Монастырское утро

Старый пес проснулся, когда монастырский колокол три раза пробил к заутрене. Грустные черные глаза собаки слезились от первых солнечных лучей, которые скользили по черепичной крыше, где еще оставались тонкие полосы вчерашнего дождя. Холодная земля, недавно скованная зимним морозом, медленно впитывала в себя первые небесные капли, которые давали силу возрождения старым деревьям, обрамлявшим здание монастыря, кустам диких роз и шиповнику, молодой поросли травы и росткам первого урожая. Вдоль низкой каменной стены протекал широкий ручей, медленно вращавший полости водяной мельницы. Каменное здание было достаточно крепким, несмотря на то, что было построено здесь почти полвека назад; главной заслугой этому было трудолюбие монахов, постоянно латавших дыры в деревянной крыше, убирая прогнившие доски и меняя изношенные жернова. Вот и в это утро несколько послушников уже трудились на мельнице, перемалывая желтое золото в белую пыль. Пес знал об этом по тонкому запаху свежего помола, который доносился с восточной стороны. Несмотря на то, что пес был достаточно стар, чтобы охранять территорию от разбойников или участвовать в охоте, он сохранил свой уникальный тонкий нюх, способный учуять зайца или белку за несколько миль. Никто из монахов не знал об этом; для них он был всего лишь старым псом, доживающий свой век в конуре, где пахло гнилым деревом и влажной соломой, грибком и плесенью, остатками пшеничной каши и вареной костью, которую он временами любил грызть задними зубами.
 
Пес сложил лапы, покрытые светлой шерстью с серыми пятнами, на черный нос, чтобы немного притупить запах нечистот в ведре, которое молодой монах, с выражением полного отвращения на лице, нес к выгребной яме в дальнем конце двора. Подняв одно острое ухо, он услышал, что его вырвало. Прижав лапы как можно плотнее к носу, пес выглядел как самая несчастная собака на свете.
 
Несколько торговцев, укрывшихся от непогоды на ночь в стенах монастыря, спешно собирали несколько повозок, куда грузили мешки с овощами и ящики с вином. Один из них, невысокий смуглый парень с черными курчавыми волосами и золотой серьгой в ухе, бросил мимолетный взгляд в сторону конуры, которая стояла чуть в стороне главной дороги, ведущей к воротам монастыря. Торговец подошел к краю повозки, где висели освежеванные тушки кроликов, и острым ножом отрезал от одной из них приличный кусок красного мяса. Подойдя к конуре, он осторожно положил кусок в миску, после чего почесал у пса за ушком и, промолвив несколько слов на неизвестном языке, удалился к своим товарищам, которые уже впрягли лошадей и собирались в путь.

Пес осторожно понюхал кусок мяса, а потом принялся медленно пережевывать его. На вкус оно было сочным и мягким; такое он всегда любил. Немного утолив свой голод, пес выбрался из конуры, ощутив своей шкурой всю прохладу сегодняшнего утра. Проходя мимом здания кухни, он заметил мальчика-послушника в темно-коричневой рясе, который прислонился теплой щекой к холодной каменной скамейки. Его дыхание было ровным и мерным; он был погружен в глубокий сон. Наверняка пропустил утреннюю молитву, сбежав от зоркого взгляда монахов; конечно, после ему здорово достанется, но пока он прибывает в блаженном мире покоя, где нет земных тревог и проблем. Оглянувшись по сторонам, пес приметил возле груды бочек черное одеяло и недолго думая, притащил его к спавшему послушнику. Конечно, он не мог набросить его на мальчонку, но может кто-нибудь из монахов сам сделает это.

Решив, что сделал все, что мог, пес отправился дальше, ощущая знакомый спектр запахов: свежий хлеб и каша из кухни; навоз и сено из конюшни; лекарства и гной из больницы; железо и угли из кузни; свечи и ладан из здания монастыря. Были и другие запахи, так много, что все уловить было практически невозможно, но ничего постороннего в них не было, а значит все идет своим привычным, повседневным чередом.

Задержавшись немного у монастыря, пес прислушался к синхронному пению монахов, которое было на удивление звонким и бодрым. Голоса, певшие псалтырь на латыни, отражались от стен свода и производили эхо, которое казалось чем-то невероятным, чем-то божественным, будто на мгновение ангельский хор спустился с небес, огласив грешную землю святым словом. Пес всегда любил пение монахов и тонкий запах тлеющего воска; все это было дорогу его сердцу, хотя он не понимал ни слова из того, что пели эти люди, равно как и то, для чего они это делают.

В одно мгновение пение прекратилось и после нескольких минут двери монастыря со скрипом отворились нараспашку, выпуская монахов, которые живо о чем-то переговаривались. Небольшими группами они отправились в сторону кухни на завтрак, а значит, скоро должны покормить и его. Пес еще немного полежал у дверей, любуясь тем, как отступает туман под лучами яркого солнца; как небо приобретает непривычно яркую синеву; как белые облака мчатся под порывами холодного ветра, точно белые овцы, подгоняемые пастухом.

Вскоре он заметил того самого молодого послушника, который спал на скамейке. Он шел в сторону конуры пса, неся в руках его завтрак. Не обнаружив собаку на месте, послушник взволновано огляделся по сторонам, но заметив старого пса, помахал ему рукой, высоко подняв миску. Пес медленно поднялся с насиженного места и легкой рысцой припустил в сторону конуры. Съев привычную кашу, он поудобней устроился на сырой соломе и, положив лапы на нос, зажмурил глаза, сладко подремывая. А тем временем воздух продолжал полнится запахами и звуками, предвещая новый день, полный суеты и работы.
Монастырь просыпался, а пес – засыпал.