О русских женщинах

                В храме жен мироносиц, вернее в развалинах храма,
                Снова служба идет, и молитва уносится прямо 
                в оголённое небо. И тщетно крыло херувима
                укрывает колонну. Он – нет, а она уязвима.

                Отлетели от стен шестокрылые в оные годы,
                Но сегодня вернулись они под церковные своды.
                А внизу, а внизу собрались разведенные жены,
                чьи разрушены души не меньше, чем эти колонны.
               
                Как светильник зажечь, если вместо лампады осколки?.
                Но стоят неподвижно военной поры комсомолки.
                Тишина ли вокруг, или чуда душа не вмещает?
                «Он не умер – воскрес!» - мироносицы нам возвещают.

                Елена Пудовкина

      
Много раз бывала в храме, о котором стихотворение, в Пскове, на старом городском кладбище. Этот храм, 1532-го года постройки,  после десятилетий разрухи и запустения восстанавливал отец Павел Адельгейм и построил рядом с ним свою школу регентов, там его и отпевали, и похоронили у стены этого храма.

Всегда вспоминаю в этот день, жён - мироносиц, и этот древний храм, и  это стихотворение.

Сейгод заболела и не пошла на службу, думала, отлежусь и разве что в аптеку выберусь. Но настойчиво, так что невозможно было отказать, звала заехать моя знакомая старушка, Прасковья Фёдоровна.

Ей под 90 уже, замуж после войны не вышла, поубивали всех женихов, и, как самая младшая в многодетной крестьянской семье, она досматривала родителей.

Закончила курсы медсестёр и уехала по распределению далеко от дома, в Западную Беларусь, но пришлось вернуться к родителям, жила с ними в деревне, а в город ездила на работу, анестезиологом в хирургию.

Родителям Бог даровал длинную жизнь, оба за 90 прожили, и после их смерти Прасковья Фёдоровна до 80 с лишним лет жила в их деревенском доме и хозяйничала там как могла, городскую квартиру иногда только приезжала проведать.

Но потом упала, залезая в автобус, сломала ногу, и, отлежавшись в больнице, поняла, что не потянет больше дом и усадьбу, продала их и перебралась в город.

Я с ней познакомилась, когда подрабатывала летом 2013-го соцработницей. Работала пару месяцев на полставки, но за это время, отпусков, так получилось, что к семерым старушкам пришлось ходить.

Все они, кроме Прасковьи Фёдоровны, были вдовы, имели детей, внуков и правнуков и жили в собственных домах. Характеры у всех были разные, к кому-то я с удовольствием шла, к кому-то - заранее запасаясь терпением.

И хотя прежде всего я должна была старушками, а не их усадьбами заниматься, но какое же хозяйское сердце выдержит, когда зарастает крапивой огород, осыпаются на землю клубника, смородина и абрикосы, а сочную зелень картошки уничтожают колорадские жуки.

И приходилось сначала собирать жуков и ягоды, а уж потом, если останется время, бежать в магазин и аптеку. Договариваться покосить траву и самой красить облупившуюся веранду. Мыть окна и делать прочую хозяйственную работу.   

 - Посмотрела бы на меня мама. А лучше бабушки, - думала я.

Все судьбы не пересказать, степень житейского благополучия у вдов была разная, общее то, что дети и внуки далеко, а даже если и рядом, в том же городе - то отдельно, и даже если не отдельно, а на другой половине того же дома - то не справлялись сами ухаживать, привлекали собес.

Плохо, когда дочек нет, одни сыновья. Хорошо, когда они удачно женятся, и невестка попадётся добрая, но это редкость, а вот когда неудачно и выгонит жена, тогда идёт сынок жить обратно к матери, и там пьёт напропалую. Одну бабулю сын в пьяном виде так избил, что она не помнила, как приехала Скорая отвезти её в больницу.

Это до меня было, при мне он уже сидел, а бабушка скучала по собачке своей, им насмерть забитой, и, что меня поражало, как-то не особо его выхода боялась. Я боялась, и когда пересеклась однажды со вторым её сыном, непьющим, сказала, что нужно что-то в жизни менять, не оставлять больше мать наедине с человеком, который себя не помнит и не контролирует.

Он на меня странно посмотрел, потом бабуля сказала мне, что у неё не сложились с его женой отношения, и к себе он её не при каких обстоятельствах взять не может. Не знаю, жива ли, после увольнения я только с Прасковьей Фёдоровной продолжила общаться.

Мы недалеко друг от друга живём, и зовут её как мою бабушку, Прасковьей. Да ещё выяснилось, что мы породнились, её внучатый племянник моему внучатому племяннику отец.

    
И она единственная из бабушек не в собственном доме, а в квартире жила, никогда не грузила заданиями, чаще всего моё посещение  сводилось к тому, чтобы, быстро сбегав в магазин с аптекой - поговорить.

Моя предшественница  запила, за что её уволили, а после меня пришла молодая девочка, сирота-заочница,  видела её разок, любопытно было, как же она справляется. Я на полставки еле успевала всех подопечных обежать-объехать, а на полную нужно очень расторопно день бегать, к тому же  девочка эта в город из деревни ездила на работу.

Справлялась, благо, у Прасковьи Фёдоровны можно  передохнуть в начале или в конце рабочего дня.

И вот сегодня она меня подняла с моего одра. Взяла ей подарочки, свечи иерусалимские, обожжённые Благодатным огнём, открытку да коробку конфет, цветов она не захотела, пожалела постиранную к Пасхе скатерть, дескать, будут осыпаться - запачкают.

Накануне к ней приезжала из деревни подружка и привезла деревенских гостинцев: творога домашнего, яиц, холодца, щавля, лука зелёного да малинового варенья. И Прасковье Фёдоровне не терпелось со мной поделиться.

Я удивилась: - Неужели ещё хватает сил на корову подружке Вашей?

Оказалось, нет, дочка корову держит, а у самой подружки только курочки да огород.

Подружку эту не застала и не увидела, но представила её себе похожей на Прасковью Фёдоровну, такой же маленькой, сухонькой, в платочке, с палочкой.

Посидели немножко, и поехала я со своими гостинцами домой на велосипеде.

Вот и весь рассказ. Давно хотела хоть что-то про Прасковью Фёдоровну написать, ну, хоть так. Она не только по имени, вообще похожа на мою бабушку Прасковью. И на другую, Наталью, тоже.

У Натальи было много боевых наград и вся война за плечами, но я её застала и запомнила уже вот такой же, старенькой, на пенсии, она со мной и нянчилась, когда я родилась и мама в два мои месяца на работу вышла.   

Не знаю, как их описать одним словом, лучше просто на фотографию сошлюсь, точнее, кадр из "Прощания с Матёрой". Со Стефанией Станютой, у которой на всех деревенских бабушек похожее лицо, и как его описать?

Оно как старое дерево, как небо и грозовые облака, как старый деревенский дом с широкими скрипучими половицами и чисто побеленной печью, яблоневым садом и хлевом, в котором льётся в подойник тёплое молоко.

Тишина ли вокруг или чуда душа не вмещает?
"Он не умер - воскрес",- мироносицы нам возвещают!