Так гибнут звезды и поэты

     Памяти
     Павла Ильича Винтмана (1918—1942),
     киевского поэта,
     командира 9-й роты, 3-го батальона 737 стрелкового полка,
     мужчины, влюбленного в свою жену,
     счастливого отца дочери, которую он никогда не видел,
     даже на фотокарточке,
     одного из тех, кто остался в братской могиле в степи под Воронежем.


1. «Как много надо. Как мне много надо…»

Павел  завершал двенадцатикилометровый марш-бросок в лидирующей группе — значит, справился с нормой. Мыслями же унесся в Киев. Как много было у него дома, совсем недавно. Замечательно они жили. 72-я школа-семилетка, где он подружился с Серегой Чачковским  и Юрком Поповым. Святошино, соседствовавшее с сосновым лесом. Излюбленное место ватаги — Белый горб над речушкой Нивкой. Глубокая заводь, сосновый бор, родничок с вкуснейшей водой. Пронизанный солнцем сосновый лес. Зачитанные, обтрепанные края книг Майн Рида, Фенимора Купера, Луи Буссенара, Эдгара Берроуза, которыми ребята очень дорожили (и не только потому, что манили приключения, — других книг просто-напросто не было).

       Какие высокие подвиги в детстве
       Шутя совершали, играя в индейцев!
       Нет дел благородней, нет помыслов чище,
       Чем игры орды краснокожих мальчишек…

Совсем недавно носились они день-деньской по лесу, и вот... Где теперь его друзья? Живы? Воюют? Хотя, некоторые эвакуировались и продолжают изучать литературу. Как можно сейчас что-то изучать, кроме военных дисциплин? Сидеть в тылу над конспектом, когда война и город их оккупирован немцами? Получил письмо, но не охота писать, да и о чем?

* * *
…Потом был радиокружок. Мечта киевских мальчишек — стать радистом, «снайпером эфира». Вот и он увлекся радиоделом, не пропускал занятий. И разве случайно, что там, встретился с Зиной?

       Кто дал тебе такую власть,
       Такую власть, красу такую,
       Что гордый рад к ногам упасть,
       Упасть и плакать,
       Прах целуя?

Он провожал ее домой, по дороге читая стихи Багрицкого, Луговского, Сельвинского, Рыльского. Она с восторгом слушала и вставляла всегда неожиданные замечания — чувствовала музыку поэзии. Повезло ему с девушкой. Красивая, тоненькая, большеглазая. О ее глазах стихи можно слагать, но столько уже написано о женских глазах до него. И все же он рисовал ее словами, а она счастливо смеялась, слушая.

       Встретилась лучшая, встретилась первая,
       В сердце вошла угловатой походкою,
       Ветром казалась — серебряным, северным,
       Ранней весною — сквозной и холодною.

       Это из скромности ты назвалась только
       Обыкновеннейшим девушки именем —
       Первая ласточка! Первая ласточка!
       Крылья бровей над рекою раскинула.

Вообще, какая интересная у него была жизнь! Вот хотя бы стрелковый кружок — конечно, парень  должен метко стрелять, крепить оборону страны. Павел ко всему подходил с основательностью, вдумчиво: интересно было изучать разные механизмы. Не потому ли, занимаясь в кружке, настырный парнишка придумал техническое усовершенствование к пулемету «Максим». Да так удачно, что получил благодарность от имени наркома обороны и денежную премию. А после — и приглашение поступать в военную академию. 

И кто знал, что именно удостоверение снайперской школы поможет ему прорваться на Финскую войну (в их райвоенкомате призывали уже служивших ранее в армии или лыжников). Снова случайность?

       Снег перестал и снова начал,
       Напоминая седину.
       Уехал сын. Уехал мальчик
       В снега. На Север. На войну.

«Смелость города берет!» —  не с первого захода, но получил повестку. Зина, узнав о его решении, проявила характер: не плакала, не пыталась остановить, хотя прошло всего несколько месяцев, как они поженились. Чувствовала его любимка: не может Пин поступить иначе.
Он писал ей письма, в которых перемежались коротенькие строчки о себе и стихи — о ней:

       Был я сердцу и солнцу послушен,
       А любил, понимаешь, не так, —
       Много разных бросали мне в душу,
       Как в прозрачную воду пятак.

       Только, верь, в этом радости нету…
       Ты одна, ты одна, ты одна
       Золотою сверкнула монетой,
       Чтоб улечься у самого дна.

Письма бодрые, оберегал покой родных. Но он был на войне… Кольский полуостров — прежде для него лишь название. А той зимой — место службы, первая его война. Повезло: не убит, не обморозился, не ранен. Но среди погибших были московские ребята-студенты, сверстники.

       Мы вместе в атаку ходили,
       И слушали времени гул,
       И вместе друзей хоронили
       В холодном финляндском снегу…

Хотя после финской Павел снова вернулся к занятиям в университете и литстудии, но почувствовал перемену в себе — некогда безмятежное настроение сменилось ощущением «предгрозья»:

       И сердце в тревоге у каждого,
       Пока вдалеке громыхает,
       И ждешь: начинается страшное…

* * *
Замечательно они жили. С Зинусей почти не расставались, проводя вместе все свободное от занятий время. Бродили по кручам, катались на лодке, спускаясь вниз по реке… Так было и в тот день, 2 июля (интересно, помнит ли она это число? Снится ли он ей, как снится она?).
Зина приехала из Москвы, устала с дороги. Он соскучился, хотелось побыть с ней и осуществить задуманное. Стихи к этому случаю были написаны, и погода отменная, и, главное, — рядом любимая девушка. Зина после долгих уговоров  согласилась. Они долго плыли на лодке, разговаривая, читая по очереди стихи, смеялись из-за любого пустяка. А когда возвращались домой, стоя на площадке трамвая номер восемь, Павел стал читать стихи, посвященные девушке:

       Небу ночному — тугая зарница,
       Туче седой — легкокрылая птица.
       Колосу — дождь. Ты одна у меня,
       Зина, Зинуся, зеница моя.
      
       В ночь на руках унесу, как ребенка я,
       Легкую-легкую, тонкую-тонкую,
       Сон безмятежный бессменно храня,
       Зина, Зинуся, Зиница моя.
 
Вот так он впервые объяснился в любви, не будучи уверен, что и от Зины услышит вымечтанное им «да… и я тебя…». 
Все-таки счастливая у него звезда: девушка улыбалась, в карих глазах вспыхнули огоньки:
— Ты и вправду так думаешь, Пин?
 
Эх, оказаться бы сейчас рядом с ней. Термез… Он и не слышал до войны о таком городе. Хорошо, что родительские семьи успели уехать из Киева до прихода немцев. Эвакуироваться. Слово было новым, непривычным. Далеко, правда, заехали, но зато в безопасности. А Зинуле нельзя волноваться. Интересно, кто у них родится. И когда: до конца этого года или в новом, в победном сорок втором? Как и товарищи-курсанты, он верил, что война не продлится долго. Скорее бы на фронт, вот если бы еще попасть в часть, которая будет освобождать Украину. Хорошо бы, как поговаривают, их выпустили до нового года, он получит два «кубаря» и, может быть, недельку отпуска и увидится с Зиной. А нет, так сможет отослать жене денежный аттестат. Жене…

Расписались они без «плана», не советуясь с родителями. Гуляли, оказались возле городского ЗАГСа.
— А давай зайдем!
— А зачем? — она слукавила.
— Ну… Посмотрим… Паспорт у тебя с собой?
— Угу, я сегодня в библиотеке была. А что?
— А ничего! Пошли!

Так они стали супругами: мужу почти двадцать один, жене и того меньше. Его родители приняли новость как должное. Младший братишка обрадовался —  подруга Пина ему очень нравилась. А вот Зиночкина мама растерялась — неожиданно все случилось (заметил, как она слезы смахивает). Потом они вместе двигали диван в той единственной комнате, вешали цветастую занавеску, отводя «куток» для молодых. Хорошая была у них жизнь. Вот сын скоро родится (как и все мужчины, он считал, что первенцем должен быть сын). Их ребенок! 

* * *
Павел до сих пор удивлялся: они с Зинусей такие разные: хрупкая большеглазая девушка, и он, увалень. Она – «технарь», он – студент русского филфака университета. И все же разве случайно они встретились? Киев — случайность? Радиокружок — случайность? И стихи – случайность? Нет, всё это — судьба. Их счастливая судьба.

     "Все как-нибудь устроится, все будет хорошо, будут еще у нас с тобой
     светлые      дни!
     В этом отношении я непоколебимый оптимист, что бы там ни было — мы
     победим.
     Да и я лично еще не потерял надежды на встречу с тобой, на счастье и на
     Жизнь!
     Ведь я — счастливчик, может быть, действительно я родился под счастливой
     звездой, а?"
     /Из письма Павла Винтмана жене. 4 ноября 1941 года/


П.С.

Без малого семьдесят пят лет отделяют нас от первого дня многолетней войны, которая вошла в историю СССР как Великая Отечественная. Еще не век, но, как же давно это было: в мир пришли уже правнуки и праправнуки тех, кто воевал.
Война 1941–1945 — эпоха, определившая судьбы всех без исключения граждан страны. Победа, достигнутая неимоверными человеческими жертвами, сохранила свободу и независимость евро-азиатской империи. Все далее в историю уходят те годы, все меньше тех, кто помнит, как это было. Помнят не по рассказам, помнят своё…

Я хочу понять, какие они, те, кого мы называем «военное поколение».
Как почувствовать сегодня дух того времени? Расспросить некого, увы. Для меня один путь — поэзия, лирика поэтов 30-х годов и поэтов-фронтовиков. Именно лирика, лаконичная и «мыслеёмкая» по сравнению с прозой, как кардиограмма, отражает и душевное состояние, и мировосприятие автора, и особенности времени, в которое он жил. Читая стихи, через них пытаюсь разглядеть, прочувствовать, какими были «мальчики державы» и девочки, не успевшие сносить свои «платьица белые»? Откуда черпали силу и волю они, принявшие на себя ни с чем несравнимые испытания, сами того не осознавая, вершившие историю народа? Как начиналось «военное поколение»?

* * *
Тридцатые годы прошлого века — время стремительных преобразований во всех сферах жизни советского народа. Время, рождавшее энергичных, уверенных в себе людей-победителей. Время романтиков и дерзких мечтателей. Время настороженного предчувствия надвигающейся войны и осознания необходимости стать защитником Родины. Время, ставшее переломным в истории русской литературы, утверждения соцреализма, как единственно возможного метода воспитания нового человека.

И время молодых поэтов, только-только начавших постигать музыку слов. Многие из них при первой возможности устремились в Москву и Ленинград. Но родники поэзии неиссякаемы и не зависят от географии. Бесспорно, столичный ИФЛИ и Литинститут были известными и привлекательными  для начинающих поэтов. Но и вдалеке от Москвы рождались поэты и рождались стихи.

     Поэты, которые навсегда остались молодыми.

      " Родиться, вспыхнуть, ослепить,
       Исчезнуть, не дождясь рассвета…
       Так гаснут молнии в степи,
       Так гибнут звезды и поэты".
 
Продолжение следует.
__________________

Фото. Павел и Зина.