Красота

   Ненароком встретить где-нибудь на улице, в толпе, красивую женщину  так же приятно, как если бы неожиданно получить хорошее известие. Однако, замечали ли вы,  женская красота бывает привлекательна по-разному. Случается, её носят, словно очень дорогое, ослепительно яркое украшение, бережно и с достоинством. Такая драгоценность постоянно шлифуется вниманием к себе, делаясь со временем всё более совершенной, недосягаемой и, может статься, даже обременительной для женщины. Есть иная красота — легкая, изящная, чуть капризная. Она сродни кокетливой модной шляпке. Сложнее бывает увидеть неброскую, но всегда искреннюю, наполненную душевной теплотой и обаянием внутреннюю красоту — её надо уметь разглядеть за непритязательными, порою даже заурядными чертами.
   И всё же, на мой взгляд, самой притягательной, поистине удивительной силой обладает другой тип женской красоты. Встречается он наиболее редко, однако как бы ни была такая встреча мимолётна, она всегда запоминается надолго, оставляет в душе ни с чем не сравнимую гамму чувств.
   ...В тот день, не по-весеннему холодный и ветреный, я добирался автобусом домой, в центр города. «Тройка» шла полупустой. Пассажиры с ленивой расслабленностью смотрели в окна, на остановках разглядывали входящих. Кумушки по обыкновению судачили. Лица мужчин с точностью передавали своим выражением равнодушно-скучный, привычный до мелочей уличный пейзаж.
   На одной из остановок вошли мама с дочкой (так, во всяком случае, могло показаться со стороны, хотя явного сходства между ними я, признаться, не обнаружил). Они прошли в середину салона, садиться не стали, а, слегка касаясь друг друга плечами, остались стоять. Погружённый в свои заботы, я не сразу понял, что привлекло мое внимание к этой паре. Помню только, как в меня вселилось вдруг лёгкое приятное волнение, какое бывает иногда в предчувствии редкой находки после долгих бесплодных поисков.
   Рассмотрев маму с дочкой хорошенько, я понял, чем было вызвано это моё нечаянное волнение: девочка была удивительно  красива.
   Лет пятнадцати от роду, она уже вступила в ту прекрасную пору, когда  в  подростке сперва робко, а затем всё с большей властью заявляют о себе  женские начала. Когда  угловатость сменяется округлостью движений, форм и на смену детской непосредственности приходит осознанная необходимость «держать себя» на людях. Так из невзрачного, неуклюжего кокона появляется  вдруг на свет изящная легкокрылая бабочка, заставляя окружающих замечать её, любоваться ею.
   Но в том-то и заключалось моё везение, что превращение это я застал на полпути! Самое большое достоинство едва начавшей зарождаться красоты заключалось в том, что сама красавица не догадывалась или не думала о ней. Строгое изящество, утончённость, какая-то неуловимая грация  —  и,  вместе с тем, ненаигранная естественность, сдержанное   достоинство, отсутствие малейшего намёка на самолюбование  — вот   каким     необыкновенным букетом одарил меня в тот день его могущество Случай.
   Лицо девочки было правильных очертаний, слегка заострённое книзу. Светлая, не знавшая косметики кожа хорошо оттеняла спокойного рисунка губы. Тёмные брови и такие же ресницы.
   Но, прежде всего, виделись, конечно, глаза. Были они какого-то густого, глубинного серого цвета, точно подсвеченные изнутри. Таким выдаётся иногда предвечернее августовское небо: его яркие дневные краски уже начали остывать, но ещё ласкают взор ровными сильными мазками, от близких сумерек становясь лишь мягче, проникновеннее.
   Эти глаза смотрели на мир из своего задумчивого августа спокойно и... не показалось ли мне? — немного грустно. Они не замечали ни бесконечной пыли на дороге, ни обветшалых разномастных домиков, что неровной цепочкой бежали за автобусными окнами. Не видели они и нас, нечаянных свидетелей совершенства.
   ...Около горисполкома они вышли. Навстречу им бежал, торопясь к автобусу, высокий парень в модной короткой куртке. Лет двадцати шести, рябоватый, с большими мосластыми руками, он с усердием  загребал широкими ладонями воздух, пучил глаза, дышал шумно и, вообще, спешил, напоминая при этом нескладный старинный паровоз, выбившийся из графика. Когда парень поравнялся с девочкой и только на один короткий миг машинально взглянул в её лицо, с ним что-то случилось. Точно кто-то невидимый возник у него на пути и неожиданно с силой толкнул его в грудь. Парень странно дёрнулся, запнулся и чуть не промахнулся, влетая в открытую дверь.
  Автобус тронулся. На немудрёной физиономии нового пассажира было написано наивное удивление, даже некая растерянность — он, должно быть, так и не успел понять, что с ним произошло, и долго ещё оглядывался на остановку.
    А за окнами уже промелькнули массивные обшарпанные ворота кондитерского цеха, недосягаемой высоты кораблем строго проплыл Вознесенский собор, и автобус поравнялся с ларьком, где продавали на вынос пиво. Народу было много. Я успел заметить, как некто в рыжей вислоухой шапке, нетвёрдо перебирая ногами, совал знакомому в очередь грязный помятый бидончик и деньги. Его отталкивали.
   Снова вокруг было пыльно и суетно...