На пути к морю

Я проснулась через несколько часов, окруженная коралловым сиянием предрассветного моря. Наш вечный дождь посреди пустыни, как ни странно, прекратился. Слева от нас громоздился горный массив, одетый зеленью, справа — море, вероятно, лазурное днем, сейчас оно мерцало оттенками розового, фиолетового, порой — мягко оранжевого, неаполитанского оранжевого... Море напоминало мороженое.
Любуясь его шелковыми переливами, я вспомнила вот о чем.
Когда я жила в Греции, мы вечерами с младшим братом любили сидеть у моря. Он иногда бросал в волны камешки, иногда мы вместе смотрели на рыбок, а иногда — качались на качелях. Качели — самые простецкие — деревянная дощечка, подвешенная на цепях. Там таких качелей было две рядком. И я садилась на одну дощечку, любоваться морем, думать о своем. Моя тень качалась вместе со мной, то удлиняясь, то сокращаясь, в зависимости от капризов прихотливого вечернего солнца. С моря дул бриз. А потому, несмотря на дневной жар, которым отдавало к вечеру побережье, сидеть на качелях было все-таки прохладно.
Мой брат, отвязавшись наконец от камней и собачек, гнездился на соседней дощечке. Он пытался раскачаться, и, как казалось мне, у него получалось здорово — он только и летал вверх и вниз стрижиком... Но его вечно что-то не устраивало: то джинсы скользят, то качели летают не так высоко, как ему бы хотелось. Словом, вредничал, как вредничают все малыши.
Устав от его капризов, я брала маленький мягкий плед, такого же бирюзового цвета, как и море днем, и уходила подальше от качели к морю. Туда, где кроме перешептывания волн и криков чаек не было слышно ничего.
Иногда я играла на флейте, и в ней от сильного ветра поселялся посторонний присвист... А иногда я просто любовалась детьми Средиземноморья — свободными греческими детишками, выросшими среди природы и животных. А главное — у моря. Я смотрела, как легко уже взрослые юноши и девушки бегут, звучно переговариваясь, по берегу. Как скидывают одежду, а порой и не скидывая, с незамысловатой животной грацией прыгают с берега в море, как плывут друг за другом, весело брызгаясь водой, как выжимают мокрую одежду и волосы на берегу...
Я обожаю море. Оно всегда, в любую погоду, даже в ненастную, дарило мне покой, красоту... а вслед за ней состояние какого-то мягкого просветления, гармонии со всем, что меня окружает, а также простирается далеко-далеко за горизонтами моего зрения. Так было и сейчас. Я взглянула на Рагуила: его задумчивое лицо окрасилось нежно-розовыми, светло-оранжевыми бликами, порхавшими по его коже будто чайки...
Почувствовав мой взгляд, он обернулся, улыбнулся мне:
- Уже встала?
Я кивнула.
- Ты, должно быть, устал? Давай, я тебя сменю.
Он покачал головой.
- Не нужно. Мы почти приехали.
А я-то думала, что мы так будем ехать вдоль берега вечно. Ну, по крайней мере, очень-очень долго. Наивная... Постаравшись говорить легко и непринужденно — как обычно, я спросила:
- Тебе куда?
- Мне на остров, к маяку. Мы часто ездили туда в детстве. Хочу посмотреть, что с ним стало.
- Где-то здесь перевозчиком работает моя подруга, Инка. Если увидишь девушку в лодке с двумя факелами вместо волос, это она. Скажи, что ты меня знаешь, она по дружбе тебя провезет.
- Хорошо, скажу. – Затем, помолчав. – А ты не хочешь со мной?
Я ненадолго задумалась, засмотрелась на море.
- Хочу, очень хочу. Но мне очень нужно проведать одного человека. Давай я приеду к тебе на обратном пути, чуть-чуть позже?
- Ты ведь не плутуешь? - Паркуя машину у берега, он внимательно взглянул на меня.
- Ну, что ты, мой черничный друг, как я могу?
Мы посидели в машине молча, слушая чаек и прибой. Он достал фляжку, равнодушно глотнул какой-то огненной гадости, протянул фляжку мне:
- Хочешь?
- Что это?
- Гленливет.
Я аж подпрыгнула на месте:
- Погоди-ка! Так это был ты? В той придорожной канаве, где еще за стойкой красуется Мисс Балтимор'87?
Брови на его лице забавно подпрыгнули:
- Как ты сказала? Мисс Балтимор'87?
И мы, глядя друг на друга, наверное, полчаса смеялись как больные.
Он уже вышел из машины, помахал мне и развернулся чтобы уйти, когда мне в голову пришла очередная безумная идея.
- Рагуил! - крикнула я ему в спину. Несколько чаек от моего крика возмущенно раскаркались.
- Да? - Обернулся он.
- Иди сюда! - Я вышла из машины и стала ждать. Когда он подошел, я быстро расстегнула молнию своей дорожной одежды и одним движением скинула мягкий и легкий кожаный доспех. Не обращая внимания на то, что теперь я стою в неглиже, я требовательно обратилась к Рагуилу, протягивая сжатую в кулаке одежду:
- Ты знаешь, что это?
Он пригляделся повнимательней — то ли к доспеху в моей руке, то ли к моему неровному загару, а после удивленно произнес:
- Если я не ошибаюсь, это кожа Змея?
- Ты не ошибаешься. Возьми его. И если тебе захочется поговорить со мной или понадобится защита от повседневности, поддержка или просто удача, облекись в мой доспех — не беспокойся за размер. Ее подарил мне один Змей, когда был ближе к человеку, нежели к Творцу. И его доспех облек меня, как вторая кожа. Так же будет и для тебя. Скидывая кожу и даря ее тебе, Змеи передают тебе частицу своей жизни, своих размышлений, своих чувств, своей мудрости. Так они, даже будучи на расстоянии, могут быть близки, будто кожа.
- Ты уверена, что хочешь отдать мне эту редкую вещь?
Я пожала плечами:
- Пусть пока побудет у тебя. Если захочешь, отдашь мне потом, когда я к тебе приеду.
- Хорошо. - И он накинул мне на плечи свой дорожный плащ, тепло обнял меня и, держа мою кожу в руках, отправился к лазурно переливчатому морю.
Я поехала дальше, но мне больше не было одиноко или холодно: мои плечи согревал Рагуилов плащ, а моя кожа согревала Рагуила. Я знала это, поскольку тайным призраком на боковом стекле возле меня блуждало его лицо, точно сотканное из мелких капель конденсата. Я больше не ехала, я скользила, я плыла сквозь призрачный весенний дождь, живущий в моей душе — снаружи было сухо, хотя и не засушливо, как прежде. Удивительно, но мою машину сопровождали полосатые, словно мордочки барсов, орхидеи, черные тюльпаны, водяные лилии, по воздуху парили призрачные медузы, облепляя крылья орущих чаек... Я чувствовала себя на удивление спокойно, мирно, будто стала чувствующей живой частью вселенского моря...