Последний человек на Земле

Сумерки здесь не стекают черным шелком, не густеют постепенно, как шоколадный крем. Они опускаются враз, словно театральный занавес, тяжелый, непроглядно-темный, сырой, пропахший плесенью и старьем, накрывают и придушивают.

Едва светло-серое начинает превращаться в темно-серое, я развожу костер. Когда-то в детстве я читал книгу о том, что огонь придумали для того, чтобы отгонять диких зверей от жилищ – но никаких животных я тут не видел. А моих странных гостей, пожалуй, костер скорее приманивает – или служит им сигналом, что можно приходить… Но с огнем мне как-то спокойнее встречать здесь вечер.

Я никогда не видел моих незваных визитеров – днем они не появляются, а в чернильной темноте здешних сумерек ничего особо не разглядишь. Но я слышу их дыхание, шорохи, треск ломаемых ими веток, вижу их прыгающие, непропорциональные тени.

Иногда я с ними даже здороваюсь – но чаще просто опускаю  этот момент. Им это не нужно, мне тоже – так ради кого стараться? У нас другой способ общения. Когда мне приходит пора говорить, к моим ногам неизменно подкатывается  маленький красный мячик.

Однажды у меня не было настроения общаться – и я просто кинул им мячик назад. Они закидали меня шишками, камнями и прочим мусором, который наши тут же, в посадке. Больше я с ними не спорил – по крайней мере, пока.

Дело не в том, что я их боюсь. Шишки и мусор – это достаточно неприятно, но это можно пережить – и в равной мере избежать, приняв определенные меры безопасности. Я не хочу этого делать – я и так целые дни провожу в молчании и одиночестве. Но днем у меня хотя бы есть работа – а вот вечера в темноте, безделье, одиночестве и молчании… - как долго я такое выдержу?

Пока я верил, что у меня получится вернуться, я вел дневник – записывал время и даты, описывал происшествия и простые наблюдения. Когда я понял, что шансов у меня нет никаких, я бросил это бессмысленное занятие. Сомнительно, что здесь отыщется хоть кто-то, способный это прочитать, да и спасательную команду за мной вряд ли пошлют – я сам был спасательной командой, я улетел на единственном работающем корабле, чтобы привезти помощь или новости. Но безнадежно застрял.

Я беру в руки мячик и осторожно кручу его в руках. В отсветах костра он похож на кровавый сгусток. С определенного ракурса даже кажется, что руки у меня тоже в крови.

- И о чем мне сегодня рассказать? – спрашиваю я скорее у себя, чем у них. Но они мигом затихают и замирают.

- О колонизации Пояса Пустошей и первых колонистах?

Я кидаю мяч назад. Он катится по высокой, суховатой траве, приминает ее, оставляя после себя тень, больше похожую на кровавый след.   Секундная заминка – и мяч возвращается ко мне. Значит, нет.

- О космических пиратах За Пределами?

Мяч, с моей подачи, опять укатывается в темноту – и опять возвращается. Нет, не это.

- О войнах за Пояс?

Мяч укатыватся – и меня почти настигает прозрение: на этот вариант они наверняка согласятся. Хотя, кому я тут вру, они на этот вариант соглашаются почти всегда.

За три дня до отлета штатный психолог задала нам задание – написать, чтобы мы делали, если бы остались последними людьми на Земле. Я писал то, что от меня требовали логика и порядок: как буду заниматься сельским хозяйством, ремонтировать оборудование, ликвидировать последствия возможных техногенных катастроф. Остальные тоже писали что-то подобное – нас учили этим вещам. И только весельчак и острослов Рик предложил свою версию событий. Он написал коротко и емко: «Я бы застрелился». Когда штатный психолог – зануда Ника, «умная блондинка, убийца шаблонов» – спросила, почему он это выбрал, Рик, хохоча, заявил, что раз мы здесь не нужны – зачем он будет портить общую картину своей тараканьей везучестью? Ника, естественно, устроила лютую истерику, хотела даже не допустить Рика к участию в экспедиции – но вмешалось высшее начальство: Рик был из тех профессионалов, которыми не раскидываются.

На станции я много раз возвращался к этой проблеме, и чем больше размышлял об этом, тем больше соглашался с Риком – лучше уж покончить со всем разом, чем медленно умирать без единого шанса на спасение. Вот только думать об этом и сделать это оказалось двумя абсолютно разными вещами.

Мяч так и не возвращается. Значит, мне срочно нужна какая-то хорошая история о войне. Не то, чтобы это была особая проблема, но…

Честно говоря, ни в каких военных действиях я никогда не участвовал, хотя в детстве много мечтал о кровавых битвах и славных победах, но эти мечты имели специфический привкус. Днем с друзьями, как и положено, я играл в космических рейнджеров, поселенцев и пограничников, а по вечерам, за закрытыми дверями своей спальни думал о том, как вырасту, запишусь в какой-нибудь космический спецназ и полечу завоевывать далекие планеты.   

Потом я вырос, узнал, что космический спецназ – просто организация пенсионеров, а войны нашей планетой уже давно не ведутся. Выучился на инженера, как хотели родители, прошел стажировку и  записался в исследовательскую миссию, надеясь хоть так как-то удовлетворить свою потребность в приключениях.

Там, на станции, все время была зима. Снег, полутьма, высокие, яркие, непривычно-красные звезды над головой… И снег, снег, снег – бесконечный снег, как в детстве. К лабораториям и теплицам меня не пускали – не хватало опыта. Зато мне дали инструмент для уборки снега. Я все надеялся, что мной заинтересуются хоть какие-то другие звери – но, видимо, на той планете они не водились. 

Прежде, чем приступить к рассказу, я пытаюсь настроиться. Закрываю глаза и представляю себе, что сижу в глубоком мягком кресле, укутанный пледом, рядом потрескивают в камине дрова, я пью дорогое вино из красивого бокала и рассказываю героическую историю из своего прошлого. 

- В 2234 году от построения Первой Космической Станции поисковая миссия наткнулась на неизвестную планету. Предварительный анализ показал, что здесь очень много полезных ископаемых, которые лежат близко к поверхности. Из-за специфического цвета планету сначала назвали Красной, но какой-то умник из лабораторий окрестил ее Кровавой – мол, на ней есть какие-то вещества, которые  есть у человека в крови, или что-то такое. Если бы мы знали, как этот человек оказался прав!

Я сделал драматичную паузу. Из посадки не доносилось ни звука – но я чувствовал направленные на себя взгляды. Мои слушатели никуда не делись – просто увлеклись историей.

- Планету сразу же взяли в разработку. Правда, было одно досадное недоразумение – там жили аборигены, которых было решено уничтожить – потому что они были слишком малоразвиты, чтобы с ними можно было договориться.

Я делаю еще одну паузу – чтобы мои слушатели дошли до максимального драматизма.

- Этот бой я помню по секундам и не забуду, наверное, никогда. Командование решило, что лучше всего будет атаковать ночью, пока аборигены спят. Высадка с самого начала прошла неудачно – мы потеряли два корабля, и ребята, летевшие на  них, тоже погибли. К тому же взрывы разбудили местных, и наш прилет уже не стал для настолько сюрпризом. Да и оказалось, что в темноте они отлично видят и ориентируются, а наши приборы дают помехи.

Где-то рядом хрустнула ветка – и мои слушатели невольно в один голос выдохнули. Что ж, достаточно нагнетать – можно переходить к кульминации.

- Выпрыгивая из звездолета, я ушиб колено, а потому бежать быстро не мог. Спрыгивали мы в воду, многие не удержали тяжелый автомат и остались практически безоружными. Свой автомат я не потерял – но… Бежать, стреляя, было тяжело, из-за помех в приборах было плохо видно, да и местные для отражения нашего нападения оседлали каких-то зверей и перемещались на них,  словно тени. Стрелять пришлось просто наугад. Когда им удалось подбить наш корабль – третья масштабная потеря, – и он загорелся, нам стало лучше видно то, что творится вокруг нас. Я заметил, что недалеко от меня бежит мой товарищ. Несколько метров мы пронеслись вот так же,  синхронно – а потом он упал: ему в ногу вонзилась вражеская стрела. Я вытащил стрелу и, как мог, обработал рану. Помог другу подняться. Полноценно идти он все равно не мог – поэтому пришлось тащить его на себе. Далеко бы мы все равно не ушли – но я надеялся встретить медицинскую бригаду. А потом в моего друга чем-то попали, и его разорвало на тысячи кусков. Можно сказать, он спас мне жизнь – ведь могли попасть в меня…

А вот теперь можно и заканчивать.   

- В том бою мы победили. Правда, очень дорогой ценой – наутро, когда поднялось солнце, планета была усеяна тысячами трупов наших ребят; море, в которое мы высаживались, оказалось красным от крови. Всех местных мы со временем изловили и добили – мстили за своих. Я за эту операцию получил медаль. А ту планету официально назвали Звездой Крови. И каждый год мы отмечаем дату ее покорения. Мы – те, кто выжил в той бойне, родственники погибших и немногие посвященные – те, кому оказалось не все равно.         

Несколько секунд мы молчим: я - потому что моя история закончилась, они – потому что ждут, что я скажу дальше. Потом они понимают, что все закончилось – и начинают осторожно расходиться – шурша, шебурша, хрустя ветками.
Я тоже тушу ь костер и возвращаюсь на корабль. Из-за неудачной посадки он мало на что пригоден – но свет там есть, да и водопровод с холодильниками как-то работают.

Раньше я каждый вечер пересчитывал оставшиеся пайки – но сейчас бросил это глупое занятие: от этого их количество не увеличивается – растет только мое отчаяние. К тому же у меня появился план – ну, не план, а так, задумка. Я хочу попытаться обменивать у местных свои истории на еду и воду. Я даже почти придумал, как объяснить им, чего я хочу. Надеюсь, они согласятся – потому что иначе мое положение будет совсем плачевным.       

Наверное, теоретически, есть и другие способы действий в моей ситуации: попытаться разобраться, что случилось, найти выживших, решить вопрос с пищей и питьем, отыскать способ связаться с оставшейся командой, но… Знаете, как-то так получается, что каждый раз находятся причины этого не делать, обстоятельства, отговорки… Сидеть здесь, рассказывать истории и ждать чего-то… Даже если это не самый лучший вариант действий, я – последний человек на Земле, мне некому указывать и некого бояться.