Семь жён собкора Шахова

   До войны Борис Шахов некоторое время работал в одной из центральных
 газет собственным корреспондентом. Отношения с главным редактором были
натянутыми, хотя своей вины в этом Шахов не чувствовал.  Понимала причины
сложившихся отношений лишь миловидная бойкая секретарша  главного -
Леночка. Она с неизменной теплотой относилась к собкору Шахову и
ненавязчиво его опекала. Это было естественно, поскольку Бориса Шахова
любили все. Ему было около сорока, он был счастливо женат и растил сына.
Высокий, с пышной шевелюрой и весёлыми глазами, заряженный дружелюбием
 и энергией ,  он обладал какой-то особой аурой, в которой нытики чувствовали
 себя некомфортно.
     Главный редактор Иван Лукич Кузякин нытиком не был, но исподтишка питал
к Шахову неприязнь, боясь признаться самому себе, что просто завидует Борису.
Его популярности у читателей и, особенно, у женщин. В этом и крылись истоки
неприязни, и Леночка, своей женской интуицией, хорошо понимала это.
    Своего шефа  она изучила, как свои пять пальцев, и знала, как бывает несдержан
 он на язык, а, главное, несправедлив в гневе. И потому она не раз уводила Шахова
из-под прямой наводки шефа под разными предлогами.
    Если Шахов появлялся в приёмной, когда пахло грозой, Леночка беззвучно
вытягивала губки в междометие «Уф», и Шахов покидал приёмную, намереваясь
 зайти в другой раз. Но сегодня он  остался – ведь его вызвал лично Кузякин.
    - Кто у него? – только успел он спросить у Леночки, как у той затрещал телефон.
    - Шахов не пришёл? Пусть  сразу же заходит!
    В кабинете у главного сидели двое военных. Оба были знакомы Борису. Два года
назад, в 1937 году, после знаменитого беспосадочного перелёта через Северный
 полюс  из Союза в Америку  экипажа во главе с Валерием Чкаловым на самолёте
АНТ-25 (РД),  в Союзе было проведено ещё несколько перелётов на однотипных
самолётах, где были установлены новые рекорды. В одном из них принимал участие
и Борис Шахов. Репортажи его пользовались большим успехом, так же,  как и
фотоматериалы.
      Сейчас у них должна была пройти испытания новая модель  военного самолёта по сложному маршруту вдоль побережья Северного ледовитого океана, и они приглашали Шахова присоединиться к экипажу.
      Шахов не возражал, наоборот, был чрезвычайно рад.
      Кузякин , конечно, не сомневался, что Шахов согласится, но всё из-за того же
чувства скрытой неприязни, ему не хотелось доставить такую радость Шахову.
Но и запретить тому участвовать в полёте у него не было оснований. На прощанье
он только .ляпнул невпопад: «Надеюсь, обойдётся всё без приключений.» Но поймав
 удивлённые взгляды троих мужчин, поправился: «В смысле – удачно!». Что сказали
военспецы, выйдя из кабинета, можно лишь догадаться – приводить не будем.
     Погода благоприятствовала полёту,  но без ЧП не обошлось. На самом подходе
к Анадырю  неожиданно заглох мотор. Каким-то чудом удалось посадить самолёт,
чудом остались все живы. Незлым, тихим словом вспоминали они Кузякина, и две
недели,  не замечая времени суток, забывая побриться-помыться и сражаясь со
зловредной мошкарой, они разбирались с мотором. Шахов, как не спец, был поваром,
подручным рабочим и ответственным «по связям с общественностью» Анадыря.
       С мотором разобрались, причина неполадки была устранена, но разрешения на обратный вылет  им не давали. Лишь после прилёта бригады механиков из Москвы, подтвердивших исправность  и испытавших мотор в наземных условиях, они смогли
благополучно вернуться в Москву.
    Встречали их с цветами, как героев. Получили и награды. И потянулась череда
встреч, собраний и банкетов.  А Бориса Шахова  газетчики вдруг перестали приглашать
с собой к авиаторам. Когда это случилось в первый раз – Борис не обиделся, скорее –
обрадовался, потому, как устал от речей и тостов. Но когда это произошло во второй,
третий раз, он зашёл к Кузякину спросить , в чём, собственно, дело.
       В приёмной Леночка странно поглядела на него и отвернулась, кивнув на дверь в кабинет. Шахов вошёл. Кузякин курил, видно, папиросу за папиросой, пепельница была полна окурков, а в кабинете висел голубой туман. Притушив окурок очередной папиросы, Кузякин достал из ящика своего письменного стола фото и протянул Шахову. Это было то фото, которое поместила газета под очерком Шахова, где он при бородке и в чужой куртке снялся – вернее его снял второй пилот -  на фоне кабины самолёта вместе с командиром экипажа.
   - А вот это приложение к фото, - и Кузякин с кривой ухмылкой бросил на стол
 перед Шаховым пачку распечатанных писем, пришедших в редакцию после выхода газеты.
    Здесь было тридцать писем от брошенных собкором детей,  семь писем от оставленных  им  жён и девять писем от забытых  им  матерей!
        Шахов молча перебирал письма. Кузякин молчал, наслаждаясь сладким мигом.
   - Ты можешь взять их с собой, - переходя на « ты», сказал он Шахову, отделяя слово от слова.
      Борис медленно встал, аккуратно сложил в стопочку письма, и вдруг, игнорируя
ухмылку главного, по-простецки улыбнувшись, сказал:
    - Ну, ладно, Иван Лукич, допустим, я бросил 30 детишек, сбежал от семи жён, но
не слишком ли много матерей на меня одного, как считаете?
      Смысл сказанного Борисом постепенно дополз до сознания Ивана Лукича, и надо
отдать ему должное, заставил искренне рассмеяться.
      - Верно, Шахов, хватит и одной! Родная хоть признает тебя на этой фотографии?!
И давай-ка, знаешь что… давай выпьем за здоровье всех детишек, жён и матерей! –
и он открыл свой потайной шкафчик с коньячком для особого случая…


В основу рассказа
взят случай из жизни
писателя,-фантаста и
сказочника А.И.Шарова.