Опять про него

Зима. Ленинград. Воскресенье. Вечер. Балтийский вокзал. Толпы курсантов возвращаются из увольнения в родное Горелово. Полковник Татаркин в лёгком подпитии и развевающейся шинели медленно рассекает по перрону в направлении электрички. У первого вагона восторженные крики курсантов:

- Татаркину Ура-а-а!

У второго вагона – тоже самое. У третьего – тоже.

А вокруг Татаркина вьётся маленький кап два раз – начальник патруля, (а матросы его, два штуки – сзади, поодаль тащатся) и причитает:

- Товарищ полковник, застегнитесь... застегнитесь... Я Вас очень прошу... приведите свой внешний вид в порядок...

А Татаркин идёт себе, как будто того и нет вовсе.

А тот так и вьётся, так и не отстаёт.

В конце концов, Татаркин на ходу запахивает (не застёгивает, а именно запахивает) шинель и резко поворачивается. Так резко, что кап два раз от неожиданности утыкается ему в грудь. Еле сдерживая отрыжку, Татаркин, тихо проговаривает ему сверху вниз:

- Обратитесь... как положено... по уставу...

Кап два раз принимает строевую стойку, прикладывает руку к головному убору и обращается:

\- Товарищ полковник, раз...

- Товарищ полковник юстиции!.. – с вызовом поправляет его Татаркин.

- Товарищ полковник юстиции, – делает второй заход «водоплавающий» – разрешите обратиться?

- Не разрешаю!.. – одновременно со смачной отрыжкой рявкает Татаркин, резко поворачивается спиной к мореману и входит в вагон.

Толпа курсантов взвывает от восторга и ссыт кипятком от удовольствия. Электричка трогается.