Два раза в одну и ту же воду войти нельзя

ДВА РАЗА В ОДНУ И ТУ ЖЕ ВОДУ ВОЙТИ НЕЛЬЗЯ
(Русская народная поговорка)

Решение уйти в запас Вооруженных Сил в пятьдесят лет сформировалось у меня еще за несколько лет до достижения этого возраста.
Более того, это решение было подкреплено намерением, опираясь на достигнутое («полная» полковничья пенсия с одной стороны и сравнительно хорошее состояние здоровья,- с другой), попробовать активно прожить оставшуюся часть жизни.
Главный вопрос был: где и кем работать.
Все чаще и чаще меня посещала мысль о возвращении после службы на малую родину,- в Кочубей (или Черный Рынок, как до 1957 года называлось это поселение, основанное в Северо-Западном Прикаспии выходцами из Центральной России более двух веков тому назад).
…Загадочное и подчас труднообъяснимое это понятие,- малая родина.
Вроде бы и местность для проживания не самая лучшая: степь, сушь, безводье. Бедные, глинистые, кое- где солончаковые почвы. Почти круглый год дуют ветры, подчас очень сильные. В летнее время донимают комары (рядом заросшие многокилометровыми камышовыми зарослями, низкие, болотистые берега Каспийского моря).
Выбор «чем заняться» тоже достаточно ограничен: либо выпасное животноводство, либо ловля рыбы в море.
И все же люди здесь жили, растили детей, приноравливались к климату, и, как говорится, искали применение своим силам.
В борьбе с трудностями выковывался особенный, чернорынковский характер, обязательными чертами которого были неприхотливость, выносливость, умение довольствоваться малым.
Обязательно надо  упомянуть об участливости, неравнодушии к беде другого человека, пусть даже незнакомого,- качестве, свойственном большинству моих односельчан.
И еще об одной, довольно необычной черте, присущей моим землякам, хотелось бы сказать особо: чувстве какой- то особенности, своеобразной исключительности, что ли.
Оно и проявлялось- то по- разному: иногда в поучительной, а иногда и в смешной форме. В подтверждение этих слов хочу рассказать историю, случившуюся со мной в 1959 году.
Мы, три школьных товарища, Володя Саламов, Коля Какулия и я, одновременно оказались в отпуске в Кочубее, когда там проводилось первенство северной зоны Дагестанской АССР по волейболу.
Разумеется, никто не сомневался, что если мы трое, физически развитые, прыгучие и координированные парни, усилим местную команду, то победа будет обеспечена: как- никак я в то время играл в волейбол за ростовскую городскую команду «Динамо», Саламов был вторым вратарем орджоникидзевского «Спартака», а Какулия и вовсе входил в сборную Дагестана по баскетболу.
Но случилось то, что случилось: мы, почувствовав себя грандами, переругались на площадке, и, к большому разочарованию земляков, собравшихся увидеть блистательную игру своих кумиров, вылетели из соревнований, проиграв первую же встречу команде соседней Юрковки, совсем крохотного по сравнению с Кочубеем, селения.
А вечером, во- время танцев в местном клубе, ко мне подошел наш односельчанин. Из тех, кто всю жизнь прожил в Кочубее, особенно далеко и надолго никуда не выезжал, да и другой жизни, кроме, как жизнь в степи и работа в отгонном животноводстве, не знал.
И вот что сказал мне мой земляк: «Ты знаешь, Сережа, я тут недавно был в Астрахани,- смотрел футбол» (а надо сказать, что для жителя Кочубея того времени выезд в Астрахань был, как говорится, прорывом в большой мир).
-«И если бы мне сказали, -продолжил он,- что в Астрахань приезжали наши и проиграли астраханцам, я бы не поверил».
То есть, если «наш», то он по положению должен быть победителем.
Вот такое милое заблуждение, но мои земляки столетиями считали, что по- другому и быть не может.
И так было во всем: если самый высокий, то это кочубеевец Паша Моченихин, если самый сильный, то это наш земляк Гриша Бахчиян, а если кто и может, не дыша, долго находиться под водой, то это, конечно, житель нашего села Федя Шабунин.
Ну а, к примеру, если речь зашла о самой большой змее (тема для степняка всегда злободневная), то ее непременно видели в окрестностях Кочубея. И т.д. и т.п.
Прошли годы. Многое теперь видится по- другому: есть что и с чем сравнивать.
Теперь уже ясно, что казавшийся невероятно высоким Паша Моченихин «не дотягивал» и до ста девяноста, что крошечный Бахчиян (в старших классах школы он работал нашим учителем физкультуры) был всего лишь перворазрядником по тяжелой атлетике в полулегком весе, а  абсолютно неядовитый полоз, встречающийся в примыкающей к нам с запада Ногайской степи, едва ли достигает в длину двух метров.
А где мог научиться хорошо плавать, или, к примеру, долго находиться под водой уже упомянутый Федор Шабунин, если ширина нашей, как мы ее называем, речки (хотя она уже давно не речка, а канал для сброса излишествующей воды из терских водохранилищ) не превышает и двадцати метров? А уж найти на ней место, где воды больше, чем по пояс,- вообще большая редкость.
Но, попробуй, переубеди моего земляка! Устанешь!!
В то же время, если говорить серьезно, не заметить изменений, которые произошли на моей родине за время, проведенное мною в армии, невозможно.
Ситуация, бывшая, по сути, незыблемой в течение длительного времени, конечно же, сильно изменилась.
Во- первых, практически ничего не осталось от чуть ли не веками исповедуемой манеры использования степи, как зоны выпасного животноводства.
Животноводство стало отгонным, а это означало наличие баз снабжения, перевалочных пунктов, предприятий первичной переработки продукции и т.д.
В результате одной из самых характерных черт этого развития стало сначала появление, а потом и совершенствование дорожной сети (хорошо помню понятие «дорога» из времени моего детства: обычно это была колея, набитая или прошедшими машинами, или, что чаще всего, колесами гужевого транспорта).
Первый раз я оценил эти перемены, когда в 1971 году, окончив в Москве первый курс Военно- инженерной академии имени В.В. Куйбышева, вместе с дочерью Натальей, тогда десятилетней школьницей, сошел с московского поезда в Грозном, и тут же, рядом с вокзалом, пересел на комфортабельный междугородный автобус, который домчал нас до родного Кочубея по вполне приличному шоссе за каких- то три часа. Если учесть, что поезд из Минеральных Вод, как говорится, «тащится» к нам почти полсуток, а на тот же участок Грозный- Кочубей он «тратит» почти семь часов, то сравнивать было с чем!
Второе, что повлияло на реальное изменение условий жизни людей, живущих в нашей засушливой степной местности,- это, конечно, ситуация с водой.
К примеру, более ста лет со времени основания поселка наличие воды в доме любого жителя было связано с возможностью членов семьи по ее доставке.
Сначала воду просто возили с речки бочками.
В начале прошлого века на территории села были пробиты две артезианские скважины, и положение с водой вроде бы упростилось: ее уже можно было принести в ведрах. Правда, если учесть значительную протяженность улиц в Кочубее (с запада на восток, например, более трех километров), то для некоторых семей и это было проблемой немалой.
А вот по мере появления в селе структур обеспечения и управления процессом отгона скота выявилась необходимость и, главное, возможность бурения на территории села дополнительных артезианских скважин.
Сначала их были единицы, потом десятки.
Когда же общее их количество перевалило за сотню, местным исполкомом было принято и реализовано решение о «закольцовке» всех скважин в единую магистраль водоснабжения. Теперь, как говорится, «завести» воду от магистрали в конкретный двор было уже делом чести хозяина дома.
Если к этому добавить реализованное к этому времени бесперебойное снабжение села электричеством и газом, то, как я посчитал, настало и мое время внести возможную лепту в, если не процветание, то, хотя бы, в превращение моей малой родины в более или менее современный населенный пункт.
К этому предрасполагало несколько факторов.
Во- первых, как говорится, «вошли в силу» и стали своего рода «элитой местного общества» связавшие свою судьбу с Кочубеем и никогда не покидавшие его надолго (службу в армии или, например, учебу в вузах я, разумеется, во внимание не беру) наши с  моим братом Павликом друзья детства.
Так, например, мой одноклассник Паша Калинин стал директором им же построенного на окраине Кочубея завода мясокостной муки.
Заканчивал строительство мощного межрайонного узла связи и собирался стать его начальником друг детства Павлика Володя Лисицын
Все последние годы на пост председателя местного исполкома неизменно избирался мой однофамилец и школьный товарищ Коля Киреев («Коля- шеф», как мы его меж собой в шутку называли).
Главными механиками и главными инженерами различных предприятий по обеспечению отгонного животноводства работало еще несколько наших с братом школьных товарищей.
Ведущими специалистами в кочубеевских больницах (а их к этому времени в селе было несколько,- по числу республик, арендовавших земли под отгонное животноводство) также, в основном, трудились коренные жители нашего села. Я уже не говорю о нашей школе: основной костяк ее преподавателей составляли либо люди, еще учившие нас, либо их дети,- наши ровесники, либо дети этих детей.
И над всеми ними, вникая во все «кочубеевские» дела, и оказывая в их решении посильную помощь, «царил» главный строитель Дагестана, депутат Верховного Совета республики Владимир Борисович Саламов,- один из трех участников того памятного волейбольного проигрыша тридцатилетней давности.
Во- вторых, с переездом в 1980 году на постоянное местожительство семьи брата в Астрахань, наша, не побоюсь этого слова, «родовая» усадьба оказалась, как выражаются в Кочубее, «неприкаянной»: ее продали, а новый хозяин сдал ее в аренду по частям.
То есть дом стал практически ничьим, и в один из приездов на малую родину в отпуск (а я бывал там почти ежегодно) мне удалось предварительно договориться с местной администрацией о возможности его выкупа за весьма сходную цену.
Предполагалось, что, заполучив усадьбу обратно (а надо сказать, что, кроме основного дома, она включала еще несколько построек, позволявших даже ее поэтапную реконструкцию с одновременным проживанием), я смогу постепенно превратить ее в современный жилой комплекс, одновременно реконструировав ее территорию в своеобразный мини- парк (разумеется, за счет посадок деревьев и кустов только садово- ягодного направления).
Например, что касается основного дома, то построенный еще моим прадедом в середине девятнадцатого века, когда- то добротный и для своего времени просторный, он безнадежно устарел: одноэтажный, с большой площадью застройки, бесподвальный пятистенок с двумя отдельными выходами, как говорится, «на две улицы», с целой кучей отопительных печей и сложной системой дымоходов, он, конечно же, подлежал разбору.
Главной доминантой возрождаемой усадьбы должен был стать расположенный в глубине уже упомянутого мини- парка дом-башня: компактный (шесть на восемь метров) и легко возводимый, в том числе и из изделий индустриального исполнения.
Причем задумок по нему было так много, что их реализация могла задать в регионе моду на новые веяния в массовом индивидуальном жилищном строительстве.
Первое и непременное условие, которое предусматривалось при строительстве дома,- это, конечно же, все коммунальные удобства, включая канализование (на первом этапе,- в выгребном варианте)  и кондиционирование.
И, разумеется, я представлял его не менее, чем двухэтажным.
Что касается планировочных решений, то первый этаж должен был хотя бы частично повторять планировку нашей московской квартиры: слева в начале коридора дверь в кухню- столовую, затем,- вход в жилую комнату (кабинет).
Просторный (порядка двух метров шириной) коридор- холл на первом этаже должен был заканчиваться открытой лестницей на второй этаж. Под ней «прятался» вход в подвальную часть дома.
Коридор второго этажа, в принципе, был как-бы копией коридора первого этажа: в него слева также выходили двери от двух просторных жилых комнат.
Со второго этажа предусматривался выход на чердак,- компактная сварная или сборная двухмаршевая металлическая лестница.
И, разумеется, каждый этаж имел невиданную для Кочубея «привилегию»,-обязательный санитарный блок.
Но, пожалуй, главные находки поджидали нас в подвальной части дома и на чердаке.
Надо сказать, что возвышенность, на которой был в свое время построен наш поселок, сложена из плотных жирных глин, в связи с чем подвалы в наших домах всегда были сухими. Так что для закладки прочного надежного фундамента из, скажем, сборных железобетонных блоков достаточно уйти в землю чуть- чуть более, чем на метр (больше и не нужно: глубина сезонного промерзания в нашей местности не превышает сто десять сантиметров).
При заявленной высоте подвала в два с половиной метра и глубине закладки фундамента, скажем, на метр двадцать-метр тридцать сантиметров, так называемая «нулевая отметка» дома оказывалась на приличной высоте (порядка полутора метров), что уже само по себе обязывало подумать об «украшении» фасада дома, конечно же, функциональным, но и одновременно нарядным «парадным» входом.
Что касается самого подвала, то он давал возможность свободно разместить в нем кладовые различного назначения, отопительное устройство (вероятно, комбинированное: из расчета использования и газа , и солярки, и электричества, а, возможно, и дров), склад топлива и, главное,-простейший, но надежный в работе механизм автоматической подкачки воды в находящийся на чердаке накопительный водяной бак (вещь для Кочубея первостепенная!). Нашлось бы там место и для небольшой компактной сауны.
И, уж, конечно, было где разгуляться на чердаке.
Вот один из вариантов: в высокий, трехметровый (а, может, и четырехметровый!) чердак с четырехскатной кровлей со всех четырех сторон света «врезаны» большие, напоминающие кокошники, окна. На таком чердаке, кроме уже упомянутого водонакопительного бака могли свободно разместиться простейшие приспособления для вяления фруктов, в первую очередь винограда, или, например, рыбы (все же Каспий как- никак, рядом!) и небольшая теплица- оранжерея.
При необходимости под потолком чердака можно было предусмотреть даже монтаж простенькой выдвижной кран- балки. Ее назначение,- обеспечение подъема и спуска различных грузов (при таком многообразии обустройства чердака без объемных работ этого профиля не обойтись).
И, в заключение: этажность дома и уровень его технологического обеспечения (в том случае, например, и кондиционирование), конечно же, зависят от желания и финансовых возможностей заказчика, но минимум, определяемый строительными нормами и правилами, в любом случае (и это понятно) должен быть выполнен полностью.
Мою уверенность в жизнеспособности всего этого замысла в немалой степени подкрепляло поступившее от уже упомянутого Володи Саламова предложение: возглавить в Кочубеевской зоне отгонного животноводства все подрядное строительство.
Дело в том, что к этому времени отгонное животноводство, как и любая другая отрасль экономической деятельности Дагестана, пораженная метастазами куначества и кланово- родственных связей, рассматривалось абсолютным большинством ее руководителей да и работников (как правило, представителей так называемой титульной нации, при этом, по большей части, пришлых) только под углом быстрого личного обогащения по принципу: «а там хоть трава не расти».
Конечно же, и Владимиру Борисовичу, и мне казалось, что стоит нам только объединиться, и уроженец Кочубея, вернувшийся на землю предков, к тому же бывший военный, да еще с опорой на здоровые силы коренной части населения, сможет (хотя бы в части капитального строительства) наладить работу должным образом и превратить это направление в достаточно прибыльное и рентабельное дело.
Немаловажную роль во всем этом играло и задуманное нами использование в строительстве местных строительных материалов, в частности, сыпучей ракушки и камыша, имевшихся в округе практически в неограниченных количествах.
Правда, надо сказать, что ракушка стала использоваться в строительстве сравнительно недавно,- только с появлением в достаточном количестве цемента, но широкое ее применение сулило выгоды немалые.
Было решено, что Саламов поставит в мое распоряжение несколько несложных технологических линий, с помощью которых можно будет на месте производить из упомянутой ракушки довольно значительный ассортимент строительных изделий (фундаментные и стеновые блоки, детали лестничных маршей, надоконные балки и т.д.). Разумеется, в конечном итоге это должно было отразиться на стоимости строительства.
Что касается камыша, то в некоторых, традиционно богатых этим природным материалом государствах (страны Ближнего и Среднего Востока, например) из него уже давно делают не только эффективные звуко-и-теплоизолирующие изделия, но и панели для межкомнатных перегородок.
Технология изготовления этих изделий несложна, а широкое применение их в строительстве тоже могло сыграть свою роль в удешевлении строительства.
При таком раскладе дел задача предстоящей реконструкции родовой усадьбы невыполнимой отнюдь не казалась.
Нельзя не упомянуть и еще об одном, весьма перспективном направлении.
К началу девяностых широкое использование, как говорится, «дармовой» энергии солнца и ветра в мире уже давно переросло стадию эксперимента, и, ряде случаев, стало чуть ли не основным ее источником. Так что для Западного Прикаспия, характерного большим количеством солнечных и ветреных дней в году, использование этих, как их называют, возобновляемых источников энергии, могло стать важным направлением в снижении энергозатрат в эксплуатации как жилого, так и нежилого фонда.
Причем, начать можно было с малого: теплопоглощающие пленки на стеклянных поверхностях, простейшие накопители тепла по типу бочек с водой, нагреваемых солнечными лучами, а также применение ветряных станций малой мощности, выпускаемых для фермерских хозяйств (кстати, самодельные «ветряки», используемые, в основном, для полива огородов, применялись в нашей местности еще с первых послевоенных лет).
Еще одно важное обстоятельство, о котором обязательно надо сказать: Кочубей еще в значительной степени сохранил к этому времени основные признаки поселения, основанного и заселенного русскими: подавляющее превосходство русскоязычного населения, уклад жизни, общинные и семейные традиции, и многое, многое другое, что позволяло надеяться на определенный положительный эффект от управления коллективами строительных подразделений, укомплектованными  выходцами из семей, которые я знал с детства.
В общем виде план возвращения на малую родину виделся так: я завершаю службу, и временно (подчеркиваю: временно!) устраиваюсь на работу с задачей дождаться окончания сыном Романом средней школы.
После определения Романа в одно из военных училищ внутренних войск, я принимаю предложение Саламова, и мы с женой Леной уезжаем в Кочубей, где начинаем претворять в жизнь план реконструкции родовой усадьбы Киреевых.
Дети остаются фактическими жильцами московской квартиры (Роман,- в каникулы, дочь Наталья,- постоянно), а к нам приезжают, когда хотят. Мы же, в свою очередь, появляемся в Москве по возможности).
Итак, в мае 1988 года я вышел в запас Вооруженных Сил СССР, и настала пора определяться с тем самым временным местом работы: как- никак от реализации предварительного условия для  возвращения на малую родину,- поступления сына в военное училище,- нас отделяло три года.
Как нельзя кстати подоспел вариант работы: Исполкому Мособлсовета понадобился заведующий филиалом служебных дач в Серебряном Бору.
Условия работы были вполне сносными, оплата труда, как всегда в советских и партийных органах власти, традиционно небольшая, но был у этой должности нюанс, который перевешивал все: заведующему филиалом на время работы предоставлялась в Серебряном Бору служебная дача.
Первым обстоятельством, насторожившим меня при уже начавшемся приеме должности от предшественника, была вопиющая бесхозяйственность должностных лиц облисполкома по отношению к дачному фонду: находящаяся почти в центре Москвы собственность (а это четыре десятка одно- двухэтажных деревянных строений, подчас находящихся в довольно приличном состоянии), была практически брошена на произвол судьбы: в летний период дачи «охранялись» (если это слово применимо к данной категории населения) проживающими в них членами семей работников исполкома. А с конца сентября, после съезда и этих «охранников», дачные строения, окруженные со всех сторон водами Москвы- реки, становились до мая месяца следующего года местом обитания болтающихся без дела подростков и бомжей (к счастью, тогда еще довольно редких).
Моя искренняя попытка изменить положение с сохранностью социалистической собственности в лучшую сторону (в качестве выхода из положения я предложил ввести в штат дачного хозяйства собственную аварийно- диспетчерскую службу, объединяющую в себе функции эксплуатации дачного фонда, а  также сбор и учет заявок на необходимые работы по нему, понимания не нашла.
Не прошло и мое предложение сдать дачи под охрану соответствующей структуре МВД.
Столкнувшись с неприятием моего мнения по этим вопросам, я, даже не понимая мотивов поведения моих работодателей, вынужден был отказаться от предлагаемой работы.
Ответ на мой недоуменный вопрос нашелся спустя несколько лет, когда по московскому телевидению прошел сюжет о серии пожаров в Серебряном Бору: новая власть освобождала вожделенную территорию под застройку особняками новых- же «хозяев жизни».
Итак, первая попытка устроиться на работу окончилась неудачей, но тут вовремя позвонил бывший сослуживец и предложил поработать начальником отдела кадров одного из научно- исследовательских институтов Госплана СССР (он сам уже несколько лет трудился на аналогичной должности).
Мне это предложение показалось крайне подходящим: его действительно можно было рассматривать как работу временную,- в случае чего и бросить не жалко.
Так и случилось: через год я без сожаления оставил эту должность, откликнувшись на предложение другого сослуживца: перешел работать ведущим специалистом по строительству и реконструкции промышленных объектов в систему Московской областной кооперации.
Поздним летом 1990 года, будучи в отпуске и предварительно созвонившись с Саламовым, я в очередной раз посетил малую родину.
Разумеется, еще раз прошлись по всему перечню вопросов, относящихся к моему переезду в Кочубей, в очередной раз зашли в родимый дом.
Как бы предчувствуя возможное возвращение хозяина, вдруг ожил, как говорится, брошенный на произвол судьбы, и вот уже десять лет не укрываемый на зиму виноград, высаженный в свое время братом Павликом во дворе.
Зрелые, иссиня- фиолетовые кисти как- бы говорили:
-«Возвращайся, я жив и еще порадую тебя своим урожаем!».
Это событие показалось мне добрым знаком и только укрепило меня в мысли: -«Пора возвращаться!».
...Сразу после наступления 1991 года мы с сыном начали подготовку к вступительным экзаменам в ХВВУТ (такая аббревиатура была у харьковского высшего военного училища тыла внутренних войск МВД СССР).
Одновременно (в основном, в выходные дни) я занимался «доделочными» работами на квартире дочери: перед самым увольнением из Вооруженных Сил, удалось, как говорится, «пристроить» ее в члены военного жилищного кооператива, и их дом был, наконец, закончен строительством.
Наступил июль, пришел вызов из училища, и мы с Романом выехали в Харьков.
Определив сына в учебный центр училища, я устроился с ночлегом и питанием в расположенный по соседству пансионат одного из харьковских предприятий.
Встречались мы с Романом несколько раз в день: помимо моих консультаций по вынесенным на экзамены дисциплинам, уже достигший в высоту ста девяноста сантиметров, и еще продолжающий расти Роман нуждался в дополнительном питании, и я подкармливал его в офицерской столовой учебного центра.
Сын, в целом, был подготовлен неплохо, поэтому экзамены мы сдали без особых осложнений. А такая составляющая вступительных экзаменов, как физическая подготовка, и вовсе была сдана на «ура»: получив по гимнастике и кроссу «хорошо», от природы расположенный к плаванию Роман показал на стометровке лучшее среди абитуриентов время.
Уехал я из учебного центра училища, лишь получив сообщение, что Роман, как и прочие поступившие, готовясь к построению, пришивает на выданное ему обмундирование курсантские погоны.
Расставался я с сыном на небольшой срок: через месяц Роман должен был принимать присягу.
Первые две недели по возвращении прошли в сплошных разъездах по области: предстояло подготовить ведомые мною объекты строительства для передачи другому куратору.
А буквально перед самым выездом на присягу по телевидению начали передавать бесконечное «Лебединое озеро», а на экранах телевизоров появились унылые лица членов ГКЧП.
Масштабы содеянного этой группой неудачников во главе с не оставляющим и по сей день попыток дистанцироваться от них Горбачевым осознаются позже, а вот как «трясло» в эти три злочастных дня училище, расскажет Роман, когда я приеду в Харьков: противоречивые команды на подготовку к выдвижению вооруженных колонн в сторону Москвы и столь же решительные распоряжения сдать  оружие на склады, а курсантов запереть в казармах, сменяли друг друга по нескольку раз в день.
К моменту принятия присяги страсти вроде бы немного улеглись. Во всяком случае, вновь принятые курсанты клялись в верности своей «большой» Родине, а сама организация принятия присяги была по- обычному торжественной.
Прямо из Харькова я уехал на малую родину: предстояло уточнить некоторые детали вступления в должность по новому месту работы. 
За одну ночь поезд  переместил меня из ранней осени (в Харькове к утру даже подмораживало) в позднее лето (Минеральные Воды встретили ясным солнцем и довольно таки комфортной погодой).
По мере перемещения междугороднего автобуса из Пятигорска в Кочубей температура наружного воздуха за несколько часов поднялась еще на несколько градусов, а сразу после Нефтекумска подул ветер, и по степи серыми тенями заскользили хорошо знакомые мне с детства шары перекати-поля.
Ближе к Кочубею ветер стих, и когда мы въезжали в село, стоял теплый, почти жаркий полдень.
Я даже снял и убрал в чемодан свой плащ,- он казался неуместным на фоне одежды моих земляков, щеголявших сплошь и рядом без пиджаков.      
На автобусной станции меня встретил приятель и горячий сторонник моего возвращения Виктор Клочков. Он же сказал, что звонил Саламов и обещал завтра быть (пара сотен километров, разделяющих Махачкалу и Кочубей,- для «Волги» не проблема).
И, действительно, назавтра подъехал Владимир Борисович, и мы предварительно обсудили с вероятными заказчиками объемы строительно- монтажных работ, подлежащие выполнению в их интересах в наступающем году.
Исключительно теплый прием местных бонз, хорошая, почти летняя погода, радостные лица моих друзей,- все настраивало на ожидание успешного начала задуманного нами дела.
Надо сказать, что в этой большой бочке меда все же была ложка дегтя: за прошедший год, с соизволения местного исполкома (ранее упомянутый Коля- «шеф» уже не работал его главой), часть нашего «родового» земельного участка, как говорят, «оттяпало»  под свои нужды зональное управление республиканского департамента заготовок (между прочим, в перспективе, самый главный потребитель наших услуг в строительстве), построив на этой территории офисное здание.
Я обратил на этот факт внимание Саламова, но он меня успокоил, сказав примерно следующее:-«А мы, наверное, это здание у них отберем, и разместим в нем твой офис!».
Так как упомянутое здание реконструкции усадьбы практически не мешало, я поспешил согласиться.
Кстати, в этот раз Владимир Борисович приехал вместе со своим другом, легендарным советским борцом, пятикратным чемпионом мира Али Алиевым.
Сравнительно небольшого роста, исключительно коммуникабельный Алиев, в те поры советник Председателя Госсовета республики по вопросам физкультуры и спорта, узнав о наших с Владимиром Борисовичем намерениях, загорелся идеей сделать Кочубей центром спортивной жизни северного Дагестана и местом проведения в нем наиболее значимых соревнований.
Разумеется, мы с Саламовым, как истинные патриоты своей малой родины, не поддержать эту идею не могли.
Через два дня я уезжал из Кочубея.
Воздух был чистым и свежим, чему немало способствовал начавшийся на рассвете легкий дождик. Автобус уносил меня все дальше и дальше от Кочубея, а сердце мое все еще оставалось там, с моими друзьями детства и земляками. Сомнений в том, что я скоро вернусь сюда, у меня не было.
Вернуться на малую родину быстро не удалось: перед увольнением надо было, как говорится, «закрыть» квартальный отчет по освоению средств на курируемых мною объектах строительства.
А в это время события в Притеречье,- одно другого, как говорится, «хлеще»,- пошли чередой, и по соседству с Кочубеем вдруг вскочил прыщ в виде независимой Ичкерии.
Это означало, что за время, на которое я задержусь в Москве, обстановка в нашем регионе может измениться. И измениться значительно.
Тут надо дать необходимые пояснения.
Так сложилось, что осуществление перегона овец из Грузии и Северной Осетии с летних пастбищ (расположенных в горах) на зимние (размещенных, соответственно, в нашей степи), из- за особенностей, так сказать, рельефа и наличия дорог, традиционно осуществлялись через территорию Чечено- Ингушетии. Других путей просто нет.
Понятно, что с нарушением отношений добрососедства и сотрудничества (а повальная суверенизация обязательно, и, в первую очередь, проявляет себя именно в этих обстоятельствах) каждый перегон скота (а их два в год,- весенний и осенний) сразу становится трудно решаемым, а то и неодолимым препятствием.
Ну а проблемы с отгоном сразу поставят под сомнение целесообразность затрат на его обеспечение.
И все же 16 декабря 1991 года, я выехал поездом в Махачкалу.
Именно там должен был состояться приказ о моем назначении и прикреплении к соответствующим базам снабжения и комплектации строек, должны быть подготовлены соответствующие распоряжения на передачу во вновь создаваемое объединение соответствующих штатов, строительной техники, а также пунктов ее ремонта и обслуживания.
В купе моим попутчиком оказался чеченец, мой ровесник.
Учитель по образованию, он последние пятнадцать лет занимался пчелами, и достиг на этом поприще впечатляющих результатов.
Два его сына получили образование в Москве. Тут же оба и работали, помогая отцу с реализацией продукции (интересно было узнать, что самым доходным в пчеловодстве является не продажа меда или, скажем, воска, а сдача на нужды фармацевтической промышленности ядосодержащих пчелиных желез, особым образом подготовленных).
Еще больший мой интерес вызвало сообщение моего попутчика о растениях, дающих наивысшие результаты в медосборе. Особенно поразил молочай, который мы, помнится, безжалостно драли в детстве на огородных грядках: считалось, что противнее его сорняка не бывает.
От моего нового знакомого узнал я и об истинном размахе националистического движения в Чечено- Ингушетии.
К тому времени наш незадачливый «Николаич» уже успел брякнуть что- то типа «берите сувернитета, сколько проглотите», и бывший командир авиационной дивизии Советской Армии со всем жаром убеждал чеченцев, что в ближайшем будущем Чечня обретет независимость от России, и жизнь в ней начнется сказочная,- ну ничем не хуже, чем в арабских эмиратах.
Пожалев искренне заблуждающегося ровесника, я перед расставанием сказал ему:-« Взаимоотношения чеченцев и русских всегда были непростыми, к тому же Чечня лежит на путях в Закавказье, и, как говорится, «отпустив» ее, мы практически сами перенесем границы России под Волгоград и Ростов. А это даже до нетрезвого скоро дойдет. А не дойдет, так подскажут. Так что занимался бы ты своими пчелами и не бегал по митингам».
Уже в Грозном, провожая попутчика, я вышел на перрон, и первое, что бросилось в глаза,- вооруженный патруль из двух мрачных бородачей, одетых в камуфляж без знаков различия. -«Гвардия Дудаева!»,- восторженно шепнул мне бывший сосед по купе.
А мне стало как- то не по себе: вспомнилось, кто- то из великих, по- моему, Л.Н. Толстой, утверждал, что особенность реки Терек такова, что вооруженные люди должны находиться только на одном его берегу,- левом, где живут русские.
Через час с небольшим мой поезд прибыл в Махачкалу.
В столице Дагестана я до этого никогда не был, города совершенно не знал, поэтому тут же, на вокзале, зашел в пункт милиции, и попытался выйти на связь с Саламовым.
Домашний телефон не отвечал, а на работе мне сказали, что Владимир Борисович на сессии Верховного Совета республики, и ему сообщат обо мне при первой же возможности.
Таким образом, у меня образовался резерв времени, который я потратил на беседы с дежурившими на пункте милиционерами.
Услышанное насторожило: в прилегающих к территории республики районах Чечни творится беспредел,- идет непрерывный дележ власти между тейпами.
Соответственно, в горной части Дагестана, вдоль границ с Чечней, в аулах полно оружия: народ стихийно создает отряды самообороны.
Чаще стала проявлять себя криминальная среда, в том числе и на территории самого Дагестана: есть случаи похищения людей с целью получения выкупа.
На мои вопросы о состоянии дел в равнинной части республики и, особенно, на территориях севернее Кизляра, ответы были, в общем- то, успокаивающими: типа, « там вроде бы спокойно».
Уже в сумерках подъехал Саламов.
Следующие двое суток моей жизни прошли в режиме поведения каждого дагестанского мужчины, независимо, как говорится, от возраста, образования, занимаемой должности и, как мне показалось, национальности: днем,- работа, вечером,- ее продолжение, в виде деловых встреч в самой разнообразной форме и самых неожиданных местах (например, в бане). Возвращение домой,- не раньше двенадцати ночи.
За эти два дня я был представлен руководителям всех предприятий и организаций республиканского строительного комплекса, с которыми мне в дальнейшем предстояло поддерживать надлежащие деловые контакты. К слову, я узнал, что только заводов, выпускающих практически полный ассортимент необходимых в строительстве материалов и изделий, в окрестностях Махачкалы находится более десятка.
За это же время были подготовлены и документы, необходимые для моего предстоящего введения в должность руководителя всех строек в Кочубеевской зоне отгонного животноводства.
21 декабря, простившись с гостеприимной семьей Саламовых, я выехал междугородним автобусом в Кочубей. С Владимиром Борисовичем договорились, что до Нового Года будем поддерживать связь по телефону.
Первые два часа автобус катил по землям, исстари заселенным дагестанцами, и только на подъезде к Кизляру в салоне начала потихоньку пробиваться русская речь.
Но действительность напомнила о себе еще раньше: сразу после Бабаюрта автобус был остановлен вооруженным постом, и два чеченца принялись проверять документы у пассажиров: оказалось, что федеральная дорога в этом месте на семнадцать километров «заныривает», как говорят у нас в Кочубее, за административную границу Чечено- Ингушетии.
Вели себя бородачи вполне прилично (напомню, что на дворе все же был еще декабрь 1991 года), а на мой вопрос о правомерности этой проверки отвечали не очень уверенно, ссылаясь на приказание сверху.
Сразу после Кизляра объявляемые водителем остановки зазвучали в моей душе музыкой, знакомой с детства: Кохановка, Новогеоргиевка, Калиновка, Вышеталовка.
С Кизляра же нас начал сопровождать дождь. Так что когда водитель объявил «Тарумовка!» (здесь я в свое время учился в восьмом- десятом классе местной школы), то как ни хотелось, а выйти из теплого салона в кромешную мокрую темень я не решился.
А еще через час я уже бодро шлепал по лужам ночного Кочубея, направляясь к дому Сергея Носова,- одного из своих многочисленных рдственников,- они жили совсем близко от автостанции.
Утро началось с обхода офисов вероятных заказчиков строительно- монтажных работ.
Результаты первых же встреч оказались обескураживающими.
Еще три месяца назад крайне любезные и готовые к полномасштабному сотрудничеству, местные вершители судеб старательно прятали при встрече глаза, ссылаясь на отсутствие соответствующих указаний сверху.
Несколько дней прошло в нелегких раздумьях: во время ли начинаем мы новое дело, и дадут ли нам его реализовать?
Да и в разговорах с друзьями витала какая- то настораживающая неопределенность.
Она проявлялась то в сообщении о группах людей в камуфляже, болтающихся с неизвестными целями в степи, на трассе Минеральные Воды- Кочубей, то в рассказанной кем- то истории о насильственном захвате чеченцами дома русской семьи в Грозном, сделанной под предлогом возвращения собственности, отобранной при выселении, то в обсуждении случаев наглого поведения чеченской молодежи в вагонах местных пассажирских поездов, то в свидетельстве очевидца о бурных, практически беспрерывных митингах «общественности» в столице ЧИАССР, городе Грозном.   
Опираясь на эти тревожные данные, я в телефонных разговорах с Саламовым несколько раз затрагивал тему возможного осложнения ситуации и на наших территориях, даже сравнительно удаленных от административных границ Чечни.
Владимир Борисович, всякий раз успокаивал меня, выставляя в качестве основного аргумента разницу в менталитете чеченского и дагестанского народов («те работать не любят, предпочитают воровать, а наши,- труженики»).
Между тем в Кочубее уже знали, что лихолетье последних месяцев не обошло стороной и семью самого Саламова.
А дело было так.
Еще живя у них в Махачкале, я обратил свое внимание на одну странность: в квартире, почти не выходя из своей комнаты, постоянно находились симпатичный юноша, очень напоминающий собой молодого Саламова, и прелестная юная девушка.
Как объяснил мне Владимир Борисович, совсем недавно они женили своего сына, и у молодых еще продолжался медовый месяц.
На самом деле, как оказалось, сына похищали с целью выкупа, и только глубокое погружение в хитросплетения межтейповых отношений позволило избежать трагических последствий.
Прошло еще несколько дней.
Со степи приходили все более тревожные сообщения.
Появились первые раненые: группа неизвестных в камуфляже пыталась остановить для «досмотра»(?!) следующую с грузом автомашину, водитель проигнорировал сигнал остановиться, и получил автоматную очередь вдогонку. Хорошо, что обошлось без жертв.
Вдруг, как по команде, сократили общение с русскими соседями дагестанцы, десятки лет проживающие в Кочубее.
Перестали узнавать односельчан сотрудники поста ГАИ на мосту через нашу речку (тоже, кстати, дагестанцы).
Дело шло к новогодним праздникам, а предварительное формирование подрядного плана строительно- монтажных работ на наступающий год не только откладывалось на неопределенный срок, но, судя по поведению наших партнеров, вообще становилось проблемой, как минимум, труднорешаемой. Более того, по имевшимся у меня данным, местные начальники начали, как теперь выражаются, массовый вывод своих активов из местного банка.
Не сразу, боясь себе в этом признаться, но я все же пришел к выводу, что опоздал с реализацией своей мечты вернуться на малую родину: рассчитывать на то, что мне дадут в складывающихся условиях развернуть прибыльное дело, венцом которого будет реконструкция родовой усадьбы, было бы наивным. Надо было возвращаться в Москву
Повод не заставил себя ждать: пользуясь образовавшимся двухнедельным перерывом,- новогодними «каникулами»,-  я договорился с Владимиром Борисовичем, что «слетаю» в Москву.
Саламов мое решение одобрил, и на рассвете 31 декабря я выехал с колонной груженых «камазов» в Махачкалу, а оттуда в тот же день вылетел самолетом в столицу.
Говорить о том, как моему приезду была рада жена Лена, наверное, излишне.
Оказывается, она все эти дни проводила у телевизора: по нескольку раз в день там показывали телевизионные репортажи из Тбилиси, где войска грузинской оппозиции штурмовали президентский дворец, и ей казалось, что раскаты артиллерийской канонады должны быть слышны в Кочубее.
В уже наступившем 1992 году мы с Саламовым еще пытались сохранить деловые взаимоотношения: была даже идея сделать меня чем-то вроде представителя дагестанского строительного комплекса на заводах Центральной России, производящих строительную технику, но и она, как говорится, со временем «завяла». Оставалось только одно,- ждать.
Я вернулся на «старую» работу, но тут подоспело решение гайдаровского правительства «отпустить» цены на строительные материалы: враз остановились все мои стройки, и наш отдел, как ненужную административную «нашлепку», сократили.
Потом была следующая работа, на которой я тоже долго не задержался.
А в 1993 году появился Закон РФ «О частной охранной деятельности», и я занялся охраной,- делом, которое мне было хорошо знакомо по службе во внутренних войсках.
… От времени, когда я всерьез верил, что мне удастся вернуться на землю предков, меня отделяет уже более двух десятков лет.
Я постепенно старею в двух тысячах километрах от малой родины, и уже ясно, что закончится мой жизненный путь здесь, на московской земле.
А в моих снах я часто вижу свою неосуществленную мечту: двухэтажный (а, иногда, и трехэтажный!) дом- башня как бы вырастает из окружающего его сада. Широко распахнуты «кокошники»- глаза, и я читаю в них немой укор:- «Что же ты, Сергей, а?»
Истинно сказано: «в одну и ту же воду дважды войти нельзя».
P.S. В семьдесят лет я, как говорится, «созрел» для работы в Интернете. Дети купили ноутбук, внучка научила выходить в «сеть». Так я стал завсегдатаем Гугла: читаю все, что печатается сегодня о Тарумовском районе Дагестана в целом, и Кочубее, в частности.
Последняя новость: районная администрация в лице некоего Чепурного сдала в аренду посторонним лицам пастбищные угодья, испокон веков отводимые жителям Кочубея для выпаса общественного стада (пусть существуют как хотят!) и под самыми несуразными предлогами не платит зарплату работникам Кочубеевского муниципального образования.
Кстати: моим соучеником по тарумовской средней школе был симпатичный улыбчивый юноша с фамилией Чепурной. Уж не его ли сынок «душит» сегодня моих односельчан?
 2013 год