахались  от  нас  как  от  чумы. Я  начал  понимать   немецкий.  Немцы  пришли  навсегда. Во  всём  прочность  и  добротность,  чёткость  и  распорядок. Всё  взвешенно  и  продумано. И  всё  ,  что  противится  этому   ходу    жёстко  подавляется  и  уничтожается. Всё ,  что  выходит  за  рамки   их  планов -  выводится  на  корню.
  Мне  скоро  пятнадцать  и  многое  стало  меня   интересовать.  Например, вот :   Отряд  немцев  расквартировался  в  деревне,  где  одни  старики  и  дети. Они  сами заготовили  дрова,  растопили  хаты,  предоставили  продукты  для  приготовления, остатки  еды  отдали  местным,  которые  практически  голодали. Дали   мыло  и  соль.  Партизаны  же  заперли  одну  из  хат  и  живыми  спалили  трёх  немцев  и  бабку  с  дедом.  Что  сделали  немцы ?  При  всём  селе  расстреляли  двадцать  пленных .  Я  не  знал  как  реагировать. Не  понимал  что  правильно.  На  мои  вопросы  бригадир,  да  и  все наши   отнекивались.
-Кормят,  поят -  работай. Посмотри , что  вокруг  творится.
Голод   среди  населения  был  повсеместно,  где  мы  ездили. Одеты  люди  были   в  какие -  то  рубища. Никакой  медицины. Кто  выживет – тот  выживет. Повсеместная  беременность  молодых  женщин. Кто  добровольно,  кого  принудили,  а  кого  то  изнасиловали. Кругом  людское  горе  и  наш  отряд  сытых-  сильно  диссонировали.  Я  понимал,  что  немцы  чужие,  а русские  свои, но  я  не  понимал,   что  именно  мне  нужно  делать. Да,  немцы  враги  моего  народа,  которые  наверно  завоевали  всю  территорию. Но    конкретно  эти  немцы,  которые  дают  мне  кров ,  хлеб  и   крышу  над  головой  не  вызывают  у  меня  ненависти.  Мы  работаем – они  контролируют. Я  тосковал  по  дому,  по  родным.  Угнетала   неизвестность.  Заняли  ли  Москву ? Как  далеко  зашли  немцы?  Что  с  родной  Одессой?   Но  происшедшие   события  у  Алексеевского  рынка и  после  того  не  позволяли   мне  даже  отдалённо  мечтать   о  побеге. Это  был  непосильный  рубеж ,  через  который  я даже  теоретически  не  смог  бы   взрастить   мечты  о  свободе. Да  и  смыслово  - это  было   абсурдом.  Мы  не  с  кем  не  общались. Бежать  к  кому?  К  нашим ?  А  где  они?  Что  такое  перемещение  железной  дорогой  я  знал  теперь  досконально. На  станциях  был  наведен  строжайший  порядок. О  перемещениях  не  могло  быть  и  речи. Да,  партизаны  взрывали  рельсы,  которые  мы  очень  быстро  восстанавливали. Нас   называли  предателями,  фашистскими  приспешниками,  иудами  и  так  далее. Куда  бежать ? Чтобы  одичавшие  партизаны  меня  расстреляли    или   оставили,  чтобы  издеваться? Да  и  не  понимал  я  их  деятельности. Взрыв  рельс  приносил  хлопоты,  как  надоевший  комар. Чтобы  поезда  падали  под  откос, такого   я не  слышал. Впереди  шла  дрезина  и  проверяла  пути. Если  взрыв  и  повреждение  ,-  мы  выезжали  и  за  полдня – а  то  и  быстрее  всё  восстанавливали. Разве  этим  можно  победить ?  А  убить  немца – значит  приговорить  десяток  мирных,  ни  в  чём  не  виновных  и  ничего  не  подозревающих  жителей  к  расстрелу. Я  не  чувствовал  себя  маленьким ,  я  чувствовал  себя  не  понимающим  что  делать. Просто  работал,  смирившись. Так  же  как  и  взрослые,  окружавшие  меня. Читать  немецкие  листовки -  глупо.  Кто  будет  писать  о  неудачах ? Хотелось  верить,  что  всё  закончиться , но  очевидное   окружающее   «говорило»  что  это  нереальная  фантазия. Немецкий  порядок  жестко  утверждался  во  всём.  При  этом  это  был  системный  порядок. По  часам  можно  было  планировать  всё  до  минуты. Работать  они  нас  заставляли  аккуратно  и   качественно. Халтуры  не переносили  категорически. Работали -  то  мы  здесь,  а не  в Германии ! И  по  этим  путям  не  только  военные  эшелоны  ходили.  На  вокзалах   идеальная  чистота ,  всё  побелено  и  покрашено , деревья  и  кустарники  подрезаны. А  побывал  я  на  вокзалах – станциях  так,  что  мало  не  покажется.  И  везде  чистота  и  порядок. Правда  я  не  могу  сравнить ,  что  было  до  немцев,  но  в  бригаде  говорят ,  что  была  разруха  и  бардак. 
       Роль  изгоя – обидная  роль. Мне  девушки  нравятся,  а  они  шарахаются  от  меня  как  чёрт  от  ладана. Это  если  мы  случайно  пересекаемся.  Что  я  такого  плохого  делаю ? Я  что -  полицай  или  ещё  кто ?  Работяга. Работаю и  получаю. А  что ,  было  бы   хорошо,  чтоб  меня  расстреляли ?  Или  чтоб  свалился  с той  площадки  ? Что   не  так  я  сделал ?  И  полицаи  и  наши  земляки  смотрят  на  нас  с  презрением. Полицаи   считают  себя  выше  и  перспективнее,  думают,  у  них поболе  надежд  на  будущее…  Земляки  же  видят  в  нас  предателей,  пособников  фашистов,  а  немцы  считают  нужной  рабочей  силой.  А  кто  мы, на  самом  деле ? Вот  я  -  кто  в  самом  деле? Кто?  Я  не  хочу  быть  ни  рабочей  силой,  ни  пособником,  ни  предателем. Я  хочу  быть  одесситом. Одесситом  с  Хуторской. Хочу  ходить  на  Алексеевский  рынок  вместе  с  Мишкой,  хочу  обсуждать  новости.  Хочу  на  Привоз  и  в  парк   Шевченко,  хочу   осенью  ловить  ставриду ,  а  летом   бычка  и  глоську.  Хочу  купаться  в  море  и жарить  на  листе  железа   мидии. Учиться  хочу.  Хочу  в  свой  двор,  к  нашим  соседи,  что  дороже  родственников.
Но  это  фантазии. А  фактически ?  Есть  хозяева – завоеватели,  а  есть  покорённые  рабы,  с  разной  степенью  достатка. У  нас  своя  планка  достатка   и   свои  обязанности.  Свой  порядок,  свой  режим. Кто - то подбросил  к  нам  в раздевалку  листовку.  Я  её   прочёл  и  тут  же  уничтожил. Читал  в  туалете  и  там  же   уничтожил.
«Полицейские! Красная Армия скоро будет здесь. Смывайте с себя позорное пятно, искупайте вину перед Родиной, не бойтесь партизан, а бойтесь немцев. Они вас обманут. Не давайте немцам угонять ваш народ в Германию и увозить добро, срывайте мобилизацию, помогайте населению укрываться от нее, организуйте население - вы вооружены, защищайте население от расправ немецких, перебейте немецких холуев, вместе с населением и обозами приходите к нам, к партизанам. Если не сможете связаться с нами, действуйте самостоятельно. Смелее на подвиги во имя советской Родины!».

Какие  выводы  я  должен  был  сделать ?» Идите  к  нам «.  А  как ?  Если  я сбегу, то  куда  идти  не  имея  никаких документов,  знакомств  на  абсолютно  не  знакомой  местности ?!  Формально  мы  носили  форму,  фуражку «Schuma»,  на  головном  уборе была  безвкусная  свастика  в  лавровом   венке, на  левом  рукаве  повязка,  та  самая  повязка,  которую  я  увидел  при  первой  встрече. Свастика,  веночек  и три  слова  по  немецки  « Верный- храбрый – послушный»  и   погоны  чёрного  цвета   с  вышитой  свастикой..  Форму  мы  практически  никогда  не  носили. Робу  и  гражданскую  одежду. Форму  заставляли  одевать  при  переезде  на  новое  место. Сперва  работали  бесплатно, потом я   получал    40  рейхсмарок. Деньги  тратить  было  некуда,  так  как  нас  бесплатно  кормили  и  мы  очень  много  работали. Что  меня  удивило,  так  это то,  что  зарплата  варьировалась  в  связи  с  семейным  положением.  Кто  на  иждивении,  сколько  детей – это  определяло  зарплату  до  130 рейхсмарок.  Большие,  очень  большие  деньги. Если б  все  мои  деньги  можно  бы  было  переслать   родным  в  Одессу.  Выдумать  какую -  то  историю  про  родственников  было  не  сложно. Донести  - не  возможно. Для  всех  Одесса -  еврейский  город, да  ещё  не  под  немцами. Румын  немцы  не  уважали,  считая  низшим  звеном  эволюции. Деньги  я  копил, ожидая  случая. За  это  время  по  поводу  меня  неоднократно  шутили,  на  счёт  того,  что  я  похож  на  еврея.  А  это  могло  грозить  смертью.   Опухоль  с  лица  так  и  не  сошла,  перекосив,  искажая  лицо,- потому  и  национальность  никак  не  угадывалась,  а в бане  все  видели,  что  не иудей. Зачем  мне  деньги ,  казалось  бы ?  А  это  был  серьёзный  стимул  выжить!  Скопить,  приехать  домой,  когда  всё  закончиться  и  повести  себя  как  взрослый,-  например  жениться на  Мишкиной  сестре. Даже  в  мыслях  я  не  назвал  её  Соней,  так  был  перепуган   истреблением  евреев! Расстрел  ,  только  за  само  подозрение в  принадлежности…
В  нашей  бригаде  были  ремонтники  машинисты,  сцепщики,  крановщики  и  ещё  много  специалистов. Мы  транспортировали  взорванные  паровозы  и  вагоны,  восстанавливали  пути,  совершали  мелкий   ремонт,  осмотр  и  многое  другое.  Поэтому  нас  увозили  на  те  направления ,  где  свирепствовали  партизаны  или   авиация  наносила  серьёзные  удары.   Потому -  то  мои  слова  о  Грушёвке,  моей  нафантазированной  родине ,   были  приняты  на  веру. На  тот  момент  все   специалисты  были  с  крупных  городов ,  с  депо,  и  машиностроительных    заводов  и  был  нужен  мальчик -  подсобник,  которого  бы  обучили «под  себя».  Пред  выездом  нашей  бригады  место  осматривали,  оценивали  масштаб  разрушения и  делали  заявку. Так  что  перед  их  приездом  на  месте  разрушения  были  и  неоднократно,  потому   в  мои  слова  и  поверили. А  сказку  про  деспота  отчима  и  его  сына  зверя  я  им  нарассказывал,  когда  зажила  щека. Было  время  выдумать  историю,  что  для  одессита  не  проблема.
Шло  время,  а  я  чувствовал  себя  каким - то  роботом.  Ел,  пил,  работал. Спал.  И  опять  заново. И  так  до  нового  переезда.  Дальше  езда   не  известно   куда    и  неизвестно  насколько  и  опять  всё  сначала. Ел, пил,  работал. Спал.  Были  случаи  когда  нас  выпускали  в  посёлок  вместе  с  нашими  охранниками  не  понимающими  русского  языка.  Мы  и  переводили  и  отдыхали   одновременно. Дни,  недели… Монотонно  и  безысходно…   Немцы  напивались ,  распевали  песни и  их  поведение  вполне  укладывалось  в  рамки  выпившей  сельской  компашки . Конфликт  появлялся  тогда,  когда  появлялось  непонимание :  они  видели  в  нищем  населении  тех,  кто  должен  руки  целовать за  то,  что  получил  реальные  деньги  за  свой  товар,  другая  реакция  воспринималась  как  вызов  и  наглость,  а  это  порождало  совершенно  разную  реакцию,  вплоть  до  применения  оружия,  за  что  даже  у  наших  немцев  были  неприятности. Вот,  мы  и  мирили,  улаживали, обеспечивая  отдых  немцам,-  в  этом  и  был  наш  отдых. Но,  в  сравнении  с  нахождением  в  узкой  вагонной  мастерской,   маленькой  бытовкой ,  с  кроватями  в два  яруса  или  в каком – то  сарае  на  станции ,- это  были  вольные  гуляния.
Мелкое  заменило  главное,  полностью  вытеснив  его . Живёшь  ,  как  живётся  и  весь  сказ.
Очередной  вызов  и  нас  куда – то  везут. Накормили  и  разрешили  спать,  так  как  работы  будет  очень  много. Мороз  коварно  заползал  во  все  щели ,  мы  кутались,  стараясь спрятаться  от  сквозняка,  но  сквозняк  был  таков,  что  моя  телогрейка  на  плече  промёрзла ,  вот  я  и  ёрзал ,-  быстрей бы  работать. Там  будет  и  костёр , и  горячая  пища ,  и  работа,  что  позволяет  согреться  и  забыться.
Как  я  понял,  немного  начав  понимать  немецкий ,- мы    на  перегоне ,    где -то  в  около  Брянска.  Часов  пять,  не  меньше,  нас  везли  сюда. Громадная  авария,  спровоцированная   партизанами.    Переключив  стрелки,  заменив  стрелочника  -  они  рассчитали  аварию до   мелочей.  С  пониманием  сработано,-  не  просто  взрыв  или  авария,-  катастрофа,  не  меньше!

Мы  остановились  довольно  далеко,  ибо  жар  был  такой,  что  могло  быть  самовоспламенение. О  ремонте  речи  идти  не  могло,  скорее  о  помощи  в  тушении  и  спасении  раненых.
 

 
 




Подрыв  одного  состава  ,  переключение  стрелок  на  узловой  станции  и  три  состава   столкнулись.  Крови  столько,  что   я    ошалел  от  ужаса. Я  видел  аварии  и  разобранные  пути,  но  не  жертвы. Как   правило ,-  это  взорванный  участок,  который  мы  быстро  восстанавливали.  Но  было  несколько  случаев,  когда  приходилось  и  эшелоны  вытаскивать.  Но  без  жертв. Просто  работа. А  здесь  кровь!  Кровь менее чем  за десять  часов     не  везде  высохла,  целые  лужи  сгустков  крови  были  повсеместно. Немыслимый  кошмар !  Пассажирские  вагоны,  танковая  техника,  всё  в  невообразимом  беспорядке  искорёженное  и  перемазанное  кровью. Такого   невозможно  представить!!!! Рассказывали,  что  грохот  был  такой  силы,  что  не  взирая  на  ночь   и  на  комендантский  час  люди  из  посёлка  побежали  к  месту  аварии, не  говоря  уже  об  окрестных  деревнях. Живым  оказывали  посильную  помощь,  помогали  дойти  до  машин  и  телег.  А  что ?  Это  просто  раненный,  истекающий  кровью  человек. Разве   спрашивают  у  него  биографию,  его  прошлое,  где  именно  он  воюет ?! Просто  человек  и  просто  раненный. И  его  можно  попытаться  спасти.  В  силах  ли  нормальный  человек  не  сделать  этого ? Даже  волчонка – сироту  не  оставляют  одного  в  лесу  погибать. Мы  же  люди!  И  русские  люди  помогали  раненным,  которым  можно  было  помочь. Не  помня  плохое,  ничего  не  анализируя,  не  мстя,  а  видя  только   людей,  которые  нуждаются  в  помощи. Мы  ещё  застали  остатки  ужаса. Из  грузовика  кричали  люди. Крики  от  боли  на  немецком, украинском  и  ещё  каком -  то  языке из     одного  грузовика. Это  то ,  что  я  лично  видел. Меня  поразило  обилие  гари  и  крови.  Я  ходил  ,  смотрел  и  ужасался. Какое  горе! Столько  крови  никогда  в  жизни  мне  видеть  не  приходилось.  Немец,  тот  что  приехал  с  нами  рвал.  Лицо  его  стало  бурякового  цвета ,  вены  вздулись  и  он  рвал. Так  рвал,  что  не  мог  отойти.  К  нему  подошёл  его  напарник,  чтобы  помочь  и  начал  истерично  смеяться.  Смеяться  как  одержимый. Это  чудо  меня  как  бы  притянуло  туда.  Смеющийся  грубо  оттолкнул  меня   развернув,  чтоб  я  не  увидел,  но  я  за  мгновение   рассмотрел -  там  лежала  часть  чьей то  головы… Немец, спас  мою  психику,  сам  будучи   в  истерии  и  в  сомнительном  здравии  ума.
Мы  ходили  как  ошалелые,  пока  не  приехало  начальство.  Крикливые  приказы, чёткое  понимание  цели  и  работы.
Работы  было  очень  много.  Мы  спали  в  вагонах, хотя  в  конце  марта  42 года было  довольно  холодно.   «Буржуйки»   давали   тепло   и  мы  периодически  бегали  греться.  Я  сильно  перемёрз  и  меня  колотило. Мы  хоть  двигались,  а  немцы  ,  стоящие  в  оцеплении    представляли  собой  красно- синие  дрожащие  тени.  День  за  днём  работа  продвигалась  и  всё  чётче  и  чётче  было  видно  окончание. Спали  мы  очень  мало. И  что  за  сон  в  полухолоде?  Лучше  уж  работать. Местные  нам  здорово   помогали  и  к  концу  шестого   дня   мы  практически  всё  расчистили.   Осталось  кое - что  доделать  и  паровоз  сможет   своим  ходом  дойти  до  депо.   Мы  планировали  утром  всё  закончить  и  к  обеду  быть  в  депо.  Нас  осталось тринадцать  человек  , где-  то  столько  же  немцев  , плюс  два  машиниста  из  местных.  Мы  ночевали  в  середине  вагона ,  а  немцы  около  выходов,  разбившись  на  две  группы. Там  и  буржуйки  поставили. Скорее    нас  не  конвоировали,  было  сто  возможностей  сбежать,  а   охраняли.  В  вагоне  было  очень  тепло  и  я  практически  сразу  заснул. Мы  были  в  безопасности -  в  посёлке  стоял  полк  вермахта,  а  до  огней  посёлка -  рукой  подать. Главное ,  что  эта  работа  всех  так  измотала ,  что  сил  просто  не  было.  Весь  день  топили  буржуйку .  Из  обломков  соорудили  щиты  на  окна,  так  что  тепло  уже  так   не  уходило. Была  опасность  угореть,  потому  и  днём  топили  бешено,  а  ночью  чуть -  чуть,  чтоб  поддержать.  Мы  напились  горячего  чая  и  кто  шёл  в  туалет,  тот  и  подбрасывал  дрова. Охрана  вообще  не  реагировала  на  выходы  в  туалет,  только  недовольно  морщились,  от  попавшего  свежего  воздуха.
Плотный  воздух,  туманящий  разум,  на  фоне  усталости   и  истощения  создало  ощущение  нереальности. Пребывали  в  какой – то слизи  пота  в  плотном  слое  атмосферы,  состоящую  из  пота  и  гари.
Как  внезапно  первая  молния  разрезает  небо,  усиливая  эффект  громом,  так  и  внезапная  резкость  звуков   и  искр  прервала  иллюзию  пребывания.
   Проснулись   внезапно,  от  звука  разбитого  стекла. Окна  то  забиты  щитами  изнутри ,  а  стёкла   бились  снаружи.  Сперва   я    не  сообразил  ,почему  все  стёкла  бьются  и  сыпятся. Нас  расстреливали  . Стреляли  с  разных  точек   с холма   и  расщелины . Немцы  отстреливались ,  но   пули  легко  пробивали  обшивку  и  сопротивление  было  не  долгим. Немцы  сопротивлялись  до  последнего  патрона,  мы  же  лежали  на  полу,  надеясь  на  чудо  спасения  своими.  Партизаны  ворвались   в  вагон. Раненых   немцев   добивали.  Всё  свершилось   за  какие  - то  мгновенья.   Настала  и  наша  очередь. Машинистов   сразу   узнали  и  отозвали  к  себе. Старый  ,  седой   машинист,  тот  ,  который  постоянно  недовольно  ворчал  и  вызывал  чувство  раздражение  у  всех,  тонким  противным   клокочущим    голосом    безапелляционно    прохрипел:
-  Малой,  иди  сюда.
Я  остолбенел.  Он  обращался  ко  мне. Я  не  мог  ни   отвечать  ни   двигаться.  Просто  замер.
-  Чего  стоишь,  бегом.
Я  стоял,  не  понимая.
- Михалыч,  время  на  секунды. Бегите  в  лес, -  сказал  мужичок  в  грязной ,  порванной  телогрейке,  с  вырванным  клочком  ваты.
Он  же  подскочил  ко  мне ,  бесцеремонно  пихнул  к  выходу. Дальше  я  бежал  с  партизанами  ,рядом  с  Михалычем.   На  холме  лежали   пулемётчики,  готовые  прикрыть  наш    отход.  Я  услышал   автоматные   очереди   в  вагоне.   Через  минут  десять  нас  догнали   и  пулемётчики  и  те  партизаны ,  что  остались  в  вагоне. Все  молча  бежали.  Прогремел  взрыв.  Я  сразу  понял,  что  взорвался  паровоз  с  нашим  вагоном.  Перешли  на  шаг.  Шли  болотом. Снег  местами  был  ещё  достаточно  глубок,  хотя  лёд  покрывал  лужи  тоненькой  корочкой.    Я  немного  начал  приходить  в  себя. Закончилось  болото,  на  краю  которого  нас  ждала  подвода.  На  подводу  сложили  оружие,  сел  Михалыч  и  ещё  один  машинист.   Шли  мы  очень  долго. Начало  светать  и  всполошённые    птицы  с  криками   оповещали  лес  о  нашем  вторжении. Начались  проверочные  посты  и  мы  пришли  в   партизанский  городок.