Мимино и бабушка Махтумова

А вам нравится, как пахнет мокрая коза? Что? Нравится? Потому что вы в деревне выросли? Ну… повезло вам. А мне запах мокрой козы однозначно не нравится. Конечно, к носу, дабы понюхал взатяжку, мне её не подносили. Просто однажды звёзды повернулись козьим боком.

Поздняя осень. И даже в солнечном Таджикистане моросит дождик. Мелкий такой, нудный. Понятно, не над всей республикой моросит, но вот именно сейчас — над крохотным аэродромом, с которого раз в два-три дня летает от посёлка Иол до Душанбе  рейсовый «кукурузник». Прославленный Ан-2, короче говоря. Я сижу под навесом, пристроенным к зданию аэропорта (маленькому одноэтажному глинобитному домику) и жду, когда объявят посадку. Потому что мне и нужно в Душанбе.

 Отработал в Московском отряде, возвращаюсь. А ведь ещё предстоит из столицы Таджикистана до столицы Туркменистана добраться. Но это потом, потом… Сейчас главное, чтобы рейс не отменили. Такое тут случается скорее часто, чем редко.
Не отменили. Наверное, по той причине, что дождь кончился, и над горами опять засияло солнышко. Захожу в самолёт, сажусь на скамейку — одну из двух не слишком длинных скамеек, расположенных вдоль бортов. Пристёгиваться тут нечем. Да и ладно. Всего 40 минут лететь. По сути дела, надо лишь через горы перемахнуть. Пока я предаюсь этим несложным оптимистическим размышлениям, салон «авиалайнера» быстро заполняется пассажирами из местных. Для которых лётчик — собственный Мимино, пожалуй. Да и аналогию долго искать не приходится. Доносящийся с улицы диалог очень напоминает тот, из знаменитого фильма.

— Чоршанбе !
— Нет, я сказал!
— Чорш, ну войди в положение, — между прочим, это голос диспетчера аэродрома. — Пусть уж бабушка Махтумова с козой летит.
— Слушай, зачем такое говоришь?! Знаешь, что нельзя, а говоришь!
— Чоршанбе, как друга прошу!
— А-аййй! Делай, что хочешь, Иваныч… Только кто отвечать потом будет?
— Отвечу, Чорш, ты меня знаешь. Отвечу!

Я слышу это через открытую дверь, из которой круто упирается в землю металлическая трёхступенчатая лесенка. Мне показалось, что коза сама поднялась по этой лесенке. На самом деле её просто затолкали с улицы. Животина, распространяя запах мокрой шерсти и чего-то ещё, лично для меня малоприятного, процокала копытцами вперёд. Но потом в салон, что-то тихо бормоча и кряхтя, забралась бабушка Махтумова. Утвердилась на скамье справа от меня и позвала свою кормилицу. Та послушно подошла и прилегла у ног хозяйки. Козий с чем-то дух стал гуще. Или мне так уже от самовнушения кажется? К тому же рогатая устроилась к кабине лётчиков передом, а ко мне задом. Проше сказать, она его расположила на моих сапогах. Немедленно захотелось вытянуть ноги вперёд. А уже никак. Стало быть, надо терпеть. Одно утешает: терпеть придётся всего четыре десятка быстротечных минут.

Потом как-то очень быстро практически всё свободное пространство оказалось заставленным какими-то коробками, полосатыми мешками, сумками, а на скамьях  плотно угнездились пассажиры. Налицо явный перегруз, по-моему! Но наружную дверь уже закрыли. И дверь в пилотскую кабину тоже. Взвыл мотор, самолёт затрясся. Движок, набирая обороты, вибрировал звуком всё выше. Наконец, «кукурузник», подрагивая и покачиваясь, пошёл на взлёт. Тяжело и кривовато поднялся в небо. Я же говорю — авиалайнер!

Надо горами летели весело. Вот сколько было над ними воздушных ям, во столько Ан-2 и ухнул, натужно затем забираясь на прежнюю высоту. Каждый раз коза испуганно блеяла и дёргалась. Махтумова её успокаивала, ласково похлопывая рукой по шее. А мне бабушка время от времени скупо улыбалась редкозубым ртом. Пассажирам было смешно, они, похоже, отпускали шутки по поводу козы. И в мой с бабушкой адрес, наверняка. Хорошо, что за воем мотора слов не было слышно. Только резкое козье блеянье. Неужели оно так раздражает только меня?

А вам нравится, когда проваливаешься в воздушную яму? Что? Вы в самолёте родились? У вас хороший вестибулярный аппарат? Ну… повезло вам. А меня и в небе донимают приступы морской болезни. А тут ещё этот неистребимый козий дух! И затёкшие, зажатые со всех сторон ноги.

Казалось, эти «быстротечные» 40 минут никогда не кончатся. Но вдруг биплан начал заметно снижаться, мы пошли на посадку. Уши заложило, но я даже не стал сразу сглатывать, чтобы пробить пробку. Так меньше слышно вопли несчастной козы. Одна только была от неё очевидная польза: своей шерстью до блеска вычистила носки моих хромовых сапог. Но это я заметил не сразу, а лишь когда облегчённо ступил на бетонку душанбинского аэродрома, радостно утверждаясь на своих двоих и разминая их, ликующие и оживающие.

Как покидала борт «кукурузника» коза, я уже не видел. Вышагивал целеустремлённо к зданию аэропорта, всё ещё борясь с подкатывающими приступами лёгкой тошноты. Влажный после дождя воздух пах горючим, чуть-чуть жжёной резиной и мокрой бетонкой. Он был великолепен!

…В Ашхабад вылетел следующим утром. На белом реактивном Як-42. В мягком удобном кресле. Салон благоухал специфическим, дивным аэрофлотовским ароматом. И воздушных ям в небесах, кажется, не было. И симпатичная стюардесса улыбалась мне открыто, красиво и белозубо, совсем не так, как бабушка Махтумова.

Душанбе в переводе на русский - понедельник. По этим дням сюда много-много раньше съезжались из кишлаков на базар. Потом постепенно выросло селение, которое и стало называться Понедельником. А что? Оригинально.

Чоршанбе в переводе на русский - четверг. Видимо лётчик родился в многодетной семье как раз в этот день. Имя для Таджикистана, может, и не оригинальное, зато звучное. Мне нравится.