Иван Халистов. Хирург, герой двух войн

ИВАН ХАЛИСТОВ.  ХИРУРГ,  ГЕРОЙ ДВУХ ВОЙН

    ИВАН СТЕПАНОВИЧ ХАЛИСТОВ  все годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов прослужил в сортировочном эвакуационном госпитале (СЭГ) № 290 Западного, а позже - 3-го Белорусского фронтов. Хирург, если так можно  сказать о враче - высшей пробы.
   К сожалению, о довоенной и послевоенной его жизни ничего не известно. Никто из тех, кто работал в этом госпитале, не  знал, бывал ли Иван Степанович на встречах ветеранов СЭГа, которые начали проходить с 1957 года. И в воспоминаниях сеговцев я пока не нашла о нём упоминаний.

   Из той информации, что есть, можно предположить, что родился он в Казани.  Возможно, там есть его родственники. Если не родился в Казани, то долго там  работал.  Участник двух войн. Одна из них  - это, конечно,  Великая Отечественная война; а  другая? Советско-финская?
   Однако об Иване Халистове  немало есть в документальной повести  "Во имя жизни" (Военное издательство Министерства обороны Союза ССР. Москва - 1956)  бессменного начальника СЭГа № 290 Вильяма Ефимовича Гиллера. Вот его воспоминаниями я и воспользуюсь. 

   Во время любой войны главенствующей в цепи помощи раненым -  выступает хирургическая.  В  этом фронтовом госпитале   И.С.Халистова  ценили коллеги;  все, с кем сталкивала его работа,  отмечали доброжелательность  врача. А раненые молились на него. Видно, что это был талантливый  хирург, острослов, физически сильный мужчина. Был награждён Орденом Красной Звезды.
   Позже я расскажу, когда и кто его награждал. Фронтовых врачей не так уж часто награждали, тем более,  такой весомой наградой.  Возможно, у Ивана Степановича  были и другие награды.
     Будем надеяться, что со временем удастся больше узнать об этом замечательном хирурге, спасшем многих  раненых и  внесшем ценные страницы в развитие отечественной медицины.

                БОЛЬШОЙ, КАК ГОЛИАФ

      Первые месяцы войны. СЭГ № 290 уже сформирован и находится в г. Вязьма.  Фашисты рвутся к Москве. В госпиталь непрерывно поступают раненые.  Персонал ещё полностью не укомплектован; для  чёткой работы  многого не хватает.  Пока нет отделения для приёма раненых. Надо наладить питание персонала. Кормить надо и  тысячи  раненых, готовых к отправке в тыловые госпитали...
   Начальник госпиталя В.Гиллер ходит по территории и записывает в блокноте, что требуется сделать немедленно. Он ещё не знает всех врачей; а что уж говорить о среднем медперсонале - горячее время, не до знакомств.

   В седьмом часу утра он заходит в операционную комнату. Там стоят три металлических операционных  стола новейшей конструкции. Это наследство госпиталя из Каунаса, на базе которого и сформировался СЭГ № 290.
   На одном столе лежал боец с ранением в грудную клетку.  Рану зашивал начальник отделения Н.Н.Письменный. Хирург выглядел уставшим, он был  давно небритым; на его ногах вздулись вены (профессиональное заболевание хирургов от долгого стояния на ногах  - варикозное расширение вен), а потому он был в тапочках на босу ногу.

   Из  упомянутой книги  "Во имя жизни":
   "За другим столом работал необыкновенно высокий хирург. Стериальный халат выглядел на нём, как детская распашонка. И как только его натянули на этот мощный корпус? При каждом движении хирурга халатик  угрожающе трещал.
   Хирург горячился, злился на недостаточную расторопность ассистента, покрикивал на сестёр; от напряжения краснел, что-то бормотал себе под нос. Маска заглушала его слова, и создавалось впечатление, что он всё время произносит: "Ду-ду-ду-ду".

   Широкое круглое лицо его и шея покрывались крупными каплями пота: санитарка то и дело стирала их марлевой салфеткой, приподнимаясь для этого каждый раз на носки.
   "Прямо Голиаф какой-то", - подумал я ( в Библии Голиаф - великан.- Л.П.-Б.).
   Приятно было смотреть, как ловко владел он ножом. Ассистент, молодой врач, очевидно, привык уже к  неспокойному характеру своего шефа и не реагировал на его раздражение.

   Но вот операция закончена. Напряжение спадает, хирург сбавляет тон и, наконец, начинает шутить.
   За третьим столом полная женщина-врач неторопливо накладывает гипсовую повязку. Через повязку быстро проступает кровь.
   - Не забудьте ногу положить повыше, - говорю я.
   - Обязательно. Я уже распорядилась, чтобы приготовили валик.

    Маленькая предоперационная и прилегающие коридоры заполнены носилками. Носилки всюду, даже в проходах между кроватями, и санитары пробирались между ними с акробатической ловкостью.
   Высокий хирург вышел в предоперационную.
   - Ну-ка, дочка, - попросил он санитарную дружинницу, отмывавшую инструменты, - достань-ка мне папиросу, а то я руки замараю.
   Я предложил ему свои, и мы познакомились. Он назвал себя:
   - Военврач второго ранга Халистов Иван Степанович.

   Сидя у окна, с весёлой улыбкой рассказывал он, как попал на фронт. В нём располагали и неторопливая речь с оттенком юмора, и вся его большая фигура.
   - Мобилизовали меня, грешника, двадцать пятого июня, вручили документы и говорят: "Двигай на Дальний Восток!" - "Извините, - говорю я военкому, - у нас сейчас война с японцами или с немцами?" - Он отвечает: "С немцами". - "В таком случае на Восток ехать я отказываюсь". - Тот на меня набросился: "Не поедете, буду судить за дезертирство по закону военного времени".
   Я ему своё, он мне - своё. Переругались мы крупно. Насилу уговорил дать отсрочку на сутки. Ну, думаю, за сутки я по Казани побегаю, друзей у меня много из пациентов. Так вы знаете, пришлось до обкома партии дойти!

   Друзья не помогли. Хоть плачь! Пришлось запрашивать Москву. Переменили мне путёвку на Волковыск. Кинулся я туда, а в Вязьме меня остановили и говорят: "Делать в Волковыске вам, сударь, нечего, там немцы; извольте-ка вы отправляться лучше на Новоторжскую".
   С тех пор я здесь, скоро второй месяц будет. Говорят, и отсюда мы скоро тронемся? - спросил он деланно равнодушным голосом. - Как вы думаете?
   - Если хотите, чтобы впредь мы были друзьями, не задавайте мне таких вопросов. Будет приказ - отойдём! А пока я никуда отсюда не собираюсь. Скоро мы с вами начнём вместе к зиме готовиться.

   - Вы думаете, мне бомбёжки страшны? - стал он меня убеждать. - Ничего подобного. Я на это дело смотрю так: двум смертям не бывать, а одной не миновать. А уж если остаться, как вы говорите, зимовать, то нужно и порядок здесь навести.
   - А вам не кажется, Иван Степанович, что, если на первый случай поставить рядом с бараками хоть две палатки и прорубить к ним отдельный выход, то и операционная увеличится намного, и ускорится оборот раненых, и шума поменьше будет?
   Я сам хирург и знаю, что порой мы устаём не столько от работы, сколько от шума и гама, от неорганизованности. Не правда ли?
   Халистов меня горячо поддержал.

                НА ВОЙНЕ,  КАК В "ВОЙНЕ И МИРЕ"

   Первые числа сентября 1941 года.  У  фашистской Германии и её союзников одна цель: захватить Москву. СЭГ № 290 всё там же - на железнодорожной станции Новоторжская, близ Вязьмы.
   В госпиталь привезли бойца Ираклия Басилия. Он бежал из фашистского плена. Немцы вырезали на его теле две звезды - на спине и на лбу. Десять дней парень боролся со смертью. Персонал госпиталя делал для его спасения всё, что было в арсенале медицины. Наконец, можно было сказать, что боец спасён.

   Переживал за него и начальник госпиталя Вильям Гиллер. Он ушёл из палаты поздним вечером, когда стало ясно, что опасность миновала и раненый  будет жить.
   Из  книги "Во имя жизни":
   "Долго не мог я успокоиться в этот вечер и вышел на улицу. Стояла одна из тех редких ночей, когда фашистские самолёты почему-то не показывались. Не в результате ли вчерашних потерь? На обратном пути, порядком потрёпанные, они попали  в воздушную засаду. По нашим подсчётам, только в районе города (Вязьмы) было сбито не менее десяти "хейнкелей".
   Не хотелось уходить в комнату. Выпала редкая минута покоя, когда можно было, никуда не торопясь,  вдыхать свежесть ночного воздуха. Вдруг я заметил, как из трубы в землянке Халистова вылетают искры. Открываю дверь, чтобы отругать за ночное семафорство.

   В накуренной землянке, взобравшись  на верхний ряд носилок, как на троне, восседал, спустив босые ноги, Письменный. Он громко и с чувством читал. Посмотрев мельком на меня, Николай Николаевич продолжал чтение.
   Соблюдая предельную осторожность, я с большим трудом пробрался, чуть ли не  по ногам сидевших в землянке товарищей, и уселся на чьи-то ноги - другого выхода не было.
   От железной печурки отдаёт теплом. Лампочка еле мерцает. Меня захватывает мастерское чтение Николая Николаевича, - давно я не слышал, чтобы так хорошо читали. Мало-помалу я забываю обо всём.

   ...- Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять вёрст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско-цнаймскую дорогу  несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было идти ещё целые сутки со своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с  четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию,  встретившуюся с ним в  Голлабруне, что было, очевидно, невозможно.
   Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата попытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этой целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места...

   Когда Письменный дочитал до этого места, раздались оживлённые возгласы.
   - Отлично читает Николай Николаевич, - проговорил почти шепотом сидящий рядом со мной Халистов.
   - А как солдаты дрались, голодные, но бились и не ныли.
   - Тише вы, товарищи,  дайте послушать.
   Письменный закурил, поднял руку, и говор затих.
   Далеко за полночь  расходились мы, потрясённые великолепным чтением "Войны и мира"...

                ХОРОШО БЫ И РЮМОЧКУ ВОДКИ...

     Первые месяцы войны с фашистами.  В госпиталь раненые поступали непрерывно. Случалось, на станцию Новоторжская приходили один за другим  семь-восемь эшелонов с ранеными;   вагоны требовалось быстро разгрузить.  Одновременно могли подойти и  санитарные эшелоны, которые надо было загрузить ранеными, которым в СЭГе № 290 оказали первую помощь;  и они  отправлялись на лечение в тыловые госпитали.
   Персонал госпиталя не надо было подстёгивать.  Сводились к минимуму часы отдыха; ели на ходу.
   " А реальная жизнь, - вспоминал В.Е.Гиллер, - требовала: ежедневно накормить до четырёх тысяч раненых, разгрузить, перенести на руках сотни, а то и тысячи, прооперировать многие десятки и сотни; всех обеспечить пищей, покоем, уходом".
 
   Сложностей было немало. Однако, пожалуй, в тех походных условиях труднее всего была задача: накормить несколько тысяч раненых и, конечно, персонал госпиталя. Не голодали, но еда была "бутербродной". А именно врачи знают: чтобы  люди не болели, им  требуется горячее питание. На бутербродах долго не протянешь. Но суп в ладонях не сваришь и из ладоней есть его не будешь. Пришлось добывать котлы, тарелки, ложки.

   Умудрились наладить и это. Начальник СЭГа рассказал о  медицинской сестре  Елене Ильиной. Она не боялась обстрелов и бомбёжек, но при виде крови теряла сознание. Когда однажды в операционной хирурга Николая Письменного  Елена рухнула бы на пол, если бы  её не поддержали,  стало понятно, что ей нужно найти другую работу. Её энтузиазм, требовательность пригодились, когда было решено немедленно организовать столовую для персонала госпиталя. Тяжёлый труд  требовал полноценного питания.

...Начальник госпиталя  В.Гиллер зашёл в операционную, где работал И.С. Халистов.
   - Вы что собираетесь делать сейчас, Иван Степанович? - спросил я Халистова, когда тот, отойдя от операционного стола, снял маску и насухо вытер ею лицо.
   - Да отдохнуть немного. Я ведь ещё не ложился спать со вчерашнего дня, - ответил он, и извиняющаяся улыбка украсила его   лицо: как будто солнечный луч коснулся его, обегая комнату.
   - Ну что ж, пойдёмте вместе. Кстати, в столовой продолжим наш разговор.
   - В какой столовой? Вы  меня мистифицируете? Откуда у нас столовая? Может быть, вы ещё скажете, что в ней и водочка, и раки есть?
   - Раков нет, а всё остальное достать можно!
  - А ведь неплохо после работы с устатку хватить рюмочку-другую, - подмигнул он мне.

   Рядом с Халистовым, несмотря на свой немалый рост, я чувствовал себя пигмеем, столь огромная была его фигура. Шёл он крупным шагом, не обращая внимания на то,  поспеваю я за ним или нет. Я привёл его в открытую накануне столовую и проследил за тем, какое впечатление произвела она на Халистова...
   Леночка Ильина только что приступила к исполнению своих новых обязанностей заведующей столовой. На столах ещё не было скатертей, но новые клеёнки и горшки с цветами приятно радовали глаз. Слышался оживлённый говор. За столом восседали довольные врачи и фельдшера, наслаждаясь небывалым комфортом, уютом и заботливым вниманием  санитарных дружинниц - официанток.

   Халистов уселся на стул, который при этом издал не то писк, не то скрип, но всё-таки удержался на месте.
   Со всех сторон раздались смех и восклицания:
   - Ивану Поддубному привет!
   - Ваня, стул не сломай!..
   Вот так и во время войны уживались шутки, тяжкий труд и разные лишения.

   А как уставали врачи, средний и младший медицинский персонал госпиталя, свидетельствует вот такой эпизод.
   Советская Армия с трудом  сдерживала  бешеный натиск гитлеровцев, рвущихся к Москве. С обеих сторон большие потери. СЭГ № 290 пока ещё в Вязьме.  Все помещения переполнены ранеными. Во всех операционных залах расположено  по несколько столов. И они не пустуют.

   ...Одна из ночей. Налёт фашистских самолётов. Город выключает  электричество, чтобы у  немцев не было огней-ориентиров. Начальник госпиталя обходит свои "владения", чтобы выяснить,  есть ли разрушения и потери.  Он подходит к операционной  Николая Ивановича Минина (хирург, начальник отделения для легко раненых - Л.П.-Б.). Знает, что там идут операции. Открывает дверь.  Кромешная тьма! Это В.Е.Гиллера не удивляет - света нет. Его поражает тишина.

   " И вдруг мой слух улавливает храп спящих людей, - вспоминал он. - Я был настолько ошеломлён, что забыл об электрическом фонарике и зажёг спичку. Передо мной предстала картина, как из "Спящей  царевны". Спали врачи, спали сёстры, спали и раненые - их было на столах трое. Я зажёг вторую спичку:  на  свободных столах тоже лежали люди -  кто-то в белых халатах; я  сразу не разобрал, кто это: врачи или сёстры.
   Одни из них сидели на табуретках, сложив руки на коленях; другие спали,  по привычке вытянув перед собой сложенные в кулаки руки. Попробуйте сделать это вы;  у вас  руки долго не выдержат такого напряжения и тотчас упадут. А вот у нашего брата, хирурга, этот рефлекс вырабатывается долголетней практикой - хирург больше всего оберегает от загрязнения руки, особенно пальцы.
   Кто-то присел на корточки возле стены, видимо, не найдя для себя стула. Операционная сестра спала, прислонившись к столу. Против неё, положив обе руки на живот раненого, дремал Минин.
   Удобнее всех устроилась Людмила Зейванг (хирург - Л.П.-Б.). Она спала, положив голову на ноги раненого и прикрыв лицо полотенцем. При ближайшем рассмотрении оказалось, что голову  она положила не на раненого, а на Халистова".

   Этот сон был крепким, но краткосрочным. Тут же появились две санитарки с  зажжёнными лампами.  Начальник госпиталя ушёл, чтобы не смущать своих уставших товарищей. Он знал, что сейчас они, быстро пробудившись, будут  оказывать помощь раненым.
   А  вражеские самолёты продолжали сбрасывать бомбы на Вязьму и её окрестности.

                НОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ

   Сила таких богатырей, как хирург Иван Халистов, пригодилась, когда пришла осень, а с ней холода, и было принято решение спрятать все службы госпиталя под землю. Это был первый  подземный медицинский городок, построенный персоналом СЭГа № 290  в 1941 году. Затем, появится и второй, но уже весной 1943 года.  Вспомнилась идея о постройке землянок для использования их в качестве госпитальных помещений, высказанная  русским  хирургом,  учёным, основоположником военно-полевой хирургии Николаем Ивановичем Пироговым (1810-1881).

   "Бригада новоиспечённых строителей приступила к работе, - это из книги "Во имя жизни". - Врачи и  сёстры, услышав, что строится грандиозное подземное сооружение, в свою очередь после работы приходили копать землю, таскать железо, кирпич, расчищать мусор. Халистов создал звено силачей, которое занялось самым тяжёлым делом: в толстых стенах делало проёмы для окон...".
   Помогали строить и местные жители. А технические советы   непрофессиональным  строителям  давали  раненые;  нашлись инженеры, прораб-строитель...

    В конце сентября 1941 года ужесточились бои - фашисты  яростно рвались к Москве. Госпиталь мог оказаться в окружении. Во время одной из бомбёжек Иван Степанович Халистов получил тяжёлую контузию. Руководству СЭГа  № 290  было приказано сворачивать госпиталь  и  направляться в  сторону Москвы.  Вязьма горела. 
   С трудом удалось на разных машинах  отправить из зоны боевых действий тяжело раненых.   Но была ещё большая  группа легко раненых.  Требовалось "найти человека, который возглавит колонну, не дрогнет в час опасности... человека, умеющего владеть собой и повелевать людьми".  Таким человеком был Иван Халистов, но он  из-за контузии едва передвигался.

    Кандидатуру для этого тяжёлого и ответственного дела обсуждали  начальник госпиталя, комиссар,  коммунисты и комсомольцы. В конце концов, решили  назначить  руководителем   этой пешей колонны раненых начальника эвакоприемника (прирельсового приёмника на станции Новоторжская) П.С. Пчёлку*. До войны  он - гинеколог. 
    По воспоминаниям, это был немногословный мужчина;  работал  без шума и криков, ходил не  торопясь, придавал большое значение внешнему порядку, был выдержан и любезен с персоналом и ранеными. Во всех его делах была обстоятельность (то есть - обдуманность и рассудительность). Удивляла его невозмутимость при любых  ситуациях.

   - Не очень ли кроток? -  сомневался секретарь партийной организации госпиталя майор Полещук.
   На это В.Е.Гиллер ответил, что  по виду  доктор Пчёлка  кроток, но зато сердце у него льва.   С  колонной  была отправлена  группа  врачей и медицинских сестёр. Несколько грузовых машин везли продукты, медикаменты и  перевязочный материал,  одеяла, матрацы.
   П.С.Пчёлка отлично справился с этим поручением; без потерь;  мало того, по дороге он вместе с коллегами помогал и попадавшимся по пути раненым.
 
   Завершил  рассказ об этой ситуации Вильям Гиллер так: "Можно написать героическую поэму о выходе из горящей Вязьмы колонны легко раненых, но, видимо, это придётся осуществить кому-нибудь другому".
   Восьмого октября 1941 года СЭГ № 290  покинул  разрушенную Вязьму и станцию Новоторжская.    
     *Пётр Пчёлка; а вот с  отчеством не всё ясно: в книге В.Е.Гиллера  его инициалы П.С., также подписана и фотография, а в  послевоенных документах  Совета ветеранов - Пётр Фёдорович.

                ОРДЕН  ПОЛУЧИЛ  В ПЕРЕВЯЗОЧНОЙ

   1943 год. СЭГ № 290 находится в Москве - в  районе Лефортово, в  корпусах эвакуированного военного госпиталя.  В  один из поздних вечеров в госпиталь приехал председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Калинин (1875-1946). Он ходил по палатам, разговаривал с ранеными;  кого-то  погладил по голове; кого-то поцеловал в лоб. Расспрашивал  начальника госпиталя о  нуждах этого большого медицинского хозяйства.

   А потом вдруг спросил:
   - А где у вас находится доктор Халистов? Верховный Совет получил десятки писем от раненых с просьбой наградить доктора.
   " Мы прошли чуть ли не километр, - вспоминал В.Е.Гиллер, - чтобы попасть в отделение Письменного,  в котором сегодня оперировал Халистов. Ничего не предполагая о предстоящем награждении, он стоял в маске и осматривал через "окно" в гипсовой  повязке бедро раненого.
   Присев за столом у начальника отделения, мы старались ничем не нарушить темпа работы отделения и не очень привлекать к себе внимание.

   Закончив осмотр и продиктовав сестре свои наблюдения и назначения, Халистов подошёл к другому раненому и  стал ножницами снимать у него гипсовую повязку с голени, сделал указание другой сестре, и уже намеревался подойти к третьему раненому, но в этот момент к нему подошёл Савинов ( комиссар госпиталя Георгий Трофимович Савинов; воспоминания о нём можно прочитать здесь же, на Прозе.ру - Л.П.-Б.).
   Халистов растерянно начал снимать маску, та долго не поддавалась его усилиям. Медленно  стал он подходить к нашей группе, а Калинин, в свою очередь, пошёл к нему навстречу. Пожал руку.
   Здесь же, в перевязочной, состоялся церемониал вручения Халистову Ордена Красной Звезды.

   - И много у вас таких врачей? - спросил Калинин, когда мы вышли из перевязочной.
   - В каждом отделении есть такие.
   - Его у нас зовут "подвижником", - рассказал Савинов. - Даже видавшие виды товарищи-врачи не могут сравниться с ним. Он может работать по две-три смены подряд. Он горит на работе. Если бы он мог не спать вообще, уверяю вас, он не ложился бы - такой он человек. Да и все работают так, будто готовы во что бы то ни стало погибнуть ради спасения раненого.
   - Берегите их, война только разворачивается".

    В Москве персоналу  госпиталя  было полегче. Москвичи активно помогали: стирали грязную и окровавленную  военную форму раненых,  чинили её;  наводили чистоту в палатах и других помещениях; помогали  на кухне и в столовой; кормили тех раненых, которые не могли есть сами. Шефы, а среди них были  коллективы заводов, фабрик, колхозов, привозили разный инвентарь, постельное бельё,  продукты...
   Но госпиталю не хватало помещений для размещения раненых.  Нужны были не просто площади, но чтобы там было электричество, вода, канализация.  "Разведчики" нашли невдалеке от госпиталя пустую четырёхэтажную  школу. Надо было вымыть все классы и коридоры, заменить батареи центрального отопления, вставить в  некоторые окна стёкла, вылетевшие при разрыве бомбы;  разместить оборудование операционных и перевязочных;  поставить кровати в палатах...
 
   Казалось, работы на несколько месяцев. Но через пять дней пятьсот раненых были размещены в  классах,  коридорах, в физкультурном зале, в кабинетах физики, ботаники, химии... Лишь чучела птиц напоминали, что это школа.
   Этот филиал  находился почти  в двух километрах от  основной базы госпиталя. Здесь решено было размещать раненых, которые после операций  оставались в СЭГе, так как могли не выдержать дорогу в тыловые госпитали. Кандидатуру на  пост старшего хирурга этого филиала долго не обсуждали. Выбор пал на  Ивана Халистова. На него можно было положиться -  таково было мнение начальника госпиталя и его ведущего хирурга Михаила Яковлевича Шура.

                РАНЕННЫЙ ВРАГ  - ТОЛЬКО РАНЕНЫЙ

    Те, кто служил все годы  Великой Отечественной войны в сортировочном эвакуационном госпитале № 290, знают, что их начальник В.Е. Гиллер написал несколько книг об этом уникальном фронтовом медицинском учреждении. Первая - уже упомянутая   повесть "Во имя  жизни". Она ценна тем, что здесь весь персонал назван  своими настоящими именами - отчествами - фамилиями. В ней рассказан  не весь путь госпиталя до победы над  фашистской Германией.
   Затем эта же повесть вышла под новым названием "И снова в бой...". Здесь  все персонажи выведены под псевдонимами, но сохранены их должности, а также сюжетные  события. Поэтому персонал легко узнать. Так И.С.Халистов стал Е.И.Харламовым.
    Возьму  из этой книги несколько эпизодов, в которых упоминается Иван Степанович.

    ...СЭГ № 290  ещё в Москве. На Западном фронте тяжёлые бои. Госпиталь принимает раненых не только с этого фронта, но и с других. Конвейер приёма, сортировки  и отправки в тыловые госпитали тысяч раненых не останавливается ни днём, ни ночью.
    Для того, чтобы раненые быстрее попадали в госпиталь и  получали  неотложную помощь,  от трамвайного пути была проведена специальная ветка - ближе к въездным воротам (трамваи и сейчас ходят мимо Центрального клинического военного госпиталя имени академика Н.Н.Бурденко, именно здесь находился СЭГ № 290, но той ветки давно нет - Л.П.-Б.).

   Вильям Гиллер  описал, как однажды в госпиталь привезли необычных раненых - пленных немцев.  Одеты они были "скверно": китель, брюки, заправленные в сапоги с широченными голенищами.  Среди пленных были и те, кто уже  воевал в Париже, Роттердаме, Белграде.
   Запомнился начальнику госпиталя  немецкий лётчик, который  бомбил Лондон. Именно этот раненый достался хирургу Халистову.  Когда он уже накладывал последние швы, они разговорились.  Значит, Иван Степанович хорошо знал немецкий язык. Или, возможно, они разговаривали по-английски.

   - Почему вы бомбили госпитали? - спросил Халистов. - Разве не видны с  воздуха флаги Красного Креста?
   - На фронте все объекты имеют военное значение, - заявил лётчик.
   - И госпитали?
   - Все средства хороши для достижения победы. Цель оправдывает средства - так говорит наш фюрер. Вы лечите своих солдат для того, чтобы они снова воевали с нами. Так не правильнее ли лишить их этих возможностей? Такова логика войны!

   - Какая там, к чёрту, логика! В таком случае, - вспылил Иван Степанович, - по этой логике и вас тоже нужно немедленно добить, а не оперировать и выхаживать.
   - Конечно! Я и сам удивляюсь, что вы этого ещё не сделали.
   - Мы - не вы! - сказал хирург.
   - Просто я  трезво смотрю на вещи! - с надменностью заявил лётчик.

   Закончив операцию, Халистов быстро отошёл от стола. Сорвал с рук перчатки. Когда мимо проносили немца, хирург  отвернулся. Он выполнил всё, что  велел врачебный долг, но  далось ему это непросто.

   Потом в вещах этого лётчика нашли листовку - обращение Гитлера к  войскам: "Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами. Вы прошагали по улицам лучших городов.  Осталась только Москва. Заставьте её склониться, покажите ей силу вашего оружия! Пройдите по её площадям. Москва - конец войны! Москва - это отдых! Вперёд!"

   Размечтался! Оптимизма Гитлера и его солдат поубавилось бы, если бы они знали, что советские бойцы, едва придя в себя после операций, начинали рваться на фронт.  По этому поводу постоянно вспыхивали споры между медперсоналом и недолечившимися ранеными. В госпитале была создана специальная комиссия врачей, которая рассматривала все заявления раненых.
                В ПЫЖОВСКОМ ЛЕСУ

   Весной 1943 года началось активное наступление  Советской Армии на  фашистов. Как главная медицинская база Западного фронта - СЭГ № 290, свернул всё своё хозяйство, для которого потребовалась колонна  нескольких десятков грузовых машин, и двинулся из Москвы. 
   Сначала на разведку выезжали начальник госпиталя В.Е.Гиллер, заместитель начальника по политической части ( в начале войны - комиссар) Г.Т.Савинов и другие служащие госпиталя.  Дорога привела их вновь в Вязьму. Начались поиски для расположения этого громадного госпиталя.  Учитывая непрекращающиеся налёты фашистской авиации, решено  было построить подземный медицинский городок в Пыжовском лесу (  несколько километров от Вязьмы).

   В марте месяце 1943 года, когда в лесу было ещё много  тающего снега,  персонал СЭГа  № 290 разгрузил  машины и начал обустраиваться. По воспоминаниям, к концу апреля было выстроено более 7900 квадратных метров подземных и 4200 квадратных метров полуназемных помещений; были проложены  и грунтовые дороги. Сырость из подземных палат, операционных и других  необходимых помещений  изгоняло тепло от  печей, придуманных  своими  же умельцами.
   В начале мая  в госпиталь стали поступать первые  раненые.

   Вскоре после освобождения древнего русского города Смоленска (25 сентября 1943 г.) в СЭГ пожаловали гости: английские, американские и канадские медики ( их отзыв есть здесь же, на Прозе. ру, в воспоминаниях ветеранов СЭГа № 290 - Л.П.-Б.).
   Обойдя весь госпиталь,  наговорившись с  ранеными и персоналом,  сделав массу фотоснимков, они от восхищения только разводили руками.

   По этому поводу начальник госпиталя написал в  книге: " Им ведь трудно было представить себе, что землянки вырыты без экскаваторов, а операционные выстроены руками хирургов, сестёр и санитаров. Объяснения, конечно, не дали полной картины. Они не знали и не понимали войны так, как знали и  понимали её мы. Впрочем, не только  иностранцы - даже наши люди, раненые, прибывающие в госпиталь, рассматривая выросший в лесу городок, иной раз спрашивали:
   - Немцы построили?"
   Дескать,  сначала построили для своих раненых, а потом, отступая, оставили такой щедрый подарок советским врачам. Известно, что, отступая, фашисты  взрывали всё, что можно было взорвать, и минировали даже собачьи будки.

                ХИРУРГ  СТАЛ...АКУШЕРОМ

     Война продолжается. СЭГ № 290 всё ещё в Пыжовском лесу. Казалось, что медперсонал фронтового госпиталя, принявшего к 1943 году  много тысяч раненых, ничем нельзя было удивить.   Ни чудовищными увечьями, ни исцелениями  при ранениях, как говорят врачи, не совместимых с жизнью. Но жизнь ещё более разнообразнее,  чем нам думается.
 
   Однажды перед рассветом в госпитале появилась грузовая машина. В ней были жители  близлежащей  деревушки Городок, пострадавшие при ночном налёте вражеских самолётов. А среди них - тяжело раненная беременная женщина. Осколок, словно бритвой,  рассёк ей в двух местах шею. Её пульс едва прощупывался; дышала она с трудом. Слабым было и сердцебиение плода.

   Все свободные врачи собрались возле  женщины.
   - Что будем делать? - спросил  начальник госпиталя у Ивана Халистова.
   - Сейчас пока переливаем кровь, - ответил хирург. - Если не удастся спасти мать, сделаем кесарево сечение. Может,  хоть ребёнок будет жить.
     Раненной  женщине переливали донорскую кровь,  вводили различные лекарственные средства...Но пульс не улучшался; пациентка начала зевать - врачи считают это признаком надвигающейся смерти.  Больше медлить нельзя было.

   Хирург Халистов приказал своему ассистенту:
   - Быстро - нож, йод, вёдра с горячей и холодной водой.
   Иван Степанович, казалось, одним движением, надел медицинские  перчатки и пошёл к операционному столу. Прошло немного времени и  все увидели в руках хирурга мальчика.
   Это был крупный ребёнок; его головку покрывали густые  колечки каштановых волос. Но он не закричал, то есть не сделал первый вдох.  В  маленьком тельце не было признаков жизни. Началась борьба  за его жизнь. Его погружали попеременно в горячую и холодную воду, делали массаж; весь опыт врачей и  сестёр был использован для спасения младенца.
   И о, чудо! Наконец,  мальчик закричал "недовольным, требовательным басом".
   - Дышит, дышит! - разнеслось по  операционной.

   Хирург Халистов не  выпускал из рук  ребёнка до тех пор, пока не стало ясно, что он спасён.  Усталый, со взмокшими волосами, но со счастливой улыбкой, Иван Степанович передал его медицинской сестре.
   Пытались спасти и его мать. Но все попытки оказались тщетны. Иван Степанович подошёл к каталке, на которой лежала женщина,  пощупал пульс, всмотрелся в её лицо. Покачал  с печалью головой,  закрыл  женщине  глаза и вышел из операционной.
 
   Новорожденного  назвали Владимиром. Не известно, по чьей инициативе ему дали это имя. Лучше бы - Иван, в честь хирурга Халистова.
   Мальчика сразу же записали в "сыновья полка" (кстати, в госпитале были воспитанники полка - кто-то с родителями, а кто-то -  прибивался, оказавшись сиротами; все годы войны они выполняли посильную работу - Л.П.-Б.). Некоторое время  Владимир  был в госпитале: его нежили и холили. А потом нашли для него детский дом. "Ухоженного, чистого, бело-розового, как пастила"   мальчика провожал  чуть ли не весь госпиталь.

   Его дальнейшая судьба не известна.  Можно предположить, что жизнь Владимира, родившегося в 1943 году  в Пыжовском лесу, сложилась нормально.  Он мог окончить школу, потом  - училище, техникум или вуз; служил в армии, женился, стал отцом. Ему в детском доме могли рассказать, где он появился на свет и что случилось с его матерью. Мог вернуться  с фронта отец или найтись  какие-то родственники.
   Да, было бы интересно узнать о судьбе Владимира; условно говоря, крёстным отцом которого  стал хирург Иван Халистов. Если бы  сам  Владимир, годы спустя,  искал  ветеранов СЭГа № 290,  это было бы известно.

  ... Когда СЭГ № 290 находился в Москве, с января 1942 года стали приходить московские художники. Они названы шефами  этого фронтового госпиталя.  В книге "Во имя жизни" упоминается художник И.И.Машков. Он рисовал врачей, медицинских сестёр, раненых, санитарных дружинниц... А как-то в столовой была устроена выставка его работ. 
   Рисовали в госпитале также художники Доброклонский, Борис Рождественский (на одной из его картин нейрохирург Николай Нилович Бурденко во время операции бойца с ранением  черепа).

   В.Е. Гиллер вспомнил и художника Долгова. Он нарисовал  картину с таким сюжетом: в большой солнечной палате собрались на консультацию хирурги:  "Ему удалось  с необычайной силой передать внешнее сходство Минина, Шура, Халистова, Туменюка, сестры Пирожниковой; внутреннюю силу их духа, решимость, направленную на спасение человеческой жизни. Вся картина создаёт потрясающее впечатление - рана тяжка... но жизнь твоя в верных руках".
   Надо надеяться, что все те картины не пропали, а где-то хранятся.

    Можно с уверенностью сказать, что Иван Степанович Халистов  служил в этом госпитале до  конца войны. Победу СЭГ № 290 встретил в Кёнигсберге.  Как сложилась дальше судьба этого замечательного  фронтового хирурга, не известно. Не для всех сэговцев война закончилась  9 мая 1945 года.  Сразу же 150 человек из  персонала госпиталя были направлены на Дальний Восток, где шла война с Японией.
   Многие врачи и медицинские сёстры с имуществом госпиталя  уехали в Бобруйск (Белоруссия) -  его новую базу.  Кто-то там остался работать ( и сейчас там  находится военный госпиталь с тем же номером), а  большинство были демобилизованы лишь в 1946 году и позже.
   
   В.Е.Гиллер рассказал об одном случае, когда остро стоял вопрос: ампутировать ногу бойцу или попробовать её сохранить. Когда выяснилось, что угрозы газовой гангрены нет, врачи вздохнули облегчённо, а  моряк в чине капитан-лейтенанта, не стесняясь, заплакал.
   "... я вдруг почувствовал себя совершенно измученным, - вспоминал  Вильям Гиллер. - Недаром говорят, что каждая операция старит хирурга. И поймут ли наши потомки, что нечеловеческий труд, бессонные ночи, постоянная тревога за судьбу людей навсегда оставили рубцы в сердце каждого участника войны? Не поэтому ли многие мои фронтовые товарищи раньше времени состарились, а некоторые преждевременно ушли на вечный покой".